Кружевная свадьба А. С. Пушкина Автор Конька-Горбу

 


   В чём – на мой взгляд -  состоит мистификация А.С. Пушкина со сказкой «Конёк-Горбунок»?

   Все приверженцы пушкинского авторства "Конька-Горбунка", употребляя понятие "мистификация", имеют ввиду историю издания сказки под фамилией "Ершов" и передачу носителю этой фамилии - Петру Павловичу Ершову - сказки "Конёк-Горбунок". Я бы пошла глубже и сказала, что это - то, что венчает эту самую мистификацию, а начинается она с самого текста сказки; именно из-за самого текста и понадобился подставной автор. Все произведения А.С. Пушкина насквозь биографичны, - как замечал ещё В.Ф. Ходасевич. И все сказки - тоже. Но ни в одной сказке всё же нет такой откровенности, какая заложена в "Горбунке". Потому что в этой сказке Пушкин отразил всю свою поэтическую, а вместе с ней - и жизненную - биографию. В этой сказке Пушкин прямо сказал, кто он есть на самом деле на земле Русской. В этом моём утверждении - главное расхождение со всеми авторами, утверждающими пушкинское авторство "Конька", начиная с А.А. Лациса и кончая С.Е. Шубиным.
Итак,  - на мой взгляд, - мистификация читателя автором начинается с самого содержания «Конька-Горбунка».
               
               
1.Кто такие Старик-отец, Данило – «умный детина», Гаврило – «так и сяк» и Иван-"вовсе дурак"?

    Итак, я думаю следующее. Иван-дурак в сказке "Конёк-Горбунок" - это, конечно, сам А.С. Пушкин и есть. Старик-отец - определённо сказать трудно, ближе всех - Г.Р. Державин и Н.М. Карамзин. Отчасти, может, и Вольтер. В сказке Старик мнится то тем, то другим, то третьим... Зато братьев можно назвать вполне определённо: Данило - Сергей Львович Пушкин, Гаврило - Василий Львович Пушкин. Почему я так думаю? Потому что до Сергея и Василия в славном роду бояр-дворян Пушкиных никогда не было поэтов или хотя бы вообще людей как-то связанных с литературой. Они были первыми - Сергей вместе с Василием начинал как поэт, но после женитьбы стихи оставил - потому он и назван "умным детиной": "Люди премудрые тихо живут". Василий стихи не оставил, писал всю жизнь, но и писал и жил легко, чтобы не сказать легкомысленно. (Поэтому он и "так и сяк". Кстати, такого определения не знают русские сказки. В них старшие братья - умные, а младший - дурак. Межеумков нет.) Главное произведение Василия Львовича - поэма "Опасный сосед". Именно поэтому он - то есть, Гаврило, - и ходит всю ночь дозором у соседки под забором. ( А старший сразу завалился на сенник. Как Сергей Львович, который женился на Наденьке Ганнибал и забросил стихи. На сенник в старой Руси укладывали молодожёнов. Это есть у Бестужева-Марлинского в "Романе и Ольге"). То есть, Сергей не стал поэтом, а Василий хоть и был поэт, но совсем не думал "для звуков жизни не щадить", что станет пафосом всей судьбы "дурака"-племянника. Братом на Парнасе и назвал юного Александра его дядя Василий Львович: "Ты сын Сергея Львовича и брат мне по Аполлону" - так он пишет ему в Лицей 17 апреля 1816 года, в своём единственном письме, отправленном племяннику за эти годы. Племянник тогда вежливо возразил: "Нет, нет, вы мне совсем не брат! Вы дядя мой и на Парнасе!" Но братьями они были и по литературному обществу "Арзамас" и по отношению к "старику Державину", который благословлял на поэзию всех троих. Державин любил благословлять, а стариком чувствовал себя уже во времена юности Львовичей - двух братьев-стихотворцев. И сначала Гаврила Романович их (среди многих других) назначил себе в преемники, - задолго ещё до рождения гениального ребёнка, которого он благословит буквально уже "в гроб сходя".
И вот, значит, старшие братья, один - завалился на сенник и женился (то есть, наоборот), навсегда оставив опыты стихотворства, но сохранив интерес к поэзии и поэтам, - Сергей Львович, в сказке - Данило. Имя "Данило" значит "Суди меня Бог".
Другой благословленный на поэзию так и проходил всю жизнь "у соседки под забором", не написав ничего лучше известной своей поэмы "Опасный сосед", и родив таким образом племяннику "двоюродного брата" Буянова. Впрочем, последний уже к нашему делу не относится. Под "соседкой" имеется ввиду девка Варюшка - главная героиня поэмы, к которой и заманил героя "опасный" Буянов, - представительница древнейшей профессии. Именно с ней жаждал познакомиться герой поэмы, но в притоне произошла безобразная драка, и герой счёл за благо унести ноги несолоно хлебавши. Вот такое "хождение у соседки под забором". Василий Львович назван "Гаврило", что значит: "Силён, как Бог". Вот так, один - на сенник, другой - к соседке под забор, и призвание - по боку.
    С чего всё началось-то? "Кто-то в поле стал ходить  И пшеницу шевелить..." Надо было этого кого-то подкараулить, а они, братья эти, его прозевали. То есть, не с этого началось, а с того, как жил против неба на земле Старик. Можно читать по-всякому, но, по-моему, тут сказано: "жил, противясь небу", в несогласии с небом. Вот в этот момент Старик очень похож на французского великого скептика Вольтера. Именно Вольтера вся троица стихотворцев Пушкиных и считала своим отцом на Парнасе. Именно ему поклонялась, и всей "великой" французской литературе.

            2.Крестьяне-дворяне , сеявшие пшеницу – слово поэтическое.

    «В литературе», - сказала я, - потому что пашня явно у нас не настоящая, пашня – поэтическая. В произведении, которое в ПСС Пушкина называется «Отрывок» уже описывается поэтом такая именно пашня – два князя Рюриковой фамилии пашут свои наделы и спрашивают друг друга, много ли, мол, ваше княжество, сегодня напахали?
Жили братья мирно, "сеяли пшеницу", то есть - Слово Божье, - как они его понимали, возили свои творения в Град-столицу, печатали там, может, даже какие-то деньги выручал - по крайней мере, Средний, который "и так и сяк"...


              3.Кто стал ходить и в какое поле, и какую пшеницу косить?


    И вот - беда! Кто-то в поле стал ходить и пшеницу их косить... С французского поля литературного пришлось бежать, поскольку француз сам пришёл к нам - как завоеватель. Он пришёл, и "Светские балагуры присмирели; дамы вструхнули. Гонители французского языка и Кузнецкого моста взяли в обществах решительный верх, и гостиные наполнились патриотами: кто высыпал из табакерки французский табак и стал нюхать русский; кто сжег десяток французских брошюрок, кто отказался от лафита и принялся за кислые щи. Все закаялись говорить по-французски; все закричали о Пожарском и Минине и стали проповедовать народную войну, собираясь отправиться в саратовские деревни» .  Так - с горькой иронией - описывал ситуацию Пушкин в своём "Рославлеве".  К  такого рода патриотам, несомненно, относились и трусоватые братья-стихотворцы Львовичи, уехавшие из горящей Москвы в Нижний Новгород. А на Русской земле происходило между тем следующее:
Там бледна смерть с косой в руках,
Скрежещуща, в единый мах,
Полки, как класы, посекала
И трупы по полям бросала.., -

как писал в 1812 Старик Державин в своём "Гимне на изгнание французов...". "Бледна смерть" - это тот самый "Конь бледный" из Апокалипсиса. "Класы" - это колосья. Вот это и значит: "Кто-то в поле стал ходить И пшеницу их косить", - как в первой редакции "Конька-Горбунка".

                4.Благословение Иакова, то бишь, Ивана.


    И вот, значит, братья типа сходили в поле, и настал черёд идти младшему.
Ему эта забота на фиг не нужна, ему бы лежать на печи да воспевать распрекрасные очи! Что он и делал, находясь в Лицее и числясь заочным членом "Арзамасского братства" под именем Сверчок, которое и означало: "Тот, кто из-за печки голос подаёт". Братья его не уговорили слезть с любимого шестка. Тогда стал уговаривать отец:

Говорит ему: «Послушай,
«Ты поди в дозор, Ванюша,
«Я нашью тебе обнов,
«Дам гороху и бобов.»

Это - редакция 1834 года. В более привычной нам редакции:

Я куплю тебе лубков,
Дам гороху и бобов.

И только тогда Иван слезает с печки.
Что же, он так любил горох кушать? И какие ещё бобы, если горох сам по себе - бобовая культура? Бобов что-то слишком много, а когда его слишком много съешь - известно, какая неприятность случается. Та, что случилась с шутом Фарносом на известной лубочной картинке. Полные штаны этой неприятности там описаны...
Вот она, отсылка к лубку, как играет! Но - неужели этого хочет сам Иван, что так охотно ради этого слезает с печи? Или ему так захотелось обнов? Которые почему-то нашьёт сам Старик - а ещё неизвестно, как он шьёт! Нет-нет! Это - в восприятии братьев Иванушка - шут Фарнос на свинье. Но сам дурак слышит иное: он слышит: "Ты получишь первородство, и я благословлю тебя". Потому что бобы - это и чечевица, за которую получил первородство Иаков. Да, он накормил голодного Исава, и тот согласился отдать брату своё первородство, думая, что он шутит. В нашем случае обещание бобов Ивану за поимку воришки - это обещание сделать его первым и любимым сыном. Последнего сделать первым, так сказать. И благословить - на брак с Кем-то... Потому что новые одежды надевает тот, кто получает благословение. Ради этого Иван сходит с печи и идёт сторожить полуночного вора. Наконец-то он, младший и дурак, станет любимым и уважаемым сыном, и ему отец скажет, как двум старшим, что он - молодец!

И вот

Наш Иван с печи слезает,
Шапку набок надевает,
Хлеб за пазуху кладёт
И, шатаяся, идёт.

Иван опьянён предвкушением своего царства - шапку набок надевает, - она уже видится ему шапкой Мономаха... Опьянён он и рифмами, что у него- Ивана-Александра - в голове:
Я не совсем ещё рассудок потерял
От рифм бахических шатаясь на Пегасе..,
так отвечал он на призыв дяди-поэта к братству. Рифмы бахические - "вакхические", - посвящённые древнегреческому богу наслаждений Вакху. Те самые воспевания распрекрасных очей - это вполне бахические рифмы. В другой редакции (а я совершенно уверена, что все редакции "Конька-Горбунка" - пушкинские; к такому же выводу пришёл в своём исследовании и С.Е. Шубин):
Малахай свой надевает,
Хлеб за пазуху кладёт;
Караул держать идёт.
"Малахай" - шапка в Сибири. В среднерусской полосе это - кафтан без пояса. Думаю, поскольку сказка передавалась сибирскому автору, то в данном случае это - сибиризм. То есть, малахай в значении "шапка". Но поскольку хлеб в Средней полосе России созревает летом, то шапка вроде как ни к чему, и поэтому можно думать, что Иван надел кафтан. То есть, как вам нравится, - так и считайте, а автор высказал то, что хотел.  Ещё раз повторю: Иван надеется на благословение Старика-отца, - ради него он и слез с печи. Он мечтает превзойти братьев, как Иаков обошёл брата Исава. Сначала – подсунув тому чечевичную похлёбку за первородство, потом – обмотав свои руки  овечьей шерстью, наподобие рукавичек, - чтобы слепой Исав принял его за брата и дал ему своё благословение. Вот как пишет о хитростях Иакова Вольтер в своей «Орлеанской девственнице»:

     Почтенный брат, уединившись тут,
     Был осенен таинственным виденьем,
     Похожим на  пророческие   сны
     Иакова,  проныры   в   рукавицах ,
     Нажившего   кой-что   на   чечевицах ,
     Как делают Израиля сыны.
     Старик Иаков увидал когда-то
     В вечерний час на берегу Евфрата
     Баранов, лезших на хребты овец,
     Которые встречали их покорно.

                5.Кого караулят под кустом и Пушкин-невидимка.

    И вот дурак обходит поле кругом  и садится под кустом. Знает ведь, где садиться! Именно в кусте обычно Кто-то является. По крайней мере, пророку Моисею именно в кусте явился Ангел. А ещё за кустик пряталась Орлеанская Девственница в поэмке старика- Вольтера:

     Священною отвагой обуянна,
     За кустик скромно прячется Иоанна,
     Чтобы надеть кольчугу, юбку снять,
     Из рук оруженосца меч принять,
     И наконец, исполненная гнева,
     На своего осла садится Дева.

Но наш Иван-дурак, сев под куст, и ведёт себя по-дурацки: "звёзды на небе считает, да краюшку уплетает". Хотя - так же вёл себя и партизан Фигнер в стихотворении героя Войны 1812 года Фёдора Глинки:

Наш партизан лихой! Уж подлинно не трус...
И он без устали... всю ночь считает звезды!

А кто такой этот партизан Фигнер, как не сказочный Иван, - правда, - не дурак, а уже сразу - царевич:

И ты, как сказочный Иван-царевич,
   Слыхал, видал большие чудеса!., -  так описывает его Фёдор Николаевич  Глинка.

    Героя этого Глинка вовсе не придумал. Капитан Александр Самойлович Фигнер прославился в Отечественной войне 1812 года как партизан, как разведчик, пробравшийся в горевшую Москву под видом крестьянина. Принимал он вид и поляка, и итальянца, и француза, проникая во все вражеские лагеря и исчезая внезапно. Его называли "невидимкой". Стоп... Вернёмся к шапке. Иван, идя караулить воришку, надевает шапку набок. Может, это - не только воображаемая "шапка Мономаха", но и реальная шапка-невидимка Черномора из "Руслана и Людмилы"? Её - правда - надо было надеть не набок, а "задом-наперёд" - чтобы стать невидимым... Задом-наперёд Иван запрыгнет на Кобылицу... Невидимка-Фигнер, невидимка-Иван... Переодетый крестьянином дворянин Фигнер, "переодетый крестьянином" поэт-аристократ Пушкин... Фигнер пришёл к Кутузову с предложением пойти и убить Наполеона - и просил для этого пятьдесят человек сопровождающих. Лицеист Пушкин мечтал пойти убить Наполеона в одиночку... Сказочный Иван караулит ночного вора и считает звёзды... Легендарный партизан в поэме Глинки сравнивается со сказочными Иваном-царевичем и Бовой и так же считает звёзды... Может быть, то, что герой Фигнер делал наяву, Саша Пушкин предпринимал в воображении, невидимкой отправляясь в любимую горящую Москву? В воображении сидя под этой Неопалимой Купиной? Как «проныра» Иаков в воображении увидел своих овец?
 
                6-а.Кто ржал?
               

И вот "о полночь конь заржал".
 Сергей Ефимович Шубин в своей статье "Удивительный автопортрет" говорит, что ржёт вовсе не кобылица, а конь, который является  потенциальным  отцом будущих волшебных коней и конька-горбунка.  Я так же думаю, что это - разные животные, - но не думаю, что конь этот имел отношения с нашей кобылицей. Но ржал, несомненно, конь - какой-то, - мало ли в селе коней! И заржал он, увидев чудо-кобылицу. Ржание это - такое "пушкинское"! Сразу вспоминается: "Что ты ржёшь, Мой конь ретивый?" из стихотворения "Конь" из "Песен Западных славян". А "Кобылица молодая" - это строчка так же из пушкинского стихотворения - вольного перевода из Анакреонта, - и все знают об этом, но не хотят замечать, думая, что и Ершов просто сочинил точно такую же строчку. То есть, и Конь, и Кобылица (молодая, - то есть, способная к деторождению), - уже были у Пушкина. Но роль нашего Коня в сказке ограничивается, - думаю, - только ржанием, которое можно сопоставить с человеческим смехом. Конь засмеялся, увидев такую Кобылицу... Почему? Рассмотрим далее. Итак, конь заржал.

                7.Странная рукавица.

     Тут Иван очнулся, оторвался от звёзд, и посмотрел, что у него рядом творится. Посмотрел как-то странно, - по крайней мере, в редакции 1834 года:

Посмотрел сквозь рукавицу...

Что это такое: опечатка, описка? Как можно смотреть сквозь рукавицу? Сквозь какую рукавицу? И зачем на Иване летней ночью, кроме шапки, ещё и рукавица - одна?!
Итак, сквозь какую рукавицу можно посмотреть? Думаю, можно посмотреть сквозь кружевную рукавицу. Это ещё что? Какая такая кружевная рукавица? Начнём издалека. Сколько лет было Пушкину, когда шла Война 1812 года? Правильно, тринадцать. Позже он говорил, что начал писать с тринадцатилетнего возраста и печататься примерно тогда же. Но это было если не враньём, то натяжкой. Писать он начал гораздо раньше - по свидетельству хотя бы сестры Ольги, освиставшей его "Похитителя" ещё в Москве, а печататься - позже, 04 июля 1814 года ("К другу стихотворцу"), - когда Пушкину было уже полных пятнадцать лет. Зачем же поэт говорил, что начал писать и печататься именно с 13-ти лет? Чтобы приурочить это событие к 1812 году. Потому что он вполне сознавал, что родился как русский поэт именно в этом году. В тринадцать лет отдают замуж и Татьянину Няню в "Евгении Онегине": "Мой Ваня Моложе был меня, мой свет, А было мне тринадцать лет". Так сблизились тема сватовства с темой тринадцати лет. Пушкин сам был сосватан в эти самые тринадцать лет. За кого? За ту, что увидел перед собой наш дурак Иван:

Посмотрел сквозь рукавицу
И увидел Кобылицу...

Кружевную рукавицу, я сказала. Потому что тринадцать лет - это "Кружевная свадьба": тринадцать лет совместной жизни. Но - разве они не жили уже вместе эти самые тринадцать лет: Россия и её гений? И только сейчас он столкнулся с Ней лицом к лицу, - потому что  увидел её не в отдалении, ни где-то там, на расстоянии. На расстоянии заржал конь, от ржания которого Иван очнулся. Он ржал, видимо, от изумления, ржал - смеялся. А Она предстала Ивану в том самом кусте, под которым он сидел, считая звёзды, Звездочёт новоявленный! В кусте, как Ангел - Моисею. В горящем и несгорающем кусте. Как горела и не сгорела наша Москва.
     И вот Иван посмотрел на неё сквозь кружево их совместных тринадцати лет - и впервые увидел. Впервые захотел иметь с ней дело, он, мальчик, почитавший своим отцом Вольтера и прозванный Французом за совершенное знание французского языка. Он захотел предложить ей руку - сквозь кружевную перчатку. И она его сразу стала испытывать - усидит ли на ней паренёк?  И Она стала виться кругом, как кружево вьётся в руках Мастерицы. Как кружит метель. Как кружатся пары в танце:

 Как гонит бич в песку манежном
По корде резвых кобылиц,
Мужчины в округе мятежном
Погнали, дернули девиц.

Про девицу – кобылицу было и стихотворение древнего грека Анакреона (Анакреонта).  А Пушкин в  стихотворении «Кобылица молодая» написал о подчинении себе-творцу поэтической страсти.
    Иван же сел задом-наперёд, - для того, чтобы оставаться невидимым? И так же хотел остаться невидимым свету Пушкин? По крайней мере, свою фамилию юный лицеист именно так и предоставил в карамзинский журнал "Вестник Европы": "Александр Н.к.ш.п." Согласные буквы фамилии - в обратном порядке, задом-наперёд, - чтоб никто не догадался.

                8.Кобылица молодая.

    Ещё раз: так что такое Кобылица? Думаю - Душа России. Хотя бы потому, что она была "Как зимний снег бела". Русская душа отчего-то всегда коррелирует с  чистым белым снегом... Помните: Татьяна (русская душою, Сама не зная почему) С её холодною красою Любила русскую зиму,."? Снежная русская душа в горящей старой столице... Белоснежная Кобылица в Купине... Конь заржал над её белоснежной чистотой... И тогда Иван привстал и увидел её. С золотой кудрявой гривой и волнистым хвостом... почему же она - воришко? Об этом я уже сказала выше: русская литература была ещё литературой французской. По-русски писать ещё толком не умели, а по-французски во время наполеоновского нашествия - нельзя было. Надо было "быть патриотами". Проявилась и потребовала своего воплощения никому не ведомая Русская Душа. Для литераторов, подобных Львовичам, это был прямой убыток - их поэзия стала не востребована. Ситуация в русской литературе была такова.  Державин был уже стар, и его «Гимн лиро-эпический…» - громоздок, - и был осмеян юным Сверчком в лицейском стихотворении «Тень Фонвизина».  Карамзин стал Историком.  Батюшков заболел.  Вяземский был слишком «карамзинист» для того, чтобы быть до конца поэтом…  Жуковский погряз сначала в переводах, потом – в придворной жизни. Требовалась  новая, ещё небывалая личность в Литературе Русской. Реформатор наподобие Петра Великого. А именно с Петром связан эпитет «молодая», применимый к «кобылице» - России: «Когда Россия молодая, в бореньях силы напрягая, Мужала с гением Петра». Думаю, Россия – по крайней мере душой – остаётся молодой всегда. Требовался новый царь, с которым Она станет мужать. И он явился – царь Русской Поэзии Александр Сергеевич Пушкин.

 
                6-б.Кто всё-таки ржал?

   Итак, конь заржал, засмеявшись над Кобылицей – белоснежной, не из этого мира кобылицей.  Так же потом будут смешны хвосты Жар-птиц. А после на кухне служители двора станут смеяться меж собой в адрес Ивана.
    Может быть, в этом ржании и отголосок фамилии «Ржевские», - одних из предков Пушкина по материнской линии.  Недаром он берёт эту фамилию для своего «Арапа Петра Великого».  На деле дочь любимого стольника Петра Великого Юрия (Георгия) Ржевского Сарра была повенчана с Алексеем Пушкиным.  Но это не так интересно, как если бы Пётр повенчал белую русскую девушку из древнего боярского рода со своим черным воспитанником, - чего на деле не было. Но – по большому счёту – ведь это Великий император своей волей ввёл арапа Ибрагима в боярское русское окружение, - символически он их действительно повенчал! Так, может, ржёт в сказке вообще далёкий предок Юрий Ржевский,  оборотившийся конём, давая сигнал своему потомку: обрати внимание, вот – твоя Суженая! Потом точно так же над спящим Иваном заржёт его друг Конёк, когда наш герой чуть не проспит Царь-Девицу. И - кощунственная мысль, - может быть, это даже и не Юрий Ржевский, а сам Пётр Великий заржал?.. В образе коня - Пётр-Зевс... Хотя, Зевс, совокупляясь с Деметрой, обращался в быка, а конём  - с той же богиней - был Посейдон... С Посейдоном у Петра была "дружба навек", но самого его называли всё-таки Зевсом - после Полтавской победы Симеон Полоцкий и назвал... И потом, точно ли наша Кобылица - Деметра, богиня плодородия, богиня землепашцев? Для Души она как-то тяжеловесна... Не та стихия. Ну так, и не конь ржущий с ней совокупляется! Правильно. Он потому и ржёт, что перед ним не лошадь, а смех один! Он с такой странной особой иметь дела не хочет - да и не может; поэтому ему только ржать и остаётся.

                9. Кружева Наполеона.

   Отвлечёмся немного от ситуации на нашем поле и заглянем на поле противника. А что противник? Он уже давно указал высокий жребий русскому народу, да и успокоился в могиле. Единственное, что мы можем взять для нашей работы, - это то, что при нём стали модны перчатки с обрезанными пальцами  - митенки; дамы носили кружевные митенки; из Франции они стали популярны и в России. Кружево было богатым - не только у перчаток, вообще было ценностью, настолько, что его одно было достаточно оставить супруге на память - как драгоценность. "Кружева - моей жене", - пишет в своём Завещании Наполеон
; то есть, - "императрице Марии-Луизе". А первой жене, Жозефине Богарне,
он писал в любовном письме: "... природа наградила меня сильной, непоколебимой душой. А тебя она вылепила из кружев и воздуха". Видимо, Наполеон вообще любил кружева - именно потому, что ничего кружевного не было в его железной душе...



                10. О рыцаре, перчатке и сердце.
   
   Наполеон, конечно, был великий человек, но кем он не был, так это - рыцарем. Он, говоривший, что лучшая из женщин - та, что нарожала больше всего детей, он, злобно гнавший благороднейшую из женщин - Жермену де Сталь... А именно рыцари - задолго до Корсиканца - носили возле сердца кружевную перчатку своей Дамы. Правда, они прятали её в специальный мешочек, - но наш автор мешочек проигнорировал. Кружевная рукавичка лежала как будто прямо на сердце нашего дурака Ивана, - который, в отличии от узурпатора, рыцарем был. Именно потому, что рукавица кружевная, можно было посмотреть как сквозь неё, так и под неё; другая редакция: "посмотрел под рукавицу".  Но - что там можно было увидеть, кроме собственного сердца - вернее, кроме собственной груди, поскольку не прозрачно же его тело? Но - на то ведь и сказка, чтобы в ней можно стало то, чего не бывает в жизни. С другой стороны - отчего же не бывает, если воображению поэта доступно всё?
По крайней мере, Лоренс Стерн - а он несомненно был рыцарем и поэтом - в своём романе о Тристраме Шенди - мечтает о такой возможности. "Если бы в человеческую грудь вставлено было стекло, - пишет он, - то... ... для ознакомления с чьим-нибудь характером ничего больше не требовалось бы, как, взяв портшез, потихонечку проследовать к месту наблюдения,... - заглянуть в стёклышко, - увидеть в полной наготе человеческую душу, - понаблюдать за всеми её движениями, - всеми её тайными замыслами, - проследить все её причуды от самого их зарождения и до полного созревания, - подстеречь, как она на свободе скачет и резвится; после чего, уделив немного внимания более чинному её поведению, естественно сменяющему такие порывы, - взять перо и чернила и запечатлеть на бумаге исключительно лишь то, что вы увидели и можете клятвенно подтвердить." Так. Но что же мог увидеть наш Иван, глядя сквозь - допустим - кружевную рукавицу в собственное сердце? В то время, как отрок Пушкин глядел сквозь стекло в библиотеке Лицея на идущие по Садовой полки, - что он видел в собственном сердце? Родину, Москву, которую оставил год назад, теперь страшно изменившуюся, пылающую в пожаре. Любимую свою святую родину, душа которой была и его душой. Он заглянул в собственное сердце, и увидел, что никакой он не "француз", он - русский, москвич, и любовь и беда у них общая. Он был рыцарь Москвы - прирождённый, - и на груди его лежала Её кружевная перчатка -рукавица.


                11. "Жена - не рукавица".

  Вы скажете, что я запуталась в том, кто же всё-таки наша Кобылица? И где она? То в кусте, как Ангел, а то она уже - в ивановом сердце. Видима ли она - или нет? Если она - Душа, то души обычно невидимы. Но если она - сказочный персонаж, то должна быть зрима и осязаема. Представляем же мы себе Мёртвую царевну, - а ведь и она - Душа и Муза, - то есть, инстанции принципиально невидимые... Это и называется "притча" - когда то, что невидимо, неосязаемо, одевают в образы, включают в сюжет. Надо сказать, что ведь эта рукавица перенесена Пушкиным из "Сказки о царе Салтане...":

Да, такая есть девица,
Но жена - не рукавица;
С белой ручки не стряхнёшь,
Да за пояс не заткнёшь.

Вот и здесь женитьба и рукавица согласуются. Руку предлагает жених невесте, руку и сердце. О сердце в "Салтане" что-то ничего не сказано. Гвидон женится потому, что "пора" - как женился и сам Пушкин, - потому что ему исполнилось тридцать лет. Царевна- Лебедь в "Салтане" ещё во многом - Наталия Николаевна, - хотя, несомненно, она уже там - сама Россия, Русь - истинная жена Пушкина. Но в первой сказке это ещё не так явно, как будет в "Коньке-Горбунке".





© Copyright: Елена Шувалова, 2015


Свидетельство о публикации №215050501551
Список читателей / Версия для печати / Разместить анонс / Редактировать /