Всё - так!.. И всё - не так!..

Всё - так!.. И всё – не так!.. А истина - посередине:
Любой чувак мне с Мавзолея даст приказ,
И в огороде трёхлинейку прадеда отрою,
И в память деда и отца, чтоб не срамить седины,
Чтоб внуку сын продолжил о России сказ,
Я штык примкну и, пояс затянув, отправлюсь строем
Врагов бить, проклиная власть, всё видя без прикрас…

Не с автоматом – нет!.. Возьму я мосинскую рухлядь -
Распавшуюся связь времён соединить.
Топча в душе все принципы свои, Христа заветы,
И проклиная власть, что от войны всё больше пухнет,
Нас нижет на патриотическую нить,
Гнездо на юге свив, на случай северного ветра,
Я в бой бессмысленный пойду!.. Кого же мне винить?..

Я штык примкну, чтоб в первом же сраженье рукопашном
Отдать тяжёлый долг и сгинуть на войне.
Но только не за власть, что богатеет в каждый кризис,
Но только не за власть, которой и дефолт не страшен,
С которой праздновать победу нам грешно вдвойне,
И, орден принимая, сам себя подлей унизишь,
В игре фальшивой – той, где сводят стоимость к цене.               
 
Кого винить, раз не могу без слёз смотреть картины
Великой, страшной, нескончаемой войны?
Как будто сам на дзот бросался, телом закрывая
Свою семью, свой Ленинград, как бы живой плотиной,
Чтоб не о хлебе – об игрушках детям снились сны.
И в каждом фильме мама пред глазами, как живая,
С медалью на груди – и чувство собственной вины…

Кого винить, раз сам душою идеалам предан,
Но идеалы меж собой войну ведут,
А высший судия в душе запутан, замордован:
По воскресеньям – шовинист и либерал по средам
На ужин брошен львам наживы на свою беду;               
И боль страны безмерна в ширь, и в глубину бездонна,
И я, сам не желая, дую с ней в одну дуду.

И зная цену лабуде словесной русской власти,
Всё видя в современной жизни без прикрас,
Кирзовым сапогом на горло песне наступая,
С тоской душевной и с патриотической, ****ь, страстью
Топтать врагов родни погибшей я пойду на раз…
А истина прекрасная, как женщина слепая,
Обнимет перед камерой в миг смерти напоказ…

И плакальщицы на зарплате густо зарыдают,
И фурии пера и микрофона ввысь вспорхнут,
Ведь я погибну в первом же сраженье рукопашном,
Империи сияющие приближая дали,
И по моей спине уже не пробежится кнут
Бесстрашной власти, для которой и позор не страшен,
И не увижу русский беспощадный бунт…