Дед

- Это - не чай, а писи сиротки Хаси! Чайник кипел?
Дед отставил подстаканник от себя подальше, ложечка звякнула о край стакана, а чаинки взволнованно всплыли. Николай Николаич не был зол или особо раздражен, он вообще был очень спокойным человеком. Но тема недостаточно горячего чая была в его доме вечной. Дед любил обжигаться чаем — это знали все домочадцы. «Папа, ты что хочешь, чтобы чай у тебя во рту кипел и пузырился?» - подшучивал над ним сын. Обжигаясь, дед кривился и морщился, но на его лице при этом тут же проглядывало выражение неподдельного удовольствия. 16-летняя внучка Юлька прекрасно знала, что холодная заварка должна лишь покрыть донышко стакана (цвет и вкус чая деда не волновал), а все остальное — крутой кипяток... И на этот раз всё было как всегда. Без сюрпризов. Пришлось тащится на кухню и снова включать этот дурацкий чайник. Юлька прошаркала домашними тапочками из своей комнаты в кухню мимо комнаты деда. Он красноречиво покосился на ее ноги, но смолчал. Нет, он не был ворчливым стариком. Но стариком он был уже давно.

В свои 88 лет дед был «старше самой советской власти», как говорил Юлькин папа, потому что дед вступил в партию большевиков еще до революции. И между его старческим шарканьем домашними туфлями и юлькиным ленивым шарканьем тапками пролегало больше 70 лет. Внучке казалось, что дед всегда сидел в этом кресле с газетой «Правда» и толстыми очками на носу, ведь когда она родилась НикНик был уже на пенсии. Но в его голове тогда почти не было седых волос. Они появились 8 лет спустя, когда умерла Юлькина бабушка. Бабушка по-прежнему была в этой комнате не только на фотографии, висящей на стене напротив кресла НикНика, но была она и в старых портьерах, которые Юлькина мать считала безвкусными, в старой, еще трофейной напольной китайской вазе, повернутой в угол комнаты той стороной, где была заметна высохшая еще лет 20 назад полоска клея. Дед не был ни разговорчив, ни любопытен к чужим делам. Ему было достаточно знать, что в доме всё в порядке. Слово порядок было ключевым в жизни деда. Он его не провозглашал, он его поддерживал. Изо дня в день, из года в год. Всегда и во всем. Короче, сплошное занудство, как считала Юлька. В свои 88 лет дед просыпался в 7.30. и становился в центр большого красного ковра рядом со своим диваном. Он начинал зарядку, пошатываясь и крехтя, демонстрировал ходьбу на месте и смешно размахивал руками. Он шел в ванную и долго умывался, тщательно брился и расчесывал свою густую шевелюру. Юлька никак не могла понять, зачем всё это делает человек, которому даже не нужно никуда идти. По дому дед принципиально ходил без палочки, а выбираясь на улицу по своим важным пенсионерским делам, таким как получение пенсии в «Сберкассе» или покупка «Ессентуки» или «Боржоми», дед брал с собой палочку, надевал шляпу или кепи, в карман плаща отправлялся чистый, отглаженный и надушенный носовой платок. «Интелихэнт! Самый настоящий!» - сказала однажды мойщица окон, которую пригласила Юлькина мать. «Видела я как ваш дедуся кушает! С ножом и вилкой! Аристократ!» Юлька прыснула, вспомнив рассказ деда про 4 класса церковно-приходской школы и первый приезд 13-летнего НикНика в Санкт-Петербург. Придя наниматься рабочим на завод, он получил подзатыльник от дворника, открывавшего заводские ворота, за то, что семечки лузгал и шелуху на землю плевал. « А правда что он у вас Зимний брал?» - не унималась мойщица окон. - «Правда, правда...» С Зимним осечка вышла — думала про себя Юлька. Сцена взятия Зимнего дворца из старого черно-белого фильма «Ленин в Октябре», которая воспринималась многими почти как документальная кинохроника, оказалась выдумкой сценаристов. Это Юльке в школе недавно рассказали. «Так как теперь у нас Гласность, Перестройка и говорить можно всё» - объяснила классная руководительница. «Зимний дворец никто не брал. Взяли его без боя, без единого выстрела...» Юлька крепко задумалась. Пришла домой и долго за ужином смотрела на деда-обманщика. Зачем говорил, что Зимний брал? А она-то, когда еще маленькая была и этот фильм смотрела, вглядывалась в лица тех солдат и матросов, всё казалось ей, что где-то здесь НикНик молодой среди них ворота Зимнего штурмует! А выходит, что он всё наврал!»... А дед сидел за столом, медленно ел бутерброд с сыром и крошки неопрятно падали из его старческого рта. И пил он свой обжигающий чай, щурился от удовольствия и совсем не смотрел на Юльку...

С того дня старый НикНик стал всё больше раздражать внучку. Своей нелепой старческой зарядкой по утрам. Дурацкой привычкой капать на носовой платок остатками бабушкиных духов «Быть может», которые он прятал в своем шкафу среди белья. Своими пустыми молочными бутылками, которые носил в авоське в молочный магазин. Тем, что вечно слушает свою программу «Время» на полную громкость, так, что с подружками по телефону не поговоришь. Эх, да что перечислять... И так бы продолжалось, наверное, и дальше, но однажды в их квартире неожиданно резкой трелью зазвучал телефонный звонок, и незнакомый мужской голос спросил: « А Николай Николаевич Кондратьев может подойти к телефону?» Юлька прямо сразу поразилась этому голосу. Звучал он так торжественно и вместе с тем спокойно, так необычно и четко выговаривал дедушкино имя, что Юлька передав деду трубку, не ушла в свою комнату, а стала слушать и смотреть во все глаза.


В тот самый день всё и закрутилось. Мама отпросилась с работы и побежала в «Прагу» за лучшим тортом, какой только можно было достать. Папа пылесосил квартиру и ругался на Юльку, которая ходила с плеером в ушах, и ничем не помогала. На стол была постелена праздничная скатерть, а бабушкин чайный сервиз был вымыт заново и вытерт насухо льняным полотенцем. В довершении всего НикНик стал примерять папины модные галстуки, впрочем, так и не согласившись ни на один из них. И ровно в 12 дня в их дверь позвонил обладатель интересного голоса из телефонной трубки, заставивший Юлькино сердце биться заметно чаще. Это был собственный корреспондент газеты «Известия» Александр Каюров. Вошедший молодой человек сразу убил Юльку тем, что одет он был в очень модные джинсы-варенки, а еще вручил НикНику букет гвоздик, а Юлькиной маме большую коробку шоколадных конфет «Ассорти». Затем они прошли в дедову комнату, где мужчины решили «сначала поработать, а потом чай». НикНик заметно волновался. Рассказывал о рабочем движении, гражданской войне, о том, как два раза видел Ленина. Но говорил дед так, как будто выступает с официальным докладом. А корреспондент Каюров, включив большой черный диктофон, похожий на маленький чемодан, смотрел на деда очень внимательно и называл его «человеком-легендой». И тоже говорил таким голосом, как будто выступает по радио. А потом он вдруг сказал, что если бы Юлькина мама не написала заявление в московский горком партии на улучшение жилищных условий старого большевика и члена партии с дореволюционным стажем Николая Николаевича Кондратьева 1899 года рождения, то у них в газете не узнали бы, что здесь, на Красной Пресне живет и здравствует сей легендарный человек. А потом этот Каюров опять удивил Юльку. Он неожиданно спросил деда, не помнит ли тот кого-нибудь под фамилией Каюров? А дед вдруг заплакал и нижняя губа его так странно затряслась, что Юльке стало страшно, а папа побежал за нитроглицерином, который у деда всегда в правом кармане пиджака. Юлька ничего не поняла, но ей тоже захотелось плакать, потому что стало тревожно и обидно за НикНика, что он так трясет нижний губой, но ведь он же старенький... А потом, когда все успокоились и пошли пить чай с очень свежим тортом «Прага»,. корреспондент Александр Каюров рассказал о своем отце Леониде, которого не помнил и который умер молодым. И оказалось, как бывает только в романах, что когда его отец был маленьким мальчиком его усыновил и вырастил НикНик, потому что отец этого Леонида был не только другом НикНика, но и инженером-конструктором самолетов на том авиационном заводе, где НикНик был директором во время войны. А когда самолет, который придумал дед Каюрова, упал и разбился, то деда расстреляли. НикНика тоже хотели расстрелять, но за него заступился сам Хрущев. Хрущев НикНика знал и решил его пожалеть за пролетарское происхождение и деловые качества, и написал на каком-то приказе: «Кондратьева не трогать». А сын расстрелянного Каюрова, Леня, остался сиротой, и тогда НикНик и бабушка взяли его к себе и воспитали, но потом он поступил в военное училище и больше к ним не вернулся, а погиб на службе молодым. А теперь, оказывается, что у него был сын... Голова у Юльки шла кругом. Про Хрущева она помнила, он кукурузу выращивал и ботинком по трибуне стучал. Но об этом она говорить не стала, потому что было не к месту. Дед пил свой раскаленный чай. Он смеялся, и у него текли слезы - и от чая, и от смеха, и от старости тоже. А папа принес альбом с черно-белыми фотографиями, где НикНик в красивой шляпе и бабушка с необычной прической ехали в модной машине без крыши. А на заднем сидении были маленький Юлькин папа на коленях у няни и мальчик Леня Каюров...
Юлька ела уже второй кусок торта, и радовалась, что все так хорошо закончилось: «Все-таки здорово, что дед таким легендарным оказался. Хоть Зимний и не брал, но Ленина видел, и с Хрущевым кукурузу сажал. Завтра нашей классной расскажу...»