Человек, которому нравилось быть грустным 7

Мало удовольствия стучаться в закрытые двери, с риском получить от ворот поворот. Не важно, даже если ты не жалостливый проситель, а просто порядочный человек, решивший поинтересоваться судьбой попавшего в беду соседа. Всё равно вместо вежливого «здравствуйте» можно получить гробовое молчание от пошарпанной двери.
Так и вышло с Валентином, на звонки никто не реагировал, а старая деревянная дверь с облупившейся краской, затёртой ручкой и замызганным зрачком стояла надёжным барьером. Кроме того, из квартиры шёл спёртый запах нечистот, пыли, способный отпугнуть даже самых стойких. Но Книжник не сдавался, настойчиво продолжал звонить, дожидаясь хоть какого-то шевеления.
Совершенно неожиданно, без предшествовавшего звука шагов или бряцанья ключей, дверь резко распахнулась, и на пороге показалось злобное лицо Фрола.
- Чего тебе надо? – словно бросил в лицо он.
- А где…
- Скорая увезла. Ещё раз зайдёшь сюда, сам в больницу отправишься.
После этого дверь захлопнулось, и едва-едва послышался слабый голос «кто там приходил?». Это была пенсионерка, никуда её никто не увёз. И Фрол в этот раз выглядел куда решительнее, Валентин поэтому не решился звонить дальше, вместо этого вернулся к себе в квартиру и позвонил в скорую, вызвав врачей для избитой старухи. Пусть только попробует их не пустить, подумал он. А впрочем, тут же понял, что ничего не будет делать, потому что измотан этими стрессами. Есть другие дела, которым мужчина не посвящал должного внимания, например, завтрашний сбор общества в парке, или оставшиеся непереведённые тексты. Тяжело быть благотворителем, когда твои порывы никто не ценит, да ещё и угрожают за них… Не борец книжник, не деятель всё-таки, иначе бы что-то сделал с собой, со своей жизнью, не пустил бы всё на убийственный самотёк. Затворничество в провинциальном городе всегда больше похоже на жалкую пародию, чем на поступок, на бегство с возможностью в любой момент вернуться в мир.

Вечером он уснул быстро, даже не заметив. А наутро встал бодрым, полным сил и оптимизма. В такую рань выходного дня просыпаются только пенсионеры или сумасшедшие, как говорил кто-то из его знакомых. И, судя по тому, сколько людей шло с лыжами по двору, и дети с санками, наверное, знакомый был не прав, хотя Валентин за это не поручился бы.
Сегодня юбилей – ровно два года прошло с момента первого собрания сообщества. Просматривая ленту соцсетей, книжник видел, как многие писали большие сообщения в группе, подводили итоги, делились радостью. Он же, привычным хозяйским взглядом высматривал случайно затесавшийся в комментариях спам, безжалостно блокируя участников, его распространяющих, и просто следил за порядком. По традиции, Валентин оставался в тени, ни во что не вмешиваясь прямо, сохраняя лавры создателя сообщества в тени, подальше от любопытных глаз и ненужной суеты. Активных, слава богу, хватало и без него.
Вместе с заранее приготовленными книгами он, почти не колеблясь, прихватил те самые тетрадки с рисунками, ещё не зная, как ими распорядиться, но с уверенностью, что их точно нужно взять. Они должны были прийти, он это чувствовал, и уже внутренне готовился к беседе, думал, что скажет, о чём станет расспрашивать.
Снежное выдалось утро, бодрое. Солнце залихватски поигрывала на белоснежном покрове сверканием и чудными переливами. Редко когда можно увидеть такое посреди зимы хмурой и неприветливой зимы, когда света люди почти не видят толком. Такое послабление было приятно.
В парке, не смотря на рань, уже шло шевеление, соседка-чаёвница ставила прилавок и закрепляла на нём прозрачную клеёнку, защищая от снега своё добро. Едва завидев книжника, она издалека крикнула ему бодрое «Здравствуй, Валера», на что тот улыбнулся и приветливо кивнул. Всё шло как всегда, приходящие тут же без устали начинали беседовать с теми, кто уже разложился, прохожие неуверенно глазели на сборище, и т.д. Как всегда, такая обстановка убаюкивала Валентина, он расслаблялся, ни о чём конкретном не думал. Даже тетрадки выложил на видное место под полиэтиленом, периодически смахивая налетевший снег тыльной стороной ладони.
И, да, он был прав, они пришли. И почти сразу, едва завидев тележку с книгами, пошли навстречу, синхронно, чуть ли не нога в ногу.
- Здравствуйте, дядя Валера! – звонко пронеслось в воздухе. Красные от морозца щёчки девочки чуть напряглись, а потом по ним прошлась тень самой искренней на свете улыбки.
- Привет – ответил он, не в силах побороть ответную улыбку. Он был натурально рад увидеть этих людей снова. Мать, как и в прошлый раз, стояла за спиной дочери, одновременно смотря на книжника и с подозрением, и с любопытством.
- Я прочитал ваши тетради – решил не тянуть Валентин. – Мне очень понравились, в них столько доброты.
- А моя учительница сказала, что они глуповаты.
- Нет, это не так. Как вообще так можно говорить?   
- Говорить можно всё что угодно, а лучше говорить то, что думаешь – ответила девочка. – Я всегда говорю то, что думаю.
- А если это может кого-то обидеть?
- Всё равно говорю, а если обижу, то попрошу прощения.
Дальше она по-хозяйски, не спрашиваясь, встала рядом с книжником, и, приподняв клеёнку, стала копаться в разложенных книгах. Больше всего, конечно, её интересовали тетрадки, и малышка с победным возгласом извлекла всю стопку, подняв всю над головой.
- Видишь, мама, он их раздаёт!
Женщина понимающе кивнула, и словно чуть расслабившись, подошла ближе. Валентин даже подумал, что не стоит с ней заговаривать сразу, а то вдруг она испугается и отойдёт. Лесная лань, боязливая и недоверчивая… Только такие ассоциации возникают при виде этого человека.
- А много уже тетрадок отдали? – откуда-то из-за спины спросила Люся. Она постоянно перемещалась, не стояла на месте, и уследить за ней для любого было бы сложной задачей.
- Пока что ни одной.
- Что, никому не интересно?
- Да нет, просто пока ещё никто не подходил.
Внезапно мать девочки стала мычать и жестикулировать. От неожиданности и громкости звуков Валентин невольно вздрогнул, но тут же дочка положила ему руку на плечо, и стала переводить язык жестов.
- Мама просит у вас интересную книгу – лицо сильно искажалась уродливыми гримасами, стоны и булькания отвращали, и весь светлый образ пугливой молчаливой женщины рассыпался. Так поэтому она старалась не говорить, держалась отстранённо, чтобы не показать собеседнику своего изъяна. Книжник, к его чести, быстро взял себя в руки, и с вниманием стал вслушиваться в бормотание, заинтересованно посматривая в глаза матери. – Но только не грустную, мама не хочет расстраиваться. У вас есть такие, дядя Валера?
- А что ты читала обычно? – спросил Валентин, обращаясь напрямую к женщине. По всей видимости, она прекрасно понимала чужую речь, потому что сразу оживилась, и принялась жестикулировать и мычать вдвое энергичнее.
- «Маленький принц», «Малыш и Карлсон», про Незнайку – переводила дочка.
- Боюсь, таких книг у меня нет, извини. Только философия, психология, культурология. Но можешь попробовать взять почитать их, они тоже очень интересны.
- Мы не знаем, что такое философия, культурология.
- Знаете что – воскликнул книжник – Давайте-ка я вам в следующих раз хороших книжек принесу. Эти слишком заумные, я чего попроще достану, хорошо? И несколько возьмёте, выберите, кто будет по душе из авторов.
- Нет – твёрдо осадила девочка. – Мы хотим ваши книги почитать, заумные. Вот, я вижу Шопенгауэр. Можете дать?
- Нет – мужчина заколебался. – Он пишет о философии смирения, печали, вам такое лучше не читать. Может, хотите взять тогда Канта? Или Гоббса?
- А почему нельзя Шопенгауэра?
- Потому что у вас своя философия, а у него своя. В своих тетрадках вы её описали, так незачем читать похожие книги.
- А мы всё равно хотим!
Валентин попал в затруднительную ситуацию. По его убеждениям, дать читать ребёнку Шопенгауэра – всё равно что лишить детства, забрать что-то тёплое и светлое, что с  течением жизни теряется навсегда. А сияет только лишь в этом возрасте, или у блаженных людей. Но осилят ли они его язык? Не отпугнёт ли их усложнённость лексики, страшные выводы автора?
- Да дай ты им, Валера, чего жмёшься то? – вмешалась в разговор соседка-чаёвница, всё это время слушавшая беседу. – Другим даёшь же, а они чем хуже?
После этих слов внутри стал разгораться огонь раздражения, но слабо, не прорываясь в реальность, и внешне мужчина остался абсолютно спокойным. Но про себя он уже высказал болтливой любопытной соседке всё, что о ней думает, особенно про надоевший всем чай. Своим вмешательством она  разрушала атмосферу доверительного общения.
Возникла неловкая пауза, мать с дочкой недоумённо посмотрели на соседку, а она же словно получила команду говорить без устали, и просто засыпала всех своими нелепыми репликами про чай, погоду и про книги, которые раздаёт Валера.
- Ой, знаете, он такой заумный, всем советует, что брать, а что не брать. Вы его не слушайте. Лучше чай пейте на основе особых трав, он даст вам сил и энергии. Хотите налью стакан? – и всё это сплошной стеной, без пауз, без возможности вставить слово или даже остановить чаёвницу. Она сегодня в ударе, и несладко от этого будет всем.
- Давайте я приглашу вас двоих в кафе – сказал Валентин негромко, но достаточно отчётливо, чтобы фраза пробилась сквозь внешний шум. – Тут нормально пообщаться будет сложно.
- В кафе? Там, где мороженое подают на десерт?
- Да, Люся. У вас же есть мобильный телефон?
- Да, один на двоих. Даже когда маме звонят, я за неё разговариваю. Можете записать?
- Конечно, диктуй – в это время чаёвница болтала, обращаясь к матери девочки.
Когда номер был записан, они быстро попрощались, и пара ушла к другим прилавкам. Оторопевшая соседка немного сбавила темп своих излияний, потом совсем перестала вещать, и с обидой и удивлением обратилась к книжнику:
- А чего это они ушли? 
 Он с растерянным видом пожал плечами, обретая свой привычный непроницаемый вид. От этого она ещё больше растерялась, и замолкла, расстроившись.