Узловые станции судьбы

Владимир КУЛАГИН







УЗЛОВЫЕ СТАНЦИИ СУДЬБЫ

О жизни и творчестве писателя-фронтовика, Почетного гражданина г. Курска
Александра Харитановского













Курск
2014


ББК  83.3(2Рос-4Кус)6-8
          К 90



Кулагин, Владимир Васильевич.
Узловые станции судьбы [Текст]: о жизни и творчестве писателя-фронтовика, Почетного гражданина г. Курска Александра Харитановского /
Владимир Кулагин. – Курск: Славянка, 2014. – [    ] с. : ил., портр.


КУЛАГИН В.В.

УЗЛОВЫЕ СТАНЦИИ СУДЬБЫ


Новая книга известного курского публициста, члена Союза писателей России, лауреата премий имени писателей Валентина Овечкина и Константина Воробьева, Почетного работника культуры и искусства Курской области Владимира Кулагина – это многогранное исследование жизни и творчества замечательного русского писателя-фронтовика, Почетного гражданина Курска, нашего земляка Харитановского Александра Александровича (старшего).
На протяжении трех последних десятилетий автор книги «Узловые станции судьбы», по сути, стал биографом писателя-историка. В своей книге «В пространстве памяти» (Курск. 2011) В. Кулагин уже сделал вполне успешную попытку дать объемный творческий портрет А. Харитановского. В этой работе значительно расширен сектор обзора жизненного и творческого пространства писателя, который в 2013 году разменял 90-летие своего пребывания на нашей земле. Более полувека из которых он живет в древнем Курске. Здесь ему работается особенно плодотворно.  Именно в столице соловьиного края  им созданы главные романы и повести – «Ступени», «Господа офицеры!», «Матрос Стаханов и премьер Черчилль», «Платок молчания». И издано 4-хтомное собраний сочинений писателя.
Книга «Узловые станции судьбы» наверняка будет полезна многим почитателям таланта А. Харитановского как в Курске, так и за его пределами.




                ISBN………………………….


                @ Кулагин В.В. 2014.








Глава I









ОН - НАШ, ЗЕМНОЙ,
УЗНАВАЕМЫЙ И ДОСТУПНЫЙ











НАВСТРЕЧУ ГРЯДУЩЕМУ ДНЮ
Год 2013 выдался необычайно сложным, даже драматичным не только для России, но и всего мира. Не спокойствие в ближайших к российским границам странах исламского пояса. Нравственные изломы в Европе, давшей волю однополым бракам и разрешившей усыновлять детей семьям геев и лесбиянок. И этот диктат агрессивных меньшинств становится все  заметнее.
 Бесконечные природные аномалии с землетрясениями, опустошительными смерчами и цунами. Этой осенью все перемешалось в природе. Затяжные августовские и сентябрьские дожди едва не спутали все карты курским земледельцам: еле успели убрать урожай и посеять озимые. А в начале ноября вернулось такое тепло (последствие циклона «Святой Иуда», обрушившегося на Европу), что в Курском биосферном заповеднике повторно зацвел майский шиповник, что ранее никогда не наблюдалось учеными заповедника.
И в то же время вспышки террора с многочисленными жертвами невинных людей. Резкое обострение межэтнических отношений. Бесконечные автомобильные и железнодорожные аварии чаще всего по вине «человеческого фактора», как стало привычным камуфлировать сущую безответственность и пренебрежение человеческой жизнью, сотнями и тысячами жизней…
Такое ощущение, будто в мире произошло возвышение самых низменных инстинктов, а из человеческой сущности уходит внутренний свет, гаснет свеча памяти, а разум испытывает приливы мракобесия и помутнения. И мир жизни уступает место миру выживания.
И уже мало кого удивляет, что с корабля истории скинули такие важные ценности, как милосердие, справедливость, совестливость, благородство, мудрость. А на сцене жизненного пространства все увереннее себя чувствует дух ненависти и зависти, словно все мы оказались в глобальном супермаркете и живем по законам торгашей, погружаясь в хаотичный мир эгоизма, корысти, бездушия и сладострастия.
И в самом деле, начинаешь верить, что жизнь – это побег от прошлого. Не всегда осознанный, порой трудно объяснимый, даже трагический. Но ведь прошлое тем и велико, что какими-то своими деталями, фрагментами, событиями, именами возвращается к нам, корректируя наше сознание, упорядочивая наши мысли, очищая душу и совесть от неизбежных мирских грехов. Время, как свидетельствуют мудрецы, цитирует ошибки предков.
Прошлое – зеркало, в которое мы смотрим из настоящего, пытаясь уловить смутные очертания зоны недоступности – будущего. И тут важна не столько глубина нашего погружения в минувшее, сколько наше непредвзятое отношение к прошедшим временам и ушедшим поколениям. А в них были события, имеющие великий и непреходящий смысл. Скажем, рождение, распятие и воскрешение Христа, Дары волхвов, мировые войны и революции, эпидемии, крушение империй, покорение Космоса, познание далеких миров…
Но чтобы ни случилось на Земле и во всей Вселенной, Человек – венец творения Природы-матушки остается ее центром, с его чувственной структурой, вечным стремлением к благополучию и счастью.
Да и сам человек подобен Вселенной – столь же велик и непознаваем. И не потому ли мы так рвемся к вершинам знаний, порой становясь их жертвами.
Я не случайно коснулся этой извечной темы – человек и время. Мне показалось, что из всех, наиболее близких мне творческих людей, все эти неустроенности и противоречия жизни как-то по-особенному волнуют замечательного русского писателя-историка Александра Александровича Харитановского.
Именно в тревожном 2013 году он отметил 90-летие с момента появления в этом мире. И, как минимум, 80 из них он провел за рабочим столом. Это, безусловно, подарок Всевышнего. Но в какой-то мере и его личная победа.  Жизнь писателя охватывает такое пространство и таких людей, что хватит не на один роман. Он своим творчеством раздвигает мир вокруг нас, создает новое пространство. Потому что всегда жил по законам духа и понимал, что народ, потерявший силу духа, становится беспомощным. И неслучайно его более всего тревожат духовный паралич и беспамятство.
Масштаб его личности и то, что мы о нем знаем, несоизмеримы. Да, читающей публике известны два десятка его книжек. К 85-летию писателя было издано 4-томное собрание его сочинений. Он – Почетный гражданин древнего Курска, который  увековечил в своем романе «Господа офицеры!»… И все-таки, как мне кажется, еще не до конца оценено то, что он сделал для русской литературы и поднятия национального духа.
И, взявшись за этот труд, я хотел немного расширить известные рамки его судьбы и наших знаний о нем. Не только как о писателе, но и как о крупном исследователе, политике, ученом, философе, познавшем истинную цену и знанию, и ошибкам планетарного масштаба, человеческим слабостям и успеху.
О чем-то будет сказано бегло, между строк. А о чем-то более полно, с деталями, примерами, фотоиллюстрациями. И, прежде всего, о событиях, которые имеют особый смысл не только в творчестве писателя, но и в судьбах России, Европы, Соединенных Штатов Америки, Японии, Китая… Потому что он воспринимает мир через призму историка-исследователя. А в чувстве России для А. Харитановского все важно – состояние и умов, и экономики, климата, армии, всего жизненного и культурного пространства. И через эти его ощущения попытаться проникнуть в лабораторию его письма – как блестящего рассказчика и романиста.
Отдаю себе отчет, как непросто это будет сделать. Ведь я иду с ним по творческим стежкам всего лишь три последних десятка лет. Конечно, кому-то это покажется не таким уж и малым отрезком жизни. Согласен. Но мне, скажем, не удалось понаблюдать за ним в его беспризорном детстве (пусть это был не большой отрезок времени). Посидеть за одной партой в сельской сибирской школе, постоять на мостике военного судна, полазать по Кавказским горам и Камчатским вулканам и сопкам, полюбоваться знаменитыми гейзерами, покопаться в крупнейших архивах, вместе ловя в них мерцающий свет ушедших веков…
 Наконец, поговорить с его мамой, тоже пожившей немало на этом свете и даже гостившей у своего сына в Курске на склоне лет …
Впрочем, написанные им книги – тоже вполне достойный путеводитель по просторам его души, да и самой  России в поисках истины.
Возможно, главное достоинство его творчества как раз в том и состоит, что он каждой страницей не только им созданных произведений, но и всей своей многотрудной и много охватной жизни показал, как надо любить, уважать, ценить и защищать свои корни, свое Отечество. Это трепетное отношение к простым людям, которые кормили и кормят, строили и строят Отчизну, было и остается тем камертоном, по которому писатель сверяет свое творчество, свои поступки и дела.
С этим духовным богатством писатель и поныне идет навстречу грядущим дням.

Я СМЕЛО ИДУ ЗА ЕГО СЛОВОМ, ЕГО ГЕРОЯМИ, МНОГОМУ У НЕГО НАУЧИЛСЯ
Мне кажется, что А. Харитановский ближе многих его собратьев по перу подошел к пониманию сущности человеческого бытия. И поэтому все эти тридцать лет я смело иду за его словом, его героями. Многому у него научился. Многое понял. Многому удивился. И, прежде всего, тому, как, плывя почти целый век в океане Времени, не сбиться с курса, не изменить себе, и элегантно, достойно сойти на берег, на ту самую землю, из которой все рождается и в которую все уходит.
Зрелый мастер, А. Харитановский не мелькает на обложках глянцевых журналов, не выпячивает себя на литературном небосклоне, довольствуясь ролью не хирурга общества, а санитара духовности и нравственности.
Его рабочее пространство – комната в доме №74 по центральной улице, носящей имя любимого им В.И.Ленина, забитая рукописями, первоочередными на прочтение книгами. Здесь же – видавший виды диван, стол, стул, телефон, кошка сибирской породы – все под руками, но далекое от порядка. Сам бывал свидетелем: он до изнеможения мог искать отложенную фотографию, рукописные листы, письмо, нужную заметку под грудой книг, папок, рукописей…
 И это отнюдь не сегодня обустроенный беспорядок. Так было всегда. И не связано с возрастом.
Но в голове у него всегда был и остается удивительный порядок. Да и внешне в нем ничто не выдает признаков человека преклонных лет. Походка – легкая, движения – быстрые, глаза – живые, ум – светлый, память – отменная.
К тому же в его кабинете, говоря по театральному, «литературной гримерке» - всегда интересно, легко дышится, светло думается.
Хотя он и понимает масштаб пропасти между прожитым и своим будущим: в 90 лет осталось гораздо меньше жизненного пространства, чем было. Впереди – только Бог, в существование которого он, научный атеист, увы, не верит. Во всяком случае, не скрывает этого.
Но вот что удивительно: в его кабинете, сколько помню, висит икона Николы-Чудотворца, покровителя моряков. То есть в одном кабинете и материализм, и молитва.
 Правда, этот святой - лицо реальное. Что очень важно для писателя-историка. Прославился как угодник божий на ниве безропотного служения христианству. Более того, писатель готов в подробностях рассказывать о житии своего покровителя.
Родился будущий святитель в Патере Ликийской области – южное побережье Малоазийского полуострова в первой четверти нового тысячелетия. С детских лет постигал Божественное писание. Днем не выходил из храма в Ликии, а ночью молился и читал книги. Был в храме чтецом, потом управлял паствой, посетил Святую Землю, с молитвой обошел Голгофу и все Христовы места.
Вел монашеский образ жизни. Потом был избран епископом Мир Ликийских, являя пастве образ кротости, незлобия и любви к людям.
Пережил лютые гонения на первых христиан, сидел в темнице с другими единоверцами. Хотя и был кротким, но церковь Христову отстаивал неистово.
В 325 году Николай среди 518 святых отцов участвовал в первом Вселенском Соборе, принявшем знаменитый Никейский символ веры.
Умер он примерно в 351 году в г. Митры. Мощи его свыше 700 лет хранились в местном кафедральном приходе, источая целебное миро. В 1087 году купцы из итальянского г. Барии вывезли мощи святителя в свой город, опасаясь турок. 22 мая (по новому стилю) того же года мощи поместили в церкви святого Стефана, рядом с морем. Этот день с тех пор отмечают все христиане мира как праздник Перенесения мощей Николы-Чудотворца из Мир Ликийских в Бари.
Морской офицер в отставке писатель А. Харитановский чтит Николу-Чудотворца не только как своего покровителя, но и как личность историческую. И здесь у него нет никаких расхождений между божественным и мирским. Впрочем, об этом мы поговорим и даже поспорим с писателем на страницах этой книги чуть позднее. Тем более, что в своих произведениях А. Харитановский соединил разные столетия, а саму жизнь он и поныне ощущает в самом высоком измерении – Времени.
А Время для него – и кладовая мысли, и колыбель героев его книг, и бесконечный попутчик – беспокойный и требовательный. Он и его герои заряжены одной энергией.
Многие сюжеты развития России, полагает писатель А. Харитановский, своими корнями уходят в Древнерусское государство, Византийскую империю, да и Грецию. Именно древнегреческие философы поставили практически все вопросы, вокруг которых целые столетия «вертелись» и крутятся до сих пор европейская философия, литература и культура. По сути все было сформулировано там, на площадях Милета, Самоса, Афин.
Как историка, А. Харитановского завораживает эта связь времен, идей, явлений, событий глубокой древности и  последних двух столетий. Однако повальное, на грани сомнительной моды увлечение историей, особенно тех, кто в ней ничего не смыслит, но поставил своей целью переписать ее заново, в угоду конъюнктурным соображениям, пугает писателя. Здесь попахивает зловещим эскапизмом. Реконструкция исторических событий, баталий по праздникам – это одно, но когда историю грубо искажают – это прямой путь к историческому хаосу и беспамятству. Есть сферы, где карнавал не уместен. История – одна из них.
О том, насколько широк спектр исторических и литературных интересов писателя А. Харитановского, можно судить по его домашней библиотеке, своеобразному храму познания мира и духовного обогащения. В ней - не одна тысяча томов. Это хранилище книг мыслителя: все прочитано, осмыслено, многое прокомментировано. И как тут не вспомнить слова известного художника Пикассо: «Я рисую мир не таким, каким его вижу, а таким, каким его мыслю».
К сожалению, душевное состояние писателя в последние годы было перегружено очень сильными переживаниями, связанными с болезнью жены Екатерины Федоровны и  слишком ранней смертью сына Александра, талантливого журналиста и поэта. Жизненные силы писателя, по сути, полностью вышли из привычного ритма – бессонница, утрата целей, сбои в не знавшем до этого болезней могучем организме.
- К утру, в первую ночь после смерти Саши, казалось, звезды ослепли, а тишину нарушал лишь стук собственного сердца,- помнится, почти сквозь слезы говорил мне убитый горем отец. – Будто все разом иссякло на моем пути. И, поверишь, все труднее дается литературное творчество.
Да, я видел, как мучительно долго он завершал, вернее, дорабатывал, шлифовал свой роман «Платок молчания» о последних слушательницах Бестужевских курсов в Петербурге. В Курском региональном отделении Союза писателей России ему обещали к юбилею издать этот роман в виде пятого тома избранных сочинений писателя. Однако Александру Александровичу до последнего времени (на календаре был уже конец сентября) казалось, что издание не состоится – как всегда, не найдется денег. Я, как мог, пытался убеждать его:
- Ты сделай главное – положи рукопись на стол редакционного совета нашего отделения Союза писателей.
- И она будет сиротливо лежать там,- парировал А. Харитановский. – Это унизительно. Ведь до сих пор мне никто не позвонил и не сказал: ждем, мол, рукопись, о деньгах не беспокойся…. Значит, пока только одни обещания.
Признаться, мне тоже это казалось странным. А. Харитановский – единственный,  из оставшихся в живых курских писателей-фронтовиков, Почетный гражданин Курска – города Воинской Славы. В определенном смысле курская знаменитость.
Пишу эти строки, а на душе тоже неспокойно. Понимаю, Союз писателей беден, как церковная мышь. Об этом с болью и тревогой говорил на исходе сентября 2013 года на 65-летии замечательного курского поэта Вадима Корнеева в областной библиотеке имени Н. Асеева  другой талантливый поэт соловьиного края Алексей Шитиков.
Об этом же шла речь и в день юбилея А. Харитановского на конференции отделения Союза писателей, на которой избрали двух делегатов от области на очередной съезд писателей России. А. Шитиков, Ю. Асмолов, Ю. Першин, В. Корнеев, М. Еськов – все в один голос буквально криком кричали: надо что-то менять в издательском деле писательского сообщества. А что менять, если государству писатели не нужны. Власть даже закон о творческих Союзах России так и  не удосужилась принять за 20 лет перестройки общества.
Вот в чем печаль моя и моего друга-писателя, создавшего галерею удивительных образов русских женщин; открывшего имена выдающихся земляков - героя русско-японской войны 1904 – 1905 годов лейтенанта Александра Сергеева и героя морских конвоев в северных широтах России в годы Великой Отечественной войны матроса Алексея Стаханова. А для всего мира – гения велосипедных экспедиций Глеба Травина…
 
В ДУХОВНОЙ ПУСТЫНЕ НАСТОЯЩЕЙ ЛИТЕРАТУРЫ БЫТЬ НЕ МОЖЕТ
Безусловно, А. Харитановский – русский писатель классической школы, самобытный, честный в своем творчестве, осознавший неразрывную связь со своей родиной и народом.
А в судьбе всякого незаурядного писателя – много загадок. Все, что он запечатлел в своих трудах, добыто великим трудом, в борьбе и со временем, и с лукавыми историками, и с самим собой. Таковы законы творчества. Суровые законы. Но А. Харитановский не дает себе права расслабиться, потому что был всегда законопослушным и свято следовал этим законам. Еще великий немец Томас Манн, дин из любимейших писателей Александра Александровича, подмечал: «Вообще говоря, талант очень сложное, трудное понятие, и дело здесь не столько в способностях человека, сколько в том, что представляет собой человек как личность. Вот почему можно сказать, что талант есть способность обрести собственную судьбу».
А для писателя  А. Харитановского, чтобы обрести собственную судьбу, надо еще быть стойким и мужественным. Без этого в литературе не состоишься. Он ничего не брал взаймы у собратьев по перу. Все оплачивал собственными знаниями, опытом, нервами, мастерством, а то и кровью. В сущности, каждый писатель определяет сам художественные принципы, которым он будет следовать в своем творчестве.
- Каждый из нас приносит в этот мир свой собственный опыт,- размышляет А. Харитановский. – Этот опыт может быть ценным и востребованным, а может – и бесполезным, даже вредным. Разве мало книг пустопорожних, бездуховных, окололитературных?... В духовной пустыне настоящей литературы быть не может. В том и проявляются муки творчества, что, когда  ты пишешь, не знаешь, найдут ли отклик в читателе твои замыслы, как твое слово будет воспринято. Одно дело, что ты сам вкладываешь в свои мысли и переживания, а другое – удастся ли их сделать союзником читателя… Ведь слово, как и музыка, рождаются одновременно и в голове, и в сердце. Писателю остается лишь перенести их на бумагу. Именно этот процесс самый мучительный. Для этого нужны точные детали, не урезанные оценки событий, не покрытые позолотой образы реальных личностей, которых ты предлагаешь читателю в качестве героев, то есть образца для подражания.
Именно поэтому герои его книг – интересные, сложные, можно сказать, даже вехообразующие. Общаясь с ними на страницах его рассказов, повестей и романов, лишний раз убеждаешься, что писатель показал, как литература может  возвысить человека над бренностью бытия, над бездной житейских обид и прихотей. А еще через этих героев понимаешь, что можно излучать безумную энергию и быть пустым внутри – ноль души, ноль содержания. Но в произведениях А. Харитановского во многом проявляются и черты его яркой личности – внутренняя свобода, правдивость, нетерпимость к перелицовщикам истории, нестандартный образ мыслей, даже донкихотство.
Он со школы решил быть самим собой. Не любит публичности, редко кому дает интервью. Считая, что если из-под его пера выходит литература настоящая, то она сама за себя все скажет. И гордится, что живет в стране А. Пушкина, Л. Толстого, А. Блока, Ф. Шаляпина, П. Чайковского, А. Чехова, С. Есенина, М. Горького, М. Шолохова, В. Овечкина, Ю. Гагарина, Г. Свиридова, Н. Плевицкой…
Как и миллионы его соотечественников, он пережил страшный опыт XX века. Но в отличие от диссидентствующей публики не считает, что этот опыт был не нужен России, не имел смысла. Более того, в своем творчестве он как раз и пытается не только понять всю глубину произошедших в том веке тектонических сдвигов в судьбах целых народов и континентов, но и то, какое влияние все это оказало на Россию, ее ближнее и дальнее окружение.
Кажется, не писатель считает годы, а само Время лавиной летит на него, все глубже обнажая русло духовных взлетов и обнищания человеческого духа, опустошения его сути, больно раня всех честных людей обломками светлых идей и осколками былого могущества страны по имени СССР.
От него не надо ждать божественных откровений. Он наш, земной, узнаваемый и доступный.
И вот я осмелился расставить вехи его судьбы. Понимаю, что осмысливать биографию и творчество живого писателя – задача непростая, щепетильная, требующая особого чутья, такта и ответственности. Нельзя ошибиться ни в фактах, ни в мыслях.
Да, я апологет творчества А. Харитановского. Апологетика по-гречески – это заступничество, взятое по совести обязательство оправдать свой предмет в глазах истории, защитить его перед несправедливым судом общества, очистить от клеветнических нападок и ложных обвинений.
К счастью, моя задача гораздо проще. Потому что имя писателя А.Харитановского ничем не запятнано в нашем обществе. В литературном плане его тоже никто не подвергал несправедливым нападкам. Правда, с общественным мнением и властями у него было немало серьезных расхождений и даже стычек. И не для собственных интересов или каких-то личных выгод, а исключительно ради торжества справедливости и сохранения исторической памяти.
Христианская максима: «Там нет истины, где нет любви». В творчестве А.Харитановского все подчинено восстановлению истины: подлинных событий, подлинных героев. И все согрето любовью – к отечественной истории и культуре, к людям, делающим эту самую историю и создающим духовные опоры нации, к необъятным российским просторам и традициям. Потому что он, повторимся, глубоко русский писатель не в смысле национальности, а по сути самовыражения и мироощущения.
Наверное, любому писателю приятно, когда его признают знаменитым. Но знаю точно: для А. Харитановского куда важнее не слава, а остаться Человеком – и в литературе,  и среди потомков.
Не скрою, этот материал готовился с определенным участием «субъекта» моего исследования. Но я был свободен в главном – в личном отношении и к писателю, и к его окружению, и к его творчеству.
О том, как это происходит в реальной жизни, можно судить по такой, в чем-то даже трогательной истории. Был в Курске крупный и крепко стоявший на «железных» ногах завод тракторных запасных частей – КЗТЗ. В 2014 году ему исполнилось бы ровно 60 лет. Я прекрасно знал это Краснознаменное предприятие, его легендарного директора М. Овчаренко, писал в «Известиях» об обновлении и значительном расширении предприятия в середине 80-х годов минувшего столетия.
Однако одному из флагманов сельхозмаша России суждено было прожить всего лишь полвека. В 2004 году он окончательно пал на полях приватизационных боев. Вернее, обанкротили последний, самый лакомый кусок «Курскагромаша» - литейное производство. Этот комплекс не имел аналогов в отрасли.
А на некотором удалении от «литейки» стоял еще один оплот завода – 5-й корпус, в котором располагались такие ведущие цехи, как ремонтно-механический, станкостроения, механизации и автоматизации, конструкторское бюро. Там же был «красный уголок» и богатая различными изданиями профсоюзная библиотека. Как ни странно, среди технарей самой популярной была классика российской и зарубежной литературы.
В один из дней старейший ветеран предприятия (пришел сюда в 1956 году) Альберт Алексеевич Силин (я в свое время не раз общался с ним, он был комсомольским лидером на предприятии, потом возглавлял Промышленный райком ВЛКСМ, снова  вернулся на завод) увидел, что над библиотекой надругались новые хозяева.  Любимые заводчанами книги были свалены в мусорный угол. Он забил тревогу. В отделе культуры обещали посмотреть. Не приехали.
Тогда ветераны сами стали разбирать книги. Валентина Снеговая, активная участница всех заводских праздников, отряхнула от пыли любимые произведения курского писателя А. Харитановского «Человек с железным оленем», «Я рад, что ты живой», «Ступени» и унесла домой вместе с «И.С. Тургеневым», «А.М. Горьким» из знаменитой серии «ЖЗЛ» - Жизнь Замечательных Людей.
Эту историю я почерпнул в одной из курских газет. И искренне порадовался: значит, творчество моего друга и единомышленника по-прежнему дорого самому важному для него читателю – человеку от станка. Писателя помнят, знают, ему верят, произведения его хранят в домашних библиотеках.

СОБКОРОВСКИЕ ПОСИДЕЛКИ
Александр Харитановский в особом представлении не нуждается: не только российские, но и зарубежные читатели талантливо написанных им романов, повестей и рассказов  знакомы с ним не один десяток лет. А еще раньше знали его как одного из ведущих корреспондентов ТАСС (ныне ИТАР-ТАСС).
Полвека тому назад он ступил на древнюю землю соловьиного края России в качестве собственного корреспондента этого Агентства из далекой и вечно любимой им Камчатки.
   Сказать, что Курск он полюбил сразу и навсегда, будет явным преувеличением. Но, несомненно: его как писателя-историка подкупило удивительное прошлое нашего края.
   - Куда ни ступишь – всюду следы многовековых культурных и ратных отложений, знаменитых событий и личностей… Ведь здесь господствующие высоты на духовной ниве занимают такие величины, как преподобный Серафим Саровский, знаменитый астроном Федор Семенов, художник Вячеслав Шварц, несравненная в своем песенном искусстве Надежда Плевицкая, а в музыкальном – Георгий Свиридов, художник-новатор Александр Дейнека – да несть им числа, талантливым курянам, - признавался мне он уже в первый год нашего с ним знакомства.
   А лично познакомились мы в первый месяц нашего переезда в Курск из Усть-Каменогорска (Восточный Казахстан).
   Как собкору, в горисполкоме мне переписали ордер на четырехкомнатную квартиру для корпункта газеты «Известия» по ул. Кати Зеленко (бывшая Веселая), 6-б. В ней до переезда в Запорожье проживал со своей семьей мой предшественник в Центральном Черноземье Степан Троян, которого я и поныне вспоминаю как человека активного, порой неугомонного, можно сказать, даже в чем-то авантюрного, очень способного в писательском ремесле и оставившего о себе добрую память в известинской журналистской империи. И хотя мы были разными и по характерам, и по семейным укладам жизни, и по духовным ценностям, тем не менее, дружили со Степаном Петровичем и его женой, замечательной хозяйкой и певуньей, гарной «хохлушкой»  Ольгой. Часто перезванивались, тепло общались на совещаниях в Москве.
   Так вот, сразу после ремонта в корпункте, мы с моей Валентиной собрали – не столько на новоселье, сколько для знакомства – всех работающих в Курске собкоров центральных газет, радио и телевидения с женами.
   Компания собралась внушительная: бывшие фронтовики и бывшие собкоры ТАСС и «Правды» - писатель Александр Харитановский с Екатериной, и Алексей Попов (в те годы главный редактор газеты «Курская правда, председатель местной организации Союза журналистов СССР) с Зоей. Действующие собкоры Николай Уткин с Людмилой («Правда»), Алексей Трубников с Екатериной («Сельская жизнь»), Володя Писарчик с Галиной («Комсомольская правда»), Саша Щигленко с Людмилой (ТАСС), Николай Гребнев с Лидией (Всесоюзное радио и телевидение), фотокор ТАСС Олег Сизов с приветливой хозяйкой Ниной.
   Засиделись за полночь. И хотя были мы все разного возраста, это сразу как-то отошло в «дальний угол», стоило мне взять в руки семиструнную гитару и запеть «Утро туманное…».
    Первым подхватил слова знаменитого романса Александр Александрович. Эта мелодия у него, казалось, никогда не выходила из головы. Не случайно же в будущем своем романе «Господа офицеры!» он «изобразит» этот романс трогательным фоном поездки молодых морских офицеров через всю Россию на Дальний Восток, навстречу грядущей русско-японской войне.
На удивление, в нашей компании все оказались голосистыми, особенно Катя Трубникова, супруги Уткины и Гребневы, Зоя Попова, Катя Харитановская, Людмила Щигленко. Пели почти как на клиросе, с раскладкой на три, а то и четыре голоса, где надо было – с каноном.
   И в тот вечер я лишний раз убедился, что ничто так быстро и прочно не сближает людей, как русская народная песня. Было это зимой 1982 года. И потом, как минимум, еще полтора десятка лет мы собирались почти этим же кругом у кого-то в гостях – на днях рождения, по праздникам, а то и просто так «поговорить по душам» и попеть. Позднее к нам присоединились собкоры «Советской России» Валентин Разбойников и Евгений Котяев, «Российской газеты» Виктор Чемодуров, «Труда» Слава Павленко.
   Так сложилось, что чаще всего собирались у нас с Валентиной или у Трубниковых. И не только дома, но и на обкомовской даче в Знаменской  роще, что раскинулась почти на городской черте. Там мы с Уткиными делили один большой деревянный одноэтажный дом, стоявший в глубине дачного городка, где обретались главные чиновники обкома партии и облисполкома. Ну, и нам, собкорам, удалось пробиться в эту «зону отдыха», разумеется, за умеренную плату. Были и отдельные домики, и сдвоенные. Скажем, три комнаты с кухней и печным отоплением было у собкора «Известий», и столько же – у «правдиста». Плюс по просторной открытой веранде. Нас вполне такое житие-бытие устраивало: корпункт – в сорока минутах ходьбы от дачи, для работы – место удобное, тихое, в жару можно было искупаться в глубоком и богатом рыбой Знаменском пруду.
    Примечательно, писатель и бывший собкор ТАСС А. Харитановский такой «дачки» не имел. Потому что он никогда не стремился «быть рядом» с «сильными мира сего». И сторонился любой близости с начальствующими особами.
   Помнится, одно из самых ярких застолий на нашей даче было на исходе советской власти, когда в родной Саратов уезжали душа нашей компании Алексей Попов и неразлучная с ним Зоя. Хотя дачный домик Поповых стоял рядом, все почему-то собрались у нас. Как всегда, несли с собой кое-что из съестного - овощи, блины жареные, рыбу, спиртное…Складчина – непременная традиция наших посиделок. Но у моей Валентины были фирменные салаты, пирожки и бешбармак. В том деле ей равных среди собкоровских жен, пожалуй, не было.
   Пригласили мы и преемника А. Попова на посту главреда «Курской правды» Геннадия Гнездилова с женой Элеонорой.
   Та встреча отложилась в памяти своей трогательностью. Как будто вместе с Поповым уходило что-то нас объединяющее. Конечно, Алексей Николаевич был человеком видным, неординарным, журналистом от Бога. Прямой в суждениях. Неистовый курильщик. Мог хорошо выпить, а во хмелю пошуметь. Он был единственным из курских писателей и журналистов участником парада Победы 24 июня 1945 года в Москве. Но никогда этим не козырял. Был скромнягой и дорожил журналистским братством… Прощаясь с нами, фронтовик не скрывал слез. А с его отъездом что-то надломилось и во всей нашей дружной компании… 
Да и потери начались в нашем строю – умерли Гнездиловы, мой ученик Володя Писарчик (совсем молодым), Поповы, Уткины, Сизовы… А совсем недавно, 4 ноября 2013 года, на день Казанской Иконы Божьей матери умер и Алексей Трубников. Хоронили его мы на Северном кладбище Курска 7 ноября – в день очередной годовщины Великой Октябрьской социалистической революции в России. Как непредсказуемы зигзаги нашей жизни…А неделей позже простились мы и с женой Николая Гребнева Лидией Михайловной. Она упокоилась на своей родине в Беловском районе. А в самом начале 2014 – ушла и Катерина Харитановская.
И вот теперь, спустя годы, прокручивая в своем сознании тот прощальный вечер, я все более начинаю понимать, что уже тогда неизбежно подступало скорбное время распада Советского Союза. Той страны, где все мы родились, выросли, выучились, своим журналистским словом в меру сил и талантов помогали строить и жить миллионам советских людей. И, наверное, мы, журналисты, как разведчики грядущих перемен, раньше и острее других сограждан ощутили отдаленные раскаты национальной катастрофы.
   А писатель А. Харитановский это почувствовал еще раньше. На исходе марта 1974 года в газете «Курская правда» он опубликовал публицистические заметки» «Без Бога в душе, без царя в голове». На всем протяжении нашего с ним общения я не раз возвращался к этой статье.
   Да, она несла отпечаток времени: писатель выступал с позиций апологета социализма и коммунизма. Впрочем, идеям социального равенства и духовным ценностям советской эпохи он остался верен до сих пор. Как, кстати, и я. Но здесь речь не о том. Сорок лет назад курский писатель возвысил свой голос в защиту своих соотечественников от агрессивных атак западных советологов и «идеологических диверсантов», «концернов лжи», как он в те годы определял наших идейных противников, включая и перебежчиков Советского Союза на запад.
   Это памфлет стал своего рода публичным ответом А. Харитановского на пачки писем в адрес представителей научной и творческой интеллигенции г. Курска от закордонных доброжелателей, «кучкующихся» в то время вокруг «Посева», «Православного дела» и других издательств, как, к примеру, парижский «Вестник Русского студенческого христианского движения».
   Автор памфлета ясно разглядел во «внешне белоснежных, глянцевых конвертах-карманах» откровенно черную, антисоветскую  начинку, «даже призывы создавать свободные профсоюзные группы, действующие на конспиративных началах».  При этом писатель не прошел мимо и девиза этих забугорных посланий – «Не в силе Бог, а в правде!». То есть «доброжелатели» прикрывали антирусскую, «слащаво-злобную риторику» святыми словами великого русского полководца Александра Невского.
   Уже тогда А. Харитановский, как крупный исследователь всего комплекса отношений Запада и Востока (подробнее об этом мы поговорим в специальной главе) понимал смертельную опасность размывания  базовых устоев первого на Земле социалистического государства, все активнее используя бежавших на запад по разным причинам писателей, актеров, разведчиков.
   Наше поколение журналистов прекрасно помнит нашумевшую в начале 70-х годов прошлого века историю побега средней руки советского писателя Анатолия Кузнецова и его письмо с той стороны «К другу в Москву». А. Харитановский в своем памфлете оценил и эту фигуру, и его письмо, и литературное творчество, так сказать, по горячим следам. И был в оценках собрата по перу, известного в основном по одной книге «Продолжение легенды», очень жестким, назвав его «головоногим желудочным ничтожеством», который сменил «квасной патриотизм» на «патриотизм мясной».
   Слово «мясной» курский писатель употребил не случайно. Его буквально повергли в уныние откровения Кузнецова-Анатоля в послании к «московским друзьям». «Шумный мир! Сногсшибательные витрины! Набираю в магазинах столько, что не знаю потом, что с ним делать…А рестораны: и китайские, итальянские, а ля «Метрополь» и а  ля погреб моей бабушки…Иногда стою и смотрю на витрины мясного магазина и думаю: боже мой, Россия моя…», - цитировал «письмо друга» А. Харитановский.
   Вот и весь уровень «человеколюбия», писал курский комментатор «раздумий» писателя-перебежчика. И продолжал: «Не об утверждении в душах людей любви к ближнему хлопочете, а стремитесь поселить в умах сомнения в идеях интернационального братства людей труда…во имя социалистического переустройства общества».
   Символично, что и нынешние «беглецы» из России в западные оффшорные зоны в принципе тоже пекутся о наполнении своих желудков, шумных оргиях, сомнительных забавах и «крутизне» своих капиталов, нажитых чаще всего нечестным путем. Так что писатель А. Харитановский портрет «новых русских» изобразил еще сорок лет тому назад. И попал, как говорится, в самую точку.
   Кстати, мне тоже присылали из «Посева» письма с предложением о сотрудничестве. И, как правило, после моих острых критических материалов о злоупотреблениях в сфере управления и на предприятиях, просчетах в правоохранительных органах, опубликованных в «Известиях», материалы которых тщательно изучались в западных спецслужбах. Я вежливо отвечал, что информационное пространство с 10 миллионами читателей одной из самых популярных газет не только Советского Союза, но и Европы, вполне меня устраивает и  в НТС-овских (антисоветский Национально-трудовой союз) «заданиях» не нуждаюсь.
   После таких моих ответов в курский корпункт «Известий» писем из «Посева» уже не приходило.
   Возможно, я бы и не стал воскрешать в этой книге статью А. Харитановского «Без Бога в душе, без царя – в голове», если бы нападки на Россию после появления памфлета в печати кардинально поменялись, смягчились. Увы, каждая строчка курского писателя из того далекого 1974 года звучит актуально и сегодня. Потому что по-прежнему клевещут на нашу страну глобально, и более изощренно, так как в руках нечистоплотных политиков и доморощенных «болотных» оппозиционеров появился легко доступный, не ведающий ни стыда, ни совести и мало управляемый Интернет.
   Один из американских телерепортеров признался как-то, что его компания сворачивает московские командировки тех собкоров, которые дают объективную картину происходящего в России. Так что «холодная война» против нас и не прекращалась.
    На европейских таможнях всех россиян «трясут» с показным рвением. В украинском Львове запретили публичное русское пение, приравняв его к сквернословию в общественных местах. Русских детей отбирают у русских матерей так называемые независимые суды европейских столиц, даже лишая возможности общаться матерям с малолетками. Прибалты сами нацепили на себя значки ненавистников России.
   И чем внятнее и достойнее Россия заявляет о себе на мировой арене, перестает  по каждому поводу оправдываться и каяться, тем мощнее психологическое давление на нее со стороны ее недругов. И это тоже объяснимо: слабых мир может пожалеть, но никогда не жалует. А сильных духом уважают всегда.
В продолжение темы нашего собкоровского товарищества, замечу, что как-то негласно представителя «Известий» в Курской, Белгородской и Орловской областях (моя зона обслуживания) «короновали» в дуайена. И я честно нес эту посильную ношу, пока наш «союз» не распался.
   С подачи моей жены, тоже профессионального журналиста (работала в Оренбургском и Курском теле-радио-комитетах, в областных газетах «Рудный Алтай» и  «Курская правда»; была среди основателей первой демократической газеты Курска «Городские известия»; последние годы трудилась собкором федеральных газет «Российский фермер» и «Крестьянские ведомости», соавтор фундаментальных книг «Курская антоновка» и «К театру с любовью, или Эпоха Бурэ на курской сцене») мы ввели еще одну добрую традицию: после торжеств по случаю первомайских и ноябрьских праздников непременно заглянуть на полдник в корпункт «Известий».
   Всем было по пути. К нашему приходу Валентина пекла небольшого размера пирожки (несколько десятков!) с разной начинкой, заваривала чай или кофе (кому что нравилось), ставили на стол домашние соленые огурчики, не обходилось и без стопочки коньяка или водки (опять же по вкусу).
   Стол выдвигался на средину гостиной. Стулья отменялись – обходились натуральным фуршетом. Долго тоже не «застаивались» вокруг стола: жены наших гостей-собкоров не без ревности выговаривали своим благоверным: «Чего это вы зачастили к Кулагиным?.. Что, там медом намазано?»…Но нашим друзьям почему-то уж очень были по душе и пирожки, и напитки, но более всего непринужденная, сугубо домашняя и в то же время праздничная обстановка в курском «Доме «Известий».
   Так продолжалось, по сути, до распада СССР. Когда уже не стало массовых шествий по великим праздникам. Да и статус собкоров центральных изданий как-то, мягко говоря, «сдулся». Дачные домики мы тоже сдали хозяйственному управлению облисполкома.
Постепенно ослабли и связи между нашим братом-журналистом. Конечно, при встречах на улице, а чаще всего на Северном рынке, который был нам ближе остальных торжищ, обнимались, справлялись о жизни в новых условиях, перезванивались в дни рождений, по случаю интересных публикаций, иногда собирались вместе на юбилеях. И, увы, уже на похоронах своих коллег.
   И только от А. Харитановского я не только не удалился, а даже стал к нему еще ближе. Не отпускало, прежде всего, его творчество, его социальный темперамент, неожиданные и резкие повороты его судьбы. Словом, его харизма, позволяющая ему совершать неординарные поступки. Все это делает его личность яркой, а дружбу с ним – большой честью, потому что до его творческой высоты еще надо дотянуться. Хотя он, как и любой писатель, занимает ровно столько литературного пространства, сколько положено по его таланту, опыту, природе, мастерству. И если его масштаб не всегда понятен современникам, то в большей степени потому, что у него особое миропонимание, и он пытается оценить не только то, как устроена человеческая судьба, а как человек служит Отечеству.
   Притягивала и неуемная энергия писателя в увековечивании памяти героев его книг. Его стремление воспитать в подростках понимание того, что за каждой личностью «светится след Истории». А сама река - История не имеет устья, ибо впадает в океан Вечности, который не очерчен берегами, и где фарватер обозначают огни минувших событий» (А. Харитановский. Человек войди в себя и поразмысли. Курская правда. 23.04.97).
   Ему мечталось в каждой школе, каждом колледже и вузе приравнять открытие нового учебного года к «Нравственной навигации». Чтобы на протяжении всей учебы в ребятах созревал не просто будущий студент или специалист, а патриот, защитник Отечества, сильный и телом, и духом. Чтобы они никогда не переживали трагедию раздвоенного сознания и нереализованных возможностей. И как честные и прилично воспитанные граждане могли бы активно противостоять цинизму эпохи, безнравственности, «фанерной культуре» и другим несовершенствам жизнеустройства. И чтобы они ни в чем и никогда не позволяли себе неряшливых слов, дел, поступков. И знали, как быть со свободой, которая имеет четкие границы, свой нравственный горизонт.
Это может показаться несколько напыщенным, но все эти годы писатель А. Харитановский был и остается для меня как человек-история. Таковым, собственно, он стал и для древнего Курска, увенчавшего его высоким званием Почетного гражданина города.
 Здесь  Александр Александрович написал самые значительные свои романы – «Ступени», «Господа офицеры!», «Уэллс едет в Москву» (к сожалению, так пока и не увидевший света), повесть «Матрос Стаханов и премьер Черчилль», «Платок молчания»…И в каждой своей книге писатель открывал для мира новые имена, новых героев, в том числе и наших земляков. И не случайно все его произведения, по мнению критиков, отмечены знаком общественного звучания.
В этом его историческая миссия – открывать. Его не все понимают. Многие не приемлют его манеру общения – прямоту суждений, бескомпромиссность, максимализм. Человек исключительной образованности и самодостаточности, он нередко идет поперек современного «демократического» устройства жизни. Потому что не может смириться с тем, что за последние двадцать лет политической и экономической неразберихи на социальной сцене воцарился торгашеский дух…Умом он, конечно, понимает, что без перемен дальше жить было нельзя. Но сердце не может смириться с такими огромными духовными и материальными потерями, которые понес российский народ в годы реформ…
Его удручает, что в моду вошли слова «криминал», «коррупция», «откаты» «взятки» - весь этот мусор эпохи, который почти похоронил под собой светлые понятия совести, чести, достоинства, правды, добропорядочности, милосердия… Те, кто приватизировал богатства России и уехал за ее рубежи с тугим кошельком, осел там на жительство, предали свою Родину, считает писатель.
Как-то в сердцах  он обронил:
- Мелкая эпоха  подлых людишек, временщиков, идолопоклонников, политических недорослей, перекормленных легкой наживой казнокрадов.
 Это было им сказано, когда всплыла на поверхность «сердюковщина» - бесстыдное воровство в святая–святых – сфере обороны Отечества нашего при тогдашнем оборонном министре Анатолии Сердюкове и курируемых им «прекрасных и ненасытных дам» из «Оборонсервиса».

ИСТОКИ
Родился А. Харитановский 30 сентября 1923 года в г. Гатчине Петроградской области. Удивительное совпадение: главный герой одного из самых популярных его романов «Господа офицеры!» герой русско-японской войны 1904 – 1905 годов командир эсминца «Стерегущий» лейтенант Александр Сергеев тоже родился 30 сентября. Только на 60 лет раньше писателя.
До глубоких седин мой приятель не афишировал подробности своей биографии. И только когда к его 85-летию областная научная библиотека им. Н.Н. Асеева (отдел краеведческой литературы, составитель Е.М. Капустина) стала готовить библиографический указатель под общим названием «Хранитель русского духа» - так, кстати, был озаглавлен один из моих очерков о писателе) он впервые обозначил вехи своего гражданского становления и творческого пути. И то весьма дозировано.
Но мне удалось все-таки «вытянуть» из него некоторые детали о его детстве, школьных годах, о флотской службе, учебе в институте, работе в ТАСС, неожиданных встречах, невосполнимых утратах.
Человек явно не сентиментальный, Александр Александрович к своим родителям относился, как я понял из наших бесед, с большим уважением, но не одинаково.
- Семья наша была старорежимная, интеллигентская,- вспоминает писатель. – И соответствующим было мое воспитание. Мать почти вдвое была моложе отца, но гораздо строже его. Она упорно внушала мне правила о «приличиях», требовала дружить только с детьми из «порядочных» семей, одевала меня тоже по-современному. А поскольку я был с детства мало управляемым мальчиком, то маминым установкам сопротивлялся отчаянно. Тут во мне сказывались явно не отцовские гены, а материны. Отец отличался характером ровным и не во всем разделял педагогику молодой жены.
Это было вполне объяснимо. Александр Несторович Харитановский к тому времени уже немало хлебнул лиха на этом свете: будучи студентом, ушел добровольцем-вольноопределяющимся на первую мировую войну. Был ранен и в 1916 году в связи с ранением демобилизован. А в 1918 году, тоже добровольцем, в числе 30 тысяч царских офицеров вступил в Красную Армию и защищал Россию от иностранных интервентов.
Сын даже хранит в своем архиве справку, выданную отцу 24 октября 1932 года Чернавским сельским советом Ленинградской области:
«Настоящая дана гражданину деревни Черно Кингисепского района Харитановскому Александру Несторовичу в том, что он действительно состоял добровольцем в рядах Красной Гвардии».
А мать, Лидия Александровна, коренная сибирячка (Алтайский край в этой семье всегда воспринимали как сибирский), унаследовала от своих предков не только вольный дух, но и яркую внешность, прямоту суждений, крутой нрав.
Лидия Чалкова появилась на свет в родовом селе своих предков Мартынове, затерянном примерно в трехстах километрах  от Барнаула, в предгорьях Алтая. Места кержацкие, ссыльных, переселенцев, беглых  каторжников и рудокопов. Сюда после Кузнецкой каторги попал на поселение прадед писателя по материнской линии Яков Яринский, сосланный на Алтай из Польши за то, что в дни известного польского восстания 1863 года отказался стрелять в подданных российского царя. В селе этом женился. Стал едва ли не первым учителем.
Хата его стояла на краю села. Дальше – церковь и сопки, через которые тянулся печальной лентой Кузнецкий кандальный тракт. Дочь Якова, Мария, бабушка писателя, на ночь обычно выставляла у ворот дома кувшин молока или кваса с ломтями хлеба – для беглых каторжников.
Дед писателя, Александр Чалков, «умыкнул» Марию Яринскую из дома, увез в Бийск, упрятал и только через пару лет явился пред светлые очи родителей жены уже с ребенком (первым из четырнадцати будущих детей, из которых выжили только четыре дочери и два сына).
Средняя из дочерей Чалковых, Лидия, будущая мать писателя, в четырнадцать лет сбежала из отчего дома в Питер. Прибилась там к богатой английской семье, став вроде няни их сынишке. И хотя имела она всего два класса образования, была натурой утонченной, великолепно пела и танцевала.
После Октябрьской революции она осталась без работы. Собралась махнуть на родину, на Алтай. Но на вокзале в Гатчине встретила бравого офицера, военного строителя Александра Харитановского.
Неотразимо очаровательна и умна была бывшая служанка английской семьи. Не устоял офицер перед столь яркой девушкой.
Вскоре у них родился сын, которого тоже крестили Александром. В 1928 году  отца направили прорабом в Кузнецк строить дома. В родной сибирской стихии мать целиком занялась воспитанием сына. Отец застроил новыми домами целую улицу, которая и по сей день так и называется «Девять каменных домов».
Вот так судьба свела прадеда по материнской линии и отца писателя в Кузнецке, где первый отбывал каторгу, а второй строил «Город-сад», и где колчаковцы в 1919 году расстреляли дядю писателя Геннадия Лукинского, волостного писаря села Мартыново, за то, что тот при мобилизации в армию Колчака вступился за одну семью.
 Жили Харитановские в Старо-Кузнецке, у старинной крепости, что стояла на высоком берегу Томи. Под стенами этой крепости любил играть любознательный мальчик Саша Харитановский, будущий литератор, любуясь разливами красных диких пионов (в простонародье – Марьин корень) и впитывая юным сознанием весь драматизм второй четверти двадцатого столетия.
Когда кончилась командировка, семья строителя вернулась в Гатчину. Там в 1933 отец скоропостижно скончался. Где  был и похоронен.
После смерти кормильца семьи Лидии Александровне с девятилетним сыном пришлось хлебнуть лиха. Она неожиданно заболела и слегла в больницу. За Сашей попросила присмотреть соседей. Но за самостоятельным мальчиком трудно было уследить.
Саша вместе с одноклассником Колей Крыловым добывал рыбу на пропитание в Гатчинских прудах. Их было много. Соединялись они друг с другом протоками. На перекатах ловили гольцов, щурят, рыбешку покрупнее кололи самодельной острогой – обыкновенной металлической вилкой, привязанной к палке.
А еще вылавливали монетки из большого круглого бассейна в Царском саду, куда их в изобилии бросали во время прогулок гатчинцы.
Все окрестности Ленинграда за три месяца исколесил Саша Харитановский с такими же бедолагами, пока болела мать. Не воровали, но кое-что для кошта после таких вылазок имели. Будущий писатель этому периоду жизни даже посвятил стихотворение, которое, конечно, считает наивной пробой пера. Однако прочел его мне по памяти.
Я помню вонь Фонтанки,
Ночевки в скверах, в парках, под мостом.
Когда голодный, грязный спозаранку
Охотиться выходишь за куском.

Я там же видел чистеньких, пригожих,
Тепло одетых маменьких сынков,
О, как я ненавидел эти рожи,
Сжимая в кулачке подачки от воров.

Но плакал только раз, когда щенок
Приполз откуда-то – пушистый ком,
И голову мою, вот этот лоб,
Лизал мне тепленьким шершавым языком.

Бездомный, как и я,
Едва живой, скулил и хмурил глазки…
И с вечера того, и с ночи той
Я разучился верить в человеческую ласку.

А били как!…Так жил – голодный, босый.
И смерть была не раз близка.
Я разучился плакать: вытер слезы кто бы,
Прижав к груди мальчишку-босяка?…
В этих недолгих скитаниях Саша с грустью и теплом вспоминал отцовский кабинет, где находил он спасение от вечных маминых «уроков приличия». Сын с любопытством рассматривал развешанные на стенах чертежи, огромную готовальню с таинственно сверкающими на черном бархате инструментами, набор остро зачиненных карандашей. И видел, как отец уверенно рисовал какие-то конструкции и делал непонятные второклашке расчеты.
Кстати, читать Саша научился рано, а осилить счет ему помог отец, переложив таблицу умножения в виде стиха. И пошел Саша сразу во второй класс начальной школы. Но ходить в Гатчинскую школу пришлось недолго. Когда умер отец, матери было немногим более тридцати лет от роду. И вскоре она вышла замуж почти за мальчишку – двадцатилетнего Дмитрия Малиновского. Саша очень не хотел, чтобы мать выходила за него. Но для Лидии Александровны не существовало ничьих указов. На старости лет Дмитрий Васильевич ушел от семьи. И когда через некоторое время решил навестить бывшую жену, та его даже на порог не пустила.
И, тем не менее, и мать, и ее сестры, и даже более дальняя родня оставили в сердце писателя теплый след.
После смерти отца мать вынуждена была переехать к своим родителям в притаежное село Мартыново. Здесь она стала заведовать совхозным детским садом. Сын до седьмого класса ходил в соседнее село Антипино, что находилось в семи километрах от Мартынова. Ходил, как правило, через сопки, напрямик, что сокращало путь минимум на пару километров.
Мать пропадала в детском саду. Так что воспитанием подростка занимался суровый во всех отношениях дед Саша, Александр Николаевич Чалков – гроза не только домочадцев, но и местных мужиков.
- Полный диктатор, - не без душевного трепета, но с великим уважением вспоминает своего наставника давно поседевший внук. – Фактурный был мой предок: богатырский размах плеч, аккуратно подстриженная бородка, шапка густых волос, тронутых романтической проседью. Всегда был безупречно одет, подтянут. Бабы, помнится, так и вились вокруг него.
Местные мужики, понятное дело, завидовали ему. Даже пытались побить Чалкова, да только всегда сами были биты. Бабка моя, жена деда, сильно ревновала его. Она была нрава тихого, тоненькая, нежная, и, как все Чалковы-Яринские, голосистая.
В многочисленной своей семье дед тоже был безусловным хозяином. С юности был мало управляемым. По настоянию отца окончил духовную семинарию и был направлен дирекцией духовного заведения в местный храм г. Бийска священником. Однако так и не принял священный сан. И, вопреки родительской воле, как мы уже отмечали выше, женился на Марии Яринской из семьи ссыльного каторжника. И стал служить на почте.
Каждое воскресение и по большим праздникам семья Чалковых собиралась в пятистенном, всегда ухоженном и хлебосольном родительском доме. Дед восседал во главе стола, бабушка Мария хлопотала возле блестящего медью с медалями ведерного самовара. После чаепития затевали песни. В селе даже поговаривали: где Чалковы, там и песня. Начинала своим негромким, но очень приятным и чистым голосом бабушка:
Я  вечор в лужках гуляла,
Грусть хотела разогнать
И цветочек там сорвала,
Чтобы милому послать…
Когда эта песня уносилась вдаль, после минутной паузы раздавался могучий бас хозяина застолья.
Шумел, горел пожар московский,
Дым расстилался по реке,
А на седых стенах кремлевских
Стоял он в сером сюртуке.

«Зачем я шел к тебе, Россия,
Европу всю держал в руках.
Теперь с поникшей головою
Стою на крепостных стенах…
Дед слыл большим патриотом России. Как и его брат, Глеб Николаевич. Глеб, «морской волк», участник знаменитого Цусимского сражения в русско-японскую кампанию на Дальнем Востоке, побывал в японском плену, но живым вернулся в Бийск к родному очагу. Тоже удивлял всех своей силушкой и бесстрашием. Пловцом бы непревзойденным (Бию, словно птица, перелетал),  тем не менее, утонул в ее ледяных водах в один из заплывов.
И свою любимую песню о московском нашествии Наполеона и его позорном бегстве из русской столицы дед посвящал памяти своего брата.
Дед еще был и неплохим знатоком песенного искусства, как он сам подшучивал над собой – «доморощенный песнетолкователь». А если серьезно, то Александр Чалков ценил песню за ее мобилизующий «нрав». И любил ссылаться на великого русского полководца Александра Васильевича Суворова, который внушал офицерам Русской армии, что музыка нужна и полезна. Она веселит сердце воина, равняет шаг, удваивает, утраивает армию. Поющая армия непобедима, считал генералиссимус А.Суворов.
Вот и  внук А. Чалкова, писатель А. Харитановский тоже высоко ценит силу песни.
- До 1917 года Россия была самой песенной страной в мире. Ее хоры, симфоническая музыка, духовые оркестры не знали себе равных ни в Европе, ни в Азии. Пели во всех храмах (а их было не менее 70 тысяч!), в полках, на кораблях, на пристанях, на сенокосах, жатвах хлебов, на свадьбах и на проводах в армию новобранцев…- подмечает писатель. – Да еще полвека тому назад гремели хоры в школах, вузах, на фабриках и заводах, в пионерских лагерях и турбазах, и, конечно, в армии и на флотах. А после распада Советского Союза началось и угасание песенной стихии в России.
А. Харитановский видит и причины этой песенной драмы в нашей стране: утрата национальных корней, духовных опор страны, забвение великих идеалов, открытие шлюзов для поп-культуры, что, по сути, стало лавинообразным прорывом в нашу страну иной духовности и иной музыкальной культуры. Ведь в исконно русской музыке, песне, танце нет хитовости, шлягерности, карнавальности. Она, русская музыкальная культура, изначально духовна, обращена не столько к земному, сколько к небесному.
Именно такое содержание было и у песен, которые писатель слушал в детстве и отрочестве в сибирской глубинке.
Примечательно, что, кроме общих песен, у каждой из четырех оставшихся в живых дочерей А. Чалкова были и свои любимые напевы. Как правило, запевали по старшинству. За отцом свой сильный голос подавала тетя Физа (Анфиса). Она и была женой Геннадия Федоровича Лукинского, расстрелянного по приказу А.В.Колчака в Кузнецкой крепости. Физа слегка наклоняла голову и запевала:

Спускается солнце за степью,
Вдали золотится ковыль.
Колодников звонкие цепи
Взметают дорожную пыль.
После этого сначала ее отец своим басом подхватывал первые строчки припева:
Динь-бом, динь-бом! -
Слышен звон кандальный.
Динь-бом, динь-бом!-
Путь сибирский дальний…
Потом, с раскладом на три-четыре голоса, дружно подхватывали все:
Динь-бом, динь-бом! –
Слышно там и тут.
Нашего товарища
На каторгу ведут…
У средней из дочерей, матери писателя, голос был самый мощный из сестер. Петь она любила больше всего старинные русские романсы, которые в ее семье даже не все знали, потому что Лидия Александровна, еще служа в английской семье, заносила полюбившиеся ей романсы в альбом. Сын прекрасно запомнил синие страницы альбома и красные чернила на них, как и некоторые слова романсов:
Я сижу у камина
И смотрю, как печально
Огонь догорает:
То, как яркое пламя,
Он вспыхнет порой,
То печально
Опять затухает…
Красоту и силу своего голоса мать писателя сохранила до глубокой старости. Как вспоминает ее сын, примерно, в 1968 году он пригласил 70-летнюю мать пожить в Курске. К тому времени он уже стал ответственным секретарем местного отделения союза писателей СССР. По случаю приезда матери позвал в гости писателя Евгения Носова, поэтов Николая Корнеева и Егора Полянского, собкоров газет «Правда» Виктора Малыгина с женой Тамарой, «Советской России» - Николая Болдырева, «Сельской жизни» - Алексея Трубникова с женой-певуньей Катериной.
Приняв «на грудь» и вкусно закусив (хозяйка квартиры Катя Харитановская умела удивить своей кухней!), компания затянула русскую народную песню, как ни странно, ту  самую, что любила петь алтайская тетя Физа:
Я  вечор в лужках гуляла,
Грусть хотела разогнать,
И цветочек там сорвала,
Чтобы милому послать…
За исключением Николая Болдырева и Кати Трубниковой, пели не очень складно. Мать слушала-слушала, потом вклинилась в песню. Взяла высокую ноту, пропела один из куплетов своим не потерявшим красоты меццо-сопрано и удалилась в соседнюю комнату. А когда гости распрощались, спросила:
- Кто это?
- Писатели,- ответил сын.
- Ну-ну…
И больше эта публика ее не интересовала, вспоминает Александр Александрович.
Да и в Курске алтайская гостья не смогла жить долго. Вольный дух ее манила земля сибирская, на которой она родилась, пережила взлеты и падения своей непростой жизни, где были ее сестры, и несла свои холодные воды в могучую Обь своенравная Бия.
Писатель до сих пор помнит, как в распутицу мать на лошади, запряженной в сани, приехала за ним в школу. Обратно ехали по зимнику, уже покрытому талой водой, в которой скрывались полозья. Мать, словно амазонка, во всю мочь гнала лошадь – молодая, красивая, сильная, бесстрашная… От села Антипино до Мартынова домчались быстро, а сыну-семикласснику так хотелось, чтобы и эта небезопасная дорога по зимнику, и теплое весеннее солнце, и его восхищение матерью никогда не кончались…
Лидия Александровна умерла через год после посещения Курска, в апреле 1969 года. И похоронена в родном селе Мартыново.
В завершение своего рассказа об алтайской родне А. Харитановский вспомнил еще прабабушку Шуру, мать деда Саши, которая прожила 116 лет, и двух своих тетушек, сестер его матери – Тоню и Августу (Гутю). Тетя Гутя была похожа на своего отца – нос с горбинкой, темнорусая. Но только внешне. На самом деле была кроткая, доверчивая, даже меланхоличная, вся такая домашняя. Она вышла замуж за вдовца с пятерыми детьми. Всех подняла на ноги, воспитала. И этим снискала глубокое уважение односельчан.
А блондинка тетя Тоня могла соперничать со своей средней сестрой Лидой – и по красоте, и в твердости духа, и в вольности, и в пении. Голос у нее был резковатый, громкий, повелительный. Она стала женой совхозного парторга Павла Старцева. Воспитали они довольно известного в западной Сибири сына Юрия. Он был одним из открывателей нефти на Обском севере (Ханты Мансийск). Даже написал книгу об открытии «черного золота»  в этих краях.
Но на этом его карьера не завершилась, а, наоборот, взяла крутой разбег. Юрий Старцев был послан на Иртыш в качестве инженера по организации водного транспорта в Тобольском речном порту. И быстро выдвинулся по партийной линии, возглавив Тобольский горком КПСС. Потом поочередно избирался вторым и первым секретарем Ханты Мансийского окружкома партии.
С этой должности руководство Тюменской области направило его на самый важный по тем меркам участок работы – в нефтеразведку. И не рядовым инженером, а своего рода комиссаром (уполномоченным) к геологам и буровикам... Последняя его должность – заместитель председателя Тюменского облисполкома. Умер Юрий Старцев вскоре после распада СССР от инфаркта.
…Вот какая у героя этой книги родня. Кто-то из них жил поперек времени, кто-то в полном с ним согласии, а кто-то вне всякого времени, как бы сам по себе…
И столь причудливые семейные переплетения, пожалуй, дают возможность перекинуть нравственный мостик от века позапрошлого в нынешний, представить хотя бы приблизительно ту атмосферу, в которой кристаллизовался характер будущего моряка-тихоокеанца, потом – журналиста, писателя, наконец, гражданина.
Допускаю, что могу быть не совсем точным. Но мне показалось, что:
от прадеда своего Александр Харитановский унаследовал бесстрашие;
от деда – решительность, отвагу;
от бабушки – доброту и сострадание к опальным и бедствующим;
от отца – порядочность, галантность, трудолюбие и целеустремленность;
от матери – живость ума, раскованность, свободу от предрассудков и поэтическую натуру.
  А от всей неоглядной, удивительной по красоте алтайской природы впитал в себя широту взгляда, отчаянную смелость и неподкупную любовь к России.

УЧЕНИЕ
Согласно китайской философии, жизнь человека делится на четыре периода: детство, учение, отдача, созерцание. В детство писателя А.Харитановского мы краешком глаза уже заглянули.
Учение понятие более сложное, чем детство. В этот период обнажается характер школьника, формируется личность, основные признаки гражданина.
Причем в учении из десяти школьных лет А. Харитановский выделяет старшие классы. Именно в эти годы подросток погружается в калейдоскоп исторических пластов, оказывается на стыках и изломах тысячелетий. В этот период ученик задается извечным вопросом: почему на необъятной российской ниве так щедро прорастают безверие властям, долготерпение, всепрощенчество, обреченность…И почему за столетия люди так и не познали, что от них что-то в этой жизни может зависеть? И почему чаще всего мы учимся только на ошибках?
В эти же годы в юное сознание прорывается тревога за судьбу Отечества. И понимание того, что мы ничуть не хуже, может, и не лучше Европы. Мы просто – другие.
- С восьмого класса мне пришлось учиться и жить вне дома, в райцентре Тогул, что находится примерно в 100 километрах от Барнаула. Поселок еще до революции славился купеческим размахом, торговал пшеницей, сливочным маслом - даже с заграницей, а его жители дорожили и кооперативными традициями. Это было большое поселение с тремя школами и Высшим начальным училищем,- вспоминает А. Харитановский, множеством ссыльных. Именно благодаря им в Тогуле открыли библиотеку с грамотно подобранной классикой – начиная от Гавриила Державина и многотомного собрания сочинений русской императрицы Екатерины Великой до книг философского и экономического содержания.
В 30-х годах прошлого столетия эта библиотека основательно пополнилась и советской классикой. Она стала, по сути, второй школой будущего писателя. Читал подросток запоем, делал множество выписок из книг, размышлял и спорил в своем дневнике о прочитанном – и с собой, и с воображаемыми собеседниками.
Повезло на учителя – словесника. Иван Алексеевич Атаманов был старожилом Тогула, знал прекрасно его историю и обычаи. И щедро делился с любознательными учениками этим богатством. Высшее образование он получил в известном на всю Сибирь Томском государственном университете. И будучи человеком творческим, писал даже книги для детей.
У него была своеобразная методика преподавания своего предмета. От старшеклассников он настойчиво требовал, чтобы при работе над сочинениями они не только следовали учебнику, но и мыслили самостоятельно, проявляя свой литературный вкус и не скрывая личного взгляда на то или иное произведение и героев книг.
Писатель до сих пор прекрасно помнит, как учитель литературы И.А. Атаманов ставил в пример Сашу Харитановского за оценку романа Александра Фадеева «Разгром». Ученик использовал для сравнения другое патриотическое произведение роман Войнич «Овод», в те годы очень популярный в Советском Союзе. В частности, школьник высказал по тем временам, можно сказать, крамольную мысль, что трагедия одной личности – Овода, человека иной страны, воздействует лично на его, Саши Харитановского, сознание сильнее, чем гибель целого полка, сражавшегося с белогвардейцами и японскими оккупантами. Образ Овода представлен более убедительно и  художественно ярче.
Это сочинение преподаватель зачитал в классе, что вызвало оживленную дискуссию, чего, видимо, и добивался педагог.
Кстати, в начале 80-х годов Иван Алексеевич, будучи в преклонном возрасте, приезжал к своему любимому ученику, уже известному писателю в Курск. Он мечтал организовать встречу всех выпускников 10 класса Тогульской средней школы 1940 года. То есть тех, кто еще был жив.
- Так седовласый учитель помог мне узнать судьбу некоторых моих одноклассников, – вспоминает А. Харитановский. - Именем Петра Круглова в Волгограде (бывший Сталинград) была названа улица. Валентин Чебаевский, сын учителя географии нашей школы, погиб при освобождении от немцев  Прибалтики. Я прекрасно помню, как Валентин первым из нашей школы сумел пробиться со своим рассказом в московский журнал «Дружные ребята». Известным сибирским писателем стал его брат-инвалид Николай Чебаевский.  А Саша Колесников, бравший с десантом Курилы, издал четыре сборника стихов…Так что класс у нас был литературно одаренным. Кстати, мой учитель И. Атаманов был одним из создателей в Тогуле краеведческого музея, где хранятся и мои книги.
Во многом благодаря этому талантливому педагогу Саша Харитановский основательно познакомился с творчеством и личностью Максима Горького и писателя-фантаста Герберта Уэллса, никак не предполагая, что через три десятка лет сведет их вместе на страницах собственного исторического романа «Ступени».
- Ни одна политическая партия, никакой агитпроп не влияют на умы людей, как русская литература, которая формировала не только личностей и мыслителей, но и общественное сознание. Именно литература поднимала людей с колен, когда Россия падала в пустоту. Именно она сохраняла духовные скрепы Отечества,- считает писатель А. Харитановский.
Собственно, средняя школа определила его  как человека и гражданина. На этом важнейшем отрезки жизни у него было несколько путеводных педагогов. Кроме И.А. Атаманова, была еще Олимпиада Ивановна Усанова, преподавательница немецкого языка (владела также сносно английским и французским), выпускница знаменитых Петроградских высших Бестужевских женских курсов.
В ту пору ей было уже под восемьдесят. Однако держалась по-девичьи стройно, со вкусом одевалась, безупречно изъяснялась со старшеклассниками, обращаясь к каждому только на  «Вы». Ум, врожденная деликатность, истинно русская интеллигентность ощущались в каждом ее движении, поступке, слове. «Мы добрели, мужали, умнели, становились просто-таки рыцарями рядом с ней», - вспоминает А.Харитановский.
И, может быть, поэтому писатель так бережно хранит книгу «Сочинения А.С. Пушкина. 1904 г.», подаренную ему другой «бестужевкой», Евдокией Петровной Васильевой, которую писатель отыскал в Курске полвека спустя после учебы у Олимпиады Ивановны Усановой. Е. Васильева написала ему в подаренной книге: «Вы нашли меня в трудную минуту жизни и помогли перенести отчаяние. Май 1987 г. Курск».
Какое участие принял А. Харитановский в судьбе этой девяностолетней женщины, выпускницы Бестужевских курсов 1915 года, разговор особый. Я - о другом: он не считает достойным сочувствовать нытикам, бездельникам, но со всей щедростью, на которую только способен, готов поддерживать людей деятельных, мужественных или вовсе беззащитных.
Вот в такую же трудную минуту он четырнадцатилетним восьмиклассником поддержал в 1938 году своего учителя истории Венедикта Георгиевича Сиротина.  В той же Тогульской школе.
Учитель в дискуссии о роли личности в истории отдал предпочтение народу, трудовым массам. А вот первый секретарь райкома партии усомнился в этом и посчитал, что учитель школы явно принижает роль в истории вождя всех народов товарища Сталина. Школьного учителя исключили из рядов партии большевиков и сняли с работы «за недопонимание роли личности в истории».
Комсомольцы школы, как было тогда принято, тоже решили «проработать» на своем собрании учителя за это самое «недопонимание». Однако единодушного осуждения не получилось: класс «подвел» Саша Харитановский. Комсорг класса гнул линию райкома партии: «Это кого же  ты, Шурик, защищаешь?.. Он же – гниль…политическая». На что восьмиклассник Александр Харитановский возразил: «Это покажет история…Учитель наш – прекрасный педагог и порядочный человек…».
После собрания ученик 8 класса направил в Москву, в «Учительскую газету» письмо, в котором оспаривал правомерность увольнения из школы учителя истории В.Г. Сиротина. Письмо, конечно, не напечатали, но ответ школьник получил: «Тов. Харитановский! Суть вопроса вы поняли правильно. В истории решающую роль играют массы, классы, классами руководят партии. В партиях большое значение имеют их руководители – вожди. Подробнее по этому вопросу вы можете познакомиться по такой литературе, как, в частности, статья В. Плеханова «К вопросу о роли личности в истории». … Пишите нам о том, как работают в школе политкружки, ваша комсомольская организация».
К счастью, учителя, имевшего огромный авторитет в районе, не арестовали. В конце 1938 года он уехал в Москву, оставив на память книгу Майкла Голда «Джон Браун» (о борце за права негров) с надписью-завещанием: «В честь разлуки дарю эту книгу своему лучшему ученику Александру Харитановскому. Шурик, учись и будь принципиальным в намеченной цели, учись и готовься стать большим специалистом. 22 ноября 1938 года».
Между прочим, этот «сувенир» опального учителя в разгар сталинских репрессий хранить было небезопасно. Но книгу эту писатель пронес через все годы и сохранил в своей обширной библиотеке, ни от кого и никогда ее не пряча. Потому что никогда в жизни не признавал ни вождизма, ни культов. И уж тем более права на массовые репрессии и беззаконие. Главным мерилом человеческой сути для него всегда были и остаются порядочность, гражданское мужество, знание своего ремесла, верность долгу, справедливость и чистая совесть. А в литературе – верность исторической правде.
Аттестат зрелости А. Харитановский получил в 1940 году с золотой каймой отличника и правом поступления в высшую школу без вступительных экзаменов. Но прежде чем окунуться в студенческую стихию, он, безумно влюбленный в математику и немало в этом предмете преуспевший, до лета 1941 года преподавал ее в семилетней школе села Клепиково Омской области. А заодно молодому учителю «подвязали» еще и уроки физкультуры.






























Глава II














ТРАГИЧЕСКАЯ ВЕРШИНА РУССКОЙ ИСТОРИИ












ВДАЛИ ОТ ДОМА ПОМНИ ОБ ОТЧИЗНЕ
Летом 1941 года, в канун Великой Отечественной войны, А. Харитановский решил поступить в Ейское летное училище военно-морской авиации. Отправился в Новосибирск, где надеялся получить в военкомате направление в это учебное заведение. Почему в морское? В его роду, как со стороны матери, так и отца, имелись близкие родственники, служившие в разных чинах на флоте. В том числе и на  Балтике.
Об этом, в частности, напомнил своему другу и единомышленнику ученый-историк Виталий Гузанов в одном из писем: «…Хочу тебе сообщить: на флоте в середине XIX века был штурман, в чине поручика, Харитановский Алексей Иванович. Службу он начал в 1854 году, а поручиком стал в 1867 году. Значит, он окончил штурманское училище, затем был возведен в офицерский чин».
Так что Саша Харитановский готов был продолжить славную морскую династию его предков. Но вскоре грянули военные события, и его вместе с другими призывниками, которым тоже еще не исполнилось на тот период 18 лет, направили на строительство эвакуированного военного завода «4-А», на станции Кривощеково (теперь это один из районов Новосибирска).
В самом начале 1942 года А. Харитановский был призван на Тихоокеанский флот. Служил под началом майора Виктора Каштанкина, командира 37 авиаполка 12 авиадивизии Тихоокеанского флота. Впоследствии Героя Советского Союза.
Там же встретил еще одного будущего Героя Советского Союза, уроженца с. Замостье Суджанского района Курской области боевого летчика, старшину I статьи Федора Крапивного, окончившего Куйбышевскую школу пилотов Военно-морского флота в 1943 г. и командированного на Тихоокеанский флот, в 37 полк штурмовой авиации.
Так, образно говоря, в одном экипаже Истории оказались будущий писатель  Александр Харитановский и два будущих Героя. В этом полку готовили летчиков морской авиации для отправки на фронт.
На Дальний Восток Виктор Каштанкин прибыл после боев на Черном и Балтийском морях, а потом отбыл снова на Западный фронт - уничтожать немецкие суда на Балтике. 22 мая 1944 года он принял последний бой, совершив свой подвиг.
Достойным его учеником стал и младший лейтенант Федор Крапивный. В августе 1945 года он громил японских самураев. Будучи ведущим в звене грозных «Илов», топил транспорты противника в Корейском порту Юки, разносил в куски береговую оборону японцев, открывая путь советским морским десантникам. О его боевых вылетах в эскадрилье ходили легенды. А после безоговорочной капитуляции Японии Ф. Крапивному было присвоено звание Героя Советского Союза.
После войны он вновь служил на Черном море. Демобилизовался в звании майора авиации в 1958 г. Трудился диспетчером в Николаевском аэропорту Украины. Умер 22 июля 2000 года. Похоронен на городском кладбище в секторе самых почетных граждан Николаева. А на Красной площади Курска, на стеле курянам Героям Советского Союза золотом прописано и имя Федора Андреевича Крапивного. И вот уже несколько лет писатель-фронтовик А. Харитановский почти каждый вечер приходит сюда, чтобы отдать дань памяти своему земляку и сослуживцу по морской авиации.
В составе 12-й штурмовой  авиадивизии флота на заключительном этапе войны с Японией участвовал и А. Харитановский, был награжден медалью «За победу над Японией». Ему, как и многим его сослуживцам, была объявлена также Благодарность Верховного  главнокомандующего И.В.Сталина. А дивизия за действия на Корейском побережье заслужила орден Красного Знамени и наименование – Расинской. Позднее участник боев на Дальнем Востоке А. Харитановский был награжден также орденом «Отечественной войны» II степени.
А спустя шестнадцать лет после окончания войны история фронтового братства получила неожиданное и удивительное продолжение. Уже в письмах, встречах, расставаниях.
По сути своей вся человеческая жизнь – это трогательное расставание с прошлым.
Великая Отечественная война была самой жертвенной для нашего Отечества. Ее вехи можно определить по великим битвам -  под Москвой, под Сталинградом, на Курской дуге, за Берлин… А можно по запредельной стойкости, мужеству и благородству советских воинов.
Но, пожалуй, самой трогательной, самой чувствительной и очеловеченной страницей той войны были письма с фронтов, с передовой. Это самостоятельное явление войны. Именно в них был зашифрован ее глубинный смысл как войны Отечественной, Всенародной, Великой. И заложены этические основы оценки тех событий и поступков людей, призванных и вынужденных убивать агрессоров.
В тех строках, написанных чаще всего между боями или в госпиталях, а то и перед самым боем, нередко последним для автора привета родным и близким, - неподдельные чувства любви и к отчему дому, и к семье, и к жизни как таковой. Как на исповеди. Потому что душа бойца уже наполовину была с небесами, а наполовину – с домом: матерью, женой, детьми, невестой, сестрой…
Пишу это не ради философствования на темы жизни и смерти, войны и мира. А под впечатлением стопки писем с фронта командира полка летчиков военно-морской штурмовой авиации, Героя Советского Союза майора Каштанкина Виктора Николаевича. Он совершил свой подвиг над Балтикой весной 1944 года, направив на немецкое военное судно подбитый и объятый пламенем «Ил», который пилотировал. Видать, у Николая Гастелло в дни войны было немало отчаянных последователей.

ВЕСТОЧКИ С ФРОНТА
История этих писем тоже необычайная, даже в чем-то романтическая. Она связала три фронтовые семьи: двух Героев Советского Союза и писателя.
Писатель – это Александр Александрович Харитановский, глубокий исследователь поворотных событий в истории России предыдущих двух столетий.
Именно там, на Камчатке, где трудился собкором ТАСС А. Харитановский, и началась история фронтовых писем. В 1961 году в Петропавловске-Камчатском открылся военно-морской музей. Собкор ТАСС А. Харитановский был среди первых его посетителей. В одном из разделов музея увидел большую картину: «Ил-2» - гроза немецких боевых судов и караванов, объятый пламенем, стремительно несется вниз на вражеское судно. Секунды – и корабль разнесет в куски… Приглядевшись к пилоту в кабине, писатель и журналист-фронтовик узнал до боли знакомый профиль своего командира полка штурмовой авиации Тихоокеанского флота майора Виктора Каштанкина.
И почти из двадцатилетней глубины память извлекла в деталях годы службы под командованием этого офицера,
А тогда, полвека тому назад, корреспондент ТАСС, придя из военно-морского музея домой, достал свой офицерский планшет и вытащил фотографию своего командира полка. Тут же сел за письменный стол. Вскоре в камчатской молодежной областной газете появился очерк «Встреча» - о жизни и подвиге майора Виктора Николаевича Каштанкина.
Спустя три дня, в корпункте ТАСС раздался телефонный звонок.
- Я дочь майора Каштанкина,- услышал писатель молодой женский голос. – Спасибо огромное за добрые слова об отце.
- А вы что, живете здесь?
- Да. Я работаю в областной клинической больнице. Мой муж Владимир Капицын служит военным хирургом на одном из кораблей Тихоокеанского флота. И мама  с нами. На Морской улице мы живем…
- Так это же в 500 метрах от моего корпункта. Буду рад вас видеть в нашем доме.
На следующий день в квартиру корреспондента ТАСС пришли трое – вдова майора В.Каштанкина Вера Афанасьевна, дочь Наташа и ее муж.
Объятия, слезы, рассказы о пережитом…И тут вдова боевого комполка с волнением положила на стол стопку писем.
- Вот, Александр Александрович, это фронтовые письма моего мужа… Они не только о наших семейных делах. Это бесценные весточки из фронтовых будней, о том, как жили, как сражались с врагом и о чем мечтали защитники нашего Отечества в те грозовые годы… Может, эти письма чем-то заинтересуют и вас?...
Изучив письма своего командира и давнего товарища, журналист А.Харитановский написал послесловие к своему очерку «Встреча». Сложил эти документы самой Истории  в отдельную папочку. Потом с ней переехал в Курск.
Пару лет тому назад – телефонный звонок в его курской квартире на улице Ленина, 74. Из Питера.
- Александр Александрович, это снова вас беспокоит Наталья Капицына,- услышал 87 летний фронтовик отдаленно знакомый голос. – Мы в Интернете узнали, что вы стали Почетным гражданином знаменитого на весь мир Курска, что издали много интересных книжек…
И как 50 лет тому назад, писатель испытал безграничное чувство волнения и признательности судьбе за такие неожиданные «подарки».
- Наташенька, дорогая, я же все эти годы думал о вас и свято хранил фронтовые письма отца вашей маме… Я готов хоть сейчас переслать их вам…
- Нет, Александр Александрович, такие ценные документы я бы поостереглась доверять почте. Если можно, я на денек смогу приехать в Курск.
- Так это вообще будет замечательно! Ждем вас с нетерпением.
И вот, дождливым апрельским днем того года мы – писатель А. Харитановский и группа «поддержки»: отец погибшего на атомоходе «Курск» старшего лейтенанта Сергея Ерахтина  мичман в отставке Николай Александрович Ерахтин, морской кадет школы №18 Курска восьмиклассник Женя Денисов, телеоператор Альберт Асеев и я – ранним утром встречаем на Курском вокзале поезд из С-Петербурга. Из вагона нам улыбается немолодая, но с лучезарным взглядом женщина.
Сначала вместе с Натальей Викторовной Капицыной мы поехали на Мемориал павшим в Великой Отечественной войне курянам. Гостья возложила букет алых гвоздик к памятнику морякам-подводникам атомохода «Курск».
Потом посетили стелу наших земляков – Героев Советского Союза и России на Красной площади. На стеле Наталья Викторовна с великим почтением прочла имя Федора Андреевича Крапивного, воспитанника ее отца.
А писатель А. Харитановский прочитал стихи собственного сочинения, посвященные знаменитому земляку:
Я каждый день хожу на перекличку.
Но нет мне места в каменном строю.
Я жив еще, хотя уж по привычке
Не греет кровь, не вяжется в струю.
Вот так они, мой друг Крапивный Федор,
Грядут поминки, но на посошок
Пусть нам споет от имени народа
Шульженко Клава «синенький платок».

Кульминацией этой удивительной встречи стало чтение писем военных лет. Мы сидим тесным кружком за журнальным столиком в гостиной писателя. Здесь все напоминает о море и  военном флоте – Андреевский стяг, корабельная рында, морской парусник, бескозырка почетного морского кадета курской 18-й школы, фотография подводной атомной лодки «Курск», подаренная писателю самим командиром ракетного атомохода Лячиным, морские кораллы, даже зуб кашалота, книги о море и флотах…
На столике - стопка писем В. Каштанкина с четким каллиграфическим почерком. Хозяин квартиры в пиджаке при всех боевых и почетных наградах взял первое письмо и, едва сдерживая волнение, стал читать эти бесценные документы, которым нет срока давности, потому что фронтовые письма – вне времени и конкретных дат.
«Деремся крепко. Люди работают в небе, забывая себя. Личный состав стойкий, храбрый, подготовленный к любым испытаниям. В отчаянных схватках с врагом мы много надводных кораблей противника превратили в подводные. Много фашистских стервятников никогда не увидят небо. В день рождения Наточки, 2 июля, я ей в подарок пустил на одно очередную фашистскую нечисть… Моя работа в мирное время не прошла даром. Жертвы, конечно, есть. Но погибают мои воспитанники геройски, нанося максимум урона ненавистному врагу…Увы, Вера, многих наших сослуживцев, общих знакомых никогда больше не увидишь…Их жизни отошли уже истории.»…
В боях майор В. Каштанкин участвовал с первых дней войны. В июле 1941 года громил немецкие военные суда и транспорты на Балтике. В зависимости от боевых задач его бросало с одного фронта на другой. Но при первой  возможности писал письма любимой жене и детям.
«Вера, дорогая, не удивляйся, что я часто меняю дислокацию – Таганрог, Ростов, Сталинград, Астрахань, ряд городов Кавказа…Я выполнял специальное задание высшего командования страны.
Милая Вера, как бы хотелось жить долго-долго… Но война имеет свои законы. Вместе с победами бывают и поражения. Но все временно занятые территории войсками врага будут снова нашими, включая и его земли, все будет хорошо. А уж если мне, Вера, не удастся увидеть победы, то знай, что до самого последнего момента моего пребывания среди живых я помнил и любил тебя.
Пройдут годы, на полях и дорогах войны построят новые города, украсят их памятниками Отечественной войны. Время сровняет могилы погибших, позарастают боевые траншеи, поднимут погибшие корабли, и снова засверкает счастливыми огнями творческая жизнь нашего народа…
Последнее время я очень стал скучать по тебе, моим дорогим малышам – Наточке и Вовочке. Ведь исполнилось всего пять лет нашей совместной жизни. Вот уже 7 месяцев, как не видел тебя… Как же, оказывается, мы мало были вместе!...
Месяцем позже: «Фронт врага уже дрогнул. Это начало конца фашистских гадов. Конечно, до окончательной победы еще не близко, потребуется много напряжения и жертв нашей армии, флота и всего советского народа. Но в мире нет такой силы, которая могла бы повернуть историю нашего народа вспять…
Жаль, что не скоро увижу я Наточку и Вовочку. Боюсь, забудут своего отца. Ведь я мало был вместе с ними…А уж если, родная, не придется их мне увидеть, когда подрастут, расскажи им, что я с оружием в руках дважды отстаивал свою родину и защищал ваши жизни.
Умирать, конечно, Верунька, не собираюсь. Надо жить, чтобы умерщвлять врагов».
На многих листах писчей бумаги на первой страничке в верхнем углу были напечатаны типографским способом призывные слова: «Краснофлотец! Будь храбрейшим среди храбрых!». А на обороте листа: «Больше угля, нефти, хлеба, металла, машин. Дадим фронту все для победы!».
Удивительно, командир летной части В. Каштанкин даже в эти смертельно опасные дни и ночи заряжал и сослуживцев, и семью оптимизмом. «Дорогая Вера! Вот я снова на Черном море, родных для нас с тобой местах. Работа та же: летать и бить фашистов. Горжусь, родная, что мне доверено участвовать в боевых операциях. Отдыхать приходится по-походному. Больше времени - в воздухе. По остроте боев понял, что не скоро увидимся.   Думаю всегда о вас. Война когда-то кончится. Незаметно пройдут годы, и наши ребята станут взрослыми, самостоятельно вольются в жизнь, получат образование…И ради того, чтобы они выросли, надо их сберечь сейчас. Они – на твоих плечах. Уверен, ты справишься. А я берегу вас здесь, на линии огня. На моем боевом счету уже солидные цифры, а в предстоящих боях этот счет будет крепко увеличен. Цена этому счету большая: часто нахожусь на волосок от смерти…».
А это письмо – без даты, всего на полстранички. Возможно, было последним: «Новым назначением я доволен. Снова на Балтике. Немцы и финны долго будут помнить наши лихие удары…За наше счастье, за нашу встречу, за радостную жизнь на родной земле снова иду в бой…Поцелуй за меня Наточку, Вовочку. Желаю всем здоровья и счастья. Привет папе, маме, Марусе, Игорю… Жди нового адреса. Крепко целую – Виктор». Нового адреса его семья так и не дождалась.
Вера Афанасьевна Каштанкина выполнила волю и заветы своего мужа. Воспитала и сына Володю, и дочь Наташу достойными людьми.
Наталья получила высшее медицинское образование. Известный в Европе офтальмолог.  Владимир – крупнейший военный инженер-электронщик, капитан I ранга, доцент. Внучка В. Каштанкина Елена – тоже офтальмолог. Правнуки: Саша – физик, Володя – без пяти минут – врач, заканчивает Ленинградский госуниверситет.
И муж Натальи Викторовны (умер три года тому назад) был знаменитым военным хирургом – блестяще делал операции на сердце и легких.
Когда А. Харитановский перевернул последнюю страничку фронтовых писем, воцарилась та минута молчания, которая наступает, когда соприкасаешься с чем-то особенно трепетным и дорогим.
Восьмиклассник, морской кадет Женя Денисов встал, без всякой команды застыв по стойке «Смирно!». В его глазах было и удивление, и восхищение, и тревога. Как будто он окунулся в ту войну -  страшную, далекую, но интересную.
И в эту минуту на фоне военно-морского стяга писатель-фронтовик вручил фронтовые письма отца-героя его дочери со словами: «Берегите эти подлинные свидетельства стойкости и мужества советских воинов. Пусть внуки и правнуки гордятся своим Героем!»…
 Наталья Викторовна Капицына, мать и бабушка внуков и правнуков Виктора Каштанкина обняла убеленного сединами и временем писателя, хранителя этих заветных писем, и, не скрывая слез, на глубоком выдохе произнесла всего лишь одно слово: «Спасибо!».

ЭКРАН ВРЕМЕНИ ИЗБИРАТЕЛЕН
Так, за чтением тех писем мы вместе с писателем поднимались на одну из самых сложных исторических вершин минувшего века по имени Великая Отечественная война советского народа против немецко-фашистских захватчиков. Во всяком случае, таковым многие годы было ее полное и справедливое название.
Для А. Харитановского не только как ветерана войны, но и как историка Великая Отечественная не кончилась. Она была главным испытанием всей русской истории, ее трагической вершиной. И чем дальше от нее, тем больше осознаешь запредельную цену, которую заплатил советский народ за Победу в ней.
- В войне мы победили не только потому, что врага ненавидели, а, более, потому, что Родину любили,- уверен Александр Александрович. – Была еще сильна духовная сопротивляемость народа, его патриотические начала, мощные внутренние энергетические потоки. Люди больше были озабочены не тем, как жить, а ради чего жить. В те годы это означало – ради победы. И лозунг «Все для фронта, все для победы!» не сверху был спущен, а вышел из народных глубин. А народ был тогда един в своих думах, делах, целях.
Мы с А. Харитановским часто во время встреч возвращались к теме войны. Он знал, что мой отец Василий Иванович погиб в самых жестоких боях под Вязьмой на 54-й день войны. Буквально боготворил мою мать Наталью Дмитриевну за ее супружеский и материнский подвиг. В 33 года оставшись одна с пятерыми детьми – мал-мала меньше! и беременной шестым, она сохранила верность единственному человеку, отцу ее детей. Последыш Василек, родившись уже после смерти отца, прожил всего полгодика – заболел и умер. А дочь и четырех сыновей мать не просто спасла в лихую военную годину от страшного голода 1946 года, охватившего Поволжье, но и дала всем достойное образование. Дочь Раиса стала учителем, сыновья Борис – военным прокурором, Николай – талантливым зоотехником, Геннадий – толковым строителем, ну, а я – журналистом. У всех – семьи, дети, внуки и даже правнуки уже появились.
- Таким, как твоя мать, я бы поставил памятник в центре столицы, чтобы все видели и знали, на что способны русские женщины!-  в приливе чувств заметил как-то писатель. И добавил: – А лучше всего чтобы такие памятники Матери стояли в центре всех областных и республиканских столиц.
- Война, говорят некоторые историки и публицисты, - едва ли не звездный час СССР и России,- заметил я после «величавой», пропетой писателем в честь русских матерей.
- Думаю, слишком эмоциональное определение,- ответил ветеран. – Пойми, та война была для нас самой жестокой не только в смысле потерь (из 55 миллионов павших в мире на полях Второй мировой, почти половина советских граждан), но и по сути нацистских преступлений, цинизму, наглости, вероломству, демонстрации превосходства одной нации над другими, безнаказанности фашистских войск. И в этом смысле она, конечно, возвышается над всеми предыдущими войнами, которые вела Россия. И обрати внимание: свои победы, начиная с Ледового побоища, Русь-Россия одерживала на своей территории – и на Куликов поле, и под Полтавой, и под Бородино, и на Курской дуге…Мы никогда не приходили в Европу с огнем и мечом, только как освободители. А Запад – всегда с мечом.
То есть Россия захватнических войн не вела. Народы сами шли под ее покровительство и владычество, перенимали нашу культуру, порядки, зачастую и веру. Вспомни, в Российской  армии генералами были и грузины, и ингуши, чеченцы и казахи, узбеки и азербайджанцы, литовцы и латыши, евреи и калмыки… К примеру, в 1915 году на 80 тысяч ингушей было 16 царских генералов!
Конечно, глядя в глубины веков, яснее понимаешь, что войны в жизни России присутствуют явно в избытке. А что касается самой кровопролитной из них, то писатель-фронтовик непременно предлагает своим собеседникам задуматься над тем, что подтолкнуло мир к роковой черте, и чем оборачиваются политическая трусость глав правительств и государств, их желание умиротворить потенциального агрессора, попытки обеспечить свою безопасность за счет безопасности других, чаще всего соседних стран. И к чему приводят закулисные интриги и сговоры.
- Вторая мировая началась не в один день или час, - полагает А.Харитоновский.- Ее истоки следует искать в Версальском договоре, который зафиксировал не только поражение Германии, развязавшей первую мировую войну, но и ее унижение. Этим, собственно, и воспользовался Гитлер для прихода к власти в середине 30-х годов минувшего столетия. И все попытки умиротворить в 1934-1939 годах нацистов, заключая с ними различного рода пакты и соглашения, были бессмысленны, вредны и опасны. Что потом и показали события кровавой бойни 1941-1945 годов.
Гитлер, считает, писатель, появился из глубин мрака. Он управлял униженным и растерявшимся народом и сделал его своим рупором. Германию он называл «единственной невестой». И не случайно главными участницами его митингов были дамы.
Он уловил настроение масс и умело воспользовался историческим моментом, внушая стране, что именно он поднимет Германию. Для этого разберется со скептиками и теми, кто довел страну до позора в Версале. И толпа настраивалась на эту волну, ощущая себя силой. Фюрер научился играть на струнах ожесточившихся, не смирившихся с положением униженных и оскорбленных людей, распадом немецкой империи, во всем винивших Европу. И стал олицетворять их мечты. А либералы и толстосумы наблюдали, грызлись между собой, расчищая нацистам путь к власти и к диктатуре Гитлера.
А. Харитановский не раз возвращался в наших беседах к Первой мировой войне, ее истокам и как неизбежному прологу мировой войны - Второй. Правда, здесь он вставляет небольшую прокладку.
- Я родился не так уж и далеко от Первой мировой – этой великой трагедии человечества, определившей последующие взлеты и падения, катастрофы и утраты XX и  XXI веков,- замечал Александр Александрович. – И наше, и ваше поколения в советских учебниках воспринимали ту войну, как империалистическую, грабительскую, как пролог пролетарской революции в России… «Россию, как большой ложкой, начало мешать и мутить, все тронулось, сдвинулось и опьянело хмелем войны…». Это Алексей Толстой.
- Но ведь призыв большевиков превратить войну империалистическую в войну гражданскую и желавших поражения родному Отечеству и был началом распада Российской империи, которая в первом и начале второго десятилетия прошлого века набирала силу, - пытался я возразить моему современнику. - Более того, русские солдаты защищали свою родину, свои жизни, семьи, а не «грабительские интересы империалистов», как заметил Эрнест Хемингуэй в знаменитом романе «Прощай, оружие». В этом, на мой взгляд, лучшем произведении о Первой мировой великий гуманист писал, что та война жестоко ударила, прежде всего, по молодому поколению Европы. Юность получила мощнейшую душевную травму, от которой не смогла избавиться до следующей, еще более страшной бойни 1941-1945 годов.… И ныне линия фронта проходит внутри каждого из нас. Поэтому этот роман по-прежнему актуален.
- Американский писатель, конечно, прав. Согласен я и с тобой, что приведенная тобой ссылка ложится и  на наше время – те же споры, та же сумятица в мыслях, мнениях, и тоже стремление переписать историю. Увы, даже в современной России нет внятных оценок Первой мировой войны. Нет и достойных памятников ее героям. Правда, порадовало, что наш президент Владимир Путин участвовал в открытии памятника русским солдатам, павшим за Францию в 1916-1918 годы. Кстати, скульптурная группа весьма приличная: бронзовый поручик Российской армии (скульптор В.Суриков) встал на вечный покой в Париже у моста российского императора Александра III. Что тоже весьма символично. Отрадно и то, что 1 августа 2013 года впервые в России отметили День памяти соотечественников, павших в Первой мировой войне.
Мне хотелось напомнить моему старшему коллеге, что русский солдат и офицер сражались тогда за Веру, Царя и Отечество. И что именно этими святыми понятиями стали манипулировать большевики, не слишком добросовестные политические игроки. Организованная ими революция заслонила в русском сознании мировую трагедию начала прошлого века, которая разрушила фундаментальные основы европейского гуманизма, покрыв Европу миллионами трупов и увечных (12 миллионов погибших, 55 миллионов раненых в 33 странах, вовлеченных во всемирное побоище).
 Во многом в предчувствии революционных событий Россия отказалась от союзнических обязательств перед Францией и Англией, заключив сепаратный договор с агрессором, что имело тяжелейшие последствия для нашей страны – и дипломатические, и территориальные, и юридические, и моральные. Что в итоге приблизило революцию, которая, к сожалению, не решила в России главных задач – достижения равенства, благополучия и укрепления ее духовных начал.
Я знал, как трепетно относится А. Харитановский ко всему, что связано с Октябрьской революцией и ее последствиям для мира. Возможно, мы еще вернемся к этой теме. А пока я решил перекинуть мостик к полемике о Великой Отечественной войне и последним нападкам на Победу в ней Советского Союза не только некоторых историков европейских стран, особенно бывших прибалтийских советских республик, но и доморощенных либералов-подпевал, которые пытаются бульдозером пройтись по нашей памяти.
Разумеется, экран Времени избирателен. Скажем, для нынешней молодежи в чем-то одинаковы и Куликовская битва, и Отечественная война 1812 года, и Гражданская и Великая Отечественная войны - это было давно, словом, седая старина. Поэтому это поколение не так болезненно воспринимают «перелицовку» истории, как ветераны войны, крупные исследователи. Не их вина – они просто не все знают. Естественно, оценки минувшего с возрастной точки зрения всегда будут разными. Тут важны доказательные свидетельства.
Да и мировое сообщество ныне не очень глубоко представляет роль СССР в победе над фашизмом – там ведь тоже произошла смена поколений. А «просвещаться» в данной проблематике не особо-то и желает.
- Насколько я помню,- говорит по этому поводу А. Харитановский, - в Новом Завете пять испытательных венцов, которые примеривают к себе подвижники христианской веры. Самый мучительный из них – Венец Правды, то есть терновый венец, который принял на себя Христос. Ныне христианская Европа о Венце Правды старается не вспоминать. А ведь в Великой Отечественной войне советские люди приняли на себя терновый венец величайших испытаний. Фашисты пытались распять Россию и положить к ногам нацистской Германии…И тут мне хотелось бы заметить, что Русь всегда была слишком доверчива. И даже вождь советских людей Иосиф Сталин до конца не верил в коварство Гитлера. Кстати, у твоего «начальника», судьи и поэта Василия Золоторева на эту тему есть любопытное стихотворение.
- Я знаю его, потому что редактировал сборник, куда вошел этот стих.
- И помнишь?
- Конечно:

Красивая женщина – наша страна.
Да жаль, что доверчива слишком она.
Насильникам многим давала отпор.
Но если ей в ноги поклонится вор
И ласковым ветром овеет ей грудь,
То все свои недра она распахнуть
Готова. Особо она широка,
Когда ей Европа пришлет пошляка.
Россиюшка-матушка, помни о том,
Что Запада варежки вечно с «ежом»…
Своя в тебе вера,
Своя в тебе стать,
Чужих кавалеров
Пора «отшивать»!

- Кстати, Александр Александрович, почему, по-твоему, так неоднозначно оценивают роль Иосифа Сталина в Великой Отечественной войне – и писатели, и журналисты, и исследователи. Мнения бывают порой полярными. Одни уверяют, что наш Генералиссимус – творец Победы, другие – что он вообще ничего не смыслил ни в стратегии, ни в тактике ведения военной кампании, а кто-то утверждает, что в начале войны Иосиф Виссарионович вообще впал в прострацию и мало что соображал. То есть вождь как бы перепутал дверь, дом, страну, народ…
- Ты не особенно-то доверяй подобным историческим «замесам». Все намного сложнее. В прошлое полезно смотреть не как в зеркало, а как в душу… На мой взгляд, в России порой слишком агрессивно и безграмотно спорят о прошлом нашего Отечества. Отчасти потому, что история его крайне извращена и оболгана. А только начнешь подсвечивать ее правдой, сразу слышишь вопли: не тронь, это свято!.. Вот недавно прочел последние данные опроса россиян Центром исследований общественного мнения – ВЦИОМ. Тема – «За что нам не стыдно?». Ответы любопытны. На первом месте –история России, что меня особо порадовало; далее – спорт, культура, искусство – тоже неплохо; сильная армия, военная мощь страны – на четвертом, следом – наука, ученые… И только половине россиян не стыдно за позицию России на международной арене. И заметь, сильнее всех гордятся отечественной историей те, кому нет еще и 24 лет от роду – 89 процентов, старики – 87 процентов. Так что ворчать на нашу молодежь серьезного повода у ветеранов не должно быть.

НЕ НУЖНО НА МОЛОДЕЖЬ ПОГЛЯДЫВАТЬ СВЕРХУ ВНИЗ
Писатель, как я понял, о молодежи не перестает думать никогда. Именно через нее он пытается осмыслить кризис национальной идентичности, культуры, образования, спорта.
- Она, нынешняя молодежь, как бы зажата между двумя полюсами жизни,- размышляет А. Харитановский. – С одной стороны – недалекое советское прошлое со всеми его достоинствами и издержками. С другой - полное цинизма и двусмысленностей, двойных стандартов настоящее. И хотя романтика «бандитского» капитализма постепенно теряет свои высоты, вместо «много денег» входит в моду учеба, семья, тем не менее, ориентиры молодых людей по-прежнему причудливы и не всегда ясны. Они подвержены резким колебаниям, как и вся наша жизнь.
Он встал, подошел к открытой двери лоджии. У фонтана, который струился внизу, почти напротив окон его квартиры, на скамейках сидели молодые люди. Кто-то бренчал на гитаре и до нашего слуха доносились немудреные слова:
Ксюша, Ксюша, Ксюша,
Юбочка из плюша,
Русая коса.
Ксюша, Ксюша, Ксюша,
Никого не слушай
И ни с кем сегодня не гуляй…
- Ну, как тебе? – улыбнувшись, повернулся ко мне писатель.
- Ну, это, примерно, как ландыши в наши молодые годы…
- Не скажи, в ландышах смысла было больше…А тут прагматизм и пофигизм какой-то…
- Прагматизм, может, и не так уж плохо. Но юность все больше задает вопросов: за какие «шиши» получить высшее образование и получить достойную работу? Сможет ли молодая пара создать и прокормить семью и взять ипотеку на жилье?
- Верно. Пока элита озабочена собственным благоустройством, молодежь все больше склоняется к радикализму. И чем выше разрыв между бедными и богатыми, тем сильнее и радикальные настроения в молодежной среде. И непросто предугадать, куда она качнется в критический момент – вправо, влево, в центр или в нацизм?  Так что пока это самый непредсказуемый сектор политического сознания общества. Украина тому дала в начале 2014 года немало горьких примеров, - считает писатель.
У нынешней власти уже нет таких рычагов агитации и пропаганды, какие были, скажем, у КПСС, комсомола, пионерии, советских профсоюзов. Теперь главный агент влияния  - Интернет. Опасный и непредсказуемый. Эта информационная машина стала и агитатором, и пропагандистом и способна «растоптать» самое светлое и святое, что еще осталось в России.
Писатель видит глубинные процессы нынешних кризисов и их последствий – кризис человеческой личности, нравственного чувства, духовных ценностей.
- Мы привычно смотрим на молодежь сверху вниз,- продолжает свои раздумья писатель-фронтовик. – И речем: «Какая у нас прекрасная молодежь!». Или: «Какая у нас неуправляемая, необузданная молодежь!». Или: «Какая у нас умная молодежь!»… А она просто разная. И нельзя по сложившейся традиции все время похлопывать снисходительно молодых людей по плечу. Юноши и девушки – не подпаски или недоучки, как замечал патриарх Московский и всея Руси Кирилл четыре года тому назад на встрече с московской молодежью на стадионе «Измайлово», а зрелая часть нашего общества. Они, как и взрослые, переживают и боль, и утраты, и радость созидания, и удачи, и одиночество… Только острее нас.
Поэтому важно не поучать, не поправлять бесконечно молодежь, а вовлекать ее в активную жизнь – самостоятельную и полезную обществу и государству. И верить в нее. А не брюзжать, что она не так живет, развлекается, дружит… Ее увлечения – это часть субкультуры. Музыка, спорт, к примеру, подвластны любому возрасту. Но у молодых – свои предпочтения. Главное, чтобы они понимали и знали, чего надо остерегаться, что подвергать сомнению и неприятию, чтобы не нанести ущерба собственной личности, а порой и самой жизни. А это уже задача семьи, школы, вуза, общественных объединений, и в немалой степени средств массовой информации.
Мне не кажется странным, что 90-летний ветеран войны и труда так по-молодому смотрит на будущее российского общества, сердцевину которого составляет молодежь. Если внимательно вчитаться в его книги, то непременно заметишь молодость главных героев рассказов, повестей и романов. Но даже не это главное. Его герои – образец служения Отечеству, мужества и стойкости, чего так подчас не хватает именно современным юношам и девушкам.
Развивая мысль о субкультуре, Александр Александрович всегда возвращается к философскому наполнению слова «культура».
- У нее же латинский корень, - говорит он. – С одной стороны – «культ», то есть почитание божественного. С другой – «тера», то есть возделывание земли. Так вот, если в ходе возделывания человека как личности, эта самая личность совершенствуется, возвышается и духовно, и физически, и интеллектуально, то этот труд благороден, если тебе ближе слово богоугоден, то пусть будет так.
- Спасибо, мне и впрямь созвучнее – угоден Богу.
- Больно уж ты религиозным стал.
- Да я от религии никогда и не удалялся, как ты понял из жизни моей семьи.
- Ладно, не серчай на старика-атеиста научного… Так вот, а если в ходе возделывания человеческой натуры раскрепощаются «звериные» инстинкты и появляется тяга к греховным утехам, пьянству, наркотикам, разрушению семьи или осквернению храмовым святынь, то извращается само понятие Любви. А субкультура становится злом, анти культурой. На этом поле, собственно, и идут вечные битвы добра со злом, за сердца и души людей.

ВОЙНА – ЭТО ОСОБЫЙ ОПЫТ
Конечно, писатель-историк хотел все-таки объемнее выразить свое отношение и к войне, и к Сталину, и к отдельным полководческим решениям вождя. Заметив, что абсолютной объективности не бывает, а теория и реальность сильно расходятся в оценках той эпохи, писатель продолжал свою мысль о том, что война – это особый опыт. Семь десятилетий идут споры о роли И.Сталина в войне. Тема сложнейшая. Славу Богу, что в последние годы открылись некоторые сверхсекретные документы о поведении И.Сталина в первые дни и месяцы войны.
Естественно, писатель внимательно следил за движением этих документов. И пришел к некоторым весьма любопытным выводам. Наверное, вождь испытал шок после вероломной массированной атаки гитлеровских войск на довольно обширной территории западных рубежей Советского Союза. Но ни кризиса власти, ни бегства И.Сталина из столицы не было, полагает писатель. А идею неспособности вождя в какое-то время управлять страной в 1956 году выдвинул Никита Хрущев, у которого с И.Сталиным были и личные счеты из-за его сына Леонида.
Документы, опубликованные в открытой печати, свидетельствуют об активной деятельности Верховного главнокомандующего Вооруженными Силами Советского Союза. Уже 30 июня был создан Государственный Комитет Обороны (ГКО), которому на время войны были переданы функции всех органов высшей власти СССР. И этот чрезвычайный орган возглавил И.Сталин. ГКО действовал до сентября 1945 года – окончания Великой Отечественной войны. Эта уникальная структура власти за четыре года приняла без малого 10 тысяч судьбоносных для страны и мира постановлений, решений и других документов, по которым можно изучать всю историю войны без лишних эмоций и субъективных оценок.
Особое место в первые месяцы войны занимает ставший уже историческим парад на Красной площади Москвы 7 ноября 1941 года. И речь на нем председателя ГКО Иосифа Виссарионовича Сталина.
- Я был в те дни уже на Дальнем Востоке,- рассказывает А. Харитановский, - и война стала для меня частью жизни. Речь Сталина на параде мы слушали по радио. А потом вышел первый документальный фильм о войне «Разгром немецких войск под Москвой» Ильи Копалина, профессора ВГИКа (Всесоюзный государственный институт кинематографии – В.К.), впоследствии лауреата шести Сталинских премий (такой почести были удостоены в СССР еще только два писателя -  Константин Симонов и Сергей Михалков). Фильм вобрал в себя бегство немцев из города Клина, бои за г. Калинин (ныне Тверь – В.К.), взятие нашими войсками Яхромы, бесчинства немцев в Ясной Поляне, работу командующего Западным фронтом генерала армии Георгия Жукова. На пленке был запечатлен и герой Московской битвы командарм Константин Рокоссовский – в будущем и герой Курской битвы. А сердцевиной фильма стал тот самый парад 7 ноября 1941 года.
А. Харитановский знает самые важные подробности об этой картине. По свидетельству самого автора фильма Ильи Петровича Копалина, картина была сдана в канун Нового, 1942 года. И.Сталин был среди первых зрителей и сделал целый ряд замечаний. Кстати, его дополнения и уточнения позволили усилить содержание картины.
Не без участия вождя была устроена, говоря по-современному, и «раскрутка» картины. В частности, в ЦК ВКП (б) собрали всех редакторов газет и показали фильм, выпустили 800 копий картины (по тем временам сумасшедший тираж). И что самое удивительное, «Разгром немцев под Москвой» был показан в 28 странах мира и в том же, 1942 году американская Академия киноискусства наградила его премией «Оскар». Это, к слову,  был первый «Оскар» в истории советского документального кино. И как видно, в этом тоже есть заслуга И.Сталина.
Напомнил писатель-фронтовик и о еще одном трогательном факте трудных военных лет. 70 лет назад, 26 марта 1943 года, в Москве, в Колонном зале Дома Союзов состоялся первый Праздник детской книги. Идея была высказана писателем Львом Кассилем и директором издательства «Детгиз» Людмилой Дубровиной.
- Ты можешь себе представить,- взволнованно говорил А. Харитановский. – Холодная и полуголодная Москва, комендантский час. Фронт еще довольно близко – бои идут под Ржевом и Вязьмой, под Курском и Орлом. До победы еще далеко. А тут – Праздник детской книги, с веселыми картинками, дядей Степой, Тамарой, с которой ходят парой, зайчиками в трамвайчиках… Его назвали теплыми словами «Книжкины именины». Со следующего года это уже Всесоюзная неделя детской книги…А ведь без одобрения верховной власти такого события не могло быть в принципе. А оно состоялось и дало глубокие корни.
Осведомленность курского писателя была феноменальной. И мне было очень важно посмотреть и на другие «спорные» страницы войны через призму его оценок и знаний. В частности, на то, почему споры о войне сегодня буквально раскалывают наше общество.
- Многое можно объяснить элементарным невежеством, отсутствием объективной информации в доступной печати, на школьных уроках, преобладанием эмоционального фактора,- считает А. Харитановский.- К тому же в эпоху Интернета мы стали значительно хуже слышать друг друга. В интернетовских комментариях некогда обдумывать свои высказывания – слишком велика скорость общения. Возьмем для примера историю со СМЕРШЕМ. Некто Леонид Гозман уравнял карателей из СС с советской военной контрразведкой. Это не просто клевета, а часть сознательной антироссийской кампании, ложь, помноженная на кощунство. А если короче – подлая провокация, оплаченная, я уверен в этом, из-за рубежа.
- Я не мало читал всякого вранья о наших спецслужбах, - переведя дух, продолжал Александр Александрович. – Многих чекистов знал лично. Как собкор ТАСС был допущен к важным советским секретам. Встречался с ветеранами СМЕРШ. И могу вполне ответственно судить о военной контрразведке, внесшей огромный вклад в поддержание боевого духа Красной армии, защиту фронтовых частей от шпионов и диверсантов.
И действительно, писатель-историк, фронтовик открыл мне глаза на такие страницы войны, о которых я имел скудные познания.
Датой рождения СМЕРШ считается 19 апреля 1943 года. В него влились Управления особых отделов НКВД и Наркомата обороны. Почему произошла такая реорганизация в военной контрразведке? Это, несомненно, было необходимо, прежде всего, И. Сталину, хотя и предложено главой НКВД Меркуловым.
Во-первых, Верховный не был удовлетворен скоростью прохождения информации о состоянии дел на фронтах, решив получать ее из одного источника.
Во-вторых, и это было, может, главным аргументом, немцы на исходе 1942 года, после поражения под Москвой, занялись коренной перестройкой разведывательной и диверсионной работы. При Вермахте был создан специальный орган «предприятие Цеппелин». Это структура политической разведки, которая специализировалась на терактах и диверсиях. Но была у этого ведомства еще одна, может быть, более опасная для нашей страны задача: усиление так называемого повстанческого движения в западных областях Украины, в Крыму, на Кавказе, Прибалтике. А возглавлял этот спецорган хорошо известный по кинофильму «Семнадцать мгновений весны» Вальтер Шелленберг.
У нашего СМЕРШ (его возглавлял Виктор  Абакумов) задачи были тоже вполне конкретными и отвечали вызовам военного времени: борьба с антисоветской агитацией, изменой Родине, дезертирством, самострелами в армии, предотвращение случаев мародерства и изнасилований на территории Европы, недопущение утечки секретной информации. Но главное, конечно, борьба с вражеской агентурой.
И напрасно некоторые недобросовестные исследователи роли СМЕРШ в Великой Отечественной войне приписывают ему факты особой жестокости. Как будто им не важно, что на самом деле Главное управление контрразведки Наркомата обороны СССР никого не расстреливало и даже не судило. Этим занимались общевойсковые комендантские роты и взводы, а приговоры выносили военные трибуналы. А СМЕРШ передавал им следственные дела.
 А. Харитановский назвал и некоторые цифры: за годы войны было расстреляно около 100 тысяч военнослужащих, примерно, 10 дивизий. Много. Но война явление слишком сложное, чтобы очернять и командиров, и спецорганы в якобы существовавшем на фронтах беспределе.
Кстати, в 1965 году был издан шеститомник истории Великой Отечественной войны. И во всей этой многотомной серии только 2,5 странички о работе всех органов безопасности. Зато когда к власти в 1991 году пришли так называемые демократы, то в их оценках спецслужбы Советского Союза предстали в образе садистов и карателей.
- Думается, на этой волне и приплыло из 90-х годов в наше время провокационное заявление Л. Гозмана, уравнявшего управление карателей из СС Вермахта с сотрудниками советской контрразведки СМЕРШ,- замечает А. Харитановский. – Случайностей в таких делах не бывает.
Писатель также напомнил, какую важную роль сыграл СМЕРШ в победе на Курской дуге. Советские контрразведчики успешно использовали около десятка захваченных у немцев агентурных радиостанций. С их помощью активно вводили в заблуждение противника относительно сосредоточения советских войск, якобы планируемых ударах по немецким войскам Воронежского и Центрального фронтов. Но у нас был еще и мощный Резервный (он же Степной) фронт, о котором немцы мало что знали. А ведь судьбу Прохоровского сражения во многом решила 5-я гвардейская танковая армия Резервного фронта.
Впрочем, на СМЕРШ была возложена и еще одна задача – фильтрация военнослужащих, попавших в плен, и граждан, угнанных немцами в Германию. Было проверено около 2 миллионов бывших военнопленных. Из них 1 миллион 270 тысяч после проверки вернулись в действующие армии, раненые – в госпитали, инвалиды – домой. И только  запятнавшие себя позором перед Родиной попали под трибунал. Фильтрация была необходима: по данным нашей контрразведки немцы 90 процентов агентуры вербовали среди советских военных пленных. Ныне стали известны документы о разоблачении отрядов латышских карателей, бесчинствах украинских националистов, о передвижении генерала-предателя Андрея Власова…

ГЕНЕРАЛ-ИЗМЕННИК
И АРМИЯ ПРЕДАТЕЛЕЙ
История РОА – так называемой Русской освободительной армии меня интересовала давно. Я знаю, что об А. Власове издано несколько десятков книг, написанных авторами разных национальностей – немцами, англичанами, русскими. В том числе 4-томное издание «Власов» Владимира Батшева, мемуары начальника штаба армии А. Власова полковника Кромиади, переводчика генерала-изменника Штрикфельда, полковника Позднякова… Но все они написаны с позиций ярых антикоммунистов, уверовавших в якобы освободительную миссию 40-летнего командующего армией, бывшего военного советника Чан Кайши…Поэтому  я напрямую спросил моего старшего товарища-фронтовика:
- Кстати, Александр Александрович, о Власове. Мне не раз доводилось с митрополитом Курским и Рыльским Ювеналием (ныне, к сожалению, уже покойным) откровенно говорить о взаимоотношениях Русской православной церкви Московского патриархата и зарубежной ее ветви. Курский архипастырь дожил до их объединения в 2007 году. Но пришел в недоумение, когда два года спустя после этого исторического Акта, в сентябре 2009 года Синод РПЦЗ объявил Андрея Власова патриотом России. Помнится, владыка был сильно взволнован этим шагом своих зарубежных братьев. У Ювеналия на войне погибли два брата, а отец был расстрелян как «враг народа». Митрополит тогда заметил, что ни один народ в мире не возводил в ранг героев предателей Отечества. И уж тем более нельзя «вызывать дух Власова».
- Конечно, курский архиерей был прав,- ответил писатель.- Ты думаешь, почему Синод зарубежной церкви обеляет Власова? Во многом потому, что часть паствы и клира РПЦЗ – близкие родственники солдат и офицеров армии Власова. Как считает один из умнейших российских священников, настоятель Сретенского монастыря, крупный ученый и писатель Тихон (в миру Шевкунов), провокационную роль в заявлении РПЦЗ о Власове сыграла книга протоирея, заведующего кафедрой церковно-исторических дисциплин Санкт-Петербургской духовной академии Георгия Митрофанова «Запретные темы истории XX века». В ней автор как раз и героизирует предателя Власова.
Хотя священник Г. Митрофанов не мог не знать, что тема Власовской армии обсуждается и военными, и гражданскими учеными, и политиками довольно активно, как минимум, лет двадцать пять. За эти годы вскрыты и опубликованы сотни документов, которые не дают никакого права для реабилитации генерала – изменника. Он предал и страну, и своих солдат, и офицеров. Для них это, конечно, трагедия. Но выбор Власова один – измена. И если Власов с его РАО – борец за свободу России, герой, то значит остальные 25 миллионов, павших на полях сражений с нацистами, - подлецы. И твой отец, и полсела твоих земляков…
Тут ведь надо иметь в виду еще и то, что все желающие обелить Власова, подняли на щит так называемые «благие» цели РАО: все, что было предпринято Власовым, делалось, мол, во славу Отечества, в надежде на то, что падение большевизма приведет к возрождению России.
Помнится, даже такой ура-демократ ельцинской поры, бывший мэр Москвы Гавриил Попов в эфире радио «Свобода» летом 2009 года вещал: «Я жалею, что в 1991 году мне не пришло в голову сделать идеологической платформой манифест генерала Власова 1944 года». Он тоже был уверен, что Германия рассматривалась власовцами как союзник в борьбе с Советами. Более того, РАО готова была противостоять вооруженной силой любым попыткам немцев колонизации или расчленения России.
- Большей бессмыслицы, - считает А. Харитановский, и придумать сложно. - Могла ли довольно неоднородная и потрепанная армия предателей Родины противостоять до зубов вооруженной силе Вермахта? Это была ширма Власова, ложь во спасение собственной персоны, оправдание измены. Чтобы остановить у роковой черты гигантскую военную машину третьего рейха, СССР и его союзникам – США, Англии и Франции потребовались годы. А несколько десятков тысяч Освободительной армии не продержались бы и нескольких десятков дней, войди они в конфликт со своими покровителями – немцами.
Правда, обелители Власова и здесь пытаются найти ему оправдание: он, мол, не все знал о коварных замыслах Гитлера…И был уверен, что Германия не посягнет на жизненное пространство русского народа и его национально-политические свободы. Он об этом говорил на исходе 1942 года в Смоленске. Не мог генерал Красной армии не знать об истинных планах фашистов. Тем же 1942 годом датирован документ из недр министерства Альфреда Розенберга. А. Харитановский порылся в бумагах на столе и извлек листок со своими пометками.
- Вот слушай: «Речь идет не только о разгроме государства с центром в Москве. Дело заключается, скорее всего, в том, чтобы разгромить русских как народ…с биологической, в особенности расово-биологической точки зрения»…Об этом же писал и современник Власова, известный писатель русской эмиграции Иван Солоневич: «Мы, русские люди, живущие в эти годы в Германии, видели и знали, что дело идет об уничтожении России и русского народа».
Так что иллюзий у настоящих зарубежных патриотов России не было. В принципе я не очень-то разделяю мнения ряда историков и писателей пореформенной России относительно белогвардейских генералов, осевших после революции в Европе. Но не могу не напомнить, что Антон Иванович Деникин, тоже генерал Российской армии и ненавистник большевизма, отказался от услуг генерала Власова и его движения, ответив, что служил и служит только России, а иностранному государству не служил и служить не намерен.
 Но, должен заметить, и немецкое командование не вполне доверяло Власову: единожды предавший, может предать вновь. И, как свидетельствуют документы, немцы не далеки были от истины. Вот посмотри еще одну мою запись: «В апреле 1945 года А.Власов услужливо телеграфировал в штаб Первого Украинского фронта: «Могу ударить в тыл пражской группировки немцев. Условие – прощение мне и моим людям».
То есть он был изрядным трусом. Уважающий себя офицер, осознавший безвыходность своего положения, пустил бы себе пулю в висок. А Власов юлил до конца своей позорной карьеры. История сохранила еще один документ о ничтожности генерала-предателя. Даже в последнем слове на суде военного трибунала он продолжал изворачиваться:
 «Содеянные мною преступления велики, ожидаю за них суровую кару. Первое грехопадение – сдача в плен. Но я не только полностью раскаялся, правда, поздно, но на суде и в следствии старался, как можно яснее, выявить всю их шайку».
Все эти русофобско–атисемитско–антиправославные атаки доморощенных националистов и неолибералов, особенно украинских и прибалтийских, добровольно нацепивших на себя антироссийские значки, направлены на пересмотр итогов Второй мировой войны. И эти попытки отнюдь не спонтанны и не стихийны, а хорошо продуманы теми, кто мечтает создать трибунал по бывшему СССР, приравняв его  Третьему рейху. Ни больше, ни меньше.
- Но Синод РПЦЗ,- прервал я писателя,- настаивает, заявляя, что имя православного христианина Андрея Власова вызывает ненависть при неведении исторической реальности в силу тотально богоборческой пропаганды, целенаправленной исторической фальсификации…
- Ты знаешь, дружище, даже противно слушать такие кощунственные слова вроде бы серьезных людей. В свое время я довольно основательно занимался темой Власова. Так вот, в РАО был свой духовник – протопресвитер Александр Киселев. Он недвусмысленно отмечал на суде: генерал Власов не исповедовался, ни причащался, то есть избегал таинств церкви. Так что не получается у отцов зарубежной церкви сделать из Власова патриота со сложной судьбой. Тот же Иван Лукьянович Солоневич – а он как видный  писатель русского зарубежья общался за «чашкой» водки и с коммунистами, и с гестаповцами, и с нашими пленными – отмечал, что ничего, более отвратительного, чем «головка» власовской РАО, он не видел.
- Однако Синод уверяет, что в условиях, в которых пришлось действовать генералу Власову и власовцам, невозможно было поступать иначе…
- И здесь лукавят наши зарубежные оппоненты… А генерал Дмитрий Карбышев, а поэт Мусса Джалиль…Они предпочли предательству смерть…А еще известен беспрецедентный случай в немецком лагере смерти Собибор на польской земле, в котором было казнено свыше 250 тысяч евреев и поляков. Восстание подняли 500 заключенных – без помощи подполья, партизан, антифашистского сопротивления. Без оружия. Но они настолько ненавидели нацистов, обрекших их на верную  смерть, что с помощью кухонных ножей и отваги менее чем за час перебили эсесовцев из лагерной охраны, и 300 узников вырвались на свободу. Восстание возглавил попавший в плен под Вязьмой офицер Красной армии Александр Аронович Печерский. Об этой истории недавно даже кинофильм сняли… А у них ведь тоже, казалось,  не было выхода.
А потом мы уже вместе вспомнили Януша Корчака. Великий педагог погиб вместе со своими воспитанниками в немецком концлагере Тремблинка в августе 1942 года. Он вел в лагере дневник и оставил знаменитые «Правила жизни». В варшавском «Доме сирот» было 200 его подопечных. В своем дневнике он записал: «Какие невыносимые сны! Этой ночью опять мертвецы. Мертвые тела маленьких детей… В самом страшном месте я просыпаюсь. Не является ли смерть таким пробуждением в момент, когда, казалось бы, уже нет выхода».
Учитель мог бы спасти себя. Но не стал. В Варшавском гетто он записал: «Тяжелое это дело – родиться и научиться жить. Мне осталось куда легче задача – умереть. Хотелось бы умирать, сохраняя полное присутствие духа».
И жизнью своей, и смерть великий педагог доказал, как надо любить детей.
- Так что не надо говорить, что у Власова не было иного выхода. У честных и порядочных людей выход всегда найдется – поступать по совести, - продолжал размышлять писатель над острой темой. -  Я понимаю, что в годы реформ в России поменялись многие оценки прошлому. Покаялись перед семьей последнего самодержца России Николая II, возвели новомучеников царской семьи в сан святых. Даже самых жестких генералов белого движения реабилитировали – Колчаку поставили памятник в Иркутске, Корнилову – в Краснодаре, прах Деникина с воинскими почестями перезахоронил в Донском монастыре Москвы…
- Тебя это настораживает?
- В определенной мере, конечно. Понимаю, авторы и сторонники памятника командующему Добровольческой армии Лавру Корнилову находят свои резоны. Глядите, мол, трехметровая бронзовая фигура царского генерала возвышается на берегу Кубани рядом с небольшим домиком, где он и умер. Многозначительны, де, и три оседланных коня без седоков, понуро стоящих вблизи генерала, как бы намекая, что битвы закончились. И хватит нам делить Россию на «красных» и «белых»… Но мне почему-то вспоминаются при этом слова убежденного монархиста Василия Шульгина, который подметил, что «белое движение было начато почти как святыми, а кончили его почти что разбойники…».
- У курского поэта Юрия Першина есть такие строки: «Прошлое ни в чем не виновато, В прошлом виновато только зло»…
- Вот именно – зло. И белогвардейцы принесли в России безмерное горе миллионам простых людей…
- А разве красные меньше сотворили зла? Тысячами расстреливая священников, грабя храмы и монастыри, высылая за границу цвет научной интеллигенции…
- Но у красных были высокие цели – дать людям свободу от засилья помещиков и фабрикантов, наделить их землей, установить более справедливый социальный порядок. А белогвардейцы хотели вернуть старые порядки и законсервировать неравенство людей…
Здесь уместно вспомнить про дискуссию о белом движении, которая неожиданно завязалась в Коктебеле в конце 80-х годов. В то лето А. Харитановский отдыхал в Доме писателей с женой Катериной. В эти же дни там обосновался и известный московский писатель Иван Уханов с женой Мариной, с которым я дружил еще со времени моего редакторства молодежной газеты в Оренбурге и которого познакомил с А.Харитановским у нас в Курске. В Оренбурге Иван трудился в областной газете «Южный Урал». Посещал литобъединение при «моей» газете «Комсомольское племя». Обучал мастерству начинающих литераторов неординарно мыслящий, а потому и мало почитаемый официальной властью поэт Геннадий Хомутов.
И вот настал день, когда ничем особенным не выделявшийся журналист ведущей газеты степного края Ваня Уханов в одночасье стал знаменитым. К чему, не скрою, приложил руку и я, напечатав в комсомольской газете его первый рассказ «Мама, не умирай!». Признаться, сдавая его в набор, не удержал слез – так пронзительно, образно, достоверно и талантливо было показано прощание сына с матерью.
Начинающего писателя поддержал патриарх оренбургских прозаиков, отсидевший в сталинских лагерях Борис Бурлак и не менее известный в России саратовский писатель Григорий Коновалов, который прекрасно знал Ивана Уханова через своего друга, талантливого  курского художника Александра Овчинникова. Кстати, они бывали и у нас с Валентиной в гостях. Много пили, вкусно ели и дружно пели старинные русские песни. А в нашей домашней библиотеке хранится книга Г.Коновалова «Тугие крылья таланта» с дарственной надписью.
Это было, кажется, в 1973 году. Вскоре Иван Уханов представил на суд читателей повести «Играл духовой оркестр», «Сено-солома», «Небо детства», «Светлым днем осени». Его приняли в Союз писателей РСФСР, стали печатать в журналах «Молодая гвардия», «Наш Современник», «Сельская молодежь». А где-то в конце 70-х пригласили в Москву, в журнал «Молодая гвардия», дали квартиру в домах ЦК ВЛКСМ (бывал я там), и он до сих пор успешно творит на литературной ниве.
В середине 80-х Иван заехал в Курск к нам в гости. Я и свел тогда его с А. Харитановским. Они очень понравились друг другу. И в Коктебеле встретились уже как старые друзья. Иван побывал  на днях рождения обоих Харитановских:  20 сентября – у Катерины, 30 сентября – у Александра Александровича.
В один из дней в биллиардной комнате кто-то из молодых писателей по какому-то поводу начал возвышать Махно, Петлюру, белое движение… Тут-то и возник курский писатель-фронтовик. О том, как он ответил своему коллеге, мне той же осенью рассказал Иван Уханов.
- Сурово бил твой курянин, - говорил по телефону мой оренбургский друг. – Даже  сгоряча бросил: «Откуда только берутся исторические недоноски? Не знают даже жизни своих дедов и отцов, а берутся судить о столь серьезных вещах»… После этих слов все сразу притихли, оппоненты курского писателя как-то заюлили, стали оправдываться и потихоньку слиняли. Признаться, мне поначалу тоже стало не по себе – не слишком ли строг Харитановский к молодой поросли? А, подумав, подошел к Александру Александровичу и сказал, что по сути все верно, и он прав.
Я, конечно, понимал, как Иван Сергеевич Уханов, мастер деревенской прозы, лирик по натуре своей был неожиданно поражен резкостью своего старшего коллеги. Но А. Харитановский никогда не ловчил, не смягчал своих оценок, если спор заходил о сложнейших и самых трагических событиях и временах в истории России.
А Иван Уханов хранит одно из писем, присланных курским писателем в канун Дня победы в 1990 году. В нем А. Харитановский остается верным своим воззрениям на пореформенное российское общество: «Мурло мещанина от литературы, политики и экономики лыбится с трибун, с газетных, журнальных страниц, с эстрады, телеэкранов, поучает народ. И даже призывает наших соотечественников, чуть ли не покаяться перед шпаной, то есть ловкачами, бегающими через границы в поисках свободы для своего кармана. Иных интересов у этих сорбоннских, колумбийских новоявленных «профессоров» я не заметил. Примерно то же мы наблюдали с тобой и в Коктебеле с его пошлостью, барами и махновцами, которые лезут из всех щелей, так как двери в наше доброе прошлое пока еще держатся… Хватит о «грустном». Можешь поздравить меня: завершил повесть о моряках (речь идет о повести «Матрос Стаханов и премьер Черчилль» - В.К.). Проблема та же – где ее издать? Сердечно поздравляем тебя, дорогой Иван Сергеевич,  и милую Марину с Днем Победы и Днем советской печати! Желаем новых книг и побед».
На стыке веков и тысячелетий И.Уханов еще раз заглянул к нам в Курск. Побывали мы в гостях и у Харитановских. Катя, помнится, встречала нас жареной уткой (ее фирменное блюдо) и испеченным ею же пышным тортом «Наполеон». С тех пор мы уже с ним не встречались, лишь изредка перезванивались, когда я гостил у своей родне или по служебным делам в столице.

ВСЕ ПРОХОДИТ, ДА НЕ ВСЕ ЗАБЫВАЕТСЯ….
За многие годы нашего общения с писателем А.Харитановским, мы нередко скакали от одной темы к другой. Бывало, отчаянно спорили, брали в союзники своих предков… Так уж, видно, устроен мир, что прошлое всегда преследует человека, и груз его бывает невыносимо тяжел. А о чем-то вспоминается тепло.
Я уже писал, как уважительно А. Харитановский относится к моей матери. Но ведь и ее отец, мой дед Дмитрий Иванович Шишов по-своему тоже был интересен. Служил в царской гвардии. Участвовал в Первой мировой войне. Был ранен, получил Георгиевский крест. Так с осколком в левой руке и умер. Во Второй мировой потерял зятя Василия (мой отец) и сына Ивана. Сам прожил долгую, в 93 года жизнь. Перенес самые страшные в жизни испытания: хоронил и свою дочь (мою маму), и даже внучку Лидию (дочь сына Ивана).
Получив журналистское образование в Уральском государственном университете имени А.М. Горького в 1967 году, я, став редактором областной молодежки в Оренбурге, старался каждое лето побывать в родном селе Саитовка Горьковской (ныне Нижегородская) области и повидаться с дедушкой. Он до конца своих дней имел прекрасную память, и глядел на жизнь с мудрым спокойствием.
Не сразу вступил в колхоз - без оглядки в омут не бросаются. Осуждал тех безумцев, которые принялись сбрасывать кресты и колокола с церкви (она потом попросту сгорела). В пепле остался и весь бесценный, почти четырех вековой архив нашего села. Дед пел в этом храме на клиросе – у него был прекрасный баритон, мог брать и басовые партии. И даже в годы атеистического натиска не переставал каждый день творить молитву, по престольным праздникам пел псалмы с местными богомолками.
Не смотря на то, что в левом плече сидел осколок от немецкого снаряда еще с 1915 года, был прекрасным плотником, рубил дома односельчанам, строил мосты через реку Алатырь, впадающую в р. Суру, которая несет свои воды в саму Волгу. Прекрасно управлял лошадьми, сохой, косой, мог завалить по осени и кабанчика, и бычка и мастерски обработать тушки. Знал все виды грибов и любил ходить за ними за десятки километров в Мордовские леса. По молодости ходил пешком в Ташкент – город хлебный. Страшно не любил разных агитаторов и пропагандистов, читал газеты сам.
В 70-80 годы минувшего века мы с ним часто говорили о Христовых заповедях, о войнах и революциях, о смыслах в жизни. Он ведь пережил и последнего русского царя, и революцию, и Ленина со Сталиным, и Хрущева, внимал речам Брежнева. Никого не осуждал, полагая, каждый в земной жизни должен отвечать сам за себя, свой надел земли и свою семью. На царей и вождей никогда и ни в чем не полагался. Жил в ладу со своей совестью. А самым бранным словом в его общении было «дьявол».
В последний мой приезд в родное село, незадолго до кончины деда Дмитрия (а умер он в день начала Великой Отечественной войны, 22 июня 1978 года, не мучаясь и никого не обременяя: утром занемог, залез на русскую лежанку, заснул и к вечеру испустил дух), 93-летний дедушка заметил:
- Жизнь, мнучек (именно так он обращался к нам – не внучек, а мнучек), хороша, если не вспоминать прошлого и не думать о будущем. Живи, что Бог послал тебе сегодня, и не гневайся, если что-то пойдет не так… Мудрецы давно подметили – на дне каждого сердца лежит осадок…Старайся, чтобы в осадке  оказалось как можно больше добра, а не зла…Я вроде бы пожил немало, много раз слышал, что людям не хватает какой-то свободы… Ну, дала революция свободу, а что делать с ней, так и не наловчились. Как и при царском правлении, – одни убивают, другие воруют, третьи мухлюют. И все ради наживы. Но если браться даже за богоугодное дело только ради денег, то лучше от него отказаться – сплошные огорчения постигнут тебя…
Потрясающе, спустя почти полвека я ту же мысль услыхал от писателя Александра Харитановкого во время приближения его к возрасту моего деда:
- Когда у человека нет идеи, нет мечты, то деньги могут стать страшной обузой. Ибо они никогда не облегчат творческих мук, не выведут на духовный простор. А в блуд ввести могут.
Я много осмысливал наши разговоры на военную тему и примыкающих к ней общественно значимых событий. Мне иногда казалось, что в своей категоричности писатель как бы сжигает исторические мосты между прошлым и настоящим. И ему так порой хочется влепить пощечину общественному мнению, которое, на его взгляд, бывает таким бездарным и неразборчивым в оценках нашего прошлого и снисходительным к творящимся безобразиям в настоящем. Аристократ духа, А.Харитановский всегда жил и продолжает жить в координатах высокой нравственности, где нет места равнодушию и безразличию к судьбам людским и, в особенности, к судьбе Отечества.
И в Октябрьской революции,  в Гражданской и  Великой Отечественной войнах, и в перестройке для него не была поставлена точка. Эта, образно говоря, историческая симфония как бы оборвалась на самой высокой ноте и повисла во Времени. Мне кажется, он острее других ощущает, что ценность жизни опасно убывает при коллективном примитивизме и оглуплении нации, прежде всего, интеллигенции. Особенно в оценках самых крутых исторических виражей России.
- Прошлое, конечно, проклинать не надо,- пытался я как-то смягчить его претензии к нашей интеллигенции. – Но нельзя же и жить только прошлым, увлекаться «пылью пройденных дорог». Плохое лучше оставить истории и возвысить хорошее. Как очень точно кто-то заметил, кстати, из интеллигентов: мудрость нации не только помнить, но и забывать.
- А я отвечу тебе словами тоже интеллигента, правда, не очень мною почитаемого, Ивана Бунина: все проходит, да не все забывается. Если мы забудем, скажем, о влиянии на мир Октябрьской революции, значении на мироустройство Победы над гитлеровской Германией и Японией, о распаде Советского Союза и утратах в годы горбачевской перестройки индустриальной и военной мощи нашей страны, то легко можем оказаться в политических джунглях.
Это было сказано писателем-историком 22 августа 2013 года. В такой же день, только 22 года тому назад, в 1991 году, после неудачной попытки ГКЧП (Государственный Комитет по чрезвычайному положению) спасти Советский  Союз от развала над Московским кремлем был спущен красный флаг СССР и поднят трехцветный флаг России. А через три дня, 25 августа 1991 года такой же триколор был поднят перед зданием ООН в Нью-Йорке. Новая Россия была официально признана правопреемницей Союза Советских Социалистических Республик.

БЕДА, КОГДА ИСТОНЧАЕТСЯ ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАМЯТЬ
Да, в 90-е годы, на исходе бурного XX века нас всех выбросили в открытый океан, по сути, без спасательных жилетов.
 В одночасье мы оказались без могучей страны, мощной армии, без надежных союзников, с ослабленной экономикой, хаосом в управлении страной, сумятицей в умах и потоках лжи о нашем якобы тоталитарном прошлом, дремучем сознании, отсталой культурой и искаженных ценностях. Нам американцы и европейцы и поныне пытаются навязать искаженный до неузнаваемости образ России и великой ее истории.
И хотя знаменитый политик Уинстон Черчилль на склоне лет предупреждал человечество, что «Правда настолько драгоценна, что ее должен сопровождать эскорт из лжи», все же в такой степени клеветать на Россию и ее прошлое было непристойным вызовом стране, не раз спасавшей просвещенную Европу от порабощения далеко не цивилизованными и отнюдь не благородными завоевателями – Батыя, Наполеона, Гитлера.
А. Харитановский уверен, что надо держаться определенного уровня понимания истории. Циничный и предвзятый подход к оценке прошлого опасен. Этим чаще всего страдают гангстеры от политики. Человек кипучей деятельности, огромного таланта, больших творческих замыслов Александр Александрович не приемлет полуправды ни в чем. Иначе по историческому полю пойдут мифы, создающие лишь иллюзию истинности в восприятии прошлого.
Об одном из таких мифов о штрафбатах вспомнили мы с курским писателем в ходе наших бесед о войне.
- Тема эта особо обострилась после выхода кинофильма Николая Досталя «Штрафбат»,- напомнил я. – У неискушенного российского зрителя сложился устойчивый стереотип: Великую  Отечественную едва ли не в решающей степени выиграли штрафные батальоны, за спинами которых стояли хорошо вооруженные заградительные отряды частей НКВД. В фильме так и показано: 1941 год. Красная Армия стремительно отступает, она полна предателей и трусов, деморализована. Но есть среди войск и презиравшие смерть – уголовники и рецидивисты штрафных рот. С саперными лопатками кидаются они на кинжальный огонь немецких пулеметов. Они обречены: отступать бессмысленно – тут же будешь сражен советской пулей заградотряда. Так, мол, брали высоты, врывались во вражеские окопы, прорывали линию фронта противника. А награды получали офицеры регулярных частей, якобы в это время наблюдавшие за ходом сражения из блиндажей…
А. Харитановский ответил не сразу. Он нахмурил густые, тронутые благородной сединой брови. Потом резко встал из кресла. Подошел к одной из полок своей уникальной библиотеки. Извлек оттуда объемную канцелярскую папку с белыми тесемками. Снова опустился в кресло, положил паку на журнальный столик, решительно развязал тесемку и, перекладывая листочки, газетные вырезки и брошюрки, с нескрываемым не столько возмущением, сколько горечью, произнес:
- Штрафбаты, пожалуй, самая мифологизированная страница всей Великой Отечественной войны. Помнится, впервые у нас стали писать о штрафбатах в период «хрущевской оттепели». Даже появилась знаменитая песня Владимира Высоцкого «Штрафные батальоны». Тема с тех пор стала модной. А в годы перестройки, когда открылись все шлюзы «свободомыслия», договорились до того, что в атаки вообще ходил только штрафники, а пятимиллионная Красная  армия наступала, мол, во втором эшелоне. Даже моряков десанта майора Куникова, стремительной атакой захвативших в феврале 1943 года плацдарм в районе Новороссийска, более известный как Малая земля, записали в штрафников. Под раздачу попал и Александр Матросов.
- А мне помнится, как на XVI съезде комсомола в 1970 году (я был делегатом от Оренбургской области) я встретился с другим делегатом от Оренбуржья, Героем Советского Союза  генерал-полковником Александром Ивановичем Родимцевым. Он - один из героев Сталинградской битвы, уроженец села Шарлык Оренбургской области. На встрече со своими земляками – делегатами съезда с горькой улыбкой заметил, что некоторые «борзописцы» записали его дивизию в штрафные. Да что там дивизия, Маршала К.Рокоссовского и всю его армию причисляли к штрафникам!
- Лжеисторики договорились даже до того, что были у нас и женские штрафные батальоны, - продолжил Александр Александрович. – Хотя достаточно полистать документы, чтобы убедиться, что женщин, осужденных за совершенные преступления, в штрафные части направлять было категорически запрещено… Между прочим, подразделения штрафников в войсках – не русское изобретение. Они были еще у древних греков, практически во всех действующих в сражениях армиях многих народов. Их цель – наказание за трусость. И заградительные отряды тоже древнее изобретение войны. В России их впервые использовал Петр Великий в Полтавской битве. Тебе не станет скучно, если я зачитаю тебе несколько впечатляющих цифр, которые проливают свет на многие стороны штрафбатов и заградотрядов. Грешен, как математик и историк люблю цифры.
Писатель, не спеша, извлекал из папки на журнальном столике и потемневшие от времени, и совсем свежие листы бумаги. С пометками, понятными только ему, сделанными  разными чернилами, а  то и карандашом, кое-что было отпечатано на пишущей машинке с безнадежно устаревшей красящей лентой и не всеми работающими литерами.
Тут уместно будет заметить, что лет пять тому назад председатель Курского областного суда, поэт и большой поклонник таланта писателя А. Харитановского Василий Григорьевич Золоторев выделил Александру Александровичу из партии списанных, но еще вполне пригодных для работы компьютер и принтер. Вместе с водителем моего шефа я доставил «комп» в кабинет писателя, подключил к сети и попытался дать моему старшему приятелю первые уроки работы на новинке. Надо было видеть, как по-детски заблестели глаза 85-летнего «ученика».
Мне казалось, он с головой окунется в это чудо мирового прогресса и навсегда, как, скажем я, освоивший неплохо компьютерную грамоту в 65 лет, забудет и о пишущей машинке, и о поиске лент к ней, которых нет ни на одной базе, ни в одном магазине. По его просьбе я лично искал ленту по всему городу, не нашел. К счастью, совсем недавно ему пять лент прислала из Америки одна из читательниц его романов. Но до сих пор писатель так и не набрал ни одного слова на экране электронного помощника. Ибо уверовал: железяка она и есть железяка, далекая от человека с его чувственной натурой, страстями, тонкой организацией души… Но самый главный аргумент – машина мешает думать.
Я сначала недоумевал, потом принял это как должное. И не потому, что мой старший товарищ неисправимый консерватор, а потому, что он и здесь честен перед самим собой, я бы сказал, что даже и в технике оформления своих мыслей он остается патриотом. Да, он стал свидетелем и участником эпохи по имени XX век, увидел восход века XXI, но в чем-то так и не сроднился с ними. При этом не испытывая особых неудобств или ущемлений своего положения в этом непростом, но весьма интересном мире.
… Перебирая листы из папки, писатель принял привычную стойку опытного полемиста и стал убеждать, скорее не меня, а воображаемую им публику лжесвидетелей, лжепророков, лжеисториков фактами, давно им собранными, осмысленными, иногда уже использованными в его произведениях. При этом писатель напоминал мне то главкома исторического фронта, то ученого, то политика, то дипломата… И все-таки более всего – честного и неподкупного писателя, погруженного в прошлое своего Отечества, который всегда воспринимал свое служение Истории как служение Истине.
Пережив сложную полосу познания самого себя – непростое детство, школа, война, вуз, ТАСС, писательство – А. Харитановский поднялся на собственную высоту творческого взгляда, найдя верную меру историческим событиям и героям тех времен. И прекрасно понимает, что история в Великую Отечественную войну преподнесла Росси один из самых жестоких уроков. И что-либо упрощать на этом этапе российской судьбы недопустимо. Тем более, искажать, очернять. Житейские трудности в войну были неизмеримы, потери запредельные. Но это было народом с достоинством пережито. И возводить напраслину на этот народ – значит продлевать путь его испытаний, перечеркивать будущее и наносить удар по авторитету России в мире.
И поэтому писатель хочет донести правду о войне до каждого человека – будь то школьник, студент, молодой управленец или солдат.
Штрафные батальоны и роты появились не в начале войны, а только в сентябре 1942 года, когда были сданы Ростов-на-Дону, немцы рвались к Сталинграду и на Кавказ. Время суровое. Суров был и приказ №227, более известный под именем «Ни шагу назад!».
Кстати, напоминает писатель-историк, штрафбаты у немцев были сформированы гораздо раньше. О чем было сказано в приказе Верховного главнокомандующего: «После зимнего отступления под напором Красной армии, когда в немецких войсках расшаталась дисциплина, немцы для восстановления дисциплины приняли некоторые суровые меры, приведшие к неплохим результатам (значит, И.Сталин умел усваивать полезные уроки даже из опыта противника – В.К.). Они сформировали 100 штрафных рот из бойцов, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, поставили их на опасные участки фронта и приказали им искупить кровью свои грехи. Они сформировали далее около десятка штрафных батальонов из командиров, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, лишили их орденов, поставили их еще более опасные участки фронта и приказали им искупить свои грехи».
В «Истории Вермахта» Г. Кноппа, изданной в С-Петербурге в 2009 году, названы и любопытные цифры. Немецкие военные суды вынесли своим солдатам и офицерам 30 тысяч смертных приговоров. Половина из них исполнена. Кстати, «исправительные части» и «особые подразделения» существовали в немецкой армии еще с 1936 года и возобновлены в 1940 году.
Опираясь на мнение специалистов, А. Харитановский привел и цифры по нашим войскам. За все годы войны через советскую армию прошло более 34 миллионов человек, а в штрафные подразделения было отправлено 428 тысяч, то есть менее полутора процента. Конечно, очень много. Но это не значит, что они выиграли войну.
- А что касается заградотрядов, - свидетельствует писатель, - то я ни в одном архиве не нашел ни одного факта, который бы подтверждал, что заградительные отряды вели огонь по своим войскам. Да и в воспоминаниях фронтовиков не приводится таких случаев. Приказ «Ни шагу назад!» свою миссию выполнил. За Волгу немец не прошел. Под Курском был настолько потрепан, что до конца войны оказался неспособным проводить крупные наступательные операции. А заградительные отряды в нашей армии были расформированы осенью 1944 года.
Я вовсе не случайно вместе с писателем так глубоко погружался в историю Великой Отечественной войны, пытаясь через опыт ее участника осмыслить наиболее сложные и еще недостаточно изученные страницы той войны.
О войне мало написать по правде, важно еще – по справедливости, не раз я слышал от А. Харитановского. Он, один из последних часовых долга и отряда победителей, не позволяет никому бросить хотя бы маленькую тень на это поколение. Чтобы в народе не погасла свеча памяти и не пропало ощущение Родины. И всякий раз подчеркивает, что советский солдат по природе своей был гуманен. И привел мне такой пример.
Когда в столицу фашисткой Германии вошли наши войска, то увидели странную картину: по улицам и меж разрушенных домов бродили коровы, овцы, козы… А дело в том, что после оголтелой антисоветской лжи Геббельса и его министерства пропаганды огромное количество мирного населения немецких городов пускалось в бегство по мере приближения Советской Армии на запад, бросали скот, имущество… Но известно и то, что перед вступлением наших войск в Германию был издан приказ И.Сталина, в котором четко было предписано: не мстить немецкому населению, а нарушивших приказ строго наказывать, вплоть до расстрела.
А я в своем очерке «Приказ: больше не умирать!» привел такой факт: «Маршал Победы» Г. Жуков после взятия Берлина первым делом распорядился переместить армейские продовольственные склады в зоны, где голодало освобожденное от фашистов население, в том числе и немецкое.
Как крупный исследователь военных событий, писатель А. Харитановский особо дорожит мнением их живых участников, письмами фронтовиков, любым документальным свидетельством. Он высоко оценил книгу «Война, какой она была» Петра Михина, по сути, своего ровесника, прошедшего с боями тысячи километров в артиллерийских подразделениях. Эта художественно-документальная повесть выдержала три издания, одно из которых состоялось в Англии. И мало кто знает о том, что название книге дал А. Харитановский и всячески поддерживал этот проект отважного артиллериста и первым поздравил Петра Михина с выходом из печати этой удивительной книги. Она подкупила маститого писателя-фронтовика своей искренностью, свежестью языка и стиля, гражданским мужеством, даже дерзостью – настолько обнажена в этом объемном издании солдатская правда о войне.
П. Михин подарил А. Харитановскому свою повесть с такой надписью: «Автору названия от автора содержания».
 По-доброму отозвался Александр Александрович и о моей рецензии «Героизм отчаяния» на третье, дополненное и переработанное издание повести «Война, какой она была». Для меня его книга дорога еще и тем, что именно под Вязьмой погиб в августе 1941 года мой отец. И, прочитав эту повесть, я ясно понял, отец просто не мог выжить в той мясорубке.

У ЧЕЛОВЕКА НЕТ СМЕРТИ, А ЕСТЬ ПЕРЕХОД ОТ ВРЕМЕНИ К ВЕЧНОСТИ…
Связь с войной для любого фронтовика, наверное, постоянна. Там не только страх смерти, но и молодость, величие воинского братства, верность долгу и бесконечные думы о тех, кто остался там, в тылу или под пятой оккупантов. Это поколение привыкло терпеть и верить, не поступаясь при этом своими убеждениями, сочетая здоровый патриотизм и глубокое понимание всех оттенков российской истории и культуры. Не забывая, разумеется, и об ошибках - как наших правителей, так и руководства наших союзников. Об ошибках, цена которым измерялась миллионами человеческих  жизней.
Все эти сложности, трудности, человеческие драмы, изломы судеб А. Харитановский отобразил в своей пронзительной повести «Матрос Стаханов и премьер Черчилль» (Курск, 2003 год). Здесь автор пишет не только от себя, но и от имени державы и ее героических сыновей. Укрупняя картину мира и политического закулисья. Искусство жить и достойно умереть – вот главный вопрос всех времен и народов в глобальном мире. И писатель попытался ответить на него в данной повести.
Это страстный рассказ о том особом состоянии духа советских моряков, которые сопровождали по северным морям под неослабным прицелом немецких подводных лодок караваны судов со стратегическим грузом английской помощи Советскому Союзу – военной техникой и продовольствием. Об их беспримерном мужестве.
А заодно и развеивает некоторые мифы, глубоко засевшие в  умах и душах не только  части старшего поколения, но особенно молодых людей, чей жизненный опыт еще не богат, а война не всегда воспринимается в полном историческом ее наполнении. Тем ценнее объективные оценки  самими ее участниками. В этой книге писатель показывает, что ни пули, ни танки, ни корабли, ни самолеты, ни пушки или торпеды решали исход битв, а солдаты и матросы. Пока они не войдут в город или  село, не возьмут господствующую высоту, ни о какой победе не может быть и речи.
Именно в этой повести писатель А. Харитановский поднялся до самых внушительных вершин в художественном и публицистическом осмыслении жизни и смерти, вере и безверии, памяти и беспамятства, благородства и бесчестия, роли личности в истории. Творческий заряд произведения настолько высок, что судьба героев повести проникает в самые сердечные глубины. И говорит он о войне не ее языком, а языком матросов и их командиров, которые стали частью истории.
«Только памятью обозначены письмена бессмертия. Сотри память – вот это и будет законченная смерть, а то и убийство – человека, нации, государства – все равно»,- пишет автор. Он никогда не был снисходительным  к врагам Отечества, ни в какие времена – ни на поле брани, ни спустя семь десятилетий после окончания войны, ни в дипломатических любезностях…
«Убийц, палачей и их потомков ныне, в век прагматизма, выгоды принято уважительно приглашать на Поныровское, Прохоровское и другие, пропитанные кровью русские поля в качестве любопытствующих, сиречь туристов, а то и желанных гостей. Тем самым, демонстрируя прекрасные черты русского народа – долготерпение, прекраснодушие, незлобливость…. И как понять умиление от дружеского общения с людьми, которые жгли твою деревню вместе с матерями, женами, младенцами?.. Или у нас уже не хватает воображения, памяти, чтобы представить эти руки мускулисто загорелыми, с засученными рукавами гимнастерок, с бьющим огнем автоматом?.. А это беда, когда истончается историческая память… Добро и зло, подлость и благородство идут в море жизни рядом, параллельными курсами и с туго сжатыми кулаками. Между ними не может быть ни понимания, ни согласия… Нет, не очень-то, видать, в нас стучит пепел Освенцима, белоруской Хатыни или курского Большого Дуба…», - сокрушается писатель в своих авторских отступлениях этой повести.
И поэтому он далеко неоднозначно воспринял открытие немецкого воинского захоронения под селом Беседино Курского района.
Официальная церемония  открытия и освящения немецкого военного кладбища на изобильно политой кровью советских людей курской земле состоялась 17 сентября 2009 года. Сюда свезли останки погибших солдат вермахта с полей Курской и соседних областей, где прогремела  летом 1943 года Курская битва.
По мысли организаторов проекта это место упокоения солдат вражеской армии должно стать символом трагического урока истории, который никогда не должен повториться.
Событие нерядовое, как и неоднозначное. И разброс мнений на этот акт милосердия довольно широк и по сей день.
И даже участие в мероприятии посла ФРГ в России Вальтера Юргена Шмидта, генерального инспектора (начальника генштаба) бундесвера Райнхерда Фюрера с немецкой стороны, заместителя курского губернатора Людмилы Гребеньковой, главы администрации г. Курска Николая Овчарова – с российской стороны,  и более трех сотен родственников похороненных здесь солдат-оккупантов не смогли окончательно примирить сторонников освящения немецкого военного кладбища и их противников.
Родственники тех солдат – в основном пожилые люди. Они впервые за 65 лет после окончания войны склонили головы перед прахом своих мужей, братьев, женихов… И не скрывали слез. Но рядом стояли тоже постаревшие русские отцы, братья и сестры, дети, внуки и правнуки, невесты тех ребят, которые легли в российской и европейской землях от рук тех самых завоевателей, над прахом которых проливали слезы их потомки.
Правда, накануне организаторы перезахоронения немецких солдат решили сделать как бы смягчающую прокладку – провели пресс-конференцию для всех желающих. Два с лишним часа люди пытались объяснить друг другу, почему спустя 65 лет после войны пришло время извлечь из российских огородов, полей, пустырей, оврагов, заросших окопных траншей кости врагов – сверх жестоких и беспощадных к русской нации и всем славянам, и похоронить их по-христиански. Хотя по совершенным ими против человечества злодеяниям они лишились права называться последователями Спасителя нашего Иисуса Христа.
На пресс-конференции, правда, под эту акцию подвели правовую основу – соглашение между правительствами России и ФРГ об уходе за военными кладбищами, подписанное 16 декабря 1992 года. Смысл его, конечно, вполне гуманен. Немцы за свой счет (а это примерно 25 млн. евро в год) содержат в порядке 3310 советских воинских захоронений на своей территории, где покоятся 740 тысяч наших соотечественников, Россия дозволяет немцам опять-таки за их счет создавать компактные захоронения погибших на советской земле солдат вермахта. Их на Восточном фронте, по данным немцев, погибло свыше 2 млн. человек, в том числе на российской территории около 1млн. 400 тысяч человек, четверть из которых – на курской земле.
Следует также отметить, что немецкие гости при открытии кладбища настойчиво повторяли, что это – не мемориал, а место скорби и воспоминаний над последним пристанищем, которое обрели в русской земле сотни тысяч немцев, в большинстве своем еще совсем молодые. Вот что говорил на церемонии Вильгельм Бишоф:
- Я еще не родился, когда мой отец погиб на Восточном фронте. Один из уцелевших его сослуживцев назвал примерное место и даже нарисовал схему его захоронения. Отцу было только 33 года.
Все верно. Моему отцу тоже было 33 года, когда он сгинул от немецкой пули или осколка снаряда в огненном котле под Вязьмой 16 августа 1941 года. А мне было три года. Тогда немец еще упивался победоносным походом на Россию. И не щадил ни малых, ни старых, ни детей, ни женщин. Ни города, ни села, ни больницы, ни школы, ни музеи, ни храмы… Мечтая  не только покорить Москву, но и сделать нас рабами сверхчеловеков – арийцев.
Помним мы и такие зловещие цифры (они оглашены были на Нюрнбергском процессе). За годы оккупации немцы разрушили на советской территории 1710 городов и поселков, разграбили более 400 музеев, уничтожили 1670 церквей и соборов, украли сотни миллионов книг, 564 тысяч художественных полотен.
Да, господин Вильгельм Бишоф, в той войне было много драматических историй с обеих сторон. Да и вся война – сплошная трагедия, а не драма. И в селе Беседино нам стало еще яснее, что война уравняла в итоге и немцев, и другие народы в их утратах, в скорбных воспоминаниях, слезах о близких и в желании не повторять тех страшных ошибок правителей, впавших в самый страшный из грехов – гордыню.
Здесь, на курской земле, тем осенним дождливым днем 2009 года солдаты бундесвера и российской армии в одном строю пронесли венки к общей немецкой могиле. Вместе они и обустраивали эту усыпальницу. Вместе пели заупокойные молитвы православные и католические священники. Я видел, как в скорбном молчании сидел в инвалидной коляске ставший уже немощным схимитрополит Курский и Рыльский Ювеналий, который на той войне потерял двух родных братьев и который через два года упокоится за оградкой Знаменского собора в древнем Курске.
В Бесединской могиле - останки 21 тысячи немцев. Предполагается найти и захоронить прах еще 20 тысяч немецких воинов. Как говорят у нас  в России: это нужно не мертвым, это нужно живым.
Наши позиции - писателя А. Харитановского, участника той войны, и моя, сына погибшего на ней отца, в общем-то, близки. Но не во всем. Я как человек, воцерковленный в православии, считаю, что историю переписывать никто не имеет права. Из истории нужно делать выводы, а над ее уроками – размышлять. И уметь прощать. Как велит наш Спаситель.
А. Харитановский не против этого. Но он смотрит гораздо глубже.
- Умом-то я понимаю, что века вечные противостоять народам нельзя. А вот душа не может смириться с тем величайшим злом, которое принес фашизм народам мира, и нашей стране – в особенности. Не было в истории человечества такой концентрации преступлений, которые позволил себе гитлеризм при попустительстве собственного народа и недальновидных политиков Европы, - считает писатель-историк.- Да и эти формальные покаяния немцев за «проделки» своего Фюрера и его окружения меня пока не очень-то впечатляют. Потому что не безоговорочно нынешняя Германия поддерживает, скажем, мирные инициативы России. Нередко идет в обнимку с агрессорами нового времени – США, Англией и Францией, когда речь идет о переделе мира. И поэтому, молясь над прахом своих отцов и дедов на курской земле, немцы должны отдавать себе отчет о не всегда миролюбивых действиях своего правительства. Отмежевавшись от преступлений фашизма, Германия обязана быть более последовательной в мирной политике, а не подстраиваться под новых «фюреров» и гегемонов. Потому что всепрощение – залог новых бед. История тому – многократный свидетель.
Не прошел курский писатель и мимо еще одного знакового события того же года. Полугодием раньше «бесединского примирения», 2 апреля 2009 года, Европейский парламент принял резолюцию «О европейской совести и тоталитаризме». В ней – слишком вольная интерпретация событий Второй мировой войны. Сделана попытка не только умалить роль Советского Союза и его союзников по антигитлеровской коалиции в победе над Германией, но и реабилитировать нацизм. Полагая, что жертвами нацизма являются все погибшие в годы мировой войны, независимо от того, на чьей стороне они сражались. И тем самым дали сигнал неонацистам для героизации гитлеровцев, шествиям ветеранов СС, возведения в их честь памятников…А ведь именно ищейки СС отлавливали в украинских и  польских городах и деревнях приглянувшихся им девушек и тащили в бордели для солдат вермахта. Таких «домов терпимости» только в Европе было свыше 500. Тысячи секс-рабынь тоже были их «боевыми трофеями»…
И как же был возмущен писатель-фронтовик «выходкой» 26-летнего польского студента Академии художеств Богдана Шумчика, который в середине октября 2013 года установил свою скульптуру рядом с памятником Т-34 в городе Гданьске, изображающую русского офицера, насилующего беременную польку. Это провокационное «произведение» простояло всего одну ночь, после чего городские власти его убрали.
Российский посол в Варшаве Александр Алексеев выразил глубокое возмущение выходкой студента, который осквернил память 600 тысяч советских воинов, павших за освобождение Польши в минувшей войне с фашистами. Видимо, запамятовал великовозрастный студент, что его землячки тысячами насиловались солдатами вермахта в сотнях борделей на польской земле.
- Это опаснейший шаг к пересмотру решений международного трибунала в Нюрнберге под флагом так называемой толерантности,- полагает А.Харитановский. – Под ее вывеской предлагается забыть человечеству о страшных годах агрессии фашисткой Германии и об античеловеческих зверствах и конечных целях гитлеровцев. Просвещенная Европа спокойно взирает, как на улицах Риги и Таллина гордо маршируют бывшие эсесовцы, которые жестоко расправлялись с русскими, поляками, украинцами, белорусами. Это они, переодевшиеся в немецкую форму полицаи – в основном латыши и эстонцы, в ноябре 1943 года заживо сожгли в селе Краснуха на Псковщине 280 женщин, стариков, детей. Отрицание нацизма – это его оправдание. А значит – провоцирование новых «фюреров» и политических преступников. Это наблюдается во всей Западной Европе. Все эти мифы об «изнасилованной Европе» служат одной цели – замарать роль Советской Армии в разгроме фашизма, вычеркнуть Советский Союз из числа победителей.
Немного помолчав,  писатель-историк заметил:
- Человечество должно соблюдать духовную гигиену, и в первую очередь – политики. Оно отошло от края нацизма, но, как видно, не так уж и далеко… Дух Эльбы, казалось, будет вечно витать над Европой и Америкой. Но его разрушила сама Европа. Вот что тревожно…
А мне вспомнилось, как я закончил в свое время, лет за десять до этого события под Беседино, очерк о Курской битве: «Многое изменилось с тех пор. Куряне вот уже десятки  лет засевают поля не минные, а мирные. Зарубцевались раны. Утихла боль утрат. Проросли семена примирения и на курской земле. Над могилами павших бойцов уже склоняют седые головы не только русские, но и немцы, и итальянцы, и венгры…Это не простое решение. Но время - лучший лекарь, лучший судья, и лучший посол  мира».
Однако вернемся к повести о матросе Стаханове. Признаться, до сих пор испытываю вполне объяснимое удовлетворение оттого, что в самом начале работы писателя над ней я в меру своих сил помогал ему в сборе материала, пусть хотя бы и косвенно.
Когда я дорабатывал последнюю десятидневку в команде тогдашнего курского губернатора Александра Руцкого и переходил в пресс-службу Управления Судебного департамента, 5 октября 1999 года мне позвонил на работу Александр Александрович.
- Знаешь, не дает мне покоя судьба героя-североморца из села Раково Советского района Алексея Стаханова. От Кшени туда пара десятков километров. Погиб он 23 сентября 1944 года. Служил сигнальщиком на сторожевом корабле «Бриллиант» Северного флота. Судно вело караван с ленд-лизовскими английскими грузами. За этими судами охотились немецкие субмарины. Одна из них обнаружила караван и атаковала наши суда. «Бриллиант» подставил свой борт, чтобы спасти флагманский корабль «Революционер» и сохранить управление конвоем, а сам был взорван мощнейшей торпедой противника и ушел на дно. Из всей команды в живых остался только наш земляк Алексей Стаханов. На утлом плоту он добрался до берега близ Таймыра в Карском море. Но у него была сильная рана на голове, и моряк там скончался.
После небольшой паузы писатель как-то не совсем уверенно спросил:
- Как бы мне добраться до Ракова? Там еще можно найти тех, кто помнит героя, а, может быть, и родственников… Готов выехать хоть завтра электричкой в Кшень… А вот там понадобится помощь…
Двумя неделями раньше я уже организовывал писателю поездку с группой ученых Курского госуниверситета в этот район. Педагоги во главе с хорошо знакомым мне профессором кафедры культурологии Владимиром Меньшиковым провели в Кшени курсы для преподавателей основ православной культуры, впервые в России введенных именно в курских школах по благословению курского архиерея Ювеналия.
Мне тогда тоже довелось участвовать в подготовке Постановления главы администрации области Василия Шутеева о введении этого факультатива в курских школах (в то время в мои обязанности входило осуществление контактов с политическими партиями и общественными объединениями, включая и религиозные общины).
Во время той поездки известный писатель был нарасхват. Сначала он выступил перед учителями района. Потом его пригласили в местную среднюю школу, где состоялась живая беседа со старшеклассниками, которые зачитывались его романом «Господа офицеры!» о герое русско-японской войны 1904-1905 годов курянине лейтенанте Александре  Сергееве. Рассказал, как создавалось это произведение. Напомнив, что родовое имение отца А.Сергеева находилось в соседнем Черемисиновском районе, в селе Стаканово. А затем  «подогрел» героическую тему рассказом об их земляке, тоже настоящем герое Алексее Стаханове из села Раково.
Однако добраться до этого села писателю в тот день не довелось. Правда, участвующая в курсах религиоведения учительница из Раковской средней школы обещала собрать кое-какие материалы о Стаханове и выслать их писателю в Курск.
Но время шло. На дворе пока еще царствовало роскошное «бабье лето». А через пару недель могло и задождить… Вот и позвонил мне А.Харитановский – не рядовому чиновнику областной администрации, а пресс-секретарю местного правительства, к тому же другу.
В течение получаса я дозвонился до главы Советского района Бориса Носова, который прекрасно помнил наши встречи в бытность мою собкором «Известий». Поэтому, не вдаваясь в подробности, он сходу спросил: в котором часу встречать писателя на железнодорожной станции  Кшень. Получив мой ответ, тут же распорядился назначить в помощь писателю своего заместителя по социально-культурным вопросам энергичную и опытную Галину Александровну Гудилину.
Минут через пятнадцать  она позвонила мне, и мы уточнили стоящую перед ней задачу на следующее утро и день.
- Поезд приходит 6 октября, примерно, в 12 часов по полудни, обратно – в 17 часов,- на всякий случай  сообщил я график работы в районе писателя.
Тут же перезвонил А. Харитановскому и рассказал о сути моих переговоров с руководством района.
- Чтобы я без тебя делал? – полушутя-полусерьезно ответил в ту пору 76-летний ветеран войны. – Помог найти деньги на роман «Господа офицеры!». Теперь хлопочешь о новой моей книге…
- Рад служить подлинному таланту!- отрапортовал я.
А в том, насколько полезной была та поездка писателя в далекую Кшень и село Раково, я убедился ровно через три года, будучи уже пресс-секретарем Курского областного суда, когда он вручил мне книгу повестей «Матрос Стаханов и премьер Черчилль» с дарственной надписью: «Владимиру Кулагину – коллеге и товарищу, радующему глубинами талантливого публицистического слова. С уверенностью, что главная его книга – не за горами. Неизменно искренне – А.Х. 23.09.2003. Курск».
Писатель тронул мое творческое самолюбие не только этим автографом, а еще и тем, что свою новую книгу предварил моим очерком о его жизни и писательском возвышении «Верность долгу и слову» и моим же фотоснимком, который я сделал как-то у входа в областную библиотеку им. Н.Н. Асеева.
Ни я, ни он в тот год и не предполагали, что именно вот эта книга и станет для меня главной, итоговой в моей полувековой журналистской и писательской страде. Признаться, Александр Александрович до последнего дня перед его 90-летием не верил, что эта книга состоится. И все лето, при каждой нашей встрече совершенно на полном серьезе спрашивал:
- Неужели напишешь?
- Да мне попросту отступать некуда. Слишком глубоко зарылся в тему и в архивы…
- Торопись, Володя, поспешай, а то подохну, так и не раскрыв твоей книги…
Повесть о матросе А. Стаханове – произведение многоуровневое. В нем автор остается верным самому важному в манере своего письма:
глубина осмысления исторических коллизий,
осторожное прикосновение к судьбам и психологии своих героев,
максимальное приближение к точности в описании событий,
активное использование исторических параллелей,
тщательный отбор лирических (и не всегда лирических, порой и остро публицистических) отступлений,
выверенное с научной точки зрения отношение к пограничным  состояниям человека, оказавшегося перед образом смерти,
возвышение героического начала защитников Отечества.
И, конечно же, выстраивание образного ряда.
Книгу (а в нее вошли также повести «В подводной западне», «Я рад, что ты живой» и «Человек с железным оленем») писатель начал с эпиграфа из апостольского послания: «У человека нет смерти, а есть переход от времени к Вечности». И это не случайно. Главный герой повести «Матрос Стаханов и премьер Черчилль» в ледяных водах Карского моря, по сути, пронес тот мученический крест, как и наш Спаситель, и подобно Ему, отошел к Вечности.
Этот путь писатель воссоздал настолько достоверно и емко, будто сам плыл вместе с отважным моряком на утлом плотике и испытал все его муки, надежды на спасение, отчаяние, помутнение «до медузьевого состояния» сознания и тихое угасание на склоне оледеневшей горы. Где его останки случайно найдут спустя 17 лет, в 1961 году.
Мы зримо видим перед собой рослую, коренастую, богатырскую (четырехпудовые оленьи туши бросал, как зайцев) фигуру сигнальщика со сторожевика «Бриллиант». И ощущаем, как выросшего в лесостепной полосе, на берегах скромной речушке Кшень молодого матроса завораживало водное пространство. Хотя знавал и Волгу, и Северную Двину, но море с «Соловецким островным оазисом» и древним монастырем приводило Алексея Стаханова в восторг и восхищение.
Окончив учебный центр флота на Соловках, он попал на «Бриллиант», который вывел матроса уже на океанский простор. Плавал он на этом боевом судне уже пятый месяц и «вполне оморячился». Освоился. Даже не мучился, как большинство новичков, «морской болезнью». Летал по палубе по-мальчишески легко. И гордился, что выше сигнальщика – только командир да мачты. И помнил наставления старшины: «У сигнальщика глаза должны быть зорче бинокля, а память, как лоция – мысы, острова, бухты, отмели, глубины сфотографированы в мозгу».
Автор предельно точен. Конвой состоял из трех транспортных судов и охраны из 7 боевых кораблей. Карскую базу покинули в ночь на 15.09.44 г. После гибели крупного парохода с 300 пассажиров на борту «Марины Расковой» усилили охрану и бдительность, ввели  круглосуточное наблюдение за противником. И начальник конвоя, командующий Беломорской флотилией вице-адмирал Пантелеев, и командир дивизиона капитан III ранга Михаил Моль (он перегонял тральщик из США в п. Полярный), и командир «Бриллианта» старший лейтенант Махоньков были опытными мореходами. Знали боевые возможности и слабые стороны и отечественных, и немецких судов. Но их память хранила и то, что называлось в офицерской и матросской среде одним словом – «раздолбайство».
Тут лучше всего открыть повесть «Матрос Стаханов и премьер Черчилль» на 96-100 страницах. Здесь автор возвращает читателя еще в довоенные времена, в годы «заигрывания» с будущим агрессором. Со знанием историка, болью писателя и гневом гражданина России А. Харитановский воссоздает картину совершенно необъяснимой, прежде всего, с военной точки зрения, доверчивости советского руководства, допустившего в 30-е годы немецкие исследовательские летательные средства и корабли в стратегически важнейшие северные воды России.
В 1931 году, напоминает нам писатель, изучением русского Севера как театра  будущей войны занялась научная экспедиция на дирижабле «Граф Циппелин». Немецкая «птичка» направилась из Архангельска через Белое и Баренцово моря к Земле Франца Иосифа, ведя детальную фотосъемку западной части арктического региона СССР. Сделав круг над этой Землей, дирижабль полетел на восток, к Северной Земле. Оттуда через мыс Челюскина вдоль побережья Таймыра – к Диксону. Пересек Карское море и вышел к северной оконечности Новой Земли – мысу Желание. Здесь немецкие воздухоплаватели запаслись впрок богатейшей информацией о береговой линии Новой Земли, ее бухт и проливов. А на  всем этом огромном морском пути за четверо суток полета был добыт бесценный стратегический материал.
И вот что еще знаменательно. По идее исследование официально вели наши ученые, более того, наши полярные станции снабжали совместную советско-немецкую экспедицию метеосводками, а с воды безопасность полета обеспечивал ледокол «Малыгин». Но результаты аэрофотосъемки не попали почему-то советским ученым, а целиком оказались в руках разведки и картографов Вермахта.
Однако, как свидетельствует писатель А. Харитановский, из этого не был извлечен никакой урок советским морским командованием. И летом 1940 года, когда Германия уже захватила пол-Европы, и готов был план нападения на СССР «Барбаросса», с согласия советского правительства через весь Северный морской путь прошелся немецкий крейсер «Комета», искусно закамуфлированный еще в немецком порту военной разведкой под советский пароход «Семен Дежнев». С борта крейсера велась интенсивная фотосъемка, радиопеленг, гидроакустические, аэрологические и прочие наблюдения.
И в противостоянии советских конвоев и немецких субмарин в Северных водах противник  имел надежные карты и гидрографические данные, значительно облегчающие ему поиск наших торговых судов и кораблей боевой охраны. При этом наши лоцманы пользовались планами, составленными еще в нале прошлого века знаменитым полярным исследователем, уроженцам г. Орла Владимиром Русановым. Писатель справедливо замечает в повести, что доверие и сомнительная, иногда на грани предательства интересов собственной страны доверчивость - вещи разные, особенно когда речь идет о судьбах Отечества.
Да и сам А. Харитановский, еще учась в старших классах, после фашистского путча в Испании, провокаций на озере Хасан и Халкин-Голе, несмотря на то, что 23 марта 1939 года был подписан советско-германский пакт о ненападении и договор о дружбе и границе, понимал, что война дышит в затылок, ее приближение ощущалось как с Востока, так и с Запада, связанных зловещей осью «Берлин-Рим-Токио».
И неслучайно писатель приводит в повести слова отца Алексея Стаханова – Константина Григорьевича, еще не остывшего от Первой мировой бойни, именуемой им «Германской», по поводу акта о ненападении: «Обманет нас немец, помяните мое слово, обманет. Так было в четырнадцатом, так и в восемнадцатом»… И прав оказался старый солдат. А писатель подмечает: «Народ умнее, прагматичнее любого вождя, предводителя, ученого, политика и прочей пресловутой «элиты».
И тут нельзя не вспомнить, как перед войной с японцами А. Харитановский за эту «веру в народ, а не вождей» едва не попал под политическую статью. Решил Александр Александрович помочь юному матросу из Харькова Айзику Песочину, который буквально ходил по пятам за старшиной первой статьи, устроиться на работу в дивизионную газету «Тихоокеанский сокол». Помог ему написать первую заметку. Редактору понравился паренек, и его оформили литературным сотрудником.
В начале творческого пути Айзик Песочин продолжал регулярно навещать своего наставника, вели беседы на разные темы. Как-то зашел разговор о победе над фашистами. Матрос заметил:
- Если бы ни Сталин, вряд ли победили…
На что его старший товарищ ответил:
- Победили бы, потому что главный стратег – народ. В него надо верить. Этому учит марксизм…
Буквально через пару дней звонит А.Харитановскому редактор газеты:
- Александр Александрович, не могли бы заглянуть ко мне в редакцию?.. Дело в том, что Вы не очень достойного человека рекомендовали мне в сотрудники…
При встрече с редактором дивизионки выясняется, что новый литсотрудник пожаловался редактору (пока только ему!), что старшина первой статьи не достаточно преклоняется перед вождем Иосифом Виссарионовичем Сталиным, и считает, что в войне мы победили бы и без вождя, народ бы нашел своего стратега…
В ответ редактор, по сути, услышал тоже самое:
- А я так и считаю, у меня на сей счет нет сомнений…
- Вы слишком доверчивы, Александр Александрович, надо быть осторожнее с такими людьми, как Айзик…
А своему сотруднику редактор посоветовал:
- Не смей больше ни с кем заводить разговор на эту тему. Ты просто не так понял старшину…
Через призму моряков «конвойного флота» писатель глядит и на открытие Второго фронта.
- Проспали два года со вторым фронтом, - говорили матросы. – Куда ловчее у американцев и англичан получилось с ленд-лизовскими консервами и техникой…
Писатель-историк более масштабно взглянул на эту страницу войны. Англия и США согласились на коалицию перед лицом страха за благополучие своих стран. Партнерство явно было вынужденным, к тому же не совсем честным: тянули с открытием Второго фронта до тех пор, пока не поняли, что Советы и сами могли победоносно завершить войну с Германией. А до этого берегли своих солдат и офицеров.
 В то время, когда наши войска, утопая в болотах, ледяных реках, полубосые и полуголодные (вспомним и здесь повесть Петра Михина «Война, какой она была!) гнали немцев на Запад. А в тылу, вместо лошадей, плуги и бороны тягали женщины – жены, вдовы и сестры тех самых солдат, которые без помощи западных вояк повергли в бегство немецких оккупантов из-под Москвы, Сталинграда, Курска и Орла…
А в Лондоне и Нью-Йорке сияли огнями окна и улицы, по которым чинно гуляли сытые, ухоженные и далекие от войны люди. Два мира, две войны.
И только в июне 1944 года союзники открыли Второй фронт. И то, чтобы не опоздать в числе победителей войти в поверженный Берлин. А до этого поставить на себе позорное клеймо в виде разрушенного без особой военной надобности старинного немецкого города Дрездена,  с его уникальной картинной галереей и архитектурными шедеврами мировой значимости. В то время как подъездные пути к лагерю смерти Освенциму даже не тронули.
«После Сталинграда, Курской дуги, прорыва Ленинградской блокады,- пишет А. Харитановский в «Матросе Стаханове…»,- форсирование пролива Ла-Манш не очень-то впечатляло. Разве что по задействованной людской массе и технике: тридцать дивизий, почти три тысячи боевых кораблей и вспомогательных судов, десять тысяч самолетов. Да и развивалось наступление, не сказать, энергично - ключевой пункт вторжения город Канны, который союзники намечали взять с ходу, в день вторжения 6 июня, пал только через месяц».
Более того, десант союзных войск под  Арденнами попал в клещи немецких соединений. Была реальная угроза его уничтожения немцами. Тогда У. Черчилль попросил И. Сталина ускорить наступление советских войск на Восточном фронте. И хотя для такого наступления у наших полководцев не все было готово, Верховный главнокомандующий решил помочь своим союзникам и отдал приказ о наступлении. За первые три дня советские войска сломили сопротивление противника и продвинулись на 500 километров, оказавшись у реки Одер, в 70 километрах  от Берлина, и помогли разомкнуть немецкие клещи под Арденнами.
Сопоставление потерь союзных войск и СССР тоже красноречиво: Советы лишились 27 миллионов человек, США – 418 тысяч, Англия – 450 тысяч, Франция – 600 тысяч.  Здесь приведены последние, уточненные данные. В повести А. Харитановского: потери США – 130 тысяч, Англии – 744 тысячи.
А как только пик торжеств стран-победительниц Германии и ее раздела миновал, альянс дал глубочайшую трещину. Как известно, 5 марта 1946 года в Вестминстерском колледже в г. Фултоне (США) Черчилль, лишенный летом 1945 года парламентом Великобритании власти из-за его воинственности, произнес знаменитую Фултонскую речь, которую принято считать точкой отсчета «холодной войны». Суть ее – глобальная геополитическая, экономическая и идеологическая конфронтация между Советским Союзом и его союзниками, с одной стороны, и США и их союзниками – с другой. Конечная цель – крушение социалистической системы и мощи СССР.
Здесь они одержали внушительную, как им казалось, победу: крупнейшая геополитическая катастрофа конца XX века случилась. Социалистического лагеря не стало, Советский  Союз распался.
- Но мы, историки, должны знать, что прологом «холодной войны» стали «сверхгорячие» атомные бомбардировки американцами японских городов Хиросима и Нагасаки … августа 1945 года, - полагает писатель А. Харитановский. – Этот удар был устращающим сигналом, прежде всего, для Советского Союза, а не для поражения Японии.
Писатель в те дни как раз участвовал в заключительном этапе Второй  мировой войны на Дальнем Востоке, а именно – в разгроме Японской армии. И он уверен, что с военной точки зрения уничтожение 200 тысяч японских мирных жителей не имело никакого стратегического смысла. Ведь наши войска в ходе хорошо продуманных наступательных операций и так не оставляли никаких шансов милитаристской Японии. Уже 3 сентября 1945 года командующий советскими войсками на Дальнем Востоке маршал А. Василевский доложил в Ставку Верховного Главнокомандующего, что войска вверенных ему фронтов 1 сентября поставленные задачи выполнили. За 20 дней Япония была разгромлена и капитулировала.
Писатель-исследователь американской и английской политики двух минувших веков А. Харитановский уверен, что У. Черчилль, произнося свою речь в Фултоне, помнил об атомной вспышке рядом с восточными границами СССР. Более того, как свидетельствуют в своих последних публикациях некоторые западные историки и политики, Черчилль, с его патологической ненавистью к коммунизму и с юношеских лет мечтавший овладеть несметными богатствами России, еще весной 1945 года вынашивал планы войны против Советов. Фактически между победителями фашисткой Германии.
Накануне капитуляции Германии он дал своим военным советникам указание разработать план такой войны под названием «Немыслимое». Ныне это вполне достоверный факт, ставший достоянием историков и политиков после рассекречивания в 1998 году Национальным архивом Великобритании папки с этими документами, пролежавшими положенные 50 лет под грифом «Совершенно секретно».
В чем была идея премьера У. Черчилля?. Да он сам в этом признался в своих мемуарах:
«Еще до того, как кончилась война, и в то же время, когда немцы сдавались  сотнями тысяч, а наши улицы были заполнены ликующими толпами, я направил Бернарду Лоу Монтгомери (в то время британский фельдмаршал командовал сухопутными войсками союзников в Европе – В.К.) телеграмму, предписывающую тщательно собирать и складировать германское  оружие, чтобы его легко можно было снова раздать германским солдатам, с которыми нам пришлось бы сотрудничать, если бы советское наступление продолжилось».
Имелось в виду, конечно, - на Запад, во Францию и далее до Ла-Манша. А напасть на Советы Черчилль намеревался внезапно 1 июля из района лежавшего в руинах Дрездена.
Заметим, что немецкого оружия было столько, что им можно было обеспечить 2 млн. военнослужащих.
А автор политической биографии У. Черчилля, известный историк В. Трухановский, полагает, что британский премьер даже пытался вместе с американцами заключить, в обход своего главного союзника СССР, сепаратное перемирие с Германией.
Здесь, пожалуй, будет нелишним напомнить, как разнились пафосные речи и дела «прожженного» политика У. Черчилля.  С одной стороны, жестко критикуя в предвоенные годы политику умиротворения Гитлера, проводимую правительством Соединенного королевства Чемберлена и заключение Мюнхенского соглашения, он в Палате общин заявлял: «У вас был выбор между войной и бесчестием. Вы выбрали бесчестие, теперь вы получите войну».
Или 22 июня 1941 года в своем радиообращении к английскому народу уверял мир, что «Мы никогда не станем договариваться, мы никогда не вступим в переговоры с Гитлером или с кем-либо из его шайки».
Да и на Ялтинской конференции, проходившей с 4 по 11 февраля 1945 года в Левадийском дворце Крыма, было зафиксировано: никаких переговоров с нацистской Германией, только ее безоговорочная капитуляция. А также ее полная демилитаризация.
И. Сталин, разумеется, знал о планах своего «союзничка» и «заклятого друга». Поэтому и был так неуступчив и последователен в принятии Ялтинских решений. Да и  силу свою чувствовал. В то время в Советской армии было в четыре раза больше солдат и офицеров, вдове больше  танков. К тому же наши войска прошли великую боевую выучку за 1418 дней и ночей войны, были хорошо вооружены и накормлены. И не случайно американский президент Трумэн не поддержал провокационный план английского премьера, понимая, что все это бы кончилось для западных союзников полной катастрофой.
- Мне остается только добавить,- заметил писатель, - что советский руководитель и Верховный Главнокомандующий И. Сталин не нарушил ни единой буквы Ялтинских и Потсдамских соглашений с союзниками. Не только не сделал ни одного шага на Запад, он никогда не пересек черту, проведенную в Ливадийском дворце в феврале 1945 года. И, как оказалось, советский лидер был самым надежным союзником даже для тех, кто люто ненавидел нашу державу.
А что касается Черчилля, которому поклоняются нынешние российские либералы, то он с юных лет страдал русофобией. Он и после войны готов был «выжечь красную чуму». И даже вместе с американцами вынашивал еще в 1946 году план ядерной атаки на советскую Россию. Об этом толково и весьма подробно написал Лоуренс Джеймс в своей классической работе «Возвышение и падение Британской империи».
К сожалению, русофобство на Западе никуда не исчезло. Хотя нет давно таких раздражителей, как социализм и коммунизм. Одной из последних войн против остатков коммунизма в Европе были НАТОвские бомбардировки Югославии. Правда, отчасти социалистической можно считать и Сирию. Но даже с какими-то элементами социализма эта страна встала поперек горла США и ее воинственным подручным. Так что дело не столько в коммунизме или социализме, сколько в сильной России с ее несметными богатствами, - считает писатель-историк А. Харитановский. - И здесь нам всегда придется порох держать сухим.
Писатель также напомнил, что сам праздник Победы в нашей стране отмечался по-разному. После войны он не был нерабочим днем. В 1955 году, уже после смерти И. Сталина и менее чем за год до исторического XX съезда КПСС роль «отца народов» если не умалялась, то и не выпячивалась. И праздник Победы отмечался без размаха.
Но уже в 1965 году, после Никиты Хрущева постепенно стали реабилитировать И. Сталина. Вышел из опалы и «Маршал Победы» Г. К. Жуков. И этот праздник был отмечен масштабно и всенародно.
Через год День Победы отмечали в преддверии приятия новой, так называемой «Брежневской» Конституции, где была зафиксирована новая историческая общность – советский народ. Он – победитель в войне. И праздничные торжества прошли по высшему разряду. Правда, с чрезмерным восхвалением генсека ЦК КПСС «дорогого Леонида Ильича», увенчанного тремя золотыми Звездами Героя.
В 1985 году уже началась перестройка. Возродились парады Победы, на которые впервые были допущены ветераны войны.
Через десять лет, в 1995 году на параде Победы появились новые герои России, прославившиеся в первой Чеченской войне. Они как бы приняли эстафету от Героев Советского Союза – ветеранов Великой Отечественной войны. И этот акцент был сделан в парадных шеренгах российских войск, маршировавших по Красной площади столицы. Впервые на Мавзолее В.И. Ленина не стояло руководство страны. А в параде принимали участие юные нахимовцы и суворовцы.
Правда, при министре обороны РФ Анатолии Сердюкове юных защитников родины с парада убрали. И только в 2013 году по приказу нового оборонного министра России Сергея Шойгу юные суворовцы и нахимовцы вновь заняли свое почетное место в военном строю войск, участвующих в параде.

ИХ СТИХИЯ – ПОЛИТИЧЕСКИЙ РАЗБОЙ
- Ведь и после победы в «холодной войне» не обошлось без вселенского обмана, - говорит А. Харитановский. - На ласковые речи и умильные посылы преступно доверчиво «клюнул» тогдашний лидер СССР Михаил Горбачев. Западные «партнеры» пообещали ему «златые» горы в виде не расширения НАТО на Восток за счет бывших Союзных республик и стран социалистического содружества, объединения усилий в установлении стабильного мира в Европе и на других континентах.
Обманули, обвели вокруг пальца: НАТО расширили, а мир на планете под пятой новых «крестоносцев» стал еще более шатким и опасным. Между прочим, писатель А. Харитановский никогда не видел особых различий между крестоносцами разных эпох. Просто одни были в конских упряжках, а другие – в стальной броне, на авианосцах, атомных субмаринах, с крылатыми ракетами. Сущность та же: грабить, бомбить, разделять народы и нации ради собственного обогащения, невзирая ни на какие нормы международного права.
- Такого политического и военного разбоя, как ныне, я за мои 90 лет еще не встречал, - сокрушается писатель.
А ведь он об этом предупреждал здравомыслящих людей еще в самом начале третьего тысячелетия в яркой публицистической статье «Если врага нет, то его выдумывают. Непопулярные заметки провинциала» («Курская правда», 26 января 2000 г.)
Поводом для статьи послужило неприкрытое давление блока НАТО и его «патрона» в лице США на Россию в связи с событиями в Чечне. «Провинциал» в этих заметках поднимает глобальные проблемы, увязывая сепаратистские вылазки чеченских боевиков и их наемников из арабских стран, бомбежки НАТОвцами мирных городов и православных святынь Сербии в единое целое. Автор делает убедительные экскурсы в историю, в XX  и XXI века. Это были размышления не только писателя, но и крупного политика.
Казалось бы, задается вопросом автор, какое дело Соединенным Штатам до того, что происходит за многие тысячи километров от Америки? И почему в регион, где идут ожесточенные бои с головорезами банд Басаева, Хаттаба, одна за другой прибывают так называемые миротворческие миссии, озабоченные якобы массовыми нарушениями прав человека?
И отвечает: цели у миссионеров совсем иные – поддержать сепаратистов, проповедующих крайне реакционные  течения вахабизма, призванного на Кавказе подорвать единство России, ее целостность.
 «Словом, на вооружение взят все тот же принцип времен Римской империи «Разделяй и властвуй!», которым руководствовались все правители, мечтавшие о мировом господстве», -  делает вывод писатель.
А далее на убедительных исторических примерах опрокидывает в бездну так называемых защитников прав человека, прикрытых фальшивыми накидками милосердия.
Когда американские самолеты на исходе прошлого века превращали в руины югославские города, бывший посол США в этой стране, а до этого он был послом в СССР, Дж. Кенан заявил: «По сути своей НАТО остается военным альянсом. И если есть страна, против которой его можно считать направленным, то это Россия».
Глубочайший знаток российско-американских отношений на протяжении последних столетий, курский писатель в своей статье приводит наполненные здравомыслием и подлинным гуманизмом слова знаменитого американского писателя Марка Твена, одного из главных героев романа А. Харитановского «Ступени»: «Америка многим обязана России, она состоит должником России во многих отношениях, в особенности за неизменную дружбу в годину испытаний».
Марк Твен знал, о чем говорил. Скажем, когда в сентябре 1863 года Соединенным Штатам грозила интервенция со стороны западно-европейских государств, на рейде Нью-Йорка неожиданно появилась боевая эскадра Российского флота, а месяц спустя – еще одна, в гавани Сан-Франциско. И Лондон, и Париж сразу умерили свой боевой пыл. Поэтому американский писатель заклинал своих правителей: «С упоением молим Бога, чтобы эта дружба продолжалась и на будущие времена… Только безумный может предположить, что Америка когда-либо нарушит верность этой дружбе несправедливым словом или поступком».
Увы, с горечью замечает курский писатель, великий американец ошибся, переоценил мораль потомков. Безумцы нашлись в лице целого сонма американских президентов,  госсекретарей, министров обороны… И в качестве примера приводит факты, которые лучше всего «рисуют» моральный облик потомков Марка Твена. В разгар «точечных» авиационных ударов по сирийской земле, патриарх Московский и всея Руси, Глава Сербской церкви и папа Римский от имени сотен миллионов верующих христиан обратились к руководителям стран НАТО с просьбой приостановить хотя бы на Пасхальные дни бомбежки Югославии.
И что получили в ответ? «Это не будет способствовать величию момента»,-  цинично заявил президент США Билл Клинтон, которому ныне прочат Нобелевскую премию.
«И бомбили не только в пасхальные дни, но и 1 Мая – в почитаемый день мира, любви и труда, и 9 Мая – в День Великой Победы, и 1 июня – в Международный день защиты детей… А в Святую Троицу натовские «миссионеры» отметили особо сильным ударом по г. Наварин…Так и хочется сказать авторам акции по «защите прав человека»: «Да на вас креста нет!»…  Балканы превратили в Нью-Голгофу, где распяли целый народ», - с болью восстанавливал «момент истины» писатель-фронтовик.
Большой мастер исторических параллелей, курский писатель и здесь, на фоне «потока человеконенавистничества» находит трогательные примеры подлинного гуманизма и милосердия на той же истерзанной натовскими бомбами югославской земле. На исходе трагических лет Гражданской войны в России именно Югославия и ее король Александр Карагеоргиевич исполнила гуманитарную миссию исторического значения. Перед лицом опасности из России в Турцию, Египет, Китай вывезли 2,5 тысячи 10-15-летних воспитанников кадетских корпусов. Но ни одна из этих стран, находившихся с Россией в союзнических отношениях, не пожелала принять детей, среди которых было немало круглых сирот и бездомных. Руку помощи протянула не самая богатая в тот период Югославия.
«И не просто приняла,- пишет в своей статье А. Харитановский,- а, можно сказать, усыновила. Под эгидой югославского министерства просвещения специально для них были учреждены три кадетских корпуса. Преподавание велось на русском языке, русскими же учителями, воспитанники содержались на полном казенном обеспечении… Многие из этих мальчишек стали инженерами, врачами, строителями, священниками, квалифицированными рабочими, предпринимателями…А могли пополнить толпы беспризорных».
Особенно в те дни писатель переживал за город Ниш. В нем с 1920 года пребывала религиозно-историческая святыня – чудотворная икона Божьей Матери «Знамение» Курская Коренная.
«В годы Гражданской войны,- читаем в статье А.Харитановского,- икона, подобно детям-изгнанникам, прошла тоже свой крестный путь, пока не обрела приют в скромном православном храме вблизи речки Нишавы и развалин древней римской крепости. И вот тянет меня, совсем нерелигиозного и, тем более, не сентиментального человека, предположить, что именно Она, Заступница курян на протяжении 700 лет, взяла в трудное время под свое крыло и тысячи русских детей, безвинно оказавшихся в тисках военно-политического лихолетья.
Символичным мне кажется и факт открытия в разгар натовской агрессии в окрестностях Ниша русского полевого госпиталя для исцеления раненых и больных».
К этому городу курский писатель относится особенно трепетно еще и потому, что когда-то он был побратим Курску. Шла оживленная переписка, обмен делегациями, крепли и кооперативные связи курских предприятий с заводами Ниша. В годы российских реформ побратимство как-то стало угасать. Частая смена «отцов» Курска тоже не способствовала поддержанию братских отношений между двумя древними православными городами.
И все-таки что-то начинало возрождаться в связях сербского и русского народов. Именно через Курск. В 2006 году в Курской городской администрации были подписаны документы о создании общества «Ниш – Курск». Председателем его был утвержден Милорад Раденкович. Пятидесятилетний владелец небольшой фирмы, приятной внешности, с аккуратной бородкой, русофил от чистого сердца уже в те дни привлек внимание участвовавшего в церемонии подписания исторических документов курского писателя А. Харитановского.
А в начале октября 2009 года они встретились вновь в Курске возле музыкального колледжа имени Г.В. Свиридова на ул. Ленина. Обнялись. И три часа говорили об исторических связях сербского и русского народов, их общих православных корнях, о будущем Сербии, сожалели о годах драматической размолвки двух братских народов после войны, вернее, их лидеров – Иосифа Сталина и Иосифа Тито.
М. Раденкович посетовал, что сербов душит безработица, особенно молодежь страдает. Обстановка сложная. Он побывал в Курской торгово-промышленной палате. Там изложил свои предложения по восстановлению некогда крепких кооперативных связей между промышленными предприятиями Ниша и Курска. Сам он, как владелец небольшого бизнеса, готов вложить свои средства в развитие туризма между Курском и Нишем.
Тогда Русская православная церковь Московского патриархата и ее зарубежная сестра канонически уже объединились. И православный человек, четырежды побывавший в святых местах Иерусалима, М. Раденкович выразил надежду, что чудотворная Икона Божьей Матери «Знамение» Курская Коренная вновь побывает в Нише, где в годы ее вынужденных странствий по Европе Она нашла временное пристанище именно в этом православном городе.
Вспомнили в этой беседе и  о том, что восстановление побратимских связей между Курском и Нишем благословил митрополит Курский и Рыльский Ювеналий, который говорил, что «не патриотическая похлебка» важна, а реальное, живое дело многосторонних связей русских и сербов. Опыт здесь огромный. И на него следует активно опираться. Панславянство, говорил владыка, возможно, оно – важнейшая духовная сила Европы.
Сербский гость обещал курянам, что устроит встречу потомков политэмигрантов из России и кадетов с юными кадетами курских школ.
А через год после этой встречи на ул. Ленина, как раз напротив дома, где живет писатель А.Харитановский, на площадке перед новым домом был поставлен столб с указателями всех городов - побратимов древнего Курска. И писатель часто подходит к этому знаку и вспоминает своего сербского побратима Милорада Раденковича.
И вполне понятен был страстный призыв к курянам писателя в статье «Если врага нет, то его выдумывают….» вернуться к бывалым дружеским отношениям с сербским городом, близким нам и по вере, и по истории, и духовному богатству…
И опять же писатель–историк смотрит на все это с позиций гуманизма. Славянским народам очень важно крепить единство перед лицом реальной угрозы «зодчих» демократий и однополярного мира,  который пытаются соорудить американцы, - где лестью, где финансовыми подачками, а где и силой оружия. Наглядные уроки тому с вызывающей агрессивностью были преподнесены европейцам в последние годы в Ираке, Египте, Ливии, теперь на очереди – Сирия, страна древнейшей культуры, одна из колыбелей христианства.
Более того, писатель-аналитик политической жизни с тревогой замечает, что Ближний Восток  - предвестник большой войны, где могут столкнуться интересы Европы, США и России. Если западные страны «победившей демократии» не умерят своих агрессивных планов.














Глава III








ЧЕЧНЯ, КАМЧАТКА,
КУРСК, АЛТАЙ –
ВСЯ ЖИЗНЬ ЕГО –
ПЕРЕДНИЙ КРАЙ














ТОЧНАЯ, ИНТЕРЕСНАЯ И УМНАЯ КНИГА
Оценки современного мира А. Харитановским сродни взглядам известного португальского писателя, Лауреата Нобелевской премии 1998 года Жозе Сармаго. После вручения ему престижной награды он сказал: «Пока 240 тысяч богатеев мира владеют чуть ли не половиной богатств планеты, мир, в котором мы живем, - дерьмо. При демократии избирают действительно народных представителей, которые затем часто принимают решения под давлением тех, кто реально владеет властью, богатеев, которых никто не избирал».
- Увы, «почти весь XIX век,- замечает курский писатель,- Соединенные Штаты жили под эгидой доктрины своего пятого президента Д. Монро – «Америка для американцев!». Но на переходе к веку XX она оказалась тесна для пентагоновского сапога, а к XXI стратегические интересы США простираются уже на все континенты и океаны…».
Поэтому он переживает, когда наивность в восприятии Америки проявляли и другие мыслители еще на стыке XIX и  XX веков. О чем убедительно и образно поведал в своем политическом романе «Ступени», изданном в 1974 году.
В те времена, считает писатель-историк, Соединенные Штаты Америки выдвинулись в наиболее динамично развивающуюся страну. Благодаря повышенному уровню жизни, общественным и индивидуальным свободам, молодое заокеанское государство стало образцом буржуазной демократии, привлекая миллионы энергичных переселенцев. Только из России в 1911 – 1914 годы прибыло более 700 тысяч человек.
Эта страна оказалась интересной и для активистов социально-политических течений. В том числе и утопического толка из «команды» француза Шарля Фурье и Роберта Оуэна, даже русских толстовцев. И те, и другие организовали в США свои коммуны, производственные общины. Приезжали и писатели.
Такими важными гостями весной 1906 года оказались здесь знаменитости мирового уровня – Герберт Уэллс и Максим Горький. Фантаст Уэллс надеялся обнаружить  в заокеанской федерации моральные и технико-экономические предпосылки реконструкции человечества в самоуправляемое общество.
Перед поездкой в США он даже опубликовал историко-социологические очерки «Предвидение», в которых предсказывал, что к концу XX века наиболее густо населенная и промышленно развитая восточная часть Северной Америки может превратиться в ведущую территорию утопического государства.
Правда, задача Максима Горького была конкретнее: добиться от американцев понимания и финансовой поддержки развернувшегося в России революционного движения для установления демократической республики.
Пути знаменитых писателей при поездках по городам  США не раз пересекались. И при посещении университетов, общественных клубов, салонов деятелей культуры и искусства. На этих оживленных перекрестках, собственно, и произошло их знакомство, переросшее в крепкую дружбу. Как замечал сам Уэллс, «почувствовали друг к другу симпатию».
А. Харитановский в «Ступенях» уточняет, что их сближал не только талант, но и поиск подходов к переустройству человеческого общежития, к общественному благу и духовному просветлению. Правда, Уэллс осмысливал  светлое будущее с точки зрения науки, а Горький еще и с позиций собственного, «горького» житейского опыта.
Разочарование постигло обоих великих гуманистов. Вскоре они поняли, что ошиблись в своих чрезмерно больших ожиданиях на солидарность с их целями интеллектуальной и деловой элиты США. У русского классика это разочарование вылилось в резкое осуждение раболепия американского общества перед денежными мешками и создание книги саркастических очерков о Нью-Йорке - «Город желтого дьявола».
Его английский коллега и друг Уэллс ответил США объемным аналитическим трудом «Будущее Америки», который, кстати, первым на русский язык перевел (для себя)  А. Харитановский. В этих заметках писатель-фантаст представил будущее США туманным и уж никак не образцовым, кому могло бы подражать человечество в поисках лучшей доли. Одна из глав книги так и названа «Страна слепых». Уэллс обличал США в самодовольстве, равнодушии к нуждам и тревогам других народов. И писатель как бы предвещал появление в этой стране идеи нынешней глобализации с ее эгоизмом, стремлением к экономическому и моральному закабалению народов.
Подчеркивая, что США в духовном плане выросли на том, что приплыло к Америке по океану из Европы и России. Нынешние США – это подведение итогов очередного этапа капиталистического разбоя мирового жандарма и великого американского обогащения за счет других стран и народов.
Он начал писать «Ступени» еще на Камчатке, а заканчивал уже в Курске. Первые «наброски» будущего романа увидели свет в газете «Камчатская правда» в начале 60-годов – главы «Нам нужен Клондайк», «Общие знакомые», «Хан Камчатский»…. И читатели уже тогда поняли, что писатель приступил к созданию объемного, многофигурного, в основе своей драматического произведения. Где в полный рост встают лучшие представители русской интеллигенции XIX – начала XX веков – энтузиасты освоения богатств тихоокеанских земель, романтики революционной эпохи, крупные исторические личности. 
Роман вышел сначала в Воронеже в тридцати тысячах экземплярах, а через шесть лет Москва (издательство «Современник») отпечатала его уже стотысячным тиражом. Отрывки из книги были опубликованы в известном журнале для иностранных читателей «Советская литература (№11, 1985 г.).
Примечательно, что первое издание книги сопровождалось статьей научного редактора романа, старшего научного сотрудника АН СССР, доктора исторических наук Корнелия Шацилло, который, в частности, заметил, определяя творческую манеру писателя: «Международнику по образованию, автору  художественных и исследовательских произведений А. Харитановскому… удалось искусно провести свое повествование между Сциллой наукообразия и Харибдой занимательности. Его исторический роман «Ступени» – точная, интересная и умная книга».
Чтение это и впрямь увлекательное, но не простое. Роман «Ступени» по существу возвращает нас к началу двадцатого столетия, к тем вихревым событиям в России, которые вошли в историю как первая русская революция.
На одной политической сцене романист свел такие известные всему цивилизованному миру личности, как писатели Максим Горький, Марк Твен, Герберт Уэллс, актриса Мария Андреева, американский президент Теодор Рузвельт, профессор Джон Мартин, приютивший М.Горького во время его отчаянно-смелой, по меркам того времени, поездки в Соединенные Штаты Америки для сбора средств на нужды первой русской революции 1905-1907 годов и пропаганды ее идей и целей за океаном.
Погружаясь в глубины этого политического романа, восхищаясь точностью языка и стиля, неожиданными сюжетными ходами, художественной прорисовкой и исторической достоверностью его героев, таких разных и непохожих, мы даже не задумываемся над тем, что предшествовало созданию этого своеобразного литературного памятника одной из самых драматичных страниц российской истории. И через какие творческие муки и препоны псевдокритиков пришлось пройти писателю, прежде чем мы смогли раскрыть страницы романа.
По признанию самого автора, пять лет он собирал материал. Еще пять лет писал. И столько же рукопись томилась в издательстве. Годы скрупулезнейшей работы в архивах и библиотеках мирового уровня, десятки тысяч страниц документов – русские и американские газеты и журналы начала XX века, мемуарная литература, дипломатическая переписка…
Писатель дотошно выверял каждый факт, сличал и перепроверял подлинность документов, если требовалось, включался в сложнейшую цепочку международного книжного обмена, восстанавливая недостающие звенья тех или иных событий почти вековой давности.
Иначе он не мог. Ибо свято следовал завету неистового Виссариона Белинского: «Исторический роман есть как бы точка, в которой история, как наука, сливается с искусством».
«Ступени», говоря образно, один из походных костров российской истории, который высвечивает не столько сам факт поездки подвижника русской культуры Максима Горького  в высокомерную и кичащуюся демократией Америку, сколько личность великого писателя-гуманиста, жесткого реалиста, во многом противоречивого, но до конца преданного идеям социальной справедливости, историческим ценностям и верованиям России.
Увы, в смутное время конца 80-90 годов минувшего столетия кое-кто из стана литературных невежд и политических экстремистов пытался справить панихиду по великому творческому наследию Максима Горького. Но на защите его светлого имени, прежде всего, конечно, стоит «королевская» гвардия героев его бессмертных произведений. Однако и «Ступени» русского писателя А. Харитановского еще за несколько лет до появления ниспровергателей М. Горького с литературного Олимпа стали на пути их жалких потуг. Или, перефразируя Ивана Бунина, курский писатель как бы вопрошает: «Пора бросить идти по следам А.М. Горького? А за кем же тогда идти?!…»
«Ступени» гуманны по своей нравственной основе. Писатель ненавязчиво, но художнически убедительно доказывает необходимость духовного сбережения нации, экономического, культурного и политического сближения народов России и США, одновременно укрепляя читателя в мысли, что «делают друзьями не язык и нация, а сердца» (Шиллер).
Тема взаимоотношений России и США, стран запада, сосуществования двух миров с различными укладами жизни проходит и через роман «Уэллс едет в Москву», десяток глав из которого еще в 70-е годы минувшего века были опубликованы в областной газете «Курская правда». И можно только сожалеть, что этот роман остается пока не законченным.
И вовсе не случайно некоторые недобросовестные рецензенты рукописи романа «Ступени» пытались перекрыть ему путь в свет. Но роман выдержал девять (!) рецензий, побывав в шести только московских инстанциях – двух академических институтах, комитете по печати правительства СССР, Высшей партийной школе и дважды в Министерстве иностранных дел страны.
Однако произведение оказалось настолько сильным и неуязвимым как с художественной, так и с фактической сторон, что спустить его автора по «ступенькам» конъюнктуры вниз никому не удалось. А вот новых единомышленников у курского писателя явно прибавилось.
На несколько лет завязалась у него оживленная переписка с учеными и писателями Корнелием Шацилло, Николаем Жегаловым, Александром Гельманом, Виталием Гузановым, Иваном Красновым, Сергеем Снеговым, Борисом Евгеньевым…И даже со знаменитым американским меценатом, большим другом Советского Союза, одним из крупнейших коллекционеров художественных полотен Армандом Хаммером, отец которого Джулиус Хаммер тоже стал одним из героев романа «Ступени». Собственно, об этом прекрасно сказано в письме писателя своему американскому адресату от 26 мая 1988 года:
«Глубокоуважаемый доктор Хаммер!
Позвольте поздравить Вас, большого друга нашей страны, с юбилейным днем рождения (ему в тот год исполнилось 90 лет – В.К.), пожелать Вам крепкого здоровья и продолжения энергичной деятельности по развитию сотрудничества и взаимопонимания между советским и американским народами.
Идея – добиться взаимопонимания между прогрессивной общественностью США и революционной Россией привела за океан в апреле 1906 года, то есть в эпоху 1-й русской революции, Максима  Горького. Об этой поездке мною рассказано в романе «Ступени», который вышел в свет в 1987 году. Прошу принять книгу в знак глубокого уважения.
В романе поездка М.Горького показана как первая политико-дипломатическая миссия большевистской партии в США. Он пытался навести мосты от имени будущей Российской республики с политиками и деловыми людьми Соединенных Штатов. В этом ему помогали многие американцы. В их числе был и Ваш отец Джулиус Хаммер, а также его коллеги по политической деятельности – Морис Хилквит, Генри Уилшайр и другие, о которых рассказано в романе.
Дж. Хаммер, как свидетельствуют литературные источники, встречался с М.Горьким в Нью-Йорке, вместе с руководителем нью-йоркской секции Социалистической партии Л. Абельсоном помогал составить программу пребывания М. Горького в США. Очень жаль, что материалы, касающиеся Вашего отца, крайне ограничены. Если Вы посоветуете познакомиться с какими-либо источниками, буду весьма признателен, так как готовлю книгу к переизданию.
Хочется еще раз пожелать Вам, доктор Хаммер, успехов в общественной деятельности во имя мира и разума, столь важной ныне в период Перестройки и Нового мышления.
Примите искреннее уважение – А. Харитановский, писатель».
На книге, которую курский писатель подарил знаменитому американцу, написано: «Многоуважаемому доктору Арманду Хаммеру – горячему поборнику дружбы между американским и советским народами. С искренним почтением…Автор».
Нынешнему читателю имя Арманда Хаммера уже мало что говорит. Поэтому считаю нужным дать небольшую справочку об этом в свое время весьма влиятельном американском бизнесмене, общественном деятеле и филантропе. Родился он в Нью-Йорке 21 мая 1898 года в еврейской семье владельца аптечной сети Джулиуса и Розы Хаммер, которые приехали в США в 1875 году из Одессы. Доктор медицины (окончил Колумбийский университет). Но медицинской практикой так и не занялся. Ушел в бизнес, торговлю, скупку предметов старины.
Через официального представителя СССР в Америке Людвига Мартенса в 1921 году встретился с В. И.Лениным и с тех пор вошел в круг бизнесменов, приближенных к советской элите. Встречался почти со всеми советскими лидерами, вплоть до первого и последнего президента СССР Михаила Горбачева.
А после успешно проведенной им в октябре 1921 года операции по поставке в голодающую России 1 миллиона бушелей американской пшеницы в обмен на пушнину, черную икру и  экспроприированные большевиками драгоценности из Госхрана А.Хаммер стал считаться большим другом СССР.
При его личном участии был построен крупнейший в Европе завод по производству аммиака «Тольятти-Азот» (1979 г.), а также аммиакопровод Тольятти – Одесса. Им была создана первая в СССР карандашная фабрика им. Сакко и Ванцетти. При его участии был построен Центр Международной торговли в Москве – Хаммеровский центр.
Многие годы провел в Советском Союзе, представляя в нашей стране интересы многих американских компаний и скупая по всему миру предметы искусства. Это он купил в СССР по бросовой цене знаменитую коллекцию «Яйца Фаберже» и перепродал ее на Западе уже за солидные деньги. Собранные им произведения искусств составили основу музея Хаммера в Лос-Анджелесе США.
В 1988 году в СССР были опубликованы мемуары Арманда Хаммера, где он, в частности, заметил: «Дела делами, но Россия – это мой романс».
Искренне поклонялся В.И. Ленину. История сохранила такой факт. На исходе 1970-х  он, как всегда  на личном самолете, прилетел в Москву. Его встречали в Шереметьевском аэропорту довольно поздно – около двух часов ночи. Когда подали к трапу машину, он неожиданно дал команду вести его не в гостиницу, а на Красную площадь, где он пожелал посетить Мавзолей вождя революции и своего давнего друга В.И. Ленина. Ему стали объяснять, что уже третий час ночи. Мавзолей закрыт, может, утром туда заехать… На что высокий гость достал из кармана бумажку, на которой рукой В.И. Ленина было написано: «Товарища Хаммера пропускать ко мне в любое время дня и ночи. В.И. Ульянов (Ленин)».
Остается добавить, что А.Хаммер был удостоен высоких правительственных наград и лауреатских званий СССР, Франции, Италии, Швеции, Бельгии, Австрии, США, Израиля, Пакистана, Мексики. Был почетным доктором 25 университетов. Его именем назван Объединенный всемирный колледж в США. Умер он в 92 летнем возрасте - 10 декабря 1990 года. И, надо полагать, вполне счастливым, так как Советский Союз еще был жив. Правда, жить ему оставался только год.
 … Ученые, писатели,  крупные общественные деятели вовсе не случайные корреспонденты курского романиста. В «Ступенях» устами одного из главных героев А.Харитановский «застолбил» и свое творческое кредо: «Литература не менее, чем наука, ответственна за будущее, впрочем, как и за настоящее…Серьезной литературе свойственны дальнозоркость и аналитический рационализм…».
И с этой точки зрения роман «Ступени», изданный три десятка лето тому назад, не потерял своей актуальности и сегодня. Он ценен, прежде всего, тем, что в нем автор ставит глобальные вопросы отношений между двумя великими державами. И, видимо, будет интересен и ученым, и политикам, и общественным деятелям не одно десятилетие. Во всяком случае, до тех пор, пока отношения между Россией и США не обретут форму не просто доверительных бесед, терпеливого диалога, а настоящего, не подверженного политическим страстям и подозрениям сотрудничества. А на это надежд, увы, маловато. Потому что нас разделяют не только океаны, но и разное воспитание, разные культуры, иное экономическое положение, другие духовные ценности.
- Наши отношения с США походят на «американские горки»: то взлет, то падение,- подмечает А. Харитановский.- Если раньше мы стращали друг друга ядерным оружием, то теперь страхи не менее серьезные и изощренные. Скажем, бывшая госсекретарь США Мадлен Олбрайт, ныне выступающая в роли предводительницы натовских мудрецов, как-то изрекла, что «России досталось несправедливо много природных богатств и стоило бы их перераспределить».
То есть Америка по-прежнему выставляет себя всемирным судьей и арбитром. Теперь уже на самом чувствительном для России направлении - ее природных ресурсах. А ведь идея эта может очень скоро овладеть не только американскими, но и европейскими, азиатскими, африканскими массами. Безводье, голод, отсутствие энергоресурсов испытывают сотни миллионов землян. И если войны и начнутся на нашей старушке-планете, то, вероятнее всего, как раз из-за воды, тучных черноземов, углеводородов и других подземных богатств.
И писатель А. Харитановский в романе «Ступени» дает понять, что в лице США и Западной Европы Россия имеет сверх прагматичных и даже циничных партнеров. И потому нам надо делать ставку на разные центры сил в мировом пространстве и избавляться от иллюзий и наивности в большой политике. И строить свою, высоко технологичную экономику, оборону, искать надежных союзников среди ближайшего окружения и в дальнем зарубежье.
Вот и сегодня А. Харитановский предупреждает, как опасна «дуга нестабильности», дипломатия отчуждения, стремление к «золотому миллиарду». Хотя и не теряет надежды, что придет время, когда с международной сцены уйдут маскарадные маски политиков, шаманов от культуры, лжепророков, гримасничающих перед народами. И востребуются порядочность, совестливость, духовность истинных лидеров наций. И не только в политике, но и в культуре, искусстве, литературе – во всех сферах человеческого бытия.
Кстати, как-то совершенно случайно меня встретил у памятника Евгению Носову на углу улиц Блинова и Челюскинцев бывший начальник комитета образования Курской области, большой книгочей и неплохой знаток творчества А. Харитановского Иван Антонович Болотов. Зная, что я десятки лет занимаюсь творчеством курского писателя, он  поинтересовался:
- В произведениях Александра Александровича довольно много ссылок на англоязычные издания, английские и американские архивные источники. Он что, так хорошо владеет английским?
- Во всяком случае, настолько, чтобы свободно переводить книги, журналы и газеты, напечатанные на языке Шекспира. Он ведь даже в Московском финансовом институте учился в так называемой «американской» группе, и был в резерве собкоров в Соединенные Штаты Америки.

МОСКВА, ТВЕРСКОЙ БУЛЬВАР, 12.
Этот адрес известен, пожалуй, каждому российскому журналисту и их зарубежным коллегам. Там многие годы располагалось Телеграфное Агентство Советского Союза – ТАСС. Старейшая в нашей стране информационная служба.
После распада СССР эта информационная служба получила наименование Информационное Телеграфное Агентство России (ИТАР-ТАСС) – с 1992 года по настоящее время.
Примечательно, что слова «ТАСС уполномочен заявить» были впервые использованы газетой «Правда» 30 марта 1934 года. И это словосочетание потом стало фразеологическим. Применялось в качестве вступительной фразы в официальных заявлениях Советского Союза по различным международным вопросам, распространяемым по каналам ТАСС.
В своих автобиографических заметках А. Харитановский отмечает:
«Путь в профессиональную журналистику у меня тоже сложился не совсем традиционно. После пятилетней военно-морской  службы (1942-1946 г.г.), участия в боевых действиях против Японии, демобилизовавшись, я вместо журналистского или филологического факультета решил поступить на экономический, выбрав факультет международных финансовых отношений в Московском финансовом институте (ныне – Академия – В.К.).
Так как школу я закончил с аттестатом отличника, не было проблем с экзаменами: сдал документы, прошел комиссию (факультет, как сейчас говорят, считался престижным, предпочтение отдавалось участникам войны, коммунистам) и сразу был зачислен.
Учились на этом факультете пять лет, на год больше, чем на остальных. Привлекала широта образования. Досконально изучались мировая политика и экономика, история, высшая математика, международное право, иностранные языки, читались разного рода спецкурсы».
И не случайно выпускников этого института распределяли в самые солидные советские учреждения – ЦК партии, Министерства иностранных дел и внешней торговли, КГБ, закрытые научно-исследовательские институты.
Но недавний фронтовик-тихоокеанец, старшина первой статьи А.Харитановский уже на первых курсах решил, что станет журналистом. И в начале пятого курса, не дожидаясь распределения, отправился искать какое-нибудь центральное издание и предложить ему свои услуги.
Вышел на Тверской бульвар. Поравнявшись с корпусом ТАСС, как был в тельняшке, брюках-клеш и кожаной куртке (он до конца учебы носил этот морской «прикид» - прочный, удобный), так и заявился в отдел кадров. Понимал, конечно, что очника, да еще без постоянной прописки на постоянную работу нигде не возьмут. Обнадеживала официальная справка, подписанная проректором института профессором Болдыревым (он вел курс иностранных финансов), на право свободного посещения лекционных занятий.
Этот документ, между прочим, мог получить далеко не каждый студент. А. Харитановскому справку выдали на том основании, что он еще на 3 курсе по рекомендации декана Дариника Окоповича Аллахвердяна, в будущем академика, был принят штатным лаборантом на кафедру марксизма-ленинизма. К тому же еще на 2 курсе написал курсовую работу на актуальную тему – «Переходный период от капитализма к коммунизму. Его необходимость и задачи». А отличную оценку за этот труд студенту выставил не кто-нибудь, а дедушка будущего космонавта №56 Владимира Соловьева профессор, доктор экономических наук, заслуженный деятель науки РСФСР Докукин Владимир Игнатьевич.
Да и характеристика, полученная студентом 4 курса А.Харитановским, была тоже вполне привлекательной: «За время пребывания в Московском финансовом институте тов. Харитановский А.А. проявил себя с положительной стороны. Свою хорошую учебу он умело сочетает с общественной работой в качестве организатора оборонно-массовых мероприятий в институте, где проявил себя инициативным, обладающим хорошими организаторскими данными коммунистом…».
- Представь себе,- комментировал мне эту выдержку из характеристики писатель.- Я был председателем ОСАВИАХИМ вуза. До моего избрания общество, по сути, в нашем институте не работало. Зашел я как-то в аудиторию на общевузовскую лекцию. После занятий сразу все студенты получили членские билеты. Даже включая педагогов. Сделать мне это было не очень трудно, потому что первым вступил в оборонное общество сам ректор Ровинский.
Очевидно, и эта характеристика, и «идеологическая должность» лаборанта кафедры марксизма-ленинизма, и будущая профессия финансиста-международника произвели впечатление на главного кадровика одного из самых знаменитых и старейших в мире информационных агентств А.А. Бочкова. Беседовали долго и обстоятельно.  Студент со своим рассказом о Черчилле подступается, а кадровик профессией интересуется. Пришлось студенту предъявить свои шоферские права третьего класса. И тут кадровик сразу оживился:
- Так это другое дело! У нас не хватает водителей развозить ночных корреспондентов. Агентство наше круглые сутки работает. Не возражаешь пока заняться этим  очень важным делом?
Студент не возражал, рассудив, что таким образом он сможет не в формальной обстановке общаться с ТАСС-овскими «зубрами» и быстрее вольется в их ряды.
И в самом деле, А. Харитановский недолго был ночным развозящим. Вскоре состоялась встреча руководства ТАСС с ректором института  Ровинским, крупным ученым, членом-корреспондентом АН СССР, после которой студента-старшекурсника включили в группу референтов по США. Так же было решено, что А. Харитановский пройдет в этой группе и преддипломную практику с последующим распределением его в ТАСС.
Распорядок жизни у учебы был для студента оптимален, вспоминает писатель:
- С 9 утра до 14 дня – занятия в институте, с 16-00 до часа ночи – работа в Агентстве. Два года я провел в должности референта. Но каких! Это было время проникновения в сложнейшие проблемы международной жизни начала 50-х годов прошлого века. Повседневный анализ иностранной прессы, оперативная подготовка обзоров, всевозможных биографических справок о наиболее ярких фигурах министров, крупных чиновников, деятелей науки и культуры, финансовых воротил, появившихся на политической сцене.
Все эти материалы и личности активно обсуждались на планерках, в кулуарах. И студент довольно близко узнал таких знаменитостей в системе ТАСС, как Владимир Морев (до перехода в аппарат ТАСС он возглавлял его отделение в Нью-Йорке), Михайлов, работавший в Иране, Рогов – в Китае…
Да и сам генеральный директор (тогда ответственный руководитель) Агентства, крупнейший знаток Ближнего Востока, Франции, Финляндии, где он в свое время возглавлял отделения ТАСС, Николай Григорьевич Пальгунов охотно делился своими познаниями со своими младшими коллегами. Более того, именно благодаря его авторитету в Москве, студент-очник А. Харитановский, не имевший постоянной прописки в столице СССР, но подающий большие надежды в международной журналистике, был принят на постоянную работу в ТАСС.
Позднее, когда уже не только «заматеревший» ТАССовец, но и популярный в России писатель А. Харитановский осядет в Курске, он не без удивления узнает, что его наставник и опекун в начале творческого пути Н.Г. Пальгунов в 1926-1929 годы был редактором газеты «Курская правда». И с тех пор Александр Александрович не без гордости любит повторять: первое его знакомство с Курском, можно сказать, состоялось в Москве шесть десятилетий тому назад в здании ТАСС. К слову, Н.Г. Пальгунов возглавлял ТАСС с 1943 по 1960 год (дольше него никто не руководил этим Агентством, где он почитаем и поныне).
И хотя А. Харитановскому работалось в редакции ТАСС вполне комфортно, с каждым днем его все больше тянуло на собкоровский простор. Где в гуще событий сам добываешь материал, находишь героев, обрабатываешь информацию, бежишь на телеграф,  передаешь ее в Москву и в тот же день, а порой и в тот же час слышишь переданную тобой новость по Всесоюзному радио или по телевизору.
Н.Г. Пальгунов с пониманием отнесся к стремлению способного референта, успешно разработавшего важнейшую тему разоблачения плана Маршалла как инструмента закабаления Соединенными Штатами Америки потерявшей за годы войны свою былую экономическую и военную мощь старушки-Европы. Но, отпуская журналиста, активно набиравшего творческий вес, на вольные хлеба, напомнил ему, что в любом случае он остается в резерве зарубежных отделений ТАСС.

СЕГОДНЯ ВСЕ МЫ – В ОДНОЙ ЛОДКЕ…
На календаре 1952 год. И первый собкоровский причал - в Грозном, столице одноименной области на Северном Кавказе СССР. В то время эта территория была намного обширнее нынешней Чеченской республики и простиралась к югу - до Грузии, на север – до Ногайской степи в Ставрополье и в нынешний Дагестан, восточная граница подступала к Каспийскому морю.
- Служебную машину водил я сам, - рассказывает А. Харитановский.- Был молод, крепок, а главное – охоч до всякой новизны. Поэтому без устали колесил и по астраханским полупустыням, и по Кавказским горам, испытывая истинное наслаждение от свободы, что вырвался из чванливой Москвы и почувствовал настоящее дыхание жизни. Хотя и квартира, и мебель, и машина были казенными, я чувствовал себя самым счастливым человеком. К тому же и статус Всесоюзного правительственного информационного агентства придавал веса. Я имел право присутствовать на заседаниях бюро и пленумов обкома партии, на сессиях областного Совета народных депутатов, его исполкома, был вхож во все начальствующие кабинеты, хотя никогда этим не злоупотреблял.
Да и некогда было собкору ТАСС «ошиваться»  вокруг начальства, когда всюду кипела бурная послевоенная жизнь. Там, где совсем еще недавно гремели бои, в Горогорском нефтеносном районе было освоено бурение сверхглубоких скважин – до 4 километров глубиной. Эта новость, переданная собкором ТАСС, облетела всю страну. (Заметим, что в поисках нефти активно участвовала и жена журналиста, молодой специалист каратажных дел Екатерина Федоровна).
А потом жители Советского Союза узнавали из ТАССовской ленты, где не всегда ставилась фамилия автора, но неизменно красовались четыре весомые буквы ТАСС, о вторичном методе добычи нефти из обедневших месторождений; о крупных овцеводческих хозяйствах и виноградниках Кизлярского района, где производили ароматные вина; о возведении гидростанции на бурном Тереке; о традициях и праздниках старинных казачьих станиц на левом берегу Терека – знаменитого Терского казачества…
Писатель до сих пор вспоминает, как в станице Старогладковской услышал он трогательную легенду о том, что Лев Толстой перед смертью бежал не в Астапово под Тулой, а именно в казачью станицу, где его всю жизнь ждала зазноба Гиссал – еще с его офицерской молодости.
Или о том, как они с фотокором ТАСС Костей Богдановым с немалыми приключениями добирались на ГАЗ-67-Б («бобике») в высокогорный аул, чтобы рассказать стране о 100-летии супружеской жизни старейшей семейной пары Чечни.
И всегда надо было спешить. Потому что каждое сообщение для ТАСС передавалось в Москву, как правило, с пометкой «Сегодня». Впрочем, такая сумасшедшая оперативность вполне была в характере собкора А. Харритановского с его активной творческой натурой и любознательностью.
Уже в те годы он считал, что журналисты ни «красным», ни «белым», ни бедным, ни богатым не должны подыгрывать. Они должны находить душевный контакт с любым человеком и не только вскрывать пороки общества, а давать направление для его совершенствования.
И в этом его стремлении особенно показательна история с Красным Знаменем Совета Министров СССР, которого удостоился коллектив одного из крупнейших трестов Чечни летом 1953 года – Грознефтьэнерго. Именно тогда к нему в корпункт ТАСС заглянул бухгалтер этого треста. Когда сели за стол, гость раскрыл канцелярскую папку и вывалил на стол кучу каких-то документов. И пояснил:
- Здесь долго читать. Поэтому я сочинил записку. Вы, наверное, слышали, что нашему тресту присудили первое место во Всесоюзном соревновании и вручили Красное Знамя Света Министров СССР. Это, конечно, и почести, и приличные премии. Считаю, что мы этого не достойны. И об этом я открыто сказал нашему руководству. Дело в том, что ряд экономических показателей искажен – одни достижения улучшали за счет других. Значит, победа была не чистой. Я, к примеру, от своей премии отказался. Мне пригрозили увольнением за мою щепетильность. Что же делать? Посоветуйте…
- В экономике я еще неплохо разбирался – в институте этому уделялось особое внимание. Изучив тщательно все материалы,- рассказывает писатель, - решил: надо действовать. Не согласовывая с редакцией ТАСС, отправил записку бухгалтера треста прямиком в Совмин СССР. В Грозный из столицы оперативно приехала серьезная комиссия. И «победу» у треста отобрали вместе с Красным Знаменем и премиальными. Не пострадал и бухгалтер.
Естественно, на журналиста в Чеченском обкоме партии сильно обиделись. А в ТАСС дали понять: не следует впредь брать на себя так много, тем более, не посоветовавшись с редакцией.
А собкор ТАСС и тогда, и всегда терпеть не мог этих самых «согласований». Потому что это, как правило, могло загубить любое доброе дело. А тут была судьба не просто рядового бухгалтера, а человека высочайшей честности, порядочности, гражданского мужества, по сути, бросившего вызов системе. Такими людьми страна всегда должна гордиться и возвышать их. И причем тут согласования?...Тут во все колокола надо бить, чтобы другим неповадно было надувать государство.
Кстати, знаменитая пьеса Александра Гельмана «Премия» появилась гораздо позже «грозненского Потапова». Так что журналист А. Харитановский и здесь опередил время.
На протяжении всех лет нашего с ним общения, мы часто затрагивали тему журналистики, особенно с тех пор, когда я с 2001 года стал вести курс журналистского мастерства у студентов отделения журналистики Курского государственного университета. Куда не раз приглашал знаменитого собкора ТАСС и писателя на творческие встречи с моими студентами.
А на исходе лихих 90–х в Курске прошел Всероссийский журналистский форум «Вся Россия-98». В нем участвовали многие светочи и советской, и российской журналистики.
Пишущая братия активно общалась и с председателем Союза журналистов России Всеволодом Богдановым; и с бессменным главным редактором любимого миллионами юных жителей страны журнала «Техника молодежи» Василием Захарченко; и с не сходившим в то время со страниц федеральных и местных изданий курским губернатором Александром Руцким. Кстати, именно в день фестиваля он вручил Саше Щигленко, председателю Курского союза журналистов ключи от Дома журналиста – в старинном особняке в центре города, на улице Луначарского. Бывший афганец, генерал-губернатор, Герой России умел делать неожиданные шаги. Тут ему не откажешь.
Много общался и со знаменитостями, и с рядовыми журналистами бывший тассовец А. Харитановский. А потом ему дали слово на пленарном заседании. В моей записной книжке сохранилась практически стенограмма его взволнованной речи. Вот ее фрагменты.
- Мы, журналисты, должны ясно осознавать, что самое важное для пишущей братии - сохранить и поддержать  человека труда - умеющего пахать, сеять, растить хлеб, доить коров, варить сталь, собирать машины и компьютеры, рожать и воспитывать детей, учить, лечить и духовно обогащаться.
И мы живы до тех пор, пока не перестанем удивляться полноте и разнообразию жизни, восхищаться другими талантами.
Ибо сегодня мы все в одной лодке – богатые и бедные, слабые и сильные. И чтобы выжить, грести придется слаженно, на одном дыхании, помогая друг другу.
Масштаб журналиста можно ощутить по его мировоззрению. Если в нем есть фундаментальные, базовые основы русского интеллигента, то он никогда не опустится до примитивного отображения сложнейших социальных явлений в жизни людей. А исследует их, вложит в публикацию и душу, и публицистический талант, и энергию добра.
Ведь по большому счету самым слабым звеном в жизни россиян являются их права: на жизнь, на жилье, на бесплатное образование, лечение и социальную защиту. Да и на духовное, культурное обогащение тоже.
Вот где неохватное поле для журналистских исследований и опытов.
Журналистика не только должна соответствовать времени, но чуточку опережать его. А наши СМИ порой формируют плоское восприятие мира. Мы все чаще в своих телесюжетах, газетных публикациях выбрасываем читателю, телезрителю «красную тряпку», все время держим его в раздражении – вместо того, чтобы вести к целям созидательным и светлым.
А для этого журналист все время должен чувствовать пульс общества, его интонацию. Потому что настоящий журналист – это цельное существо, с ясными представлениями о морали.
Свобода слова – это замечательно. Но ведь это – граната с выдернутой чекой: слово, вырвавшееся из-под опеки цензуры, опьянило журналистов, многие из которых потеряли чувство меры и стыд. Свободу покрыли ржавчиной денег. И в журналистике стало как в ресторане: кто платит, тот и заказывает музыку. И многие наши коллеги живут по принципу: «Служить бы рад, прислуживаться - тоже».
Новая журналистика тороплива, неразборчива, легковерна, порой лукава, а в чем-то пугливая, безликая. Личностей в ней осталось мало. А ведь у журналиста особый склад ума, особая душа, особая структура мысли.
Поэтому и литература, и искусство и журналистика должны давать больше позитива, вселять надежду в читателя, зрителя.
Конечно, проще всего с камерой и блокнотом снимать картинки после терактов, стихийных бедствий, в детских домах, приютах стариков, на вокзалах, в бомжатниках: глядите, читайте – вот, мол, правда нашей жизни. Но ведь жестокая правда, без любви – тоже ложь! Потому что за бортом остается мощнейший созидательный, позитивный слой жизни.

СИРОТ ВСЮ ЖИЗНЬ ПРИХОДИТСЯ ОТОГРЕВАТЬ…
Когда мы с ним шли от драмтеатра, где проходил Всероссийский фестиваль прессы, по улице Ленина, то он, еще не остывший от встречи со своей юностью, вдруг вспомнил, как незадолго до отъезда из Грозного он принял участие в судьбе одного чеченского подростка. Это было своеобразным продолжением диспута о роли журналиста в жизни общества.
Стояла осень 1953 года. Как обычно, собкор ТАСС из Главпочтамта передавал в главную редакцию Агентства очередное сообщение. Получив подтверждение, что все получено, он увидел, как навстречу ему за подаянием протянул худенькую ладошку мальчик лет 12-13.
- Ты чего, паренек? Беда какая?..  Звать-то как?
- Юра. Мать голодная, больная. Ничего в доме нет…. Я хотел на завод «Красный молот» устроиться, не берут.
- Почему туда?
- Там мой отец до самой смерти работал кузнецом. Недавно его не стало. Я хотел поговорить с парторгом ЦК Аксеновым, но он не принял меня… Зашел в отдел кадров – сказали мал еще… Теперь не знаю, что делать – в воровскую шайку не желаю, и не пойду, а в доме пусто…
- Сначала я подумал: не сочиняет ли малец? После войны в городах много было попрошаек маленьких и не всегда из обездоленных семей,- рассказывал мне тогда писатель. – Посадил его в мою служебную автомашину, и поехали к нему домой, на окраину города, в район Октябрьских нефтяных промыслов.
Вместо дома журналист увидел землянку, вернее, нору в горе с дверью. Еле протиснулся во внутрь. На топчане лежала женщина, инвалид, мать Юры. Столик чем-то накрыт, но на нем пусто. Узнал, что муж был участником войны, пока работал кузнецом, жили неплохо. Теперь сын – подросток, да мать – инвалид. Хоть на паперть иди…
На дворе осень уже дала знать о себе, особенно в горах. В землянке чувствовалось похолодание. Журналист оставил свой номер телефона, домашний адрес, заметив на прощание, что на днях непременно увидятся.
Судьбу мальчишки и его больной матери А. Харитановский принял близко к сердцу еще и потому, что и сам в этом возрасте испытал в Гатчине, что такое жить без куска хлеба, когда внезапно умер отец, а мать слегла в больницу. И чем становился старше, тем яснее понимал, что сирот всегда приходится кому-нибудь отогревать.
- И удивительное дело,- вспоминает писатель,- на следующий день бюро обкома партии как раз обсуждало вопрос о беспризорности и безнадзорности в Грозненской области. Как корреспондент ТАСС я был приглашен в обком. Во время доклада начальника управления милиции я пишу записку первому секретарю обкома Жигалину (в прошлом паровозному машинисту) о случае с Юрой Колчаевым, как не смог он устроиться на завод, и как не принял его парторг ЦК Аксенов.
Жигалин в конце заседания говорит:
- Не буду делать пространного заключения по докладу начальника милиции, а зачитаю записку уважаемого собкора ТАСС Александра Харитановского (он присутствует здесь).
Зачитал. И добавил:
- Теперь понятно, откуда появляются  безнадзорные и беспризорные. Если бы каждый из нас, кто раскатывает на легковых персоналках, не проезжал мимо таких мальчишек, не было бы у нас брошенных на произвол судьбы подростков. А вот журналист не проехал мимо.
После бюро собкора ТАСС окружили чиновники и наперебой стали предлагать, как помочь семье. А парторг ЦК Аксенов был буквально взбешен запиской журналиста и стал угрожать жалобой руководству ТАСС. На что А. Харитановский прилюдно ответил, что он напишет докладную непосредственно в ЦК КПСС.
Бюро поручило Грозненскому горкому партии разобраться в ситуации и помочь попавшей в беду семье бывшего фронтовика и кузнеца одного из ведущих предприятий города.
По просьбе секретаря горкома журналист продублировал свою записку, добавив, правда, что расценивает поведение парторга ЦК как антипартийное.
- Не слишком ли резковато?- прочитав записку, заметил партийный голова города.
- Нет, - ответил журналист. – Главное дело партии – люди. А парторг о людях не думает…
Уже в ближайшие дни в хижину Колчаевых завезли топливо, оказали денежную помощь. Нашлось местечко в штатном расписании не завода, а строящегося в Грозном крупного химкомбината местечко и для подростка – Юру приняли уборщиком в цехах, как «сына стройки». Да еще стали обучать игре на трубе в создаваемом на комбинате духовом оркестре. Тут тоже не обошлось без «протекции» собкора ТАСС: он не раз писал о стройке, встречался с его директором. Так вот и устроилась судьба мальчика, который вполне мог стать легкой добычей неспокойной улицы.
А когда А. Харитановский уже трудился на Камчатке, на новое место его собкоровской службы, пришло письмо от Юры, который благодарил московского корреспондента за участие в его судьбе.
«Уважаемый Александр Александрович! Пишет Вам бывший Ваш воспитанник, бригадир слесарей Грозненского химзавода, а также рабкор заводской многотиражки «Химик» Юрий Колчаев. Я выполнил данное Вам слово быть смелым и честным, и с гордостью заявляю, что Ваше доверие оправдал. Посылаю Вам фотографию – на ней моя семья: жена Лена и дочурка Иришка. Большое, большое спасибо Вам за все! Стараюсь жить, как Ваша семья. Жена Ваша, Екатерина Федоровна, перед отъездом из Грозного, когда Вы уже были на Камчатке, дала мне много полезных советов. Мы ими и пользуемся.
г. Грозный – 2, ул. Ново-Садовая, 15-а. 4.10.63 г. Юра».
Письмо это до сих пор хранится в домашнем архиве писателя. Сохранилась и копия ответа писателя своему чеченскому «крестнику».
«Здравствуй, Юра!
Твое письмо было для меня неожиданным и очень радостным. Рад я за тебя: квалифицированный слесарь, солидный женатый человек. Помню, когда увидел тебя в последний раз перед отъездом на Камчатку в длинном коридоре Дворца культуры им. Сталина. Ты шел с огромной духовой трубой. И порадовался, что и мне пришлось принять участие в твоей судьбе, и другим людям после меня. Обрадовала меня и Катерина, жена моя, рассказав, как ты помогла ей собираться в дальнюю дорогу  на Камчатку. Она не так давно вернулась из экспедиции – работала там начальником геофизического отряда, искали нефть. В книжке, которую я тебе посылаю, есть рассказ «Километр». Там рассказан случай из ее рабочей жизни.
О себе? Работаю корреспондентом ТАСС по Камчатской области. Полуостров вытянулся на полторы тысячи километров с севера на юг. Вот и путешествую. Выпустил несколько книжек. Приняли меня в Союз писателей СССР. Но первая книжка, сборник рассказов «Друзья» вышла в Грозном.  И это всегда будет в моей памяти…
Меня тронули, Юра, твои слова «Пишет Вам бывший Ваш воспитанник». Спасибо, дружище, за добрую память. И если на твоем пути окажется такой же парнишка с трудной судьбой, не проходи мимо него.
Посылаю тебе фотографию. Здесь я с собаками в тундре, еду в корякский колхоз. Собаки – отличный транспорт. Только на них не столько ездишь, сколько следом за нартами бежишь.
Привет жене и дочурке!
А. Харитановский.
Петропавловск-Камчатский, ул. Ленинская, 34. кв.6.      4 ноября 1963 г.».
Эту «журналистскую работу» моего друга-писателя я часто предъявляю студентам отделения журналистики в Курском госуниверситете, которым читаю лекции вот уже второй десяток лет. Как, впрочем, и ту, о которой пойдет речь ниже. Обе эти работы объединяет, на мой взгляд, то, что составляет суть журналистики.
Именно там, на Камчатке, А. Харитановский активно осваивал неожиданно раскинувшееся перед ним пространство. Легкость на подъем, молодость, любопытство, жажда творчества – все это было ему в помощь. В те годы он понял, что журналистика – самый верный путь к писательству. Я бы даже сказал, что он пробовал на прочность не столько журналистское перо, сколько самого себя, изнуряя свой молодой организм бесконечными поездками, перелетами по самым отдаленным уголкам полуострова.
И не случайно, его прекрасно знали жители стойбищ и рыбацких колхозов, пограничники и ученые – вулканологи, самодеятельные артисты и местные журналисты…
Иногда, оказавшись в нелегких жизненных обстоятельствах, люди сами шли к собкору ТАСС. А бывало, и журналист находил таких людей.
Однажды в с. Мильково Олюторского района, что раскинулось в центре Камчатского полуострова, журналист заглянул в местную больницу. В одной из палат обратил внимание на юношу-коряка, который что-то рисовал цветными карандашами. Познакомились. Кирилл Кильпалин был пастухом-оленеводом. Отбился как-то от стада молодой олененок. Пастух побежал ему наперерез да угодил в ледяную полынью весенних вод. Простудился крепко. Врачи даже не чаяли поставить паренька на ноги – болезнь перешла в стадию туберкулеза легких. Врачи как-то по-особому тепло относились к этому пациенту.
- Он ведь не как все,- говорили они журналисту. - Уж больно выразительно рисует. У нас в больнице скопилась небольшая коллекция его работ.
Тут собкор ТАСС еще больше заинтересовался мальчуганом. Да и его рисунки буквально поражали самобытным сюжетом, оригинальной стилистикой, необыкновенной подачей красок, национальным колоритом.
Вернувшись в корпункт, А. Харитановский сел за пишущую машинку. Очерк родился как бы сам собой. К материалу сделал приписку о том, что неплохо бы организовать для талантливого оленевода консультацию в Министерстве здравоохранения и, по возможности, оказать ему помощь в столичной клинике.
- К счастью, поняли меня и в редакции ТАСС, и в министерстве, - вспоминает Александр Александрович.- После соответствующих переговоров областных ведомств со столичными коллегами мой подопечный оказался в одной из специализированных клиник Подмосковья. А потом уже с точным диагнозом его направили в противотуберкулезный диспансер под Ульяновском.
Оттуда месяца через три, избавившись от недуга, полон творческих сил, паренек вернулся на Камчатку. А тем временем собкор ТАСС связался со своими коллегами из Дальневосточного отделения ТАСС, которые помогли Кириллу Кильпалину связаться с художественным училищем Владивостока. Он выслал туда некоторые работы – миниатюры, выполненные цветными карандашами. При этом честно признался, что у него только начальное образование, но есть огромное желание учиться на художника.
Собкор ТАСС решил «усилить» это желание юного рисовальщика письмом от Камчатского облисполкома, в котором была просьба принять представителя «малого народа» в училище в виде исключения.
Такое исключение и сделала администрация учебного заведения. И в итоге оказалась не только на высоте художественного вкуса, но и гражданской зрелости. Даже государственной мудрости. Пастух-оленевод из камчатской глубинки Кирилл Кильпалин, о котором в 1957 году собкором ТАСС была передана небольшая корреспонденция в Москву, сменил кочующую оленеводческую бригаду на славный город Владивосток и первым из камчатских коряков стал профессиональным художником, членом Союза художников РСФСР.
- И, конечно, моим младшим другом, - добавляет писатель А. Харитановский. – Мы до моего отъезда с Камчатки не раз встречались с Кириллом, вели оживленную переписку даже тогда, когда я уже трудился в Курске.
А ведь на Камчатку А. Харитановский попал тоже не случайно.

КАКОВ ХОДОК, ТАКОВ И ПУТЬ
После Кавказа ему светила Америка. В Грозном он активно начал работать на Главную редакцию союзной информации. А в 1955 году его, как «резервиста» на зарубежные страны  вызвали из Грозного в первопрестольную: подучить английский и готовиться к поездке в США.
И закрутилось: усиленные атаки на английский язык, заполнение многостраничных анкет с вопросами о себе, о родителях, прочих близких родственниках, подробная автобиография… И три рекомендации, в которых рекомендующие должны были положиться на благонадежность кандидата в зарубежные корреспонденты.
Писатель прекрасно помнит своих «поручителей». Это заведующий Главной редакцией союзной информации Николай Абрамов. Старший научный сотрудник научно-исследовательского института финансов, специалист по финансовой системе Великобритании, кандидат наук Николай Шеин. И однокашник по Московскому финансовому институту, сослуживец по Тихоокеанскому флоту, офицер столичного управления КГБ Александр Колесников, тот самый его одноклассник, который потом с десантом отбивал у японцев Курилы, а позднее выпустил четыре сборника стихов.
Заведующий редакцией США Владимир Морев просил А. Харитановского особенно подтянуть разговорный, бытовой английский язык.
Тут, кстати, кандидат на Америку едва не стал яблоком раздора между В. Моревым и Н. Абрамовым. Дело в том, что как раз в эти дни было опубликовано правительственное постановление об образовании на Дальнем Востоке двух новых областей – Магаданской и Камчатской (ранее они входили в Хабаровский край). И в обеих было решено открыть корпункты ТАСС.
В Магадан охотник нашелся в Перми. А на край земли – Камчатку добровольцев не оказалось. Заведующий Главной редакцией союзной информации Н. Абрамов предложил слетать в Петропавловск-Камчатский А. Харитановскому.
- Скатаешь туда, найдешь на месте толкового журналиста, подыщешь квартиру, поставишь телетайп, возвращайся и дуй в свою Америку, - подступался Николай Сергеевич.
Узнав про эти «козни» своего коллеги по внутренней собкоровской сети, заведующий редакцией США В. Морев не на шутку насторожился и зашел в кабинет Н. Абрамова.
- Николай Сергеевич, идея твоя никуда не годится, - сходу начал он. – Прахом полетит вся проведенная подготовительная работа нашего кандидата на поездку за рубеж. Его командировка на Камчатку затянется, как минимум, на месяц. А язык иностранный перерывов не любит…
Но на «беду» В. Морева его «протеже» на Америку вдруг сам захотел прокатиться на Дальний Восток, где служил, воевал, оставил кучу друзей… Но и В. Морев был непреклонен.
 Тогда А. Харитановский  пошел к Генеральному. Николай Григорьевич Пальгунов выслушал его и немало удивился такой «рокировке», заметив:
- Не слишком ли широко решил шагнуть?
- Так это же родные места!- ответил «кандидат».
- И то сказать: каков ходок, таков и путь. Дерзай, коллега, - неожиданно подвел черту всем спорам вокруг пока не состоявшегося «американиста». И, как перед поездкой на Кавказ, Генеральный снова напомнил: - Не засиживайся на советской окраине, ты остаешься в резерве зарубежного отделения ТАСС, резервы-то у нас не резиновые…
Сборы были недолги. Молодая мама (сын Саша родился в Грозном пару лет назад) жена Катерина была еще и  молодым специалистом-геофизиком, ее тянула романтика новых открытий в земных недрах. И она была рада поездке на Камчатку. Что, естественно, прибавляло вдохновения и  мужу.
Во Владивосток он летел на стареньком «ЛИ» с многочисленными промежуточными посадками. Прямая авиалиния Москва - Петропавловск-Камчатский появилась только в 1957 году.
На почтительном расстоянии от Владивостока самолет приземлился в каком-то аэропорту. Сойдя с трапа, Александр Александрович вдруг почувствовал здесь что-то до боли знакомое. И проходившая по сопкам волнистая линия горизонта, и это торчащее в сторонке от взлетной полосы двухэтажное здание – воскресили в памяти журналиста название «Кневичи». Места, тщательно изученные великим исследователем Дальнего Востока Владимиром Арсеньевым.
Именно здесь, по соседству с г. Артемом, располагалась главная база 12-й штурмовой Краснознаменной авиадивизии Тихоокеанского флота. В ее составе, как уже отмечалось, воевал с японцами и А.Харитановский. Штурмовики бомбили самураев в Корейских портах Юки, Сейсин, Гензан.
И на этом плацдарме полузабытого аэропорта Кневичи перед журналистом пронеслись все четыре наступательные операции против японских милитаристов, проведенные при мощной поддержке Тихоокеанского флота. После войны он их изучал подробно.
 В ходе Маньчжурской операции в течение десяти дней, с 11 по 21 августа, были высажены морские десанты в пяти портах Северной Кореи – Юки, Прасин, Сейсин,  Гензан. В течение двух суток авиация флота совершила более 600 самолетовылетов, обеспечив господство в воздухе наших войск.
В ходе Южно-Сахалинской операции тоже в течение десяти дней были высажены морские десанты в пяти портах Сахалина – Торо, Эсутору, Маока, Хонто и Отомари. Главная цель десанта – порт Маока – была достигнута в течение четырех суток. А после стремительного овладения остальными портами весь японский гарнизон сдался в плен. К 25 августа 1945 года войска Японии на Южном Сахалине полностью капитулировали.
Наиболее значительной в 1945 году на Дальневосточном направлении была Курильская морская десантная операция. Дело осложнялось тем, что американцы никак не хотели, чтобы эта гряда островов оказалась в руках Советов. Поэтому десантникам медлить было нельзя. Это прекрасно понимали и командующий ТОФ адмирал И.С. Юмашев, и командир Камчатским оборонительным районом генерал-майор А.Р. Гнечко, и командир Петропавловской Военно-морской базы капитан 1-го ранга Д.Г.Пономарев. За 14 дней, в период с 17 по 31 августа, на Курильские острова было высажено шесть десантов. Самым неприступным оказался остров Шумшу. Нелетная погода сковала действия авиации. Наши десантники здесь понесли самые крупные потери во всей японской кампании. И все-таки в течение четырех суток остров стал нашим.
Вспомнил А. Харитановский и свою медаль «За победу над Японией», и Благодарность Верховного Главнокомандующего за его вклад в эту победу:
«За отличные боевые действия по разгрому японских захватчиков приказом №372 от 23.08.1945 г. Верховным Главнокомандующим Генералиссимусом Советского Союза тов. Сталиным Вам объявлена благодарность.
Командир части……….. Маляренко
255 авиабаза 12-й штурмовой авиадивизии ТОФ.
Слава нашим дальневосточным войскам и Тихоокеанскому военно-морскому флоту, отстоявшим честь и достоинство нашей Родины!».
После установления мира на нашей земле стране потребовались педагоги. А. Харитановский, как обладатель «красного» аттестата зрелости, после школы успел перед войной поработать учителем математики в средней школе села Клепиково Омской (ныне Тюменская) области. Поэтому в июле 1946 года его досрочно демобилизовали из Вооруженных Сил СССР. Но оказался тем летом боевой моряк не в школе, а в Москве.
…Все это в считанные минуты яркой вспышкой пронеслось в памяти бывшего фронтовика в аэропорту Кневичи. Прошло 10 лет, а глаза и сердце все помнили.
Из Владивостока в Петропавловск-Камчатский посланник ТАСС решил плыть на пароходе «Можайский». Во время пути над судном неожиданно появился американский боевой самолет. Журналист успел «прицелиться» во вражеского  истребителя фотоаппаратом и щелкнуть.
- Фотографию эту храню до сих пор в своем архиве, - говорит А.Харитановский. – Я даже об этом инциденте  сочинил информацию и прямо с судна отправил в Главную редакцию ТАСС для заграницы. Но там мое сообщение «тормознули», как мне потом сказали, по цензурным соображениям.
На Камчатскую землю А. Харитановский ступил летом 1956 года. Земля эта соседствует с США – государственная граница проходит по морю между Командорскими и Ближними островами. Ну, а рыболовецкий флот «Камчатрыбпром» был тогда основным промышленным объединением области. Его суда работали в водах Берингова моря по соседству с Аляской.
Так что выходило, что журналист географически остался как бы в координатах его прежней специализации – Соединенные Штаты Америки. Тем более что в служебную обязанность каждого собкора ТАСС вменялось требование, помимо союзной информации, передавать в Москву материалы, рассчитанные на зарубежную печать. В данном случае, в первую очередь, на США и Японию.
Опыт референтской работы в аппарате ТАСС, знание английского языка, американской прессы и пристрастий ее читателей пришлись кстати заступающему на собкоровскую вахту Камчатки А. Харитановскому. Углубившись в историю взаимоотношений США и России по Дальнему Востоку, журналист вышел на интереснейшую и мало изученную тему – попытку США в начале 20-х годов  побудить Москву продать им Камчатку или отдать в концессию, в обмен на дипломатическое признание СССР.
- Я написал по данному вопросу несколько очерков, - вспоминает писатель. – И именно в то время задумался над крупной вещью – романом «Ступени».
До «Ступеней» было еще ровно 25 лет. А пока ему предстояло оглядеться, обозначить первые связи с руководством края, местными журналистами, подыскать квартиру, поставить телетайп и отправить по нему в Москву телеграмму. Сообщение было коротким: «Я уже рядом с Америкой и желал бы остаться здесь».
Москва не возразила. Хотя друзья и коллеги вновь были в недоумении: как можно променять престижную Америку на захолустную Камчатку?
Но этот удивительный край буквально с первых шагов пленил А. Харитановского. Хотя и встретил его мощным извержением вулкана Безымянный. Кстати, спустя 54 года, осенью 2010 года этот же вулкан напугал полмира: его извержение было такой мощи, что сопровождающее выброс лавы облако дважды обошло земной шар.
Когда он летел во Владивосток над всей необъятной Россией, потом плыл через Охотское море, то как-то по-особому почувствовал географический масштаб страны, в которой родился, жил,  которой служил  и которую защищал в годы войны. А Камчатка была самой восточной жемчужиной в этом сказочном ожерелье Советского Союза.
Как писал замечательный русский журналист, недавно покинувший этот мир, Василий Песков, «Камчатка – одно из не затоптанных мест, где можно увидеть природу в ее первозданности, причем природу богатую, разнообразную».

ПОД ДАВЛЕНИЕМ В ДЕСЯТЬ АТМОСФЕР
За десять лет объездив, облетав, отплавав, обойдя пешком эту удивительную страну вулканов и ледников, А. Харитановский детально изучал историю освоения не только Камчатки, но и всей Восточной Сибири и Дальнего Востока. И стал одним из самых больших знатоков этой обширнейшей территории нашей страны.
Еще до воцарения на престол России Петра I в 1632 году Петр Бекетов проник от устья вверх по реке Лене и основал острог Якутск, который вскоре стал центром Восточно-Сибирского края и опорным пунктом для дальнейших походов на восток и юг.
 Именно благодаря его походам И.Москвитин с отрядом казаков, семь лет спустя, вышел к Охотскому морю. А следом В.Поярков в 1643-1646 годах добрался до низовий Амура. А в следующее пятилетие еще один знаменитый исследователь дальневосточных земель Е.Хабаров совершил две экспедиции в приамурские дали, основав там города Албазин, Ачинск.
В эти же годы С. Дежнев и Ф. Алексеев на лодках (в те времена их называли «кочи») достигли восточной окраины Азии. А после открытия отрядом В. Атласова Камчатки, по данным («челобитным» и «сказкам») всех названных первопроходцев в 1667 году П.Годунов составил первую в мире карту – «Чертеж сибирской земли».
Петр Великий закрепил успех русских открывателей новых земель с их несметными богатствами и включил в состав Русского государства, заметно укрепив его мощь. И Европа была изумлена и отчасти даже ошеломлена появлением новой империи от своих восточных границ до Тихого океана. А первым российским императором, как известно, и стал Петр I.
При новом императоре и его преемницах начался важный этап в исследованиях Дальнего Востока, связанный  со знаменитыми Камчатскими экспедициями Витуса Беринга и Алексея Чирикова (1725-1730 и 1733-1743 годы), во время которых были открыты Алеутские и Командорские острова. А в середине XVIII века на дальних рубежах России появились города Петропавловск-на-Камчатке, Николаевск-на-Амуре и Владивосток.
Первый собкор ТАСС А. Харитановский  тоже сделал для себя важное открытие – Камчатка во многом схожа с Аляской. Еще задолго до массового появления на полуострове американских и европейских туристов, любящих экзотический и экстремальный вид отдыха, журналист обратил внимание на один из редких видов форели – микиж, рыбы сильной, крупной, вкусной, и ловить ее одно удовольствие. Сам испытал! А главное, она не покидает никогда своего «родового гнезда» - пресную и всегда ледяную воду горной реки Жупанова, окруженной вулканами.
Как-то курский писатель, кажется, в 2004 году, вычитал в одной из газет, что этот вид форели в Жупанова ловил не кто-нибудь, а сам экс-президент США Джимми Картер с супругой. Титулованный рыбак признавался журналистам, что это была лучшая в его жизни рыбалка. Хотя ловил он эту рыбу и на Аляске, но камчатская ловля затмила отечественную.
Экзотический край поначалу едва не сыграл с первым на этой земле постоянным корреспондентом из Москвы злую шутку: излишнее увлечение сообщениями на экзотические темы, как полагали в Главной редакции ТАСС, уводит собкора от магистральных тем жизни советских людей-дальневосточников. Но и собкор понимал, что так называемые «экзотические» сообщения с ленты ТАСС шли нарасхват. Да и кто из профессиональных газетчиков или сотрудников толстых журналов пройдет мимо таких броских заголовков: «Человек в кратере вулкана», «Откуда в океане вода?», «При давлении в десять атмосфер», «Подвиг сельского фельдшера»…
О фельдшере из камчатской глубинки страна узнала из ленты ТАСС 16 декабря 1956 года. Вернее, из главной газеты страны «Правда», которая первой опубликовала это сообщение из Петропавловска-Камчатского. И буквально через несколько дней фельдшер Усть - Камчатской больницы В. Бурков Указом Президиума Верховного совета СССР был награжден медалью «За трудовую доблесть».
А репортаж «Под давлением в десять атмосфер» дала «Советская Россия», но уже с комментарием Министра здравоохранения РСФСР Н. Виноградова, который назвал действия военного врача Петропавловского морского гарнизона М. Апта «профессиональным поступком во имя спасения жизни человека». И этот врач также был удостоен высокой правительственной награды – ордена «Красная звезда». Коллеги потом даже стали подтрунивать над А. Харитановским: «Ты «куешь» что ли награды для героев своих публикаций?»...
Но мало кто знал, что собкору ТАСС пришлось буквально отбиваться от руководителей местной медицины. Как оказалось, они действовали вопреки служебным инструкциям и подлежали наказанию, а не награждению, как предупреждали журналиста при сборе материала главные врачи этих медучреждений. Но журналистское чутье не обмануло собкора  ТАСС. Он и впредь мало доверял инструкциям, следуя которым страна  теряла замечательных людей.
А история сообщения «Человек в кратере вулкана» вообще уникальна. В ней речь шла о крайне рискованном исследовании вулкана, которое затеяла группа молодых ученых во главе с младшим научным сотрудником Генрихом Штейнбергом. Журналист подружился с этим, как говорили в НИИ, мало управляемым сотрудником. Он без конца спорил с руководством института, проявлял излишнюю самодеятельность в научной сфере, рисковал другими людьми…Его даже за эти вольности «ссылали» на 3,5 года электриком в квартальную котельную…
Но А. Харитановского как раз и притягивала в молодом ученом эта самая неуемность, романтическая жилка…Они вместе не раз подымались на вулканы (есть даже фото той поры), где ученый-вулканолог рассказывал литератору о поведении этих «грозных» часовых Земли, о магме, о пепле, лавах, о застывших на склонах вулканических огненных реках…
Генрих Штейнберг стал одним из крупнейших в мире ученых-вулканологов. Доктор геолого-минералогических наук, редактор международного журнала «Модерн джиолоджи», директор Института вулканологии и геодинамики в Южно-Сахалинске, заведующий лабораторией вулканологии и вулканоопасности Института морской геологии и геофизики Дальне-Восточного отделения РАН, академик Академии естественных наук дружил с учеными и писателями многих стран.
 Мало кому известно, но в экспедицию к нему напрашивался  в свое время известный российский поэт Иосиф Бродский. Не получилось. Но когда поэта не стало, то на похороны нобелевского лауреата в Нью-Йорк прилетел уже изрядно постаревший, но по-прежнему энергичный и подтянутый академик Генрих Штейнберг. Кстати, один из трех россиян, проводивших в последний путь знаменитого поэта (вместе с вулканологом были  поэты Евгений Рейн и Александр Кушнер).
А спустя какое-то время после смерти И. Бродского в Москве, в пресс-центре «Российской газеты»,  состоялась презентация книги коренной сибирячки, филолога с мировым именем, профессора Кильского университета в Англии Валентины Полухиной. Она много лет занималась и занимается творчеством и судьбой поэта. И книга об И. Бродском, которую она презентовала, называется «Больше самого себя». Генрих Штейнберг получил ее с трогательным автографом автора. И даже выступил на презентации.
О чем А. Харитановский прочитал в той же «Российской газете» и порадовался, что жив его камчатский «непоседа», с кем они прошли не один десяток километров по сказочно красивым, но столь же и опасным вулканам.

ЧИСТЫМ СЕВЕРНЫМ ЧЕЛОВЕКАМ –
МУДРОЙ И МИЛОЙ КАТЕРИНЕ И САН САНЫЧУ…
Географическое положение Камчатки диктовало собкору ТАСС особое отношение к сотрудничеству СССР и США, СССР и Японии в любых областях. И он всегда был, как говорится, в теме. Сообщал о совместных усилиях по сохранности морского зверя, о взаимопомощи рыбаков на промысловых полянах, о совместных экспедициях и культурном обмене.
Активно изучал собкор и более глубокие корни истории взаимоотношений США и России. В его обстоятельных очерках об открытии и освоении этих земель мелькали имена знаменитых мореходов и торговцев эпохи Великих открытий – Григория Шелихова, Витуса Беринга, Семена Дежнева, Фаддея Беллинсгаузена, Ивана Крузенштерна…
Не обходил стороной и острые темы далеко не партнерского отношения американских зверобоев на котиковых лежбищах, о грабежах американских скупщиков пушнины у коренных народов – чукчей, коряков, эвенков.
Общался собкор ТАСС и с японскими рыбаками. Они, по сути, круглогодично вели рыбный промысел у берегов Камчатки, разумеется, в нейтральных водах. Если случались на японских рыболовецких судах какие-то аварии, болезни в команде, то камчадалы непременно приходили на выручку. Об этом тоже сообщалось в Главную редакцию информации на зарубежные страны.
Мобильности А. Харитановского мог бы позавидовать любой очеркист и репортер. Плавал с рыбаками и военными моряками, мотался по горам и впадинам, к геологам и нефтяникам, любил ездить на дальние стойбища оленеводов… И всюду – встречи, новые знакомства, открытия человеческих характеров, свежие темы.
Из сотен встреч я позволю себе остановить взгляд читателя на нескольких. В 1964 году неожиданно нагрянул к А. Харитановскому широко известный в СССР поэт-фронтовик Сергей Наровчатов. По рассказам поэта, он попал в какую-то передрягу и решил какое-то время не показываться на глаза московскому литературному начальству.
- Я предложил моему  гостю сплавиться по реке Камчатка,- вспоминает Александр Александрович. – В попутчики порекомендовал ему опытного краеведа, который потом мне рассказывал, что гость московский остался доволен.
Погода стояла пригожая. Плыли в удовольствие. Поэт любил остановки в живописных местах. А поскольку здесь за каждой излучиной красотища неописуемая, чаевничали, полдничали и ужинали часто. И поэт помалу пришел в себя.
- Гостил Сергей и в нашем доме. Поговорили о войне, о литературе, о московских нравах. Он в то время был редактором в «Новом мире» и предлагал что-нибудь дать ему для журнала, - вспоминает курский писатель.- А на прощание подарил мне недавно изданный «Молодой гвардией» сборник избранной лирики с надписью: «Александру Харитановскому, камчатскому аборигену от проезжего человека».
Положив сборник стихов С. Наровчатова на журнальный столик, Александр Александрович снял с полки еще один поэтический томик. И подал мне.
- Почитай.
Я раскрыл обложку и пробежал глазами текст, написанный аккуратным женским  почерком: «Чистым северным человекам – милой и мудрой Катерине и Сан Санычу. Пожалуйста, отбросьте все суетное, любите друг друга. Ваша Антонина Каматваль».
- Это была известная на Камчатке поэтесса из чукчей. Потом стала членом Союза писателей СССР. Муж – русский. В ее стихах было то, что окружало кочевой народ, - разговор с тундрой, колыбельные песни, истоки радости, то есть жизнь во всех ее проявлениях на северных широтах…, - добавил Александр Александрович.
А спустя многие годы, уже в Курске, «камчатский абориген» получил очень дорогую ему весточку от своего коллеги по писательскому цеху Евгения Гропянова: «Дорогому Александру Александровичу Харитановскому, много сделавшему для становления литературы на Камчатке. Вспоминая 1964 г. 2.11.2002». Этот автограф был написан на книге Е. Гропянова о Витусе Беринге «Ступай и исполни».
И эта книга, и это признание его заслуг перед камчатской литературой теплой волной «отбросило» уже изрядно поседевшего писателя в те, незабываемые 60-е годы прошлого века. Уже тогда, в начале 1961 года его наставник по ТАСС Владимир Морев, тот самый, что так противился поездке А.Харитановского на Камчатку, в ведомственной газете «Тассовец» назвал неугомонного журналиста с восточных рубежей России писателем.
Вот выдержка из этой статьи: «К нам зашел наш старый знакомый, ныне корреспондент в одном из наименее обжитых краев нашей Родины. Человеку этому, готовящемуся к работе за границей, по ряду причин пришлось выехать в эти места. Там и остался. Казалось, было, отчего прийти в уныние: неожиданная перемена в специализации для корреспондента – дело не столь уж приятное. Но вот окунулся человек в новую для себя работу и увидел столько замечательного, небывалого, что помимо корреспонденций, начал писать книгу. И написал, даже издал ее! Товарищ оставил эту книгу в отделе со скромной авторской надписью. Ее прочли и увидели – живет в человеке писатель, наблюдательный, вдумчивый».
- Речь шла о повести «Человек с железным оленем», напечатанной в 1959 году журналом «Молодая гвардия». По этой книге и еще двум сборникам рассказов и очерков меня в июне 1963 года и приняли в Союз писателей СССР. Велением судьбы я стал первым официальным писателем на Камчатке, как ранее – первым от Москвы постоянным корреспондентом на полуострове, - прокомментировал он публикацию в «Тасссовце» полувековой давности.
По сути, А. Харитановский стоял у истока писательской организации Камчатки. Избирали в те годы его и заместителем председателя Камчатского отделения Союза журналистов СССР, возглавлял он и литературное объединение края, являлся соредактором журнала «Вопросы географии Камчатки» - детища местного отделения Всесоюзного географического общества. Редактировал альманах «Камчатка».
Летом того же, 1961 года, побывал в гостях у собкора ТАСС в Петропавловске-Камчатском еще один известный в те годы писатель, заместитель главного редактора журнала «Москва» Борис Евгеньев. А, вернувшись в столицу, буквально пораженный размахом творческой жизни А. Харитановского, написал в своем журнале вот такие проникновенные строки:
«Чего только не пришлось испытать ему на своем корреспондентском веку! Летал на самолетах в сплошном тумане. Метался по камчатским дорогам в кузове грузовика. Ездил на собаках. Плавал на катерах. Мок. Мерз. Спал на полу, а то и вовсе не спал. Ел, что попало, а то и вовсе ничего не ел…Человек необычайной мобильности, стойкости и удивительной способности ограничивать свои потребности. Жрец великого и строгого Бога – Факта!».
А. Харитановского так ценили и уважали на Камчатке, что буквально «по косточкам» разбирали не только его творчество, но и пытались расшифровать редкую, единственную на всем полуострове фамилию. Скажем, кандидат исторических наук В. Васильев еще в первые годы пребывания будущего писателя на Камчатке спрашивал его, откуда такой необычный корень в фамилии. Собкор ТАСС с улыбкой отвечал:
- Мои предки этот корень связывали с мифологической богиней удачи.
Но молодой ученый В. Васильев решил глубже копнуть не только мифологические источники, но и словари иностранных слов. И пришел к выводу, что «хариты» у древних греков были связаны с культом богини красоты и любви, а также бога вина и веселья.
 Своими  «находками» ученый поделился с читателями «Камчатской правды» в июне 1988 года в своем литературном обзоре творчества А. Харитановского «Богиня удачи». В то время писатель уже давно жил в Курске, но ему прислали этот номер газеты. В обзоре особое внимание было уделено этапным произведениям А. Харитановского – «Человек с железным оленем», «Я рад, что ты живой», «Ступени», «Господа офицеры!» и «Матрос Стаханов и премьер Черчилль» еще не были даже в набросках). Отмечая несомненный литературный талант прозаика, автор обозрения сделал акцент на том, какой резонанс получают повести и романы писателя в международном плане, не теряя своей остроты и актуальности с течением времени.
А не задолго до отъезда с Камчатки в корпункте собкора ТАСС побывала корреспондент «Камчатской правды» Антонина Байдан, которая познакомилась с почтой журналиста и писателя, уже известного далеко за пределами Советского Союза. Размышления местного газетчика появились в главной газете края под заголовком «Сердце, открытое людям» 9 января 1965 года.
«Разные письма и по разным адресам приходят этому человеку – корреспонденту ТАСС и писателю Александру Харитановскому: в Камчатское отделение Союза журналистов СССР, в газету «Камчатская правда», на домашний адрес, а то и просто – Петропавловск-Камчатский, писателю А. Харитановскому. И все письма всегда находят адресата,- свидетельствует А. Байдан. – Письма деловые, письма–просьбы, письма–пожелания, письма–советы, письма-поздравления… Крупных литераторов и рядовых читателей…».
И добавляет: «Немало на Камчатке у Александра Александровича братьев по перу, молодых литераторов. Он нам – добрый советчик, порой строгий судья. Но в каждом, даже несовершенном стихе, рассказе, очерке увидит он доброе семя, поможет ему прорасти, чтобы оно заколосилось, дало плоды. Потому что ценит этот человек чужое, даже самое маленькое дарование».
А дальше приводит трогательный пример. Именно А. Харитановскому перед своей смертью камчатский поэт Борис Шор просил отнести его последние стихи. Вдова поэта Нина Шор сказала друзьям, что Борис был уверен, что его стихи попадут в надежные руки. И не ошибся. Большая подборка этих стихов вышла в очередном номере альманаха «Камчатка», который, как уже было отмечено, тогда редактировал А.Харитановский.
Примечательно, что в том же месяце, 26 января 1965 года в многотиражной газете «Тассовец» отмечалось: «Наш давний камчатский корреспондент Александр Харитановский сейчас работает в Курске. Но многие так привыкли, что Камчатка – это Харитановский, что до сих пор шлют ему послания с адресом: Петропавловск-Камчатский… Харитановский в Курске, но дело его (камчатское) живет!».
Камчатка, безусловно, благотворно сказалась на рождении и становлении писателя А. Харитановского. Написанные там повести «Человек с железным оленем», «В подводной западне», многочисленные рассказы публиковались в журналах «Дальний Восток», «Советская печать», «Русский язык за рубежом», «Советская литература», «Культура и жизнь»… А подборки рассказов для детей регулярно появлялись в любимых советской детворой массовых московских и ленинградских журналах «Мурзилка», «Юный натуралист», «Пионер», «Костер».

ТАТЬЯНА - ЖЕНА ОЛЕНЕВОДА  И
ТАТЬЯНА – СВОЯЧЕНИЦА ГРАФА Л.Н. ТОЛСТОГО
Несомненно, А. Харитановский для журналистов и писателей стал на Камчатке литературным маяком, на свет которого стремилась юная творческая поросль. Причем некоторые письма были для Александра Александровича глотком свежего воздуха, а подчас и возвращением его в школьные годы и к началу творческого пути.
Скажем, вот это коротенькое письмо, присланное из села Тогул, где писатель окончил среднюю школу. Весточку оттуда прислал не кто-нибудь, а член Союза писателей СССР Николай Чебаевский. Как и многие письма, это тоже пришло в областную газету.
«Уважаемые товарищи из редакции «Камчатской правды»! В газете «Литература и жизнь» недавно прочитал статью «Человек с железным оленем». Из нее узнал, что так называется повесть журналиста Александра Харитановского.
Эта фамилия заинтересовала меня. Дело в том, что у нас в с. Тогул Алтайского края учился вместе с моим братом Валентином Чебаевским его приятель Саша Харитановский. Брат мой погиб на фронте. Но после школы тоже пробовал свои силы в литературном творчестве – писал прозу.
До нас доходили слухи, что друг моего брата по школе жив. А вот о нем ли речь идет в газете «Литература и жизнь»? Поскольку ваша газета публиковала отрывки из этой повести, то вы должны знать и автора, и его биографию. Может, он и есть наш односельчанин!
Алтайский край, с. Тогул, ул. Советская, д. 80. Николай Николаевич Чебаевский».
К великой радости односельчан, Александр Харитановский и автор повести «Человек с железным оленем» оказался одним и тем же лицом. С алтайским писателем Александр Александрович переписывался несколько лет. Посылал в родное село новые книги, фотографии… В результате в местном музее был создан уголок знаменитого земляка А. Харитановского.
Письма в архиве писателя – не просто свидетельство того времени, когда эпистолярный жанр был активной формой общения на просторах великой страны. Они держали его в курсе дел и в любимой им Камчатке, и в писательской среде, и звали на помощь тем его адресатам, которые попали в беду или потеряли на какое-то время интерес к жизни.
 Среди них  были и письма-исповеди, письма-просьбы. И все это говорит о том, как тянулись всегда люди к непростому в общении человеку, к тому же познавшему власть славы и популярности, но оставшемуся доступным и подростку, и затерянному в корякской тундре оленеводу, и известному в мире академику-вулканологу, и начинающему литератору, и своему  брату-писателю и журналисту…
Вот, к примеру, какое письмо получил Александр Александрович менее чем через год после отъезда с Камчатки от своего коллеги, собкора ТАСС, которому передал «свое дело», Владимира Воробьева. В этом послании было все пропитано камчатским духом и бурной собкоровской жизнью.
«Дорогой Сан Саныч! Пишу с опозданием – был в Охотском море. Да Вы и сами по газетам это поняли: серия моих сообщений прошла. После этой собкоровской экспедиции свалился с воспалением почек – камни зашевелились. Врачи советуют менять место жительства.
Менять Камчатку!? Я ж за десять лет полюбил ее до невозможности. Нет, это значит обречь себя на муки. Знаю это и по Вашей тоске после отъезда отсюда. И по рассказам тех, кто испытал притяжение этого края. Помнится, когда я из Якутска приехал на Урал, то долго не мог найти себе там места – так прикипел к Дальнему Востоку.
Понемногу занимаюсь прозой. Стихи забросил. Сочинил пару повестушек – «Тяжелый январь» и «Медвежий угол». Тружусь над третьей. Но до печати пока их не довел.
Сборник избранных стихов С. Наровчатова, который он подарил Вам при камчатском его «походе», у нас не продавался. Буду искать.
Мы здесь Вас часто вспоминаем. Осенью гостили у Мархинина с Леней Пасенюком. Очень тепло о Вас говорили. Все жалеют, что Вы уехали. Без Вас литературная жизнь сразу как-то потускнела. Даже литературное объединение, кажется, начинает разваливаться. Остались Шевяков, Сигарев, Куни да я. Еще районные газетчики. Куни – его руководитель от дел отрешился. Наверное, помрет объединение. А жаль!».
Год спустя такое же тревожное письмо писатель получил от редактора «Камчатской правды» Василия Дмитриева.
«Недавно получил твое письмо. Рад за твои новые творческие успехи. А у нас писателям неуютно живется. Иное дело «соседний» Магадан. Мы готовим оттуда для нашей газеты литературную полосу. Там же статья Лифшица о литературной жизни Магадана и области. За прошлый год там вышло из печати 15 книг местных авторов. У нас на будущий год запланирован один сборник стихов Георгия Поротова и, может быть, выйдет небольшой сборник Евгения Сигарева. И все!
 Убожество невероятное. Все дело загублено. Литобъединение признаков жизни не подает. Куни надежд не оправдал… Шумский уехал в Горький корреспондентом «Экономики и жизни»… И никому нет дела до того, что на Камчатке не осталось ни одного писателя, а в Магадане 6 членов Союза писателей СССР. Там есть своя большая литература!
Пытался два раза выступить на эту тему в нашей газете, предлагал пригласить толковых писателей со стороны, дать им квартиры… Никто не поддержал, даже обком партии глазом не повел. Душа болит. Обидно. Камчатку используют как спальную постель всякие столичные писатели, поэты, журналисты, которые без конца восторгаются вулканами, гейзерами, искупаются в наших горячих источниках и пишут книги. Не заглянут ни в души наши, не съедят даже фунта соли… А мы зато потом все это читаем, добродушно улыбаясь: ах, как хорошо о Камчатке написали!
С каждым годом, Александр Александрович, все больнее чувствуется твое отсутствие здесь. Даже разговоры о литературе как таковой смолкли.
Думаю сделать обращение по Всесоюзному радио ко всем, кто жил на Камчатке, прислать в нашу газету свои воспоминания. И заведем что-то вроде «Встреч на страницах «Камчатской правды». Надеюсь, ты тоже откликнешься…».
Литературная жизнь Камчатки, несомненно, была освещена именем А. Харитановского. Несмотря на горькие признания его воспитанников и единомышленников о затухании этой жизни после отъезда из Петропавловска-Камчатского первого писателя этого края, многие не сложили перьев. Наоборот, стали активно писать и думать о создании собственного отделения писательского Союза.
В письме редактора «Камчатской правды» упоминалось имя поэта Евгения Сигарева. Он служил командиром пограничного военного корабля, был дружен с бывшим старшиной первой статьи Тихоокеанского флота, участником войны А. Харитановским. Высоко ценил его и как журналиста, писателя. И после отъезда своего товарища и по морскому делу, и по творчеству (Сигарев уже в то время публиковал добротные стихи) в Курск, время от времени писал ему о себе, своих творческих успехах и планах.
Вот о чем сообщал он своему наставнику в середине мая 1971 года:
«Дорогой Александр Александрович, долго, целых 10 месяцев не писал Вам. Новостей – масса. В июне 1970 года демобилизовался – устал от командирского мостика. Пенсия – офицера старшего звена, вполне приличная – 200 руб. Недавно похоронил маму. Съездил с семьей к родне на Кубань. Пришел малость в себя.
Наш общий друг редактор «Камчатской правды» оформил меня литсотрудником отдела партийной жизни. Думаю, временно, ибо мои документы находятся во Владивостоке и в Комитете по печати РСФСР – предложили мне должность старшего редактора Камчатского отделения Дальиздата (на место Куликова, Вы его тоже хорошо знали).
Готовлю очередной сборник стихов «На берегу любимых ждут». Дальиздат включил его в план 1973 года. Одновременно работаю над повестью о военном детстве в сибирском тылу – «Принимаю командование».
Побывал с агитбригадой в камчатской глубинке. И как будто заново открыл наш удивительный край – раньше-то я плавал вдоль побережья Камчатки. А теперь даже захотелось взять пару месяцев отпуска и пройти серединную часть полуострова. Не спеша пропитаться новыми впечатлениями, которые, скорее всего, выльются в стихи и новую книгу.
Да, не забыть порадовать Вас еще одним важным событием. Помните, Вы проводили камчатское областное совещание творческих работников? Оно было первым на Камчатке. Завтра открывается второе. И хотя разрыв между ними великоват, но дело Ваше живет! Очень надеюсь, что именно на этом форуме будет положено начало созданию нашего отделения Союза писателей СССР, к чему Вы так стремились. Хабаровск нас в этом поддерживает. Ведь у нас живут и успешно творят члены писательского Союза Анатолий Клещенко (из Ленинграда), Владимир Варно (из Минска), Василий Золотов (из Риги). Готовы к вступлению в Союз В.Косыгин (Каякто), Г. Поротов и Ваш покорный слуга – Е. Сигарев с Вашей рекомендацией.
Всего Вам наилучшего. Искренне, ваш Евгений. Камчатка. 20.05.1971».
А вскоре стало известно курскому писателю, что сбылась его хрустальная мечта: на самой дальней российской окраине возникла ячейка Союза писателей России, и даже вышел первый номер камчатской литературной газеты «Новая книга». В ней – и литературные новости, и хроника экономической, культурной, политической жизни края. И, разумеется, писательские премьеры: новые рассказы, отрывки из повестей, стихи, очерки местных авторов.
Особенно порадовало зачинателя литературного движения на Камчатке то, что при отделении писательского Союза были созданы школа юных литераторов, студии рецензентов, поэзии, прозы. И даже появился свой Дом писателя!
А местный писатель Валерий Кравченко издал книгу «След ветра» - о творческих достижениях края, своего рода энциклопедия культурной жизни восточной российской окраины. В ней - и о том, как шло культурное освоение полуострова на протяжении веков, тайны народов, населяющих Камчатку, их обычаи, творчество, именитые земляки…
В газете «Новая книга» были помещены заметки члена студии поэзии Маргариты Сильченко о недавно ушедшем из жизни талантливом поэте, журналисте и прозаике Дальнего Востока Владимире Кирпищикове. В годы войны он остался сиротой. Окончил суворовское училище и Московский госуниверситет имени М.В. Ломоносова. Дана и подборка философской лирики поэта:
Циклон бушует на Камчатке,
В моей душе ликует жизнь!
………………………………
Самолеты уходят в небо,
Теплоходы уходят в море.
Поезда убегают вдаль.
Никогда не познавших неба,
Никогда не познавших моря,
Никогда не познавших далей –
Жаль…
- Когда я получил это письмо,- рассказывал мне Александр Александрович, то сразу вспомнил об одной удивительной, и совсем уж неожиданной встрече в камчатской глубинке в начале 60-х годов. Не зря ведь Женя Сигарев так стремился погрузиться в тайны страны гейзеров и вулканов, моряков и оленеводов, рыбаков и геологов… Вот и я еле  успевал на своих собкоровских тропах делать одно открытие за другим.
На исходе мая 1961 года собкор ТАСС отправился понаблюдать изнутри за жизнью оленеводов в камчатской глубинке. В село Ачай-Ваям Олюторовского района добрался самолетом. Встретил его секретарь оленеводческого совхоза Н. Востриков. В свою же ярангу определил «высокого гостя» на постой.
Жена его, Татьяна Ивановна, была совхозным фельдшером. Знала каждую хату, вернее – ярангу, каждую семью. Ходили, не спеша, и вели столь же неспешные разговоры о крестьянской доле. Сама-то она – потомственная крестьянка. И тут Татьяна Вострикова как бы мимоходом обронила:
- Я ведь из Ясной Поляны. Мой дед с бабкой трудились всю жизнь у Льва Николаевича. У меня даже книга есть, написанная младшей сестрой его жены Софьи Андреевны - Татьяной Андреевной Кузьминской (по мужу). Они ведь происходили из знатного рода Берсов. Их имение и Толстых были рядом. Село Красное Берсов стояло от Ясной Поляны верстах в 37. Так что часто ездили в гости друг к другу. А Берсы неделями гостили у писателя, вместе встречали все престольные праздники. Собственно, Татьяна Берс и стала прототипом Наташи Ростовой  в «Войне и мире». Книгу свояченица графа подарила моим предкам, а бабушка – мне. Она-то мне и рассказывала об их служении у графа.
И чем подробнее рассказывала Татьяна Вострикова «столичному» гостю об этой истории, тем сильнее волновалось сердце журналиста.
Татьяна Берс-Кузьминская была одарена многими талантами. Знала толк в литературе, в музыке, увлекалась верховой ездой. А главное, граф по-отечески любил неугомонную и живую сестру своей жены. Научил ее верховой езде и нередко сам с ней выезжал в окрестные луга и леса на ухоженных лошадках в седлах. Лев Николаевич даже подшучивал над юной всадницей: ты, мол, моя стремянная.
Поскольку Берсы давно дружили с Толстыми, то писатель с детства наблюдал свою будущую свояченицу, когда еще ухаживал за ее старшей сестрой. И был всегда рад общению с Таней – миловидной, смелой и любознательной.
Когда уже не было на свете великого писателя, Татьяна Андреевна Берс-Кузьминская (1846-1925 годы) писала на склоне лет: «Какая счастливая звезда загорелась надо мной, или какая слепая судьба закинула меня с юных лет и до старости прожить с таким человеком, как Лев Николаевич, который был свидетелем всех моих молодых безумств, а позднее другом и советчиком».
Т.Кузьминская зналась с такими утонченными представителями дворянской культуры, как И.С. Тургенев, который бывал у Берсов в каждый свой приезд в Москву. Д.В. Григорович, Н.А. Островский, А.А. Фет – тоже часто гостили у Берсов. Афанасий Афанасьевич осенью 1891 года даже посвятил 45-летней Татьяне стихотворение «Опять».
Опять осенний блеск денницы
Дрожит обманчивым огнем,
И уговор заводят птицы
Умчаться стаей за теплом.
И болью сладостно-суровой
Так радо сердце вновь заныть,
И в ночь краснеет лист кленовый,
Что, жизнь любя, не в силах жить.
 А добрый знакомый Кузьминских Иван Мечников стал прототипом героя повести Л.Н. Толстого «Смерть Ивана Ильича».
После таких новостей А. Харитановского охватил журналистский азарт. А когда они вернулись в ярангу, хозяйка сняла с полки книгу «Моя жизнь  дома и в Ясной Поляне» Т.А. Кузьминской. И, не раздумывая, подарила эту семейную реликвию начинающему, но уже достаточно известному на Камчатке писателю (здесь зачитывались его «Человеком с железным оленем», «Сборником очерков»). Но прежде, чем вручить ее гостю, открыла форзац книги, взяла шариковую ручку и стала выводить четким графическим почерком слова, которые и сегодня до слез трогают убеленного сединами курского писателя: «Дарю эту книгу А.А. Харитановскому в память Вашего посещения с. Ачай-Ваям от уроженки д. Ясная Поляна. Мой дед и бабка Зябревы всю жизнь свою трудились на графа-писателя Л.Н. Толстого, а сестра моей бабки Марфа до 86 лет была горничной Софьи Толстой – внучки Л.Н. Толстого.
24.05.61. Вострикова.
P.S. Надеюсь, что Вы все-таки посетите Ясную Поляну и побываете в гостях у моего брата Зябрева Валентина Ивановича».
…Т.А. Кузьминская умерла 8 января 1925 года. Ее воспоминания «Моя жизнь дома и в Ясной Поляне» дорога курскому писателю еще и потому, что Татьяна Андреевна, как и А.М. Горький, главный герой его романа «Ступени», тонко и проникновенно писала о Л.Н. Толстом. И эта ее книга в чем-то была близка знаменитому очерку великого пролетарского писателя о великом русском писателе Льве Толстом.
К тому же, работая над «Ступенями», А. Харитановский именно из этой книги Т.А.  Кузьминской узнал, что Герберт Уэллс переписывался с Л.Н. Толстым. В библиотеке Ясной Поляны нашлись тому документальные подтверждения. Что пригодилось курскому писателю при создании второй части романа «Ступени» - «Уэллс едет в Москву», над которой он продолжает трудиться.
Увы, найти Зябревых, родственников Татьяны Востриковой из северного камчатского угла, писателю не удалось – все повымерли.
А я не могу не напомнить, что в Курской области, селом Щербачевка Суджанского района (ныне Большесолдатский) во второй половине позапрошлого века владели братья Толстые – сначала Дмитрий, потом – Сергей и Лев Николаевичи. После отмены в 1861 году крепостного права граф Лев Николаевич Толстой передал свою долю имения Сергею. В доверенности, засвидетельствованной Тульской палатой гражданского суда в декабре 1862 года, Лев Николаевич сообщал: «Любезный брат, Сергей Николаевич, недвижимое населенное имение Курской губернии Суджанского уезда в сельце Щербачевке,… заложенное в С-Петербургском Опекунском Совете, которым имением частью своею я управлять и распоряжаться не могу, а прошу тебя принять оное в твое управление и распоряжение».

 А ВЕДЬ ОН МОГ ОКАЗАТЬСЯ В «ИЗВЕСТИЯХ»
До чего же причудливой порой бывает парабола человеческих судеб, взаимоотношений между людьми, которые по логике жизни никогда не должны были встретиться. А вот, поди же…
Как уже известно нашему читателю, я в 70-е годы минувшего века трудился в Оренбурге в качестве редактора областной молодежной газеты. Был членом бюро обкома ВЛКСМ. Анатолий Даньшин в те годы в Курске руководил комсомолом области. Светлана Медвецкая была членом Рыбницкого горкома и членом ЦК ЛКСМ Молдавской Советской Социалистической Республики.
Ну, жили себе и жили, удаленные друг от друга на тысячи километров. Каждый по-своему влиял на юные умы и сердца – кто словом, кто – делом. А в целом – и словом, и делом. И все были вовлечены во Всесоюзный поход комсомольцев и молодежи по местам боевой и трудовой славы советского народа.
В принципе, наверное, неплохими мы были молодежными лидерами. Каждый удостоился многих комсомольских наград. И вдруг оказываемся в одной точке, в одном месте, в одном, самом крупном в стране зале Дворца съездов в Кремле. В 1972 году мы с А. Даньшиным - на XVI съезде ВЛКСМ. В 1978 году на XVIII съезде комсомола - со С. Медвецкой. Слушаем речи Генерального секретаря ЦК партии «дорого Леонида Ильича Брежнева». Встречаемся с первым отрядом советских космонавтов, олимпийскими чемпионами, маршалами и легендарными пограничниками, испытателями сверхзвуковых истребителей, металлургами и шахтерами, учителями-новаторами и хлеборобами, видными зарубежными деятелями, цветом советской культуры, литературы и искусства…
Нет, там мы еще  лично не познакомились. Но из Москвы увозили общий код, по которому могли запросто узнать друг друга в любой точке планеты – делегатов съезда ВЛКСМ. Именно благодаря этому коду мы через десятки лет сошлись на героической и священной курской земле. Встретились не случайно.
С А. Даньшиным мы познакомились в Курском управлении КГБ, когда он, будучи начальником этого подразделения госбезопасности и в генеральском чине, открыл мне, собкору «Известий», несколько ранее секретных дел незаконно репрессированных, а потом реабилитированных  курян.
К тому же генерал был большим знатоком литературы, особенно исторической, и неплохо знал творчество курского писателя, бывшего собкора ТАСС А. Харитановского, с которым познакомился гораздо раньше меня и поддерживал теплые отношения. А на исходе прошлого века с А. Даньшиным мы оказались в одной судебной системе, и я работал у него пресс-секретарем Управления Судебного департамента в Курскойобласти. А ныне снова вместе трудимся в Курском областном суде.
И со С. Медвецкой по сути меня свел все тот же А. Харитановский. Когда Светлана Геннадьевна со своим мужем, федеральным судьей Александром Михайловичем в 1998 году приехала в Курск, то такого писателя практически не знала. Став директором школы №18, заинтересовалась его романом «Господа офицеры!». И пригласила автора, бывшего военного моряка, ветерана войны в свою школу.
А.Харитановский рассказал ребятам и педагогам, как создавался роман, как он открывал для курян имя героического их земляка лейтенанта Александра Семеновича Сергеева. Напомнил, что родился он рядом со школой, на улице Архангело-Михайловской, ныне Карла Либкнехта, крестился в Михайловкой церкви, которая тоже в нескольких сотнях метров от храма знаний. Тогда же и возникла идея присвоить этой школе имя героя русско-японской войны, создать при школе музей морской славы и открыть морские кадетские классы…
Все это ныне воплощено в жизнь, о чем более подробно будет сказано в следующих главах этой книги. А когда открывали музей и посвящали в кадеты первый отряд старшеклассников, то писатель пригласил и меня на это торжество. Так мы и познакомились с замечательным педагогом-новатором С. Медвецкой.
К этому стоит добавить, что вся наша «четверка» - А. Харитановский, А. Даньшин, В. Кулагин и С. Медвецкая - была удостоена диплома областного конкурса общественного признания «Человек года» - «Курская антоновка» в разных номинациях. Это ведь тоже глубоко символично с точки зрения переплетения человеческих судеб. А мы с А. Харитановским еще были приняты в почетные кадеты 18-й школы имени лейтенанта А.С. Сергеева.
И вот еще одна неожиданная, но судьбой обусловленная встреча. В 1983 году с разрешения А. Харитановского я перебирал одну из папок переписки писателя с разными корреспондентами. И наткнулся на пять писем с очень знакомым мне почерком, присланных Александру Александровичу еще в конце 50 - начале 60 годов. Адресат в то время жил в Хабаровске.
«Дорогой Сан Саныч! Только что вернулся из Москвы. Пробыл в столице около двух месяцев. Побывал в Смоленской, Брянской, Костромской областях. Приглядывался, где можно осесть после Хабаровска, так как мне предложили будущим летом перебраться поближе к центру России. Может быть, Воронеж, или Тула… Не исключен Красноярск. В лбом случае ближе к Москве.
Посылать на Амур, на мое место, пока некого. Поэтому мне надо искать преемника в нашем регионе. Советовался А.А. Бочковым. (Это тот самый А. А. Бочков, который принимал А. Харитановского на работу в ТАСС, а потом возглавил отдел кадров в редакции «Известий»). Он сходу назвал твою кандидатуру. И я готов передать тебе все «мои удельные земли и княжества». Андрей Алексеевич готов тоже похлопотать о твоем переезде в Хабаровск собкором нашей популярной газеты. Так что хотя бы на открыточке черкни – «Да!».
Дозвониться до тебя – гиблое дело: как только дают мне связь с Петропавловском, ваша светлость, как правило, в эти часы имеет привычку посещать рестораны и другие злачные места. Шучу. Но со связью и впрямь непросто.
А если серьезно, то не только мне, но и А.А. Бочкову дай знать о своем, надеюсь, положительном решении. Он в теме. Заодно подбери наиболее значительные публикации свои – они пригодятся при собеседовании в редакции. И подумай, с какой статьей-презентацией можешь выступить в нашем  издании. Так принято у нас.
Моя жена Рита и дочь Аленка тоже хотели бы видеть тебя на моем месте. На всякий случай напоминаю наш адрес, который может стать и твоим: Хабаровск, ул. Калинина, 71, кв.3.   Твой Николай. 24. XI. 58.».
В следующем письме от 3.03.59 года:
«Сан Саныч, чего ты «тянешь»? Скажи прямо – хочешь или нет на мое место? Мне уже пора собираться, сроки поджимают. Если «да», то редакция нашей газеты начнет кампанию по перетягиванию тебя из ТАСС. Пиши, а лучше телеграфируй.
Настроение у меня скверное. В редакции набрана куча материалов, а на полосы попадаю редко. Впрочем, как в любой центральной газете. Словом, хандра. Жаль, тебя рядом нет – поругался бы с тобой от души, глядишь, и полегчало бы. А то не с кем и словом стоящим перекинуться. Собкоров здесь много, но каждый сам по себе… Мою командировку на Камчатку и встречи с тобой вспоминаю, как лучшие дни моей дальневосточной жизни. Оказывается, мне тебя так не хватает…
Твой Николай».
Через пять месяцев собкор ТАСС на Камчатке получает новую весточку из Хабаровска (9.08.59):
«Прости меня, окаянного, за долгое молчание. Я ведь из Хабаровска рвусь в другой регион не из вредности, а потому, что Рите климат здешний – гибель. Худо ей в этих широтах.
Чувствую, сменщиком моим ты не станешь. Наверное, ты прав – Камчатку трудно на что-то менять…Хотя наша газета становится все интереснее.
А «Железный олень» - вещь настоящая! Дуй с ней по всем издательствам. В «Детгиз» непременно – пусть хоть одну толковую книжку для детей издадут!
Мы тоже  тут думаем, как дать «зеленую улицу» твоему творению. Вот сижу на даче у Володи Шустикова. Ты его знаешь. Купаемся в море, встаем в пять утра и пишем за столиками, вкопанными в землю прямо в лесу. Едим витамины вволю. Эх, тебя бы сюда, дорогой камчадал!
На днях уезжаю в Челябинск. Пока там открою свой корпункт. А теперь о деле. Говорил о твоем «Олене» с В. Шустиковым. Владимр Степанович проникся. Советует:
1. Направить повесть в журнал «Молодая гвардия» - зав. отделом прозы Бедный Борис Васильевич. Можно сослаться, что по рекомендации Вл. Шустикова.
2. Издательство «Молодая гвардия» - Сущевская, 21. Зав. отделом прозы Дмитрий Ковалев. С ним В. Шустиков вместе учился. Это очень порядочный и честный человек. Хотя Б. Бедный – более увлекающийся и пробивной. И более близок В. Шустикову.
Хорошо бы и тебе с Владимиром Степановичем поближе познакомиться. Если будешь ехать через Владивосток, то дай ему телеграмму – встретит, обогреет, приободрит. Человек он непросто творческий, но и душевный.
Жму твою руку – Николай».
Год спустя:
«Сан Саныч! Дорогой! Я уже в Москве. Получил изданного «Молодой гвардией» твоего «Оленя». Радуюсь, завидую, поздравляю. Труд добротный, труд благородный и ко всему – интересный! Андрей Алексеевич Бочков тоже ходит гордый, хвастается «Оленем», будто это он гнал велосипед по северам и пустыням…Мы часто с ним калякаем о тебе. И еще раз подумали, что Камчатка – твоя «золотая жила» в творческих поисках.
О себе. Завершил я свою миссию собкора в Челябинске. Продержала меня редакция там полтора месяца и забрала в аппарат – спецкором в самый главный отдел - советского строительства. Пока живу с семьей в Малаховке – редакционной зоне отдыха. Места волшебные!
Мечтаю с тобой встретиться. Где? Скорее всего, на Пушкинской площади столицы – редакция наша в полсотне метров от памятника А.С. Пушкину. Но, возможно, и на берегу Авачинской бухты. Теперь моя зона обслуживания – весь Советский  Союз!
Крепко жму руку, твой Н. Ш.».
- Так это же Николай Иванович  Штанько! – не сдержал я восторга.
- Он самый. Твой коллега, - удовлетворенный произведенным на меня впечатлением от писем знаменитого «известинца»  курскому  писателю ответил с широкой улыбкой Александр Александрович. И добавил: - Мы же с ним еще с Грозного дружны были. Он там «собкорил» от «Известий», когда я приехал туда от ТАСС. Штанько писал даже фельетоны, публиковал их и в «Крокодиле». Хотя был добрым скромнягой. Мы были почти ровесники, но я звал его просто Коля,  он обращался ко мне Сан Саныч.
Сразу же после знакомства в 1952 году в столице Чечни, собкор «ТАСС пригласил Н. Штанько на тассовской машине поколесить по кавказской республике. За рулем был сам Сан Саныч, чему очень завидовал «известинец». Проехали вдоль всего Терека, до самого Каспия. В разговорах на долгом пути, на привалах как-то сразу прониклись доверием друг к другу и вскоре крепко сдружились.
Через пару лет Н. Штанько перевели собкором «Известий» в Хабаровск. А годом раньше на Камчатке оказался и А. Харитановкий. Там дружба и творческая, и товарищеская стала еще более крепкой. Н. Штанько даже нередко наведывался к своему камчатскому собрату по перу. Жил всегда на квартире Харитановских дней по десять. В просторной двухкомнатной квартире собкора ТАСС места вполне хватало, тем более что хозяйка дома Катерина частенько находилась в геологических экспедициях. Печку топили «Вестниками ТАСС», коих в корпункте скапливались горы – их высылали всем собкорам исправно.
В одну из командировок Н. Штанько попросил своего приятеля свозить его в Эвенкийский округ – к охотникам и оленеводам.
Добираться пришлось сложным путем. До райцентра Эссо летели самолетом. Поскольку Н. Штанько трудился в газете Советов народных депутатов СССР, в райисполкоме к гостям отнеслись со всеми почестями и выделили им по лошади (иной транспорт в эту камчатскую глубинку просто не ходил). По горным тропам  «поехали» к оленеводам в поселок Анавгай, что приютился на реке Быстрая. Лето стояло сухим. Лошади с трудом пробивались сквозь трехметровые заросли «шаломайника», местной травы. От комаров пришлось нацепить на головы специальные сетки.
По пути, в горах, на той же тропе, по которой ехали журналисты, неожиданно повстречали едущую, как и они, верхом на лошади, уже немолодую, в брюках и сапогах, в накомарнике женщину. Поздоровавшись, спешились. Кавалеры предложили, не нужна ли какая помощь. Разговорились, присев на поваленном бурей сухостойном дереве.
Незнакомка оказалась дамой знатной в научном мире – Ольгой Порфирьевной Орловой. Работала в Ленинградском отделении АН СССР. Крупный исследователь языков и национальных особенностей малых народов Советского Союза. Здесь находилась  в составе Московской экспедиции. Изучала эвенкийские танцы, обряды, традиции. Но главная задача – составить алфавит для этой народности Камчатки. Прежде чем пожелать доброго пути друг другу, наездница пригласила журналистов на танец «Норгали», который будет демонстрироваться самодеятельным ансамблем в районном Доме культуры Эссо.
Поблагодарив за приглашение, друзья-журналисты распрощались с «чудным видением» и продолжили свой путь.
Добирались до оленеводческого поселения смешанным путем: на долбленках с опытным лоцманом-гребцом плыли по Быстрой. На плесах пересаживались на новых лошадей… От непривычки Н. Штанько измучился на лошади. Усталость «стряхивали» во время купания в горячих ключах.
Зато все трудности пути перевесили впечатления от встречи с эвенками. Побывали в табуне, на охоте. Посетили теплицы на горячих ключах. Угощались свежими огурцами, помидорами, олениной. Выпили по стопочке водки. «Известинец» любил в дружеском кругу «серьезно», как он говорил, выпить. Опять-таки ради доброго дела – рассказать на всю страну об удивительном народе и его достойных делах во славу Отечества.
А венцом этой командировки стал концерт в районном Доме культуры. Ольга Порфирьевна их встретила там, как добрых старых знакомых, усадила рядом с собой на первом ряду. Это был непросто народный танец, а разнообразные сцены из жизни эвенков – от рождения до смерти.
За это короткое время А. Харитановский проникся глубоким уважением к этой отважной женщине, создателю одного из первых алфавитов эвенков. И пригласил ученого непременно побывать у него в гостях, когда окажется в Петропавловске - Камчатском.
Ольга Порфирьвна воспользовалась столь любезным приглашением. Почти целый день, до самого отъезда с Камчатки журналист и ученый говорили о литературе, о важности возрождения и поддержания национальной культуры северных народов, о выпуске для них специальной литературы и учебников…
А потом между ними завязалась оживленная переписка. Которая не прекращалась и тогда, когда Ольга Орлова переехала в Новосибирск, под начало легендарного академика Михаила Алексеевича Лаврентьева, который  создавал там  ставший вскоре знаменитым Академический городок.
А на базе эвенкийских танцев в центре корякского национального округа потом был образован ансамбль песни и танца «Мэнго». Он прославился на весь мир. И даже побывал в Курске. Тогда, в 1967 году в Курской областной филармонии худруком работала жена писателя А. Харитановского – Катерина. По согласованию с директором филармонии Григорием Иосифовичем Гугилевым она пригласила знаменитый ансамбль, который рождался на Камчатке, по сути, на их глазах, в Курск. Концерт проходил во Дворце культуры завода резиновых технических изделий (РТИ). А после концерта коллектив ансамбля был приглашен в гости к писателю. Катерина соорудила роскошный стол. Засиделись запоздно. Слишком много было воспоминаний о ставшей родной для семьи Харитановских Камчатке.
Во время  эвенкийской командировки Н. Штанько рассказывал А. Харитановскому о своих поездках на Алтай, родину космонавта №2 Германа Титова, знаменитом Чуйском тракте, о живописных горах и долинах. О тех самых местах, где вырос и Сан Саныч.
Ездил туда собкор «Известий» вовсе не развлекаться. Он трудился тогда над книгой о Германе Степановиче Титове. Повесть «Ветви сибирского кедра» вышла в свет в 1962 году. В ней рассказывалось об удивительной судьбе простого сибирского парня. О его дедах – советских партизанах и коммунистах, участниках Гражданской войны. О тропе Коммунаров, которая выводит крестьянских детей к звездам.
Автор подарил эту книгу своему камчатскому приятелю с такой надписью: «Дорогому Сан Санычу, который заставил меня полюбить Алтай и Камчатку и много еще чего доброго».
А мне к этому хочется добавить, что с Германом Титовым я сидел рядом на XVI съезде ВЛКСМ в Кремлевском Дворце съездов в 1972 году. И здесь, видимо, тоже оказался перст Судьбы.
Что касается космической темы, то у А. Харитановского имеются самые первые книги о космонавтах с автографами. В Главной редакции союзной информации ТАСС в одно время с ним трудился Саша Романов. Он первым из журналистов Советского Союза, да и мира, написал книгу о Юрии Гагарине «Как это было» - из дневника специального корреспондента ТАСС. На форзаце этой документальной повести рукой автора написано: «Александру Александровичу с самым искренним уважением. Рад, что Вы «действуете»  как литератор. Не забывайте о детских книжках.     4.5.62 г.».
Как раз в это время в Детгизе (Москва) вышли сборники А. Харитановского «Молочный рейс» и «Великаньи забавы». Кстати, до ТАСС А. Романов трудился в «Комсомольской правде», на Всесоюзном радио. А в 1970 году он был принят в Союз писателей СССР с одной из рекомендаций  курского писателя А. Харитановского.
Да, сначала я узнал дальневосточного приятеля А. Харитановского по почерку. А когда прочел «Н.Ш.», то сомнений не осталось – конечно же, это Николай Иванович Штанько! Один из моих наставников в газете «Известия», в которую я пришел в мае 1979 года,  в качестве собкора газеты в Восточном Казахстане. То есть, примерно, через 19 лет, когда в редакцию из Челябинска был переведен Н. Штанько. К слову, я ведь в те годы тоже трудился в Челябинске главным механиком ремонтно-механического завода. А в Казахстане работал в одно время с А. Даньшиным – он в Джамбуле, я – в Усть-Каменогорске.
Николая Ивановича Штанько я застал в «Известиях» уже в должности заведующего отделом писем. Этого небольшого ростом, насквозь прокуренного, щупленького, острого на слово газетного «зубра» уважали все собкоры. Пересылая на официальном бланке «Известий» очередную жалобу читателя моего региона, он непременно приписывал от руки: «Володя, надо помочь. Чинуш не выгораживай – у них всегда масса отговорок и «объективных» причин. Для нас главное – человек, его проблемы и боли»…
Он любил собкоров. Часто звонил. А при встречах, в знаменитой известинской кофейне на пятом этаже редакционного здания на Пушкинской площади, отхлебывая кофе из фарфоровой чашечки с непременной ложечкой конька и почти не выпуская из губ сигарету, с улыбкой говорил: «Вы же у нас на беспривязном содержании – гуляете, где вам вздумается. Только не загуливайтесь. Без ваших материалов даже такая популярная в мире газета, как «Известия», станет безликой»…
…Пишу эти строки и снова возвращаюсь к мысли о причудливости человеческих судеб. Как будто какая-то неведомая рука ведет нас по лабиринтам жизни. И не просто от человека к человеку, а именно к тому, кто становится частью и твоей судьбы.
Об этом, кстати, очень емко написал и сам А. Харитановский в своей повести «Счастливы пожертвовать собой»: «Воистину все судьбы в мире, так или иначе, пересекаются и уж точно соприкасаются. Только вот не каждому достает зоркости заметить трагическое сближение жизненных путей…».
А. Харитановский мог стать собкором «Известий». Не стал. А я, узнавший о нем впервые в Свердловске, в Уральском госуниверситете им. А.М. Горького в 1963 году из журнала «Советская печать», стал собкором «Известий». После Усть-Каменогорска мог выбрать Смоленск, Воронеж, Ростов-на-Дону. Но невидимая рука Судьбы привела меня в Курск. Где я не просто подружился с известным в мире писателем-историком, но и стал его биографом.
Впрочем, не только от человека к человеку ведет нас Судьба, но даже и от человека к пароходам. Так, в начале 1969 года А. Харитановский в одном из закутков Авачинской бухты Камчатки наткнулся на корпус парохода, посаженного «на вечный якорь». И не простого морского трудягу, а легендарного, воспетого еще Владимиром Маяковским, «Теодора Нетте». Передал в ТАСС корреспонденцию «Последний боцман с «Теодора Нетте».
И сразу же пошел поток писем со всех концов Советского Союза. Журналист продолжил поиск, который увенчался новыми историческими находками. И вновь – очерк на всю страну. А потом появилась повесть «Я рад, что ты живой».
Сначала на Камчатке, потом в Ленинграде, в Прибалтике возникло молодежное движение за восстановление «парохода и человека». Патриотическая волна набрала такую силу, что на Невском судостроительном заводе в Ленинграде был построен океанский лесовоз «Теодор Нетте». Это судно успешно несло важную торговую вахту вплоть до 80-х годов прошлого столетия.
А писателю-открывателю был вручен значок «Почетный теодоровец». Москва тоже не осталась в стороне. Откликнулся писатель Юрий Чернов, который прислал А. Харитановскому свою новую книгу «Любимый цвет – красный» с таким автографом: «Почетному теодоровцу А.А. Харитановскому от пионеров и комсомольцев школы № 584 г. Москвы в честь памятной встречи».
К этому стоит добавить, что моряки из подразделения военных спасателей Авачинской бухты, где доживал свой век легендарный теплоход, подарили автору повести «Я рад, что ты живой» штурманский стол, который еще сохранился на списанном корабле. Писатель привез крышку от этого стола в Курск, положил под матрас и лечит им радикулит, как уверяет сам обладатель этой реликвии.
Появились и желающие назвать именем Теодора Нетте клубы интернациональной дружбы. С такой просьбой к писателю, в частности, обратились ученики 5-6 классов районного Дома пионеров г. Виляны Латвийской ССР в марте 1985 года.
Ребята напомнили автору повести, что «этот легендарный человек в нашем городе прожил всего лишь год, но оставил глубокий след в сердцах наших горожан… У нас к Вам большая просьба, расскажите, пожалуйста, как Вы собирали материал о корабле «Теодор Нетте». Что почитать нам еще об этом человеке и о теплоходе? Какие люди нам могут помочь. И вообще, посоветуйте нам, где и что можно почитать об истории знаменитых кораблей, носящих известные имена? Рады будем почитать и о вашей жизни…».
Писатель не задержался с ответом: «Дорогие ребята! Высылаю Вам книгу «Я рад, что ты живой». Так называется моя повесть о корабле «Теодор Нетте». Дело вы задумали хорошее. Ну, а насколько оно будет успешным, зависит только от вас самих. Надо энергично и упорно выполнять поставленные перед вашим интернациональным клубом задачи. А чтобы вы хоть как-то представили мою жизнь, высылаю вот этот очерк обо мне, опубликованный в курской газете.
Желаю вам успехов в добром начинании.
А. Харитановский. 9.03.85. Курск».

ПОД НЕБОМ АРКТИКИ
Успехов в добром начинании… Такие пожелания можно встретить практически во всей переписке писателя. Собственно, все творчество А. Харитановского пропитано добром. Он до глубоких седин вспахивал литературное поле, засевая его героями подлинно патриотичными и совестливыми. Словно заботливый селекционер, выращивал в своих произведениях новый сорт людей с крепким духовным стержнем, наполненных энергией созидания и видящих силу России в ее многообразии. И понимающих, что русская национальная культура не приемлет корысти. И вместе со своими героями писатель всем своим духом и талантом защищает высшие интересы родного Отечества.
Так он участвует в истории. А. Харитановский – не просто патриот, а патриот яростный. Это слово, пришедшее к нам из французского patria – Родина, курский писатель наполняет конкретными смыслами: не кричи, а действуй – паши, учи, лечи, открывай, бери новые высоты духа. То есть делай все основательно, на совесть, что полезно твоей стране и народу.
И за это – отдельный поклон писателю. Своими книгами он делает Россию более привлекательной для других народов и государств. В его романах, повестях и рассказах в центре – жизнь не правителей и начальников, а, прежде всего, рядовых тружеников – матросов и мичманов, геологов и оленеводов… И в кабинетах губернаторов, считает писатель, наряду с портретами президента, должны висеть портреты доярок, земледельцев, сталеваров, нефтяников, газовиков, горняков, лесоводов, учителей, врачей…- трудовой элиты общества! На их плечах держится наше Отечество.
Они и составляют народ-творец с его мозолистыми руками, чистой совестью, трудолюбием, добротой и чувством исторического достоинства. Знаменитый американский ученый, политик и журналист Бенджамин Франклин тоже считает, что «землепашец, стоящий на своих ногах, гораздо выше джентльмена, стоящего на коленях».
В лихие 90-е годы кое-кому уже показалось, что российский народ еле жив, сгублен водкой, абортами, наркотиками, нищенскими пособиями на детей, стариков, дефолтом, антинародными реформами, позорными зарплатами учителей и врачей, работников культуры…
Но, несмотря на то, что новые русские обустраивали Россию на свой лад, по сути, встали на путь разрушения государственных устоев, народ выстоял. Расправляет свои плечи, прислушиваясь и опираясь на советы лучших отечественных умов, которые постепенно вытесняют плутократов с политической сцены и восстанавливают утраченные позиции и в экономике, и в культуре, и в социальной сфере. Не обращая внимания на вопли прозападных либералов, равнодушных к духовному здоровью нации и озабоченных только тем, как бы выгоднее продать  и себя, и свой пропагандистский продукт своим закордонным покровителям и спонсорам.
Выйдя из капитализма в 1917 году, Россия снова вошла в него, причем в худшую его стадию, которая слабо понимается и воспринимается народом. Да, право собственности – священно. Нет его – не будет права и на все остальное – где жить, кем быть, кому и как служить. Неизбежно и неравенство в любом обществе. Писатель-материалист понимает это. И вполне солидарен с Л.Н. Толстым, считавшим, что «все личности, семья, общество - все изменяется, тает и переформировывается, как облака. И не успеешь привыкнуть к одному состоянию общества, как его уже нет, и оно перешло в другое…».
Однако А. Харитановский полагает, что:
- Все дело в мере. А меру определяет уровень сознания, культуры, гражданской совести и, я обязан это слово употребить, - патриотизма. И, разумеется, уважение к закону. Ведь законы во всем мире для того и существуют, чтобы устанавливать общепризнанные нормы поведения и бытования. Вот когда новоявленные российские капиталисты осознают это, тогда и общество станет к ним более терпимым и гуманным. Хотя эпоха всепобеждающего капитализма, честно сказать, меня не вдохновляет. Социализм куда как привлекательнее, и будущее – за ним,- резюмировал писатель. И добавил: - Все-таки при социализме больше гармонии между трудом и капиталом, между свободой и уважением к закону, между чиновным людом и создателями материальных благ. И очень жаль, что время разума в России, как правило, наступает в периоды кризисов и смут. «Волчья роскошь» свободы – губительна для России. А жить в постоянно меняющемся мире – значит уметь принимать решения в новых условиях. Ответственные решения.
И поэтому, наверное, А. Харитановский никогда не разделял мнение, что писатели пусть пишут книги, сеют, так сказать, доброе – вечное, а историки делают политику. Конечно, полагает он, один из приоритетов российской словесности – объединение людей на духовной основе. Писатель – язык народа. Но ведь он одновременно и паромщик, связной между нациями, их культурами и традициями.
Его писательский принцип – ни одной строчки без души, ни одного образа – вскользь, без творческой самоотдачи. Писатель сам себе  очерчивает дорогу, по которой пойдут его герои. И сам он будет идти вместе с ними до конца в любых испытаниях, которые отпустит им Судьба.
Важно понять и то, что за писателем никто не наблюдает, как, скажем, за актером на сцене. Никто не видит творческих мук сочинителя произведения. Потому профессия писателя – «мучительно прекрасна». Он постоянно держит диалог и с читателями, и со Временем, и с самим собой. И никогда не следует осуждать писателя за инакомыслие – это естественное состояние творческой личности.
В самом деле, а что писатель может противопоставить, к примеру, эпохе глобализации, терроризма, экономических и духовных кризисов – всему этому миру, тотально зараженному вирусом наживы, авантюризма, жестокости? Только одно – критический взгляд и праведное слово. То есть то, что способно открыть глаза людям, заставить их устыдиться своего грехопадения и начать жизнь нешумную, не вызывающе роскошную в своих самых низменных проявлениях, а привлекательную своей достойной скромностью и богатую духовной сутью.
Именно таким в середине минувшего века предстал перед советским и зарубежным читателем один из самых великих велосипедных туристов мира Глеб Травин. Его практически из небытия воскресил еще только начинающий камчатский писатель, в то время собкор ТАСС Александр Харитановский в своей документальной повести «Человек с железным оленем».
Безусловно, это – одно из лучших произведений из жанра приключений мировой литературы. Повествование яркое, живое, насыщенное красками, звуками, бытовыми и географическими подробностями, неожиданными встречами и нелегкими испытаниями. А, прочитав его, мы лишний раз опечалимся от того, как не умеем беречь по истине народное достояние  и беспечно разбрасываемся «золотым фондом» нации.
В 2013 году исполнилось ровно 85 лет первому в России велопутешествию вокруг страны и первому в мире одиночному походу на велосипеде через Арктику спортсмена-любителя Глеба Травина. Из 85 тысяч километров его беспримерного маршрута более трети - 30 тысяч пришлись на северные широты.
Смельчак отправился в этот непредсказуемый путь из Мурманска 21 ноября 1929 года. Через тундру и льды, тайгу и горные отроги он держал курс на самую северо-восточную точку Евразии – мыс Дежнева.
Но северный маршрут – это заключительный этап «кругосветки» по СССР отважного велосипедиста. С 10 октября 1928 года по сентябрь 1929 года Глеб Травин в одиночку преодолел 55 тысяч километров по южным и западным границам Советского Союза. Так что совершил он свой исторический велопробег от Камчатки до Камчатки.
И почти три десятилетия страна молчала о своем герое. Пока в 1956 году недавно переехавший из Грозного на Камчатку собкор ТАСС Александр Харитановский случайно не «наткнулся» на эту Личность.
Вот как вспоминает об этой, пожалуй, самой счастливой «находке» много поживший на этом свете и широко известный писатель А. Харитановский:
- Заступив на собкоровскую вахту, я той осенью получил любезное приглашение от  камчатских пограничников попутным рейсом на военно-транспортном самолете пролететь вдоль полуострова. Обозреть, его, так сказать, с небесных высей. Под крылом проплывали горные цепи, величественные пики гор, конусы потухших вулканов и дымящиеся кратеры действующих. Всюду – ледники, ущелья, непроходимые тундровые леса, на взгорках –заросли кедрового стланика…
Журналист смотрел на эти красоты, почти не отрывая глаз от иллюминатора, изредка перебрасываясь короткими фразами с пограничниками.
- В таком краю только и остается летать,- заметил собкор.
- Почему же? – отозвался штурман, сидевший рядом. – В Петропавловске на улице Партизанской живет один чудак, который, сказывают, в начале 30-х годов полсвета на велосипеде объехал.
На «чудаков» у журналиста был особый нюх. Вернувшись в корпункт, он, не откладывая поиск велосипедиста, двинулся пешком по городу. Поднимаясь по крутым переулкам, не без труда вышел на последнюю улицу, замыкавшую Петровскую сопку. Это и была Партизанская.
В квартире навстречу журналисту поднялся смуглый, среднего роста, вполне благородной внешности широкогрудый крепыш.
- Да, я Глеб Травин,- сдержанно улыбнулся хозяин. - Проходите за стол.
Пока шли в комнату, гость опытным глазом репортера выхватил на стене, в глубине гостиной, большую фотографию, вмонтированную в кусок карты Северного ледовитого океана. К рамке была приспособлена костяная пластинка с надписью: «Турист-путешественник на велосипеде Глеб Травин. 12. VI. 31».
Узнав о цели визита столичного журналиста, хозяин щедро выложил на стол документы, фотопленки от «Кодака», Почетные грамоты…
- Останки моего велосипеда – на чердаке,- как будто о чем-то давно свершившемся и вышедшем из употребления сказал Глеб Леонтьевич.
Но на это сначала гость, казалось, не обратил особого внимания. Он с трепетным волнением листал уникальный документ – пухлую рукописную книжку в черном кожаном переплете. Это был паспорт-регистратор всего многотрудного, длиной в 85 тысяч км пути велотуриста вдоль южных, западных, восточных и северных границ Советского Союза, включая и его Арктическую часть. Именно в этой книжке были очень важные свидетельства спортивного подвига Глеба Травина – заверенные печатями государственных органов пункты пребывания путешественника на всем протяжении его маршрута.
Первая отметка – Камчатский окружной исполком. Далее – Владивосток – Хабаровск – Чита – Новосибирск – Алма-Ата – Ташкент – Ашхабад – Тифлис – Ялта – Петрозаводск – Мурманск – Архангельск – Большеземельный кочевой самоедский Совет… Потом пункты арктического направления.
Последняя страница венчала этот подвиг:
«Г.Л. Травин с 10.10.1928 по 24.10.1931 года совершил переход вокруг СССР в 85 000 километров, включая Великий Северный путь до мыса Дежнева, где и установлен Знак в ознаменование данного перехода. Камчатский областной комитет по делам физкультуры и спорта».
Но уж такова психология каждого серьезного журналиста, что он редко что воспринимает на веру.  Тем более такой материал и такой давности. Велосипед и суровая Арктика?...Это же за пределами человеческих возможностей!
Да и сам герой оказался не очень-то разговорчивым. И тому были веские причины. Его, покорителя Арктики, незаслуженно окружили молчанием, в том числе и спортивные чиновники. Не во всем находил понимания даже среди близких родственников. Его велосипедная «кругосветка» многими воспринималась как чудачество. К тому же давило и то, что в его роду были репрессированные.
- Поэтому я не спешил с публикацией об этой истории и об ее главном участнике,- вспоминает писатель. – Вернувшись в корпункт, взял в руки географическую карту северной границы СССР. Отметил основные этапы маршрута велотуриста и отправил в базовые поселки, отмеченные в рукописной книге Г. Травина, пачку писем. Просьба одна: ответить на главный вопрос – был ли такой турист, если видели его на маршруте, что можете о нем сказать?
Писатель и сегодня хранит эти пункты: Вайгачский островной Совет, Карасинский самоедский родовой Совет, Хатангский туземный районный исполком, Оленекский наслег Булунского улуса – больше десятка адресов. И, как ни странно, ответы приходили отовсюду, хотя названия многих поселений за эти годы изменились. Значит, думал собкор ТАСС, о путешествии Глеба Травина помнили, и это – не выдумка местного охотоведа с улицы Партизанской Петропавловска-Камчатского.
Но опытный, с повышенным чувством ответственности журналист решил подкрепить эту информацию еще более солидными источниками – мнением ученых-исследователей Арктики, тоже очевидцев велопохода Г. Травина.
Откликнулись личности легендарные: выдающийся летчик, спасатель экспедиции Э. Нобеля в Арктике Борис Чухновский; руководитель знаменитых Карских экспедиций 30-х годов, доктор географических наук Николай Евгенов, который встретил Г. Травина в бухте Варнека Югорского шара. Среди свидетелей оказался и командующий Полярной авиацией, Герой Советского Союза Михаил Шевелев.
А чукотская учительница А. Абрамова вместе со своими сверстниками ставила тот самый знак на мысе Дежнева в честь завершения полярного перехода на велосипеде Глеба Травина. И в деталях рассказала в письме журналисту об этой молодежной акции. Та самая Ася Абрамова, о которой с большой теплотой упоминал в 1957 году в своей книге «По горам и тундрам Чукотки» знаменитый исследователь этого края, геолог, член - корреспондент АН СССР Сергей Обручев.
Он именно в те годы встретился на Чукотке с учителями А. Абрамовой и В. Волокитиной. В книге можно и сегодня прочесть:
«Хозяин яранги, в которой жила Абрамова, вскоре вызвал шамана, виновато сообщил ему, что вот у него два несчастья: во-первых, его выбрали в нацсовет, а во-вторых, пришлось приютить русскую…Обе учительницы сжились с оленеводами, принимали участие в работах чукотских женщин и заслужили полное одобрение чукчей… Нельзя не восхищаться самоотверженной работой этих первых пионеров советской культуры, которым в таких тяжелых условиях пришлось вести преподавание и бороться с влиянием шаманов».
И только после обладания вот таким запасом информационной прочности А. Харитановский сел за пишущую машинку и подготовил для ТАСС очерк, рассчитанный на молодежные издания, «Велосипед пересекает Арктику».
Вскоре и в Агентство, и в камчатский корпункт хлынул поток писем со всех уголков страны и европейских стран. Все хотели подробностей, как написал один поляк «сумасшедшего похода».
- Отступать мне было уже некуда, - делится своими ощущениями полувековой давности писатель А. Харитановский. – Работать над повестью было невероятно интересно, хотя по ходу приходилось многое «добирать», уточнять, перепроверять, осмысливать… Но главное было в руках – документальная основа, и живой герой тех событий.
Кстати, 30 октября 2013 года в Курском филиале РГСУ, на кафедре русской филологии и журналистики состоялась презентация учебного пособия «Азы журналистского мастерства», подготовленного известным курским писателем Александром Балашовым, с моей вступительной статьей.
Так вот, выступая перед журналистами, я напомнил будущим «акулам» пера, как и какого объема запас информационной прочности полвека тому назад создавал их коллега, ныне знаменитый писатель-историк, а тогда  собкор ТАСС на Камчатке, готовя очерк о покорителе Арктики на велосипеде Глебе Травине. Сказал я  и о том, как журналистские очерки превращаются во всемирно известные повести.

РЫЦАРЬ КРАСНОЙ ПЕДАЛИ
Эта писательская «истома» длилась три года. С каждой страницей все яснее и рельефнее вырисовывалась колоритная фигура покорителя фантастически сложного и смертельно опасного арктического пути.
Из рабочего дневника путешественника, из скудных рассказов и свидетельств очевидцев постепенно воссоздавалась картина тех испытаний, которые выпали на долю Глеба Травина, и которые он с достоинством  и мужественно преодолевал.
Всего лишь несколько эпизодов.
Апрельское утро 1930 года. Полярная стужа не только сковала льды, но и вморозила в водную кашицу самого путника, который от усталости прилег передохнуть на покрытую снежком льдину в Хайпудырской губе Печерского моря и мертвецки заснул. За ночь под ногами образовалась трещина. Вода пропитала снег, и человек оказался в ледяном желобе.
Проснувшись, Глеб не мог повернуться. Пришлось с силой вытаскивать руки из  комбинезона, сшитого из оленьих шкур. Свободной рукой достал большой охотничий нож и принялся сантиметр за сантиметром высвобождать себя из ледяного плена. Встав на ноги, откопал велосипед. К слову, на нем были два запасных колеса, винтовка, циклометр, на руле – масляный фонарь и два багажника: один спереди, а другой сзади.
Поблагодарив Судьбу за выживание в ледяном ковчеге, и закусив мороженой треской, Глеб провел здесь еще одну ночь. А на следующее утро, петляя из стороны в сторону, преодолевая ледяные торосы, продолжил свой путь на восток.
Случалось, пробираясь сквозь пургу, нос к носу сталкивался с хозяином тундры - северным песцом. Зато с радостным волнением оставался на ночлег в поселках полярников. Таким вот образом добрался до гидрометеостанции «Югорский шар». Здесь снял изношенный в пух и прах торбасы. Ноги кровоточили. Хозяйка дала ему новую обувку и повезла на собачьей упряжке к врачу, который располагался на радиостанции. Доктор, увидев пациента, назвал его поход «безумственным», а, подлечив его пальцы на ногах, порекомендовал сойти с трассы.
Передохнув у зимовщиков, велосипедист отправился дальше. На Вайгаче встретился с начальником Карской экспедиции Николаем Ивановичем Евгеновым. Всемирно известный полярный исследователь тоже пытался отговорить Глеба от дальнейшего похода. А, убедившись в бесплодности своих доводов, дал отважному путешественнику несколько дельных советов. Главное – опасаться полуострова Таймыр, вернее, его береговой линии. Эту установку Г. Травин выполнил – пересек Таймыр по Авамской тундре. Хотя и здесь попал в полынью.
А когда вышел на восточную окраину полуострова, то повстречался здесь с заведующим факторией «Боганида» С.А. Гранкиным. Позднее полярник напишет А. Харитановскому:
«Я увидел человека с волосами ниже плеч, бородатого, со шрамами ознобов на лице, с не гнувшимися руками, с трудом переставлявшего ноги, на которых сам себе обрезал обмороженные пальцы.
Травин предстал в моем воображении Амундсеном. Он пробыл у меня всего три дня. Ни бахвальства, ни героики, ни помпезности, ни нытья, ни жалоб. Какая скромность! Кроме сотни пуль к винтовке, галет и нескольких плиток шоколада в качестве «НЗ», Глеб Леонтьевич ничего не взял. Даже не отдохнув как следует, не залечив ознобов, он пристегнул рюкзак и уехал, используя очень короткий отрезок торной дороги»…
Наблюдательный полярник С.А. Гранкин дал Г. Травину весьма емкую характеристику. Но и ему тогда не было ведомо, как в Индигарке путешественник при полной амуниции сорвался вместе с береговым снежным козырьком со скалы на морской лед.
После падения первым полярного велотуриста в селении Русское устье встретил местный житель Иннокентий Стариков. Он помог нежданному и странному гостю подлечить раны, отлежаться. А на память даже сфотографировался с отчаянным велосипедистом.
Об этом в письме камчатскому писателю Иннокентий сам рассказал, вложив в конверт и ту самую фотографию.
Или как в проливе Лонга, на пути к острову Врангеля, началась подвижка льдов, и м Глеба едва не унесло в открытый океан.
Как в поисках пищи ловил рыбу, стрелял морского и таежного зверя…
И как преодолевал самое, пожалуй, трудное состояние в бескрайних северных широтах – одиночество.
В поисках более удобной трассы Глеб заходил по льдам далеко в море. Так, обойдя устье реки Колымы по льдам, он севернее увидел какую-то землю. На островке встретил охотника, от которого узнал, что остров называется Четырехстолбовой… В Чаунской губе наткнулся на затертую во льдах рыболовецкую шхуну… А в Певеке заночевал в одной из трех оставленных здесь чукотских яранг.
Глеб, безусловно, осознавал смертельные опасности, которые подстерегали его на каждом километре пути. Поэтому на случай гибели вырезал из латуни массивную пряжку, приладив ее к широкому кожаному поясу и отчеканив на ней три заглавные буквы – Г.Л.Т.
Глеб Травин завершил свой арктический маршрут 11 июля 1931 года в чукотском поселке Уэлен на мысе Дежнева. Именно в это время сюда прибыла большая группа молодежи из Владивостока – учителя, метеорологи, строители, торговые работники. Они-то и установили здесь памятный знак в честь отважного покорителя Арктики: «Турист-путешественник на велосипеде Глеб Травин. 12.VII.1931».
В этот отряд влилась и поселковая учительница Ася Абрамова. А сам виновник торжества успел починить на местной метеостанции радиостанцию, которую до этого никто не мог привести в рабочее состояние. Старожилам так понравился этот храбрый, к тому же мастеровитый человек, что они готовы были отдать ему в жены лучшую красавицу поселка.
Отсюда же в столицу Камчатки по отремонтированной радиостанции ушел отчет о беспримерном спортивном подвиге велотуриста.
И неизвестно, как бы дальше сложилась судьба Глеба Леонтьевича, если бы из Петропавловск – Камчатского военного гарнизона не поступил приказ офицеру запаса срочно явиться по месту приписки первым же попутным транспортом. Таким «попутчиком» оказалась китобойная шхуна.
И остался Глеб Травин жить на Камчатке, откуда начинал три года тому назад свой легендарный велопробег вдоль границ СССР. И стал там толковым охотоведом в областном потребительском союзе, овладел и профессией промышленного рыболова. Став одновременно и родоначальником массового физкультурного движения и военно-патриотической работы на полуострове.
Но даже после сбора материала о Г. Травине и перекрестной проверки деталей его похода по северным широтам страны собкора ТАСС отговаривали от придания широкой огласке этой истории в самых высоких кабинетах. Скажем, председатель  Камчатского облисполкома так прямо и говорил:
- Авантюрой все это попахивает. Не может человек, даже двужильный, в одиночку одолеть Арктику. Да еще на велосипеде!...
Не перевелись скептики даже после публикации очерка о А. Харитановком и его «открытии» Глеба Травина известного публициста 50-60 годов минувшего века Саши Комаровского в такой популярной газете, как «Известия». Этот очерк вызвал новый поток писем, среди которых был один из начальников зимовки в 1930 году, у которого тоже гостил полярный велосипедист во время его путешествия по северам.
- И тогда я твердо решил: повесть должна быть! – рассказывает писатель.- Первые главы ее появились в «Камчатской правде». После этого собрания члены литобъединение  направили письмо в обком партии с просьбой помочь с печатанием произведения в местной типографии.
И вот тут-то во всем своем благородстве и проявилось подлинное уважение к первому камчатскому писателю и со стороны руководства полуострова, и коллег по журналистскому цеху, и деловых людей.
В обком писателя пригласил секретарь по идеологии А. Иванов. Стали прикидывать, как издать книгу, не имея ни бумаги, ни денег, ни соответствующего издательства (местная типография, кроме газет, могла выдать лишь брошюры). А тут 20 печатных листов, десятки фотографий…
И тогда к решению этой не только литературной, но и глубоко патриотической задачи подключились практически все самые солидные организации областного центра. И постепенно обозначился свет в «конце тоннеля».
Типография: мы поможем бумагой. За счет экономии. О большом тираже пока речи не ведем.
Управление культуры: мы обеспечим иллюстративную часть – фотографии, рисунки.
Редакция «Камчатской правды»: дадим художника-ретушера, готовы оказать любую помощь в оформлении издания.
Объединение «Камчатскрыбпром» (в то время крупнейшее предприятие на полуострове возглавлял Н. Ванин – умнейший и культурнейший человек, великолепный организатор и книгочей): готовьте смету, денег выделим. Условие одно – сам автор вручит часть тиража морякам промысловых судов и расскажет рыболовам, как создавалась повесть.
- Я даже пообещал им, что на эти встречи приглашу еще и лучших поэтов литобъединения, - замечает А. Харитановский, как будто заново переживая те счастливые дни накануне издания книги.
И дело закрутилось. Вскоре на книжных прилавках Камчатки появилась красиво изданная, с суперобложкой, богато иллюстрированная, с картой велопохода Глеба Травина повесть «Человек с железным оленем». Книга вполне «тянула» на подарочный вариант издания. К тому же и тираж был пристойный – 30 тысяч экземпляров. Такого явления в культурной жизни края Камчатка еще не знала.
Повесть стала и поворотной в судьбе собкора ТАСС Александра Харитановского. Его приняли в Союз писателей СССР. Одну из рекомендаций дал заместитель главного редактора журнала «Москва» Борис Евгеньев. А спустя небольшое время было создано и региональное отделение Союза писателей страны во главе с А. Харитановским – первым камчатским писателем.
В его домашней библиотеке хранится уникальный экземпляр этой повести с автографом ее главного героя.
Получив за эту книгу гонорар в 30 тысяч еще дореформенных рублей, писатель завел первую в своей жизни Сберегательную книжку. С ней он приехал и в Курск. На эти деньги вместе с женой Катериной впервые обставили квартиру собственной, а не казенной мебелью. А Сберкнижка сохранилась до сих пор с 10 рублями на счете.
А сама повесть, одно из лучших творений писателя А. Харитановского, независимо от воли автора, зажила своей жизнью. Кроме Камчатки, ее закупили книготорги Владивостока, Магадана…
Писателя более всего удивило то, что стоило ему открыть имя героя, напомнить стране о его мужественном походе на четырехколесном «друге» вдоль арктического побережья Советского Союза, как у тысяч людей открылась память. И спортивный подвиг уже убеленного сединами камчатского охотоведа получил неожиданное продолжение. Земля буквально на глазах полнилась новыми «чудаками».
В немецких городах Берлине, Гере, Лихтенберге открылись спортивно-туристические клубы имени русского велотуриста Глеба Травина. Глеб Леонтьевич даже побывал у немецких друзей в гостях. И был удивлен, когда ему показали немецкий журнал «Freie Welt» («Свободное время») за 1966 год, в трех номерах которого были опубликованы отрывки из повести о нем камчатского писателя под заголовком «Глеб Травин – рыцарь красной педали».
Подобные клубы возникли также в Румынии, Польше, Чехословакии, Венгрии… Но первыми, разумеется, были советские города и рабочие поселки – Петропавловск-Камчатский, Львов, Рига…
Однако среди всех подобных спортивных объединений выделялся коллектив велоспортсменов станции Лозовая под Харьковом. Его возглавлял преподаватель географии, астрономии и эстетики технического училища №36 при заводе кузнечно-прессового оборудования, ведущего предприятия поселка, Алексей Александрович Потупин. Молодые спортсмены на велосипедах пересекли Украину, Кавказ, Горный Алтай, Карпаты, Урал, Центральную Россию. И добрались до Мурманска.
А на обратном пути в Лозовую никак не могли миновать древний Курск, где в то время жил автор «Человека с железным оленем». Было это в июне 1985 года. К писателю завалились без предупреждения. И не ради праздного любопытства. У ребят созрела идея проехать маршрутом Глеба Травина по Камчатскому полуострову, которое тот совершил еще в 1928 году. И им нужен был совет не просто автора знаменитой повести, а бывшего камчадала, пересекавшего не раз весь полуостров практически во всех направлениях, и понимавшего всю сложность данного маршрута.
Оставив велосипеды во дворе дома, команда в полтора десятка крепких ребят, среди которых были две девушки, во главе со своим учителем поднялась на пятый этаж. Двери открыла жена писателя Катерина. Нет, она не опешила, просто удивилась и, не мешкая, широким жестом пригласила незнакомцев в гостиную, бросив на ходу:
- Саша, это, кажется, к тебе…
Писатель работал в своем кабинете. Но тут же бодро поднялся навстречу молодым людям.
- Проходите, хлопцы!
Тем временем Катерина извлекла из комода огромную скатерть. Постелили ее прямо на полу. Поверх – клеенку. Сели вокруг и начали поглощать бутерброды, которые еле успевала подавать хозяйка дома. Она же меняла чайник за чайником. Все, что было в двух холодильниках, металось «на пол».
Утолив жажду, путники раскрыли писателю свой замысел. Выслушав гостей, осмыслив их рассказы о велопутешествиях по стране и, убедившись, что перед ним народ серьезный, Александр Александрович вытащил подробную карту полуострова. Расстелив ее тут же, на полу, общими усилиями обозначили примерный маршрут, по которому покорял Камчатку Глеб Травин. Орудуя карандашом и циркулем, прокладывали намеченный путь.
Упрощать ничего не стали. Начало – через группу вулканов, примыкавших к областному центру. Далее – по долинам своенравной реки Авачи до Гональских востряков. После пересечения этого хребта – спуск в долину и далее – вдоль реки Камчатки по таежным лесам до самой знаменитой «точки» - высочайшей огнедышащей горы Евразии – Ключевской сопки. А уж потом – снова тундра, болота, таежные буреломы, зыбкие пески пересохших русел речушек.
Перерисовав в записную книжку намеченный маршрут, ребята сфотографировались на память с писателем. Но, еще не расставшись ребятами, А. Харитановский написал рекомендательное письмо в редакцию «Камчатской правды» и в обком комсомола. А, осмотрев велосипеды гостей, подсказал, что хорошо бы их обновить. Заметив, что для тундры, гор, рек нужны более прочные машины.
Когда путешествие по Камчатке уже состоялось, ребята рассказали писателю, что велосипеды приобрел для них завод кузнечно-прессового оборудования. Подсобил он и деньгами, и сухой паек выдал. В поход тогда отправились четыре велосипедиста. Они успешно преодолели этот сложный маршрут. И написали своему курскому наставнику подробный отчет.
Очевидные спортивные достижения юных «травинцев» со станции Лозовой позволили клубу сделать заявку на проведение на этой станции очередного, уже пятого Всесоюзного слета юных велотуристов, который по своему масштабу перерос в Международную встречу последователей Глеба Травина.
Слет состоялся 15-19 июля 1989 года. В Лозовую приехали свыше 700 делегатов в возрасте от 14 до17 лет клубов имени Глеба Травина от Калининграда и до Камчатки, из всех Союзных республик и стран Восточной Европы.
В качестве почетного гостя был и автор повести «Человек с железным оленем». Ему доверили право открыть слет. Александр Александрович сначала напомнил юным друзьям, что среди них нет великого велосипедиста. Глеб Леонтьевич ушел из жизни в 1979 году. И попросил его память почтить минутой молчания на общей линейке участников слета. А те в ответ в честь своего легендарного предшественника, совершившего велопробег длиною в два земных экватора, прошли вместе со своими велосипедами круг почета.
Писатель не стал говорить длинной речи, а просто зачитал автограф Глеба Травина, оставленный им на одном из первых экземпляров книги «Человек с железным оленем».
«На память А.А. Харитановскому, поднявшему из долголетних залежей землепроходца, псковского мужика, прошедшего Арктический путь на велосипеде. Мой скромный переход оставался незамеченным в течение почти трех десятилетий, и только благодаря упорному труду журналиста А.А. Харитановского по выходе в свет настоящей документальной повести мой переход стали признавать как проявление стойкости и мужества самородка физкультурника-туриста, книга стала полезной для всей молодежи. О ней всюду хорошие отзывы.
Не очень складно, но искренне.
От всего сердца благодарю Вас, Александр Александрович, за книгу.
С особым уважением – герой данной повести Глеб Травин. 7.6.60 г.
Петропавловск на Камчатке».
Потом в одном из заводских помещений торжественно был открыт музей Глеба Травина. (Попутно заметим, что гораздо раньше музей путешествий и экспедиций имени Глеба Травина был открыт в средней школе №1 п. Врангеля, где преподавал Павел Конюхов).
И начались соревнования делегатов слета. Это было увлекательное зрелище по фигурному вождению велосипеда, велоориентированию, велоралли на дистанции в 30 километров и трехкилометровый велокросс.
А еще был 400 метровый заплыв по озеру, конкурс экспресс-газет и разбивки бивуаков. И, конечно же, на слете звучали туристские песни.
Каждая команда к тому же привезла рассказы о достопримечательностях родного края, о велопоходах и патриотических акциях.
Слет сплотил ребят из разных регионов Советского Союза и стран социалистического содружества, которым оставалось жить всего лишь два года.
На этом же слете у вечернего костра писатель А. Харитановский рассказывал юным последователям Глеба Травина еще об одном знаменитом велопутешествии по северным широтам, организованном в 1987 году братьями Федором и Павлом Конюховыми. В те дни они еще находились где-то на середине арктического пути Глеба Травина.
К слову, немногие из российских писателей удостаивались чести такой – быть участниками массовых слетов юных спортсменов и почетными членами арктических экспедиций.
Братья Конюховы в то время жили в поселке Врангеля Приморского края, недалеко от порта Находка. И были уже известны на Дальнем Востоке как заядлые путешественники. Они совершили на велосипедах поход от Владивостока до Москвы и Питера.
Федор Филиппович родился в Запорожье на Украине. Рано пристрастился к путешествиям на яхте. Плавал и по северным, и по южным морям. Ходил в экспедиции под руководством Дмитрия Шпаро на полюс недоступности. А потом Федор в одиночку отправился на шлюпке в мировой океан и совершил кругосветное путешествие. За свои 62 года совершил 40 экспедиций и восхождений. В том числе пять кругосветных плаваний на яхтах, 15 раз пересекал Атлантику, один раз на весельной лодке. Второй раз покорил Эверест в 60-летнем возрасте, в мае 2012 года. А годом раньше вместе со своим другом из Карелии Виктором Симоновым на собачьей упряжке пересек Северный Ледовитый океан от Северного полюса до побережья Канады.
Но почему-то чаще всего вспоминает он совместные тысячекилометровые велосипедные «прогулки» с братом Павлом.
С учителем из п. Врангеля Павлом Конюховым после выхода книги «Человек с железным оленем» у писателя завязалась оживленная переписка. А в 1987 году Павел решает организовать высокоширотную экспедицию на велосипедах по пути Глеба Травина.
В письме писателю в Курск, сообщая о своем замысле, Павел делает трогательную приписку: «А Вас, Александр Александрович, приглашаем стать Почетным членом экспедиции. Если соберетесь, будем рады встретить Вас на старте где-нибудь в Архангельске».
В Архангельск, конечно, 64 летний писатель поехать не рискнул, но отстучал Павлу Конюхову телеграмму: «От души желаю удачи полярной экспедиции по пути Глеба Травина. Благодарю за честь включения меня в состав экспедиции Почетным ее членом. Верю, дорогие мои, в ваш успех. Жму крепко ваши мужественные руки. Харитановский».
Из Архангельска они стартовали втроем: Павел Конюхов – руководитель, строитель из г. Артема Приморского края Сергей Вилков и Фарид Абдулин из Архангельска.
Прямо с маршрута в Курск, по адресу писателя шли короткие письма, открытки, телеграммы и даже фотографии. В самой первой весточке Павел сообщал: «Еще и еще раз большое Вам спасибо за Вашу книгу… Не знаю, сможете ли Вы ответить мне, но хочу, чтобы Вы знали о том, что значит Ваша поветь для меня. Она во многом перевернула мою жизнь».
Потом коротенькие телеграммы:
«Дошли до Норильска. Экспедиция продолжается»…
«Экспедиция миновала мыс Шмидта. Заканчиваем в Уэлене»…
Они шли путем Глеба Травина 5 лет – с начала 1987 по 4 мая 1992 года. Потому что путешествовали только во время своих отпусков. Причем члены команды на разных этапах менялись. Скажем, на первом этапе, как уже было сказано, шли Павел Конюхов, Сергей Вилков и Фарид Абдулин. Их сменили Владимир Ильин и Василий Лонскин. А от Норильска до Тикси шел и старший брат Павла – Федор. Дальше Федор идти не смог по уважительной причине: с арктического маршрута знаменитого яхтсмена отозвали на тренировки в горах Тянь-Шаня.
Ребята представляли разные регионы – Артем, Тюмень, Казань, Тольятти, п. Врангеля. Павел Конюхов прошел весь путь в походном порядке, без подмен. В начале пути он прислал автору «Человека с железным оленем» фотографию с надписью: «Дорогому Александру Александровичу в благодарность за открытие для меня мира путешествий. Павел Конюхов. 1987».
А. Харитановскому особенно импонировал Сергей Вилков, который трудился на стройках г. Артема, то есть рядом с тем самым аэродромом «Майхэ», где в 1945 году базировалась знаменитая 12 штурмовая авиадивизия Тихоокеанского флота, где будущий писатель был начальником поста, а, по сути, командиром аэропорта.
Из Уэлена П. Конюхов прислал писателю даже часть своего путевого дневника и несколько фотографий, которые с любезного разрешения их нынешнего обладателя я поместил в этой книге.
В ответ А. Харитановский написал: «Дорогие друзья! От всей души поздравляю с успешным завершением отважного перехода по северному маршруту Глеба Травина. В этом походе вы «сотоварищи» продемонстрировали не только настойчивость, целеустремленность, но и показали, каков в самом деле Человек. Любого «рынка» для него мало, и душу его не купишь ни за рубли, ни за доллары… Честь вам и слава!
Харитановский. Май 1992 г. Курск».

ИЗ СИБИРИ – В ПРАГУ И ПАРИЖ
Знаменитый в мире путешественник Тур Хейердал в предисловии к  своей книге «Экспедиция на Кон-Тики» написал: «Любознательность – движущая сила, которая дана нам от рождения; ее не измеришь ни киловаттами, ни лошадиными силами, но она непрестанно влечет вперед, внушает ему стремление преодолеть неизвестность».
В познании этой самой неизвестности Глеб Травин проехал на велосипеде 85.000 километров сложнейших маршрутов. Это на 20.000 километров больше, чем преодолели факелоносцы Сочинского Олимпийского огня по всем регионам России в конце 2013 – начале 2014 года – от Москвы до Сочи – 65.000 километров.
Безусловно, повесть «Человек с железным оленем» рассчитана на длительное общение с ее главным героем и с теми, кого он встречал на своем арктическом пути.
Мой давний коллега и приятель, многолетний председатель Курского Союза журналистов, а в прошлом собкор ТАСС Александр Щигленко вспоминает, что когда вышла повесть о Глебе Травине, он работал на радио в северном поселке Дудинка Красноярского края. Прочитав книгу, он поставил радиоспектакль. А спустя несколько лет, уже в Курске, принял вахту собкора ТАСС у автора этой знаменитой повести. И подружился с ним. И до сих пор поддерживает с писателем творческие контакты.
А на Камчатке по этой повести поставили телевизионный спектакль.
А утром 29 октября 2007 года в курской квартире писателя А. Харитановского раздался междугородний телефонный звонок. Камчатский краевед Владимир Аркадьевич Семенов открыл в Интернете сайт «Камчатский край. Краеведение». На сайте, порадовал он «старого» камчадала, есть раздел «Писатель Александр Александрович Харитановский». И было бы замечательно разместить в этой папке полную версию «Человека с железным оленем». Причем на том конце провода было выделено, что сайт пользуется большим успехом у библиотек, школ, вузов и творческих работников.
- А еще сказал мой камчатский собеседник, что голос у меня, 84-летнего старика, совсем молодой… Пустячок, а приятно. Мне после этого звонка сразу как-то легко писалось,- делился этой новостью со мной писатель.
На примере Глеба Травина выросло не одно поколение советской и российской молодежи. В этом – непреходящая ценность «Человека с железным оленем». Она и сегодня подпитывает энергией мужества и стойкости тех, кто сопротивляется молодежному инфантилизму или радикализму, его крайним проявлениям.
Конечно, в советскую эпоху идеология КПСС нависала над юным поколением. Но  была и надежной защитой для юношей и девушек. Армия была не только безопасной, но и школой жизни для молодых людей. Ударные стройки давали работу, жилье, образовывали семьи. После армии и строек легче было поступить в вуз. А дипломированному специалисту были гарантированы и работа, и жилье, и социальная защита. При этом была полная свобода передвижения внутри страны. И не было межнациональных конфликтов.
Ныне все усложнилось. Да, не стало преград для поездок в любую страну мира. Масс соблазнов. Через край – всяких развлечений западного образца: и в кино, и на эстраде, и в музыке, и в одежде, и на телеэкране… Но в то же время появился страх потерять работу, остаться без жилья и даже средств для существования, получить пулю в лоб на дискотеке или в ночном клубе. А порой даже в школе.
Словом, жизнь по Биллу Гейтсу, а не по Павке Корчагину оказалась намного опаснее, а подчас и бессмысленнее.
Но, как ни странно, смыслы нередко помогает обрести все тот же «Человек с железным оленем». За последние годы велотуризм обрел второе дыхание. Увлекательная повесть курского писателя по-прежнему востребована не только в России, но и в Европе. Скажем, в 2010 году она в подарочном исполнении вышла в Чехии. Издание на чешском языке прекрасно иллюстрировано, с хорошим дизайном и великолепным полиграфическим исполнением.
А за год до этого, в мае 2009 года 73-летний итальянец Януш Ривер решил пересечь Россию на велосипеде. Он стартовал в Ростове-на-Дону 29 мая. И даже, несмотря на опасность попасть под пули чеченских или дагестанских боевиков, не отказался от Кавказского маршрута.
Примечательно, римлянин решил финишировать непременно в Курске, на знаменитой «Огненной дуге». Проехав на своем двуколесном «агрегате» свыше 5.000 километров и развернувшись в Мурманске, он благополучно добрался до древнего Курска. Его здесь встречали члены спортивно-туристического клуба «ВелоКурск», более известного ныне как «Клуб Бешеных Псов». Кстати, вполне смирных спортсменов. Они сами придумали это название из-за любви к экстремальным велопробегам. Зарегистрирован клуб в известном европейском велосипедном обществе «Парижский клуб Отважных» в качестве клуба-организатора велосипедных марафонов.
Члены курского  клуба этим же летом решили проехать свыше 4.000 километров от Адлера до Мурманска и вернуться в Курск. Стартовали 25 мая 2009 года. А 3 июня финишировали в родном городе. Стартовали втроем: куряне председатель клуба Александр Хардиков и Олег Рыжков, Павел Лебедев из Брянска. Весь маршрут одолели Хардиков и Рыжков.
Как потом они рассказывали журналистам, ночевали в палатках, мокли под дождем и «парились» под жаркими лучами солнца, преодолевали затяжные подъемы, так называемые «тягуны», меняли проколотые шины. Вставали в пять утра, покрывая за неделю по 1000 – 1200 километров.
За их «авантюрным» походом (так его величали сами велотуристы) следил весь клуб. И молодые последователи Глеба Травина с честью выдержали все испытания.
А через пару лет курские «бешеные псы» первыми из россиян приняли участие во всемирно известном марафоне Париж – Брест – Париж (Брест, французский, а не белорусский) длиной 1200 километров.
Как рассказывал один из его участников, член клуба «Бешеные Псы» Алексей Ходов, это, в своем роде, уникальный марафон. Разные модели велосипедов, в том числе для управления машиной лежа, в тандеме - с одним зрячим, а другим слепым. Был даже участник с одной ногой.
Да и финиш был не менее трогательным. Тут и слезы, и песни, и объятия всех и вся, и поцелуи земли…Эти 90 часов (максимальное время марафона) становятся не только временем испытания физических и духовных сил, но и торжеством общечеловеческих ценностей.
В том же году через город Курск прошел международный веломарафон «Прага – 2011», стартовавший в конце июля в Ханты-Мансийске. Его организовала Федерация велоспорта Югры. В составе его 16 участников были четыре девушки.
Из Ханты-Мансийска через Тобольск – Тюмень – Екатеринбург – Уфу – Самару – Саратов – Воронеж – Курск велосипедисты доехали до Праги, города - побратима Ханты-Мансийска.
В каждом городе марафонцев до границы следующего региона сопровождали местные велосипедисты. Из Курска марафонцы двинулись по маршруту Киев – Житомир – Львов – Краков – Острава – Брно. В Прагу спортсмены прибыли 23 августа, в День победы на Курской дуге.
Но особенно щедрым на международные велопробеги оказался юбилейный для автора «Человека с железным оленем» А. Харитановского год - его 90-летия – 2013.
22 мая в Смоленске взял старт традиционный велопробег под девизом «Молодежь Белоруссии и России – дорога в будущее Союзного государства». Представителям 60 молодежных общественных организаций – ученым, парламентариям, бизнесменам, педагогам, студентам, рабочим предстояло преодолеть на велосипедах 700 километров по маршруту Смоленск – Демидов – Велижи – Великие Луки – Полоцк – Орша – Могилев. И финишировать на легендарном Буйничском поле, воспетом поэтом и воином Константином Симоновым. Там в июле 1941 года бойцы Красной Армии дали мощный отпор войскам вермахта. Над этим полем ратной славы по завещанию поэта и военного репортера был развеян его прах.
Смоленск тоже был выбран не случайно: здесь в 1923 году была провозглашена Белорусская Советская Социалистическая республика. И цель пробега – дальнейшее укрепление вековых братских связей народов двух соседних союзнических стран.
Да и сам пробег не был чисто спортивным мероприятием. Его участники поклонились десяткам братских могил на пути следования, где в годы минувшей войны прогремели самые жертвенные сражения, встретились с ветеранами войны, побывали в детских домах и вручили их воспитанникам спортивный инвентарь.
Завершился марафон в Могилеве. Там спортсменов вышел встречать практически весь город.
А 25 мая 2013 года в Курске прошел своего рода праздник велосипедистов. И по его примеру такие же праздники прошли в городах Украины и Белоруссии. Цель – популяризация здорового образа жизни и велосипедного спорта.

М. АНДРЕЕВА, А. АМФИТЕАТРОВ, О. ПАНКРАТОВ
Будем справедливы: у Глеба Травина был великий предшественник. За 20 лет до его полярной велосипедной «прогулки» невероятное по тем временам турне через три континента – Азия – Европа и Америка и через два океана – Атлантический и Тихий совершил русский спортсмен-дальневосточник Онисий Панкратов.
Город Харбин. 10 июля 1911 года. Толпы горожан собрались на правом берегу Сунгури. И наблюдали, как на катер вместе с велосипедами сошли трое спортсменов. Под звуки духового оркестра и восторженные крики дам, тройка известных в городе велосипедистов сошла на левый берег реки. Помахав руками своим землякам и оседлав «железных коней», спортсмены двинулись в путь.
Так был дан старт первой в мире велосипедной экспедиции русских патриотов вокруг Земного шара.
Их было трое: пожарный Онисим Панкратов и два его приятеля – Петр Воропинов и Григорий Сорокин. Лидером  команды был 24-летний красавец с пышными черными усами, правильными чертами смуглого лица, неоднократный победитель велосипедных гонок на Дальнем Востоке Онисим Панкратов.
У ребят были, в общем-то, обычные дорожные велосипеды фабрики «Грицнер», купленные здесь же, в Харбине. Оснастка тоже нехитрая. По два кожаных багажника, в них - запасные части и продукты питания, в котомках за спинами – смена белья, теплые вещи. И, разумеется, запасные колеса.
За месяц добрались до Читы. Вконец измученные спутники О. Панкратова от дальнейшего похода отказались. Онисим решил продолжить путь к намеченной цели в одиночку.
Преодолевая по сибирским дорогам и таежным тропам в среднем по 100 километров за день, он с трудом добывал пищу в глухих таежных углах. Коренные жители с подозрением встречали  странного «ездока» на самокате. А под Каннском Красноярского края бандиты едва не убили путешественника из револьвера.
Но бесстрашный спортсмен продолжал крутить педали велосипеда, делая в специальной книжке отметки в местных земских управах через каждые 40-50 километров. Чтобы потом, по завершении кругосветки, не доказывать на пальцах этапы своего беспримерного пути.
Ровно через четыре месяца после старта, 12 ноября 1911 года к Казанскому вокзалу Москвы уже в сумерках подъехал изрядно забрызганный осенью грязью велосипедист. За плечами у него была котомка, на голове – теплый сибирский треух. Труднейшие 10.000 километров он проехал в борьбе с природой, голодом, одиночеством и самим собой.
Но все эти невзгоды отступили через пару суток отдыха в первопрестольной. На следующий этап, в Петербург, его сопровождала большая группа московских спортсменов-велосипедистов. Это не просто растрогало отважного путешественника, но и придало ему второе дыхание.
От Москвы до северной столицы Онисим добрался за 15 дней. Деньги были на исходе. Харбинские друзья, обещавшие ему поддержку в пути, казалось, забыли о своих благих намерениях. В отчаянии О. Панкратов уже подумывал свернуть с пути и возвращаться поездом в Харбин.
Но тут на помощь неожиданно пришло Петербургское спортивное общество «Унион» («Союз»). На эти средства он сумел добраться до Германии. И вновь его кругосветка оказалась под большим вопросом. Но судьба снова благоволила спортсмену. Не зная иностранных языков, он на счастье встретил в немецких землях русского инженера Александра Урусова, который трудился в городе Карлсроу.
 Соотечественник был восхищен харбинским велотуристом. И не только снабдил его всем необходимым для дальнейшего пути, но и стал как бы «базой» дальнейшего продвижения О. Панкратова по Европе и его связным. Через русского инженера спортсмен поддерживал связь с Россией, с очередных маршрутов присылал письма Урусову, а тот отправлял их по нужным адресам.
В начале весны 1912 года О. Панкратов на высоте около 2,5 тысячи метров первым в мире с велосипедом пересек Альпы и благополучно оказался в Италии. Оттуда «махнул» в Австрийско-Венгерскую империю. Потом – в Турцию, где странного русского путешественника приняли за шпиона и отправили в тюрьму. Но судьба и здесь была на стороне спортсмена: из тюрьмы его вскоре выпустили и вернули в Италию.
На Апенинах он перенес, пожалуй, самые серьезные испытания за все время велопохода. Перебивался с хлеба на воду. Деньги кончились. К несчастью, заболел малярией. Да еще попал в дорожную аварию.
Помощь пришла совершенно с неожиданной стороны. В то время на полуострове жила жена Максима Горького Мария Андреева – одна из главных героинь романа А. Харитановского «Ступени». Там же с 1906 по 1916 годы постоянно жил и еще один герой романа «Ступени» знаменитый русский публицист, литературный и театральный критик, «русский Золя» Александр Валентинович Амфитеатров, который, собственно, и умер в Италии, в местечке Леванто, в 1938 году. Многие годы он переписывался с А. М. Горьким, одно время дружил с ним.
Они-то и приютили мужественного путешественника из Харбина. Наняли врача. Поставили Онисима на ноги. Дали и денег, и продуктов. Окрепший и обласканный знаменитыми соотечественниками велосипедист двинулся на Пиренеи. Со свежими силами он пересек Испанию за две недели и через Бордо и Париж подъехал к Ла-Маншу.
Переплыв на катере пролив, он в январе 1913 года начал двигаться по Англии. Покорив Туманный Альбион, на теплоходе пересек Атлантику и начал крутить педали по Американскому континенту, который оказался не очень-то ласковым. Местные фермеры не проявляли дружелюбия к русскому спортсмену. Не то чтобы дать ночлег, даже близко к фермерскому хозяйству не подпускали, угрожая ружьями.
Да и дороги на «диком западе» в те времена еще не были благоустроены и выглядели ничуть не лучше сибирских таежных грунтовок. И не случайно переход от Нью-Йорка до Сан-Франциска в 3900 километров занял почти четыре месяца. В России за это время О. Панкратов покрыл 10.000 километров – от Харбина до Москвы.
Из негостеприимной Америки на океанском лайнере велотурист прибыл в Азию, а именно на Гавайские острова. Оттуда путь лежал на Японию. А там и до Харбина рукой подать.
Весть о том, что в июле, спустя два года и 18 дней, в Харбин возвращается после покорения «мира» отважный велосипедист, быстро разнеслась по городу. Утром 28 июля 1913 года встречать Онисима Панкратова выехала кавалькада из трех десятков велосипедистов. Они ехали сквозь людской коридор навстречу своему другу. У въезда на городской циклодром героя встретили хлебом-солью.  «Харбинский Магеллан», как его тут же окрестили друзья-велосипедисты, совершил по велотреку круг почета.
Председатель городского спортивного общества прилюдно сделал в регистрационной книге последнюю запись и скрепил ее печатью. А затем вручил Онисиму Петровичу Панкратову Почетную ленту с надписью: «Всемирному рекордсмену-путешественнику на велосипеде» и золотой жетон в придачу. А на голову героя водрузили лавровый венок.
И с той поры имя О.П. Панкратова вошло во многие спортивные энциклопедии мира.
Но этот отважный русский путешественник не мог сравниться с Глебом Травиным, потому что он первый в мире покорил на велосипеде суровую Арктику. Хотя оба они – великие спортсмены, которыми Россия должна гордиться в веках.
Примечательно, что даже и через 100 лет не перевелись в нашем Отечестве отчаянные спортсмены-велосипедисты.
Так, в конце октября 2013 года сам глава г. Тамбова Алексей Кондратьев встречал своего земляка Александра Осипова, за 46 дней покорившего Европу на велосипеде. Президент федерации велосипедного спорта области, руководитель Тамбовского велоклуба «Спартак» А. Осипов Европу оставил «на закуску» в своем кругосветном велопутешествии. Решив повторить маршрут Онисима Панкратова, он до Европы оставил за спиной Америку, Африку и Азию. А 1 сентября 2013 года вылетел  из Москвы в Португалию. Там с мыса Рока начал путешествие по Европе.
Преодолевая в среднем по 100 километров в день, за 46 суток он накрутил педалями велосипеда около 7.000 километров по прекрасным европейским дорогам. Ему даже повезло застать церемонию зажжения Олимпийского огня в Греции, на горе Олимп, который потом начал свое торжественное шествие по России в честь Сочинских зимних Олимпийских игр 2014 года.
А в другом российском регионе – Ульяновской области почти в это же время чествовали еще одного «чудака», сельского учителя географии Сурской средней школы Владимира Кочеткова. На своем велосипеде он проехал свыше 100.000 километров по всем земным материкам, кроме Антарктиды. Последней была Африка. Там он добрался до самого южного Игольного мыса, разделяющего Индийский и Атлантический океаны.
Своей первый велопоход в 15 километров сын военного офицера совершил к развалинам графской крепости под Сурском еще в начальных классах. После школы окончил спортивный и географический факультеты Ульяновского пединститута. И, придя после вуза  в родную школу уже в качестве преподавателя географии, организовал в ней велосипедный класс. И вместе со своими воспитанниками он проехал первые 400 километров по области, потом – по Золотому кольцу. А, окрепнув, побывали с велосипедами в Европе и США.
Идея совершить на «велике» кругосветное путешествие овладела будущим педагогом еще в юности. И «поселил» ее в юном сознании великий путешественник-открыватель Николай Михайлович Пржевальский. Юноша, кажется, перечитал все об этом легендарном покорителе горных вершин и пустыней.
Да и пример земляка писателя Ивана Гончарова, совершившего еще XIX веке многотысячное морское путешествие на фрегате «Паллада», вдохновлял волжанина, учителя географии в его мечтах о кругосветном походе на велосипеде.
Прибыв в разгар лета на Африканский континент, Владимир Кочетков купил там новый велосипед. Его, конечно, предупреждали об опасностях здешних мест. Но мужественный спортсмен-любитель уверенно ехал по прекрасным африканским дорогам даже через пустыни и саванны. За световой день покрывал до 200 километров. А однажды так увлекся, что «не заметил», как оставил за спиной 300 километров.
Особое удовольствие испытал на дорогах в многочисленных национальных парках, где, собственно, только и сохранилась африканская природа в ее первозданном виде. Ну, а Голубые горы Намибии просто до сих пор стоят перед глазами во всем своем величии, как ранее наблюдаемые им Красные скалы в Аризоне.
Теперь Поволжский учитель В. Кочетков готовит своих учеников к велопоходу вдоль Байкала, по Монголии и Китаю.
А еще он сочинил и издал книгу о своих походах в качестве учебного пособия для собственного предмета. Своего рода «живую географию».

ТЕПЛОЕ ПОКРЫВАЛО РОДИНЫ
Перечитывая «Человека с железным оленем», осмысливая все, что происходило в России и мире среди приверженцев велосипедного спорта, снова и снова прихожу к неутешительной мысли, как все-таки мы скупы на похвалу истинным сынам Отечества.
Онисима Панкратова помнят единицы. Глеба Травина еще не забыли только  благодаря повести писателя А. Харитановского. О Павле Конюхове тоже редко можно услышать. Старший брат его Федор пока еще на слуху, но уже более как священник, а не покоритель морей и океанов, высочайших горных пиков и полюсов недоступности.
А ведь во всех учебниках географии о них должна быть отдельная глава. С фотографиями, особенностями их спортивных подвигов. Все они – первопроходцы. На свой страх и риск вели они Россию к славе. Не ведая государственной поддержки. И тем более, не рассчитывая на государственные почести.
Но «скромность» подвига не преуменьшает его величия. И Онисим Панкратов, и Глеб Травин были и остаются символами эпохи. Эпохи дерзновенных помыслов, великих открытий и вызывающих восхищение поступков.
Вот так, «подминая» под себя столетия, пробиваясь сквозь таежные топи, непроходимые леса, бурные реки, горные перевалы, бесконечные степи, морские глубины, пустыни и ледяные торосы, русские люди создавали могучую, необъятную и завидную, как невеста, Россию.
А летописцы, художники, писатели, поэты, полководцы прославляли ее в веках. Как говорил замечательный мастер слова Борис Пастернак, «Время шло, и старилось, и глохло…». Но именно благодаря творческим людям Время оживало вновь и вновь – в их творениях, давая возможность человеку продолжать свой извечный путь от рождения до смерти. В сущности, только человеку и дана Создателем возможность ощутить, понять и оценить Время, в котором он живет, радуется и мучится, как замечал великий наш земляк композитор Георгий Свиридов. Не будь человека, потеряли бы смысл и Время, и Пространство.
Для писателя А. Харитановского с 1955 по 1965 годы пространством жизни и творческого взлета была Камчатка. И вся остальная жизнь для него и его семьи с 1955 года до наших дней звучала, как колокол, подвешенный на перекладине, перекинутой с камчатских сопок на отроги Великой русской равнины – от Петропавловска-Камчатского до Курска.
С первых своих собкоровских заметок и до ставших знаковыми повестей и романов писатель А. Харитановский пытался уводить Россию от негативны, сторонних восприятий. И все его произведения, говоря образно, - это витрина достойных примеров, совокупность впечатлений о своей Родине, ее славной истории, культуре, природных и рукотворных красотах, удивительных людях, воспринимающих проявление патриотизма в делах, а не во внешних его атрибутах.
Уже известная нам дочь Героя Советского Союза Н. Каштанкина - Наталья, побывав в гостях у писателя в Курске, назвала его Камчатским Джеком Лондоном.
Камчатский и курский писатель всем своим творчеством будто набрасывает на Родину теплое покрывало, чтобы было ей комфортно, уютно и тепло в  этом бушующем мире, в окружении других держав, всегда с холодком, завистью и не очень-то дружелюбно поглядывающих на просторную, богатую ресурсами и умами, великодушную и боголюбивую Россию.
Камчатка была и остается частью этой России. Потому так и полюбил ее журналист и писатель А. Харитановский. Он сохранил экземпляр многотиражной газеты «За высокие уловы» объединения «Камчатрыбпром» за январь 1965 года, где был перепечатан очерк о нем московского писателя Бориса Евгеньева из журнала «Москва» «Баллада о корреспонденте», отрывок из которого я уже приводил выше.
Но я обратил внимание, что редакция многотиражки предварила этот очерк весьма примечательной врезкой:
«В очерке московского писателя Б. Евгеньева рассказывается о корреспонденте ТАСС по Камчатской области А. А. Харитановском – авторе повести «Человек с железным оленем» и сборника рассказов о Камчатке «Я рад, что ты живой».
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 4 мая с.г. в связи с 50-летием газеты «Правда» за плодотворную работу в области журналистики А.А. Харитановский награжден медалью «За трудовое отличие».
Пожалуй, это уникальный случай: в связи с юбилеем одного издания правительство отметило высокой наградой журналиста другого творческого коллектива, в данном случае ТАСС. Хотя здесь не было ничего случайного: сообщения корреспондента ТАСС по Камчатке А. Харитановского пользовались большим спросом периодической печати нашей страны и зарубежных изданий. И ведущая газета Советского Союза также охотно брала информацию с ленты ТАСС, на которой  публиковались материалы и собкора этого Агентства на Камчатке.
Важно также и то, что в этой же многотиражке «За высокие уловы» было помещены «Стихи о Камчатке» местной поэтессы, члена созданного А. Харитановским литературного объединения при «Камчатской правде» Галины Мирской:
Нет второй Камчатки на земле!
Вот такой суровой и красивой,
Строящейся, новой, молодой!
Облако вулкана белой гривой
Разметалось в небе надо мной!
Такой запомнилась Камчатка и 70-летнему писателю Борису Евгеньеву, который заканчивал свой очерк о коллеге по писательскому цеху, собкоре ТАСС такими словами:
«В последний раз я видел его в Петропавловском аэропорту. С портфельчиком и пыльником он спешил к вертолету. Видно, опять не успел заскочить домой!»…
А 26 января 1965 года другая многотиражка «ТАССОВЕЦ» перепечатала очерк из «Камчатской правды» Антонины Байдан «Сердце, открытое людям». И тоже с примечательной врезкой:
 «Наш корреспондент по Камчатке, путешественник и искатель Александр Харитановский расстается с краем, которому отдал почти десять лет своей творческой жизни. Он переезжает в Курск.
Бюро Камчатского обкома КПСС и облисполком за многолетнюю плодотворную деятельность, активное участие в общественной жизни края вручило А.А. Харитановскому Почетную грамоту».
Но у курского писателя есть еще одна Почетная грамота руководства Камчатки: в 90-е годы Александр Александрович получил ее за воспитание молодых литераторов Камчатки.
А если быть до конца объективным, то писатель А. Харитановский стал своего рода Камчатским брендом. Имя его и в  творческих кругах, и во властных коридорах произносили как пароль,

























Глава IV







МЫ ЖИВЕМ, ПОКА ЛЮБИМ























ОТЗВЕНЕЛИ БОКАЛЫ, ОТГРЕМЕЛИ САЛЮТЫ
Покидал А. Харитановский Камчатку, по его же признанию, «с тоской, если не с болью».
Проводы совпали с новым, 1965 годом. Друзья зафрахтовали пассажирский пароход «Петропавловск». Выплыли в море. Компания подобралась внушительная – ученые, геологи, журналисты, писатели, актеры… Cловом, вся творческая братия столицы полуострова. Все при параде.
Торжественно было украшено и судно – с обильным буфетом, сверкающими огнями вместительным залом и палубами. На эстраде тоже все сияло и блестело по-новогоднему, с воздушными шарами и разноцветными серпантинами. Палубы надраены. На иллюминаторах – шелковые шторки.
Капитан предложил виновнику торжества – Александру Харитановскому бросить якорь за камнями «Три брата», который «охранял» с незапамятных времен вход в Авачинскую бухту. Как только поступила команда «Стоп, машина!», заиграл военно-морской духовой оркестр, организованный морскими офицерами, членами литературного объединения, среди которых был и поэт Евгений Сигарев. «Бойцы» литературного фронта пришли проводить своего наставника и «духовного отца», собкора ТАСС и первого камчатского писателя в полном составе.
Зазвенели бокалы. Взметнулись над палубой разноцветные струйки фейерверка. Они сказочно отражались в темных, холодных тихоокеанских водах. На эстраде «царствовала» молодая, со вкусом одетая, с весьма привлекательными формами и голосистая певица:
Эх, ты, палуба, палуба,
Ты меня раскачай,
Ты печаль мою, палуба,
Разруби о причал…
Под эту ритмичную мелодию кружились пары. Между песнями на эстраду поднимались начинающие поэты, читали свои стихи, эпиграммы, морские байки. Наряду с другими поэтами отменно читал свои стихи лейтенант Тихоокеанского военно-морского флота Володя Науменко. Его долго не принимали в Союз писателей. Хотя он обладал несомненным поэтическим даром, со своеобразной музыкой стиха, свободной рифмой, оригинальными сравнениями. Родом он был из Льгова Курской области. Правда, отличался задиристым характером. Уже тогда тяжело болел. А перед смертью, уже став членом Союза писателей, прислал в Курск своему учителю и защитнику А. Харитановскому свой последний сборник стихов.
Женщины на корабле были в явном меньшинстве. И были нарасхват у морских офицеров, геологов и литераторов. И, как вспоминает Александр Александрович, самой неотразимой женщиной на судне была его верная спутница, яркая брюнетка Катерина. Моряки так и увивались вокруг известной на полуострове «геологини», тоже пробующей себя в журналистике. Однако чаще всего ее кружил в вальсах капитан судна – мужчина бравый, видный, подтянутый и прекрасно танцующий.
- Такому красавцу даже я  не прочь был доверить на танец мою жену,- с молодецкой улыбкой комментирует некоторые детали прощального бала в Авачинской бухте 90-летний писатель. И добавляет: - По приезде на Камчатку  1955 году полуостров встретил нас мощным извержением вулкана Безымянный. А проводила нас Камчатка ласково –  бодрящим морским ветерком, звоном бокалов с шампанским и новогодними салютами.



САМОЕ ЛУЧШЕЕ В НАШЕЙ ЖИЗНИ –
МАТЬ, ЖЕНА, ДЕТИ
Писательские семьи, конечно, разные. Непостоянства в них ничуть не больше, чем в обычных семьях. Но уж если она скреплена творчеством, то ничего надежнее не найти на свете.
Семья – не супермаркет, где можно купить любовь, авторитет, популярность или вдохновение. Любить человек сможет только сам. Как и думать, писать, верить. И противостоять массе сомнений, соблазнов, в том числе и греховных. Устоять непросто. Но всякий человек, воспитанный в нормальной, благочестивой и милосердной семье, никогда не отрекается от нежного и уважительного отношения к женщине. Ибо она – очаг теплоты, сердечности, светлости и щедрости.
А. Харитановский как-то даже заметил, что «сначала - женщина, остальное – потом». Но при этом добавлял: с первого взгляда полюбить можно, но, чтобы понять любимую, бывает маловато и целой жизни.
Не падкий на сентименты, писатель придерживается вот такой триады: как сказал один из поэтов, надо всегда себя спрашивать:
Хорошо ли Родине с тобой?
Хорошо ли Памяти с тобой?
Хорошо ли женщине с тобой?
А не о том, хорошо ли мне в родной стране, в семье…А именно – хорошо ли им со мной?
Главное в жизни – не передел благ, славы, а пространство самых дорогих тебе людей – матери, жены, детей и внуков. С ними, прежде всего, хочется быть рядом, а  не с банковской ячейкой или крутой иномаркой. Рядом – с любимой.
А что такое любовь? Дар божий? Болезнь? Сладкая мука? Жертвенность?... Да все вместе. Меняются вожди, деньги, идеи, а человек остается со своими проблемами, потерями и обретениями, мечтами о тепле, дружеском участии, семейном благополучии. И счастье. Не зря же апостол Павел называл семью «домашней церковью».
Менять жен – совершенно ненужная затея, уверен писатель А. Харитановский, верный 65 лет одной женщине. И жажда постоянства также важна, как и жажда новизны. И здесь у русского человека есть пример на все времена – верность Муромского князя Петра и простолюдинки Февронии.
Хотя понимаем мы и то, насколько сложной бывает супружеская жизнь. Известно коротенькое послание писателя-фронтовика Константина Симонова дочери, написанное в больничной палате в 1989 году, незадолго до своей смерти: «Никто не принес мне больше страданий, чем твоя мать (актриса Валентина Серова – В.К.). Никто не принес мне большего счастья, чем твоя мать». Тогда же он сжег все письма к жене, находясь в больнице.
Никто не имеет права судить поэта. Но при этом нельзя не задуматься над тем, как порой загадочна каждая семья. Потому что она – слепок нашего времени - невероятно интересного, порой загадочного и не всегда милосердного.
Скажем, детство будущей жены писателя Екатерины Антиповой прошло под знаком «дочери врага народа». А по сути крепкого тульского мужика, знавшего и простой труд крестьянина, и сложность металлургического завода. Он верой и правдой служил своей стране. Но попал под жернова массовых репрессий, как и миллионы жителей Советского Союза.
Катерина родилась в 1926 году в деревне Лаптево Тульской губернии. С ранних лет познала труд и на земле, и в городе. С 13 лет трудилась санитаркой в Кашинском госпитале под Тулой.
И даже когда отец вернулся домой после знаменитой «бериевской амнистии» 1953 года и занял пост заместителя председателя Кашинского горисполкома, забот о хлебе насущном в семье Антиповых не убавилось. Федор Михайлович никогда не пользовался служебным положением. А мать, Мария Никитична, ведя домашнее хозяйство, экономила на всем, чтобы хоть как-то свести концы с концами и поддержать дочерей Катерну и Лиду, сына Василия. Да и мужа после лагерной баланды и с больными легкими хотелось тоже чем-то побаловать на домашней кухне.
Дети росли смышлеными. Все успешно окончили школу. Лида потом освоила шахтное дело (под Тулой велись активные разработки угольных залежей). До сих пор живет в Туле.
Василий в Ленинграде получил  металлургическое образование. По распределению прибыл в Златоуст – на металлургический завод. Потом его, как крупного специалиста по блюмингам, перевели в Челябинск. Там он до самой пенсии заведовал научной лабораторией по обслуживанию оборудования прокатных станов Челябинского металлургического завода (ЧМЗ) и всей отрасли. К Василию Федоровичу и поныне обращаются за советами молодые инженеры-прокатчики и конструкторы.
И снова я возвращаюсь к загадочным переплетениям судеб. В конце 50-х годов прошлого века мы с В. Антиповым  работали рядом. В качестве инженера-конструктора я трудился на ремонтно-механическом заводе (РМЗ) треста «Челябметаллургстрой». На нашем предприятии ремонтировали, в частности, мощные редукторы прокатных станов ЧМЗ. Помогали металлургам строить и 5-ю доменную печь - наш трест был головным в этой отрасли.
В 1960 году меня назначили главным механиком РМЗ. И по долгу службы нередко наведывался к прокатчикам, чтобы проверить, как после наших ремонтов работали редукторы. Заглядывал и в научную лабораторию. Хотя с В. Антиповым так и не познакомился. Зато теперь с удовольствием вспоминаю те славные годы работы в Челябинске.
Катерина после школы подалась в Москву. Теперь-то уже можно сказать – навстречу своей судьбе. Сначала она, как и ее брат, Василий, тоже решила учиться на механика. Но в «механическом» институте общежития не было. Жили они с братом на съемной квартире. Денег едва хватало.
И вот «историческая» встреча с первокурсником Московского финансового института Сашей Харитановским в знаменитой библиотеке имени В. И. Ленина («Ленинке»). Исход лета 1946. Вестибюль «Ленинки». Огромная доска объявлений. Они подошли к ней почти одновременно. Текст объявления для будущего журналиста мало что значил. А для его соседки по вестибюлю Кати Антиповой оно было судьбоносным: объединению Газпром Совмина СССР срочно требовались исследователи глубинных скважин. Или, говоря научно, эксперты - каратажники. Они запускали своего рода зонды с электрическим прибором, который в режиме реального времени «рисовал» диаграмму залегания пластов. Эксперты и должны были при прочтении диаграммы определить, имеются ли на данном геологическом объекте перспективы на выход нефти.
В объявлении говорилось и о том, что Газпром организовал геофизическую школу по ускоренной подготовке спецциалистов.
Пока девушка изучала объявление, молодой человек решил, что эта жгучая брюнетка непременно станет его женой
Так в знаменитой на весь мир библиотеке и познакомились будущие писатель и разведчик нефти. Разговорились. Катя обрадовалась, что в геофизической школе была и «общага», и повышенная стипендия.
Видимо, и девушке пришелся по душе студент в морских  клешах, морской куртке и с морской выправкой. Почувствовав взаимную симпатию, студент, как бы, между прочим, заметил, что он готовится после вуза поехать работать на Камчатку, где уже ищут нефть. Так что каратажники позарез нужны будут. Она ответила, тоже, как бы, между прочим: можно и вместе поехать…
Но сначала поехали к е бабушке, в деревню Лаптево, что километрах в 25 от Тулы. Многие рабочие оружейного и металлургического заводов ходили отсюда пешком на работу.
У бабушки было десять детей. Сын Федор Михайлович, отец Катерины, трудился на металлургическом производстве. В 30-х годах по ленинскому призыву вступил в ВКП (б). А потом попал под репрессии. И в году студенчества младшей дочери еще был в лагере.
Бабушке нежданный гость приглянулся. Около недели провели Саша и Катя в деревне. Ходили в лес по грибы, жарили их с картошкой, варили супы, пекли пироги. И за эти дни так сдружились, что решили уже не расставаться.
Но где жить в Москве? Квартира Кати с братом обходилась и так недешево. Но неожиданно Василий решил сменить вуз и уехал в Ленинград. Однако эта жилплощадь для двоих студентов была неподъемной. Сняли комнату в Ново - Гирееве, дешевле прежней квартиры.
- Я устроился лаборантом на кафедре марксизма-ленинизма, - вспоминает писатель. – Вся моя зарплата уходила на оплату комнаты. Пылкая любовь, естественно, переросла в беременность моей невесты. И я решил: надо немедленно расписаться.
Ближайший ЗАГС - в село Владычино (ныне район Москвы). Зашли в сельский Совет. Его председатель со своим секретарем грели на керосинке суп. Боясь, что обед может «сбежать» из кастрюльки, они быстренько нас зарегистрировали и пустили в семейное плавание, пожелав мира, любви и согласия.
Катерина училась прилежно, хватая знания буквально на лету. После рождения дочери Наташи, вскоре Катерина получила диплом по каратажному делу. Дочка пока находилась на попечении бабушки. А когда ей исполнилось три годика, то молодая семья переехала в Грозный. Поселили собкора ТАСС в гостинице  объединения «Грознефть». Куда с распростертыми объятиями приняли на работу молодую каратажницу. Но однажды случился конфуз. Катерина возвращалась с работы в гостиницу в заляпанных глиной сапогах. И ее в первый же приход администратор тормознул.
- Куда это вы лезете?
- Домой, - ответила гостья.
- Дом тут только для корреспондента ТАСС.
- А его жена…
Через пару лет в Чечне родился сын Саша. Так что на Камчатку в 1956 году они прибыли, считай, уже вчетвером. На полуострове шел активный поиск нефти и газа. Правда, в Петропавловске для Катерины работы не было по специальности. Но каратажник срочно требовался на буровой в поселке Богачевка, что километрах в 300 северо-восточнее столицы полуострова. Раздумывать  в семье не стали: раз надо, то следует ехать хоть на «край» света. Чувство долга здесь было на перовом месте.
Екатерину Федоровну сразу назначили начальником геофизического отряда на Кроницкий выступ Камчатки. Поскольку муж, собкор ТАСС, почти не «вылезал» из командировок и редко появлялся в квартире-корпункте, мать забрала детей с собой, на базу геологов.
- Дом у нас был деревянным, времянка,- вспоминает дочь Наталья. – В Богачевке действовала начальная школа из восьми учеников. Я пошла в 3-й класс – четыре ученика. Все предметы и во всех классах вела одна молодая учительница – Нина Степановна.  Кстати, накануне приезда в этот поселок, нас сильно тряхануло. Волна от землетрясения оставила после себя 2-3 – метровые щели прямо посреди улицы. Часть домов разрушилась. Даже буровые вышки частично ушли под землю. На ней потом мы, детвора, с удовольствием играли в прятки.
Мать до позднего вечера пропадала на вахте. Отец приезжал в Богачевку раз в два - три месяца. Вернее, прилетал на попутных военных самолетах или вертолетах. Летчики непоседливого журналиста считали за своего.
Пока сестра находилась в школе, Саша сидел дома один. С большой собакой. Сестра была и за мать, и за отца, и за хозяйку. Печку растопить, молоко вскипятить, чай заварить, убрать комнаты и снег у подъезда – все на ее детских плечах.
Был в Богачевке клуб. Раз в неделю привозили из районного центра кино. Показывали фильмы с помощью бензинового движка, которые тарахтел за стенами клуба. Именно там Наташа и Саша увидели «Фан-Фан Тюльпан», «Тарзан», «Кошкин дом», который дети знали наизусть.
Почта ходила раз в месяц. Письма, посылки, бандероли сбрасывали с самолета на парашюте.
Словом, дети росли вполне самостоятельными камчадалами, мало чего боялись. Самому взрослому в школе было 11 лет. Родители у большинства ребят - либо геологи, либо военные. Так что отдыхали дети по собственному разумению и графику, выбирали не всегда безопасные маршруты и виды занятий.
Летом ходили в близлежащие сопки. Собирали дикую черемшу, маслята, голубику, морошку… Всегда имели при себе спички, соль и краюху хлеба. Разводили костерок, насаживали шляпки маслят на ивовые прутики (как мясо на шампурах), присаливали и тушили грибы над костром.
- Вкуснотища необыкновенная! - вспоминает Наталья.
Подтверждаю: в точности также лакомились молоденькими маслятами и мы – и в Нижегородской области, и на Урале, и в Казахстане, и в Курске, когда ходили по грибы. Слегка сыроватые, они обжигали губы, которые чернели от копоти, приставшей к маслянистой головке гриба. На что мало кто обращал внимания, смакуя ни с чем не сравнимую мякоть природного дара.
Жили Харитановские в Богачевке два года. Пока Наташа не перешла в пятый класс.
До буровой, примерно, 30 километров. Работалось Катерине на буровой непросто. Ее отряд попал как раз на тот участок нефтеразведки, где трудились так называемые «химики», то есть осужденные, но без лишения свободы.
Вахтовый отряд Катерины был небольшой: она, радист, шесть геологов, несколько практикантов из Ленинградских вузов. И два водителя. Один из них,  Володя Мяльзин, жил по соседству. Ветры и бураны зимой были такой силы, что даже автомашина не могла пробиться сквозь сугробы и снежные заносы. В таких случаях Катерина добиралась на «точку» верхом на лошади. Или в санях, прицепленных к трактору. И таким же образом возвращалась домой.
А случалось, что не могла вернуться. Тогда Наташу с Сашей забирала к себе тетя Маша Мяльзина, жена водителя отряда.
Когда А. Харитановский заглядывал накоротке в Богачевку, то подшучивал над женой:
- Моя благоверная нефть на Камчатке открыла. Пора уже и собственную яхту покупать. Как никак - «нефтяная баронесса!»…С четырехкилометровой глубины (так далеко в земную твердь уходи бур) «золотишко-то» добывает…
На что Катерина отвечала:
- Ты бы лучше обновки детям справил, мне-то не до магазинов…А на буровой их нет.
С осени 1959 года семья воссоединилась. Наташа пошла в 5-й класс Петропавловской специализированной школы – для особо одаренных детей. Здесь ценились литература, история. Педагоги много внимания уделяли духовному наполнению учебного процесса и ребячьих сердец. Классом старше с Наташей училась Света Гроссман (в замужестве Прокопенко). Девочки дружили. А примерно в 1977 году Прокопенко переехали в Харьков. Там ее нашел А. Харитановский, позвонил ей. Светлана на звонок ответила письмом.
Оно небольшое, на страничку. Но весьма многозначительное. Всего несколько строк из него:
«Александр Александрович, я до сих пор под впечатлением от Вашего звонка. Сколько прошло лет! Мы оказались теперь в разных государствах…Сколько всего произошло!. Мама умерла в 1969 на Камчатке. Папа в 1984 году – в Харькове. Но по его завещанию похоронили тоже на Камчатке, рядом с мамой. Камчатка – на вечные времена…
 У меня двое детей и взрослый внук. Дети живут отдельно, но рядышком от меня… Я высшее образование получила в Петербурге. Тридцать лет проработала программистом и 15 лет преподавала программирование в вузе. Уже на пенсии…. Жизнь на Украине (здесь говорят «в Украине») не очень комфортная. Насильственное насаждение украинского языка, антисемитизм …
Как вы поживаете? Как супруга? Она была такая активная! Очень часто вспоминаю Наташу, с ней было всегда интересно общаться.
Камчатку тоже вспоминаю ежесекундно. 36 лет в Харькове, но никак не  могу привыкнуть к этому городу. По Интернету каждый день получаю новости, видеозаписи и фотографии о сегодняшней и незабвенной Камчатке от друзей-одноклассников, которые до сих пор там живут».
Вот такова притягательная сила Камчатки. Как видно, и люди там особенные, чуткие и с доброй памятью.
Где-то в восьмом классе (Саша тогда учился в третьем) в квартире собкора ТАСС объявился знаменитый писатель-фантаст Иван Ефремов. Он по линии Союза писателей России выступал в рабочих коллективах, в школах, в студенческой среде, перед военными и работниками рыболовецких судов… Остальное время просиживал в местном архиве.
Высокий, с густой шевелюрой, еще молодой, но уже такой известный, фантаст вел себя вполне открыто, без признаков какого-либо высокомерия. Охотно читал стихи собственного сочинения, размашисто жестикулируя при этом правой рукой. Таким его запомнила Наташа.
А в нашей домашней библиотеке мы тоже обнаружили книгу И. Ефремова «Лезвие бритвы» с автографом фантаста: «Борису Андреевичу Коростину на добрую память от автора. Москва. 11 июня 1965 г. Ефремов».
Книга была подарена отцу моей жены, известному в Оренбурге краеведу, ветерану войны, отмеченному, кстати, орденом Александра Невского. Видимо, Борис Андреевич нашел связи писателя-фантаста с Оренбуржьем и оставил об этом какие-то следы в своих краеведческих заметках, которые  довольно часто публиковал в местных газетах.
В то же лето был у Харитановских в гостях и поэт Сергей Наровчатов.
Вернувшись в областной центр с детьми, Катерина стала восполнять пробелы в воспитании детей и в поддержании домашнего очага. И даже порой добровольно выполняла собкоровские обязанности, если муж уезжал на совещания в Москву. Во всяком случае, не проходила мимо событий, имеющих большой резонанс. Так, к примеру, она передала в редакцию ТАСС информацию о начале извержения вулкана Безымянный, который долго «спал» и вдруг «взбунтовался». Сам Александр Александрович узнал об этом из газеты «Известия», которая поместила сообщение собкора ТАСС с Камчатки. По приезде домой он искренне поблагодарил жену за находчивость.
Как известно, в 1965 году Харитановские переехали в Курск. Наталья пошла доучиваться в школу №6, которая оказалась ближе всех к дому, где обосновалась семья собкора ТАСС. А Сашу определили в школу №5, где ныне открылся музей, в котором есть и уголок, посвященный знаменитому выпускнику этой школы -  поэту, журналисту и воину Александру Харитановскому-младшему. Там  три сборника его стихов, солдатская пилотка, баклажка, гитара, на которой он прекрасно играл, как и отец на мандолине.
Через год дочь получила аттестат зрелости. Поступила на литературный факультет Курского пединститута. Вышла замуж за Ивана Марченко, который в техникуме получил специальность по обслуживанию контрольно-измерительных приборов и автоматики.
В 1968 году на Мангышлаке начали строить атомную электростанцию. Иван двинулся на юг Казахстана. Его знания пригодились на монтаже котлов атомного реактора.
Вскоре он вызвал туда и жену. Работа для филолога нашлась в городской газете «Огни Мангышлака». Приняли Наталью корреспондентом в отдел писем.
В 1975 году у них родилась дочь. Ее тоже назвали Натальей. А через год Иван трагически погиб. Для одинокой молодой матери ночные дежурства в типографии и поездки по письмам по области были непосильной ношей. И она стала преподавать русский язык и литературу в специализированное училище № 94 города Шевченко (ныне Актау).
В учебное заведение набирали ребят из детских домов. Приходилось до отбоя следить за порядком в общежитии. Но другого выхода не было. Зато авторитет у педагога Натальи Марченко в училище рос день ото дня. Она стала лидером среди преподавателей и ее пригласили в Москву фотографироваться у Знамени Победы в составе целой группы атомщиков и нефтяников Мангышлакской области. Там же ей вручили и Почетную Грамоту ЦК ВЛКСМ.
И все-таки из училища пришлось уйти. Дочь требовала постоянной заботы. Стала искать более подходящее занятие. Случайно встретила работника Казахского научно-исследовательского и проектного института по обустройству нефтяных месторождений. И вскоре тот рекомендовал ее руководству института в группу оформления проектов.
- И вот уже три десятка лет с хвостиком тружусь там. Даже после выхода на пенсию почти десяток лет отработала, - рассказывает Наталья.
Сейчас она заведует отделом оформления проектов. Руководством Наталья Марченко награждена серебряной медалью «За вклад в развитие компании: 2003 – 2013».
А в Екатеринбурге, в суворовском училище учится ее внук Никита.
Помнится, в журнале «Власть судебная» (№ 25 за 2012 год), который я редактирую, в одной из моих очередных публикаций о А. Харитановском мы поместили фотографию девятилетнего суворовца рядом с фотографией его прадеда – писателя и ветерана войны. Александр Александрович до слез был растроган таким соседством двух «защитников Отечества», как выразился капитан морской авиации в отставке.
Многие из знакомых и друзей собкора ТАСС недоумевали, как это он  отпускал такую красавицу на вольницу к мужикам в глухие места, где стояли буровые вышки.
- Потому и отпускал, - отвечал мне уже поседевший писатель,- что сам больше всех любил ее и верил в нее.
Он считает, что Катерина будто самим Создателем на его пути поставлена. Правда, при этом  не без сожаления признался, что нередко мешал талантливой жене, прекрасно владеющей художественным словом, самоутвердиться на литературной ниве. Ее приглашали на работу в ТАСС. Муж посчитал тогда, что в семье достаточно и одного собкора, а для начала ей вполне хватит областной газеты «Камчатская правда».
В газете она писала так мастерски, что даже главный редактор, грешным делом, думал, что за новобранца газеты пишет муж. Но когда Катерина стала диктовать свои репортажи и очерки прямо редакционной машинистке, то все пересуды, как говорится, усохли на корню. К слову, она первой рассказала в своем очерке о работе камчатских буровиков, бригаду которых возглавлял мастер А. Пружина.
И в Курске Екатерина Федоровна успешно трудилась на областном радио. Заведовала промышленным отделом. Какое-то время работала  в компании даже вместе со своим сыном Александром, ставшим потом известным тележурналистом и поэтом. Вместе они помогали строить и новое здание теле-радио-комитета Курской области на улице Советской, 32.
Но во главе комитета в те годы стоял человек весьма консервативный и, мягко говоря, не любивший талантливых и свободно мыслящих журналистов. Бывал грубоват в обращении даже с женской половиной большого коллектива. И Е. Харитановская ушла от него в областную филармонию художественным руководителем. Ее до сих пор помнят старожилы филармонии как одну из самых активных пропагандисток народного творчества и музыкального искусства.
Даже уйдя на пенсию, Катерина успешно и много выступала со своими «душевными» лекциями (так отзывались о них сами многочисленные слушатели) в рабочих коллективах, на ударных стройках, в студенческих аудиториях, перед учителями… Говорила о культуре,  об искусстве, литературе, о жизни как таковой. От приглашений не было отбоя. Е. Харитановская написала даже несколько брошюр – методических пособий об организации самодеятельного творчества и клубной работе.
Самая известная ее работа «Огни курских «Спутников». Это рассказ об организации работы сельских культурных комплексов, которые в 60-70 годы минувшего века возникали по особой программе в большинстве курских сел – около 500. Брошюра вышла в издательстве «Советская Россия» в 1989 году тиражом в 32 тысячи экз. Ее даже включали в учебную программу Курского пединститута.
Когда дети выросли и ушли в свободное плавание, Харитановские прикупили небольшой участок земли в дачном массиве в районе села Щетинка. И вечерами ходили от дома до своей «дачки», как с теплой иронией называл место отдыха сам писатель, пешком. Пять километров туда, пять – обратно. По дороге читали стихи любимых Есенина, Блока, Надсона… Вспоминали свою незабвенную Камчатку… Строили творческие планы… Иногда со своими родителями ходил и сын Саша.
На участке сажали в основном то, что не требовало каждодневного ухода, – клубнику, лук, огурчики… Забот не так уж много, а удовольствия – на целый год.
«Отлучили» их от этой нетягостной  «повинности» болезни Катерины. Вот уже несколько лет ее мучили приступы головной боли, скачки давления. И все это время каждый вечер муж гулял с ней в парке Бородино.
А на исходе 2013 года, 14 декабря она слегла в постель. В квартире посменно стали дежурить ее внучки Наташа и Вика. Потом из города Актау прилетела дочь Наталья.
В один из вечеров я заглянул к Харитановским на квартиру. И был удручен состоянием не только Катерины, но и самого Александра Александровича. От душевных переживаний за свою жену и бессилия помочь ей он с трудом реагировал на мои вопросы. А главное, жаловался на бессонницу, головокружения.
В эти минуты он напоминал мне короля Лира, который метался по каменистой пустыне, оглушаемой его проклятиями миру и раскатами грома:
Злись, ветер, дуй,
Пока не лопнут щеки.
Потоки, ураганы, затопите,
Все флюгера залейте…
Разящий гром, разбей Природы форму,
Уничтожь людей неблагодарных племя!..
И я впервые  за три десятка лет нашего с ним знакомства ощутил, как хрупок окружающий нас мир, а мы беззащитны перед возрастом и болезнями. Словно из квартиры писателя выкачали воздух, и здесь стало трудно дышать. Трагедия пожилых людей не в том, что голова седеет и походка не так уверенна, а в том, что душа остается молодой и по-прежнему требует праздника. Старость отбирает не молодость, а силы. Потому что любой механизм стареет. Как говорится, если река течет, то это река, а если встала, то это уже болото.
Успокаивало то, насколько достойно писатель вел себя в этой почти безвыходной ситуации. Переведя дух, он пригласил меня в рабочий кабинет. Вынул из папки свежий номер Камчатской литературной газеты «Новая книга». Она была прислана ему по почте. В ней была полоса с очерком писателя Валентина Пустовита «Девять лет и вся жизнь», посвященная 90-летию А. Харитановского.
Газету прислал нынешний ответственный секретарь Камчатского отделения Союза писателей России Александр Смышляев, один из учеников курского писателя. К газете он приложил и распечатку своего интервью о работе XIV съезда Союза писателей, который состоялся в Калуге в октябре 2013 года. Создатель Камчатской писательской организации А. Харитановский порадовался, что впервые за всю ее историю руководитель камчатских писателей избран членом Правления и секретарем Союза писателей России, о чем было сказано в интервью А. Смышляева.
А когда я перед уходом заглянул в гостиную, где на диване лежала Катерина, она даже попыталась поднять голову и улыбнуться мне той самой неповторимой открытой улыбкой, которой она всегда встречала нас с Валентиной у себя дома, в театре, в библиотеке им. Н. Асеева, где мы вместе иногда бывали на творческих вечерах писателей, или на улице.
Воистину мужество этой семейной пары, казалось неисчерпаемым. Не зря же они почти 65 лет подзаряжали друг друга своей творческой энергией и любовью к жизни.
Александр Александрович всегда считал и считает, что женщина должна светить. И чем больше в ней света, тем больше его и в семье, и на всей земле. А любовь в его понимании одна из тех абсолютных истин, которая не поддается уценке.
Так может рассуждать только истинный романтик.
И все-таки судьбе было угодно Катерине первой  из них двоих покинуть этот мир. Она умерла тихо и спокойно 3 января 2014 года, когда на город уже спускались ранние зимние сумерки. Схоронили ее, как и положено по христианской традиции, на третий день после кончины на Северном (старом) кладбище.
Александр Александрович не знал о ее последней воле – отпевании в храме. Об этом она просила внучку Вику, дочь Александра-младшего. Когда мы с Валентиной вечером, накануне похорон,  навестили Харитановских, то отец по поводу церковного обряда заметил:
- А стоит ли? Катерина не была воцерковленной…
- Но была крещенной,- ответила внучка. – К тому же это ее воля.
- Однако мне почему-то Катя об этом ничего не говорила…
- Бабушка мне успела об этом шепнуть…
В день прощания с Екатериной Федоровной у подъезда дома 74 по улице Ленина нас было немного – ближайшие родственники, писатели Н. Гребнев, А. Шитиков, С. Малютин, Н. Балабай, О. Климова, председатель областного Союза журналистов А. Щигленко, мы с Валентиной. Пришли с букетами роз замглавы администрации г. Курска С. Пономарев, генерал КГБ в отставке А. Даньшин. Особенно трогательной была минутная почетная вахта у гроба жены известного писателя, Почетного гражданина Курска  шестерых морских кадетов старших классов 18-й школы города.
Отпевание прошло в кладбищенской часовне. А упокоилась Екатерина Федоровна рядом с сыном Александром – поэтом, журналистом, воином.
За поминальным столом дочь Наталья вспомнила, как в день 90-летия отца, после торжеств в областной библиотеке имени Н. Асеева, мать неожиданно предложила ей прогуляться в любимый ею парк Бородино. В тот вечер по традиции там играл духовой оркестр, и пожилые пары, завсегдатаи таких вечеров, под популярные мелодии  лихо кружились в вальсах, отбивали кадрили, водили танго и  фокстроты…
И Катерина, в последние годы заметно сдавшая здоровьем, вдруг ворвалась в танцующую массу и, кажется, станцевала все, что играл оркестр. Дочь с благоговением и в то же время с ужасом глядела на 87-летнюю мать, которая, будто сбросив в эти минуты лет семьдесят, наслаждалась ритмическими движениями. Словно знала, что это последние в ее жизни танцы.
До ее смерти оставалось чуть более двух месяцев. Она жила ярко, броско, полнокровно и покинула этот мир на высокой волне, оставив о себе светлую и добрую память.


СЫН: ИСПЫТАНИЕ ЖИЗНЬЮ
Пожалуй, труднее всего мне рассказывать о сыне А. Харитановского – Александре – младшем. Саша был для писателя и радостью, и болью, и гордостью. Как многие отцы, Александр Александрович в чем-то идеализировал сына. Но правда и в том, что Саша ни в чем не уронил чести своего именитого отца, никогда не изменял тем идеалам, на которых вырос и сам писатель, и его сын.
Гордился А. Харитановский своим сыном за его поэтический талант, который отец взращивал в нем с ранних лет. Понимая, что на голом месте таланты не прорастают. Скажем, в роду Иоганна Себастьяна Баха было почти 60 музыкантов. Прадед, дед, отец – все музыканты. И потомки росли в музыкальной среде. Но при этом сами творили свое искусство.
Вот так же, примерно, рос и Саша Харитановский. Первым впечатлением в его жизни было слово. Через него он познавал окружающий мир. И первое  удивление было тоже от слова – печатного, от придуманных им рифмованных строчек. Литература была для него «кафедрой», «живым уроком», говоря словами Н. В. Гоголя.
А еще отец научил его слышать, как стучит сердце России. Дал понять сыну, что он живет не просто на Камчатке или в Курске, а в великой стране и в XX веке, столетии великих открытий и свершений. И что все мы дышим испарениями этих событий. Одновременно он внушал отроку, что не следует выпячивать себя в жизни, а выше всего ценить человека от сохи, от станка, от школьной доски или микроскопа, от штурвала и доменной печи… Только с ними рядом можно ощутить реальное время и осязаемое пространство. В ином случае легко улететь в заоблачные выси зазнайства, высокомерия, праздности, а то и пошлости.
Повзрослев, Саша понял, что время, обрисованное в  тассовских сообщениях и книгах отца, как бы становится и нашим временем. А сами мы незаметно как бы выступаем соучастниками тех событий, которые произошли века назад, но были воскрешены силой писательского воображения и слова.
Сын редко видел отца безмятежным, удовлетворенным, чаще – в раздумьях и сомнениях. Но чувствовал, что отец никогда не лицемерил, не шел на сделку с совестью, не поддакивал тем, кто искажал суть явлений и событий. Ибо знал твердо, что ложь, как и беременность, рано или поздно становится очевидной. Подлец у него был подлецом, герой – примером, умный – созидателем. Не случайно же Ф.М. Достоевский то низводил человека до животного, то возвышал до ангела. Потому что понимал, что человек идет к смерти через испытания жизнью.
Став поэтом и семь раз побывав в воющей Чечне, Александр Харитановский – младший сполна ощутил и героизм одних, и трусость других, и близость смертельного взгляда.
Он умер на рассвете 27 августа 2010 года в больнице скорой помощи. Не дожив до своего 57 - летия.
Отец позвонил мне около 9 часов утра, когда я уже стоял на пороге дома. Спросил:
- С чего начинать?
- Со справки о смерти.
Потом я позвонил в городскую администрацию заместителю главы Г. Ф. Окуньковой и от имени Почетного гражданина города Курска, ветерана войны попросил содействия в организации похорон известного тележурналиста, ветерана Чеченской войны. Галина Федоровна с пониманием отнеслась к неизбывному горю семьи Харитановских и обещала всяческую поддержку.
Следующий звонок сделал нашему общему другу, председателю Курского областного Союза журналистов Саше Щигленко. Он сказал, что договорится с зам. губернатора А. Стрелковым о прощании с коллегой в Доме журналиста.
После этого я отправился к Харитановским домой.
По пути зашел в «Городские известия». С главным редактором Светланой Рудаковой договорились в текущий номер дать сообщение о смерти поэта и журналиста. А в следующем – мою зарисовку о нем с портретом. Эта газета вышла 31.08.10 г. Материал «Памяти коллеги» заканчивался словами: «Обидно до боли, что этот своеобычный, с неповторимым творческим почерком поэт так рано ушел из жизни, не успев многое еще сказать нам и о самой жизни, и о человеческих страстях…, слившись с небом и с землей и пронеся за своими плечами достойную ношу – фильмы, стихи, боевые награды. А главное – доброе имя».
Прощание с Александром Харитановским – младшим, как и намечалось, прошло в Доме журналиста в субботу, 28.08.10 г., в день Успения Пресвятой Богородицы. Народу собралось человек пятьдесят. Были и друзья-коллеги с ГТРК «Курск» во главе с Владимиром Мусияченко, писатели и поэты Николай Гребнев, Алексей Шитиков, Вадим Корнеев, Валентина Коркина, Юрий Першин, Тамара Кравец, Михаил Еськов… Из телекомпании «Такт» - ведущие журналисты Станислав Пупко и Нина Никитина. Подошел и председатель совета ветеранов Афганской войны Юрий Будков, группа морских кадетов школы №18 во главе с капитаном I ранга в отставке Виктором Сидоренко. От городского Совета ветеранов военно-морского флота - его председатель, капитан I ранга Анатолий Безмин и большой друг Харитановских капитан  II ранга в отставке Дмитрий Булгаков.
Музыки не было. В 11-30 отец  сказал слово о сыне. У всех в память запали два слова, сказанные им: «Это – обвал…».
А у могилы Северного кладбища кто-то заметил словами Бориса Пастернака: «Загробная жизнь – это то, как человека помнят после его смерти».
После смерти сына отец в течение года любовно собирал разрозненные по разным записным книжкам и листочкам неопубликованные стихи – убедительное свидетельство того, что А.Харитановский – младший честно отработал аванс, выданный ему самой природой, родителями, педагогами, всей его не простой судьбой.
Отец назвал этот посмертный сборник «Выдох».

В ПОИСКАХ ВЫСОКИХ БЕРЕГОВ
Как в классической музыке, в этой книге, кажется, «сошлись все ноты»: сюжеты,  стилистика,  язык, образный ряд, рифмы. То есть все то, что вызывает не только сильный прилив эмоций, но и уважение к творческому наследию поэта и журналиста, который прожил свои 56 лет с невероятной интенсивностью.
Воспитанный на эстетике активного отторжения фальши, искусственности в жизни, вторичности мыслей, поэт не удалялся в духовно-интеллектуальную схиму, а жил просторно, разнообразно, напряженно и созидательно. То есть общественно значимо.
 «Выдох» - это его долгое, порой изнурительное путешествие в самого себя – свое сознание, свою душу, свои разочарования и удачи, свою мечту. Он анализировал время в разрезе столетий и человека, живущего и творящего в них. В этом сборнике поэт ищет ответа на извечный вопрос: почему с такой легкостью, даже с наслаждением разрушаем себя – хрупкую, единственную и неповторимую субстанцию, данную нам всевышней силой? И этот вопрос он положил на весы самой Истории.
На прожитое смотрим со спины
И сетуем на быстроту теченья…
Влетаем в жизнь подобию блесны,
Не время подсекаем – лишь мгновенья.
Да, Время подсечь и опустить в садок сложно. Поэтому поэт не думает «о мгновеньях свысока». Он их жадно ловит и наполняет своей энергией, умом, поэтическим словом, вполне осознавая, что любой талант стоит на плечах таланта предшественников. Скажем, Геродот стоял на плечах Гомера, А.Пушкин - на плечах А.Жуковского и Г.Державина, Лермонтов – на плечах А.Пушкина… А наш поэт – на плечах своего отца-писателя и журналиста.
Всякий одаренный человек как личность, считал А.Харитановский - младший, «славой ушедших обмерян». Это своего рода творческая цепочка, скрепляющая поколения учителей, философов, ученых, поэтов и писателей, полководцев, которые своим умом, гражданским мужеством помогают современникам проводить нравственное измерение жизни. И понять, что стихи, рассказы, научные открытия, военные победы только тогда чего-нибудь стоят, когда служат чему-то полезному, высокому, содержат в себе умное и поучительное. Иначе, утверждал поэт А.Харитановский, душа станет подобием «опустевшего зала».
Надо жить.
Себя вперед толкая,
В поисках высоких берегов…
Надо жить!
Обязанность такая
У тебя и даже у врагов. («Обязанность такая»).
Постигая тонкости поэтичской строфы, А.Харитановский заглядывал в глубины человеческой сути. Обрученный со словом и телекамерой, он не делил своих героев на старших и младших, командиров и подчиненных, а выстраивал их по уму, порядочности, совестливости, честности, мужеству и полезности своему Отечеству. Его, конечно, притягивала романтика репортерских дорог (он 7 раз бывал в «горячих точках» Кавказа!), но более всего – охват жизни. И право на свою нишу в отечественной журналистике и  литературе он добывал не только пером, но и автоматом. Он эту нишу  занял по праву. Потому что трудился, как каторжник. Его перо не знало простоев и отдыха. Даже на смертном одре. («Я по призванью журналист, Перо для ленной мысли – хлыст!»).
Он много читал. Особенно любил А.Блока (блоковские мотивы не раз встречаются в его стихах). Поэт был разборчив в оценке исторических и литературных событий, даже самых запутанных и противоречивых. В нем всегда жило восприятие русской литературы – как религии. Вера в могущество книг русских классиков была для него священной. Да и во все времена, полагал поэт, Россия, включая и советский период, была единым культурным полигоном для сотен народов.
И «Выдох» - акт человеческого достоинства, его духовной силы и добра. Какое-то озарение.
Ни блеск удач, ни лести музыкальность,
Ни тайная пронырливость ужа,
Ни фактов отраженная зеркальность –
Лишь мысль предвидит путь карандаша.
От блоковского скорбного привала,
С откинутой натруженной руки
Ту мысль принять, добро чтоб выживало
На лезвии отточенной строки. («На лезвии строки»).
Древние римляне поэзию воспринимали не как рок, миф или судьбу, а как прекрасное упражнение для ума. Поэт А.Харитановский доказал всем своим творчеством: ум у него был не просто отлично натренирован, а заряжен на философское осмысление жизни, на свет и добрую память о прошлом.
Одно из лучших его стихотворений «До последнего вздоха» поэт предваряет словами Ж.. Ренара: «Гении – это волы в литературе».
…Но слышим вдогонку «Не опоздай!».
Подставим плечо под Эпоху:
К потомкам не выйти по чьим-то задам,
Твори до последнего вздоха!
А.Харитановский-младший не ходил «задами». Был всегда на виду. Сравнивал себя с мчащимся по эпохе «вороным конем», ветром («Мысли мчит одержимый мой конь»). И далее:
Для рифмы нет секунд и метров:
Она, как спринт, - подруга ветра.
Поэт был строг к себе, полагая, что имя еще не обрел («Век двадцатый оставил нам отчество, Только именем вот обделил»), и света еще не заслужил («А где же свет? Пустой вопрос, До света, видно, не дорос».).
Его стихи, как вспышка молнии, высвечивают события, времена, лица во имя поиска истины. Ее он искал умом, а находил сердцем. Его «строка срифмована надежно с нашим веком».
И не только с нашим. В поэмах «Славороссия» и «Глохнут планеты уши» А.Харитановский, как мудрый учитель, дает возможность мобильно-компьютерному поколению прикоснуться к историческим реалиям, духовным глубинам нации, понять разницу между добром и злом, гением и бездарностью, ощутить силу божественного присутствия: «Душа торопится на исповедь». Потому что «Кривой оказалась дорога», да и «В вагоне еду под названьем «Боль».
В «Славороссии» поэт соединяет век XVIII c нашим временем. А в поэме «Глохнут планеты уши» как бы воскрешает далекого предка, можно сказать, первочеловека, внедряет его в наше сообщество и через призму его восприятия современных реалий бытия обнажает все беспокойства, пороки и беспечность человека текущего времени.
В «Славороссии» поэт как бы раздувает «светильник памяти». Своего любимого героя, славного морехода, открывателя новых земель за пределами России, уроженца г. Рыльска Григория Шелихова «рисует» крупными мазками. Объем мысли поэта тоже внушителен: «Тысячелетняя эпоха лежит фундаментом под Рыльском». Именно здесь, на доисторической горе Ивана Рыльского креп духом и силой будущий устроитель русской Америки.
Автор поэмы очень трепетно относится к наследию Г.Шелихова. И счел важным в своем исследовании его подвига опереться непосредственно на свидетельства самого морехода, предварив шесть из восьми глав поэмы (кроме вводной и заключительной) строками из личного дневника  отчаянного командора.
Скажем, глава вторая «Охотск» начинается такими словами Г.Шелихова: «Время и скудный мой разум изобрели сей план. 1783 года пустился сам к американским берегам северо-восточным, сыскать пользу Отечеству, не поставляя никаких за предмет жадности и корыстолюбия и не ища там отличить себя».
Ныне, когда А.Харитановского-младшего не стало на нашей грешной земле, приведенные выше строки морехода несут в себе и другой подтекст: именно по таким нравственным законам прожил отпущенные ему природой годы и сам поэт. Совершил семь смертельно опасных командировок в охваченную огнем Чечню и позднее создал дюжину талантливых телефильмов, отмеченных достойными наградами журналистского сообщества и органов внутренних дел России. И ни разу! нигде! не выпятил себя, не привлек внимания к своей персоне. Или, как бы сказали сегодня, не «попиарился». И даже, помнится, как-то незаметно в 1993 году издал поэму «Славороссия» - свою первую поэтическую книгу. (И только потом, на семинаре молодых поэтов области известный поэт-фронтовик Николай Корнеев заметил, что «Славороссия» - «серьезная поэтическая находка»). А еще Александр Харитановский до конца своей жизни благодарен был создателю и главному редактору газеты «Городские известия» Павлу Васильевичу Зуеву, опубликовавшему его первую подборку стихов и отрывки из «Славороссии» в «Курской правде», где он в те годы трудился ответственным секретарем редакции.
Несомненно, эта поэма была событием в литературной жизни соловьиного края. Она хороша и поэтической формой, и нестандартной стилистикой, и бережным отношением  к слову, и уверенной рифмой, и безмерной любовью к прошлому России.
Ярко, сочно выписал поэт картину рекрутирования в команду Г.Шелихова для похода к американским берегам. Публика разномастная, колоритная, своенравная, олицетворением которой был гигант с «плечами-холмами» и обрубленным за какие-то провинности языком беглый каторжник.
Выразительно, емко, певуче, в традициях лучших народных сказаний переданы и проводы команды, весь  драматизм расставания на пристани с уходящими в неизвестность мужиками – кормильцами и защитниками семей, слезы, ругань, бабьи стоны, благословение батюшки и женское отчаяние: ладно бы силком гнали «за море-окиян», а то ведь по своей воле…
Сама фигура Г.Шелихова, его команда и их деяния «диктовали» поэту и форму, и ритмику, и рифмы стиха. В художественно-поэтической вязи сразу угадывается рука большого мастера, живописующего морскую стихию:
Опять на гребне галиот –
Клюет
И дыбится,
И пляшет…
……………
Моряк лег грудью на штурвал,
Да так, что ребра заскрипели.
Уж ветер души отпевал,
С ладоней вспухших –
Кровь капелью.
И читатель разом схватывает, как труден был путь первопроходцев, как редела команда, и неясен был исход дела. Но команда не роптала:
С тобою, Шелих, все осилим,
Весь океан пройдем хоть вброд –
И для тебя, и для России!…
Поэма пронизана гуманизмом. Первый сруб на о. Кадьяк – для часовни. Второй – для школы. Третий – для русской бани. Добравшись до острова и взявшись за плотницкие топоры, разгульные русские мужики вдруг преобразились. Бесстрашные мореходы – мастера на все руки. Поэт показывает: сколько в русской душе удали, свежести ума, силушки, спокойной веры в доброе будущее. И даже галантны: после трудов праведных холостяки уважительно обихаживали юных алеуток-аборигенок. А вскоре завели и совместных детей («Кровь Руси в дитяти заиграет…»). Да и самого командора в те месяцы порадовала жена Наталья, родив в России дочь.
Вкусив не только свободушки, но и добрых дел, мужики-балагуры поняли на чужбине: «Разве то судьба была - бабы да кабак».
Да и не могло быть иначе рядом с таким образованным, мужественным, смелым и в то же время миролюбивым командором, который сам взялся обучать русской грамоте жителей Славороссии. Сам из кожи вырезал буквы. И начал не с буквы «Аз», а с «Д».
С Добра решил он обучать
Российской грамоте детей.
Но поэт развивает эту мысль дальше: вообще с этой буквы начинать бы всякое Дело, ведь она начало таких слов, как День, Друг, Дом, Длань…И мореходы коллективно решают: «Да, с Добра!».
Так, добром, Россия была повенчана с Америкой более двух с четвертью веков тому назад.
И, покидая Кадьяк, Г.Шелихов записал: «Я могу хвалиться тем, что, когда узнали о моем отъезде, то сколько о том печалились, как будто все уже терялось» («Берег»).
Вместе с алеутами печалился и автор «Славороссии». Подкупает необычайный подбор слов, эпичность повествования, былинная интонация:
Доченьку бы Шелих покачал,
Только самого сейчас качает.
Время прогорает, как свеча.
Провожает галиот крик чаек.
……………………………….
Взгляду оторваться нету сил.
И слезу показывать негоже.
Славоросья, я тебя вскормил.
Мне прости отплытье, коли можешь….
В главе «Последний причал» поэт воссоздает трогательную картину встречи Г.Шелихова с семьей, с Россией. Всего 19 коротких строк – а целая повесть о жизни: горячие объятия жены и любовные признания, восхищение дочуркой, запахи кухни, звон посуды, остроумные реплики, слезы радости… Столь же выразительно опоэтизирована и встреча с друзьями в его доме. Где символом России, ее удали и стати, радости и таланта выведена «Камаринская», которую на радостях лихо отплясывают мореходы и торговцы.
Завершается «Славороссия» главой «Лицом к парусу». То есть время открытий еще не окончено.
Волна не в силах смыть тот след,
Не может время с ним поспорить:
Былое – камнем на весле,
Коль уплываешь от Истории…
Сборник «Выдох» сформирован логично, продуманно от первой до последней строки. Так, что и стихи, и обе поэмы составляют единое духовное пространство, в котором торжествует неистребимое желание поэта освободить Планету от зла и беспечности, «жизнь прополоть» и жить «в гармонии всевечной», чтобы Природа не отреклась от сына своего, то есть творить на Земле  по Христовым заповедям.
Христос не случайно так часто появляется в его строфах. Отец прекрасно знал, что сын в 35 лет был крещен курским архипастырем митрополитом Ювеналием. И в доме сохранилась крестильная рубаха сына и золотой крестик. А во время работы над поэмой «Глохнут Планеты уши» сын попросил у отца Библию, чтобы узнать подробности жизни святых апостолов). Поэт понимал, что «до святых не дорос», «хотя тоже досрочно распят  Атеистами душ, да и дел…».
Как крест, раскину рук житье,
Голгофа – тоже бытие.
Пусть Христос прибудет в душу:
Он нужен мне, и, знать, я нужен.
Да и сама поэма-притча начинается со слов святителя апостола Павла: «Когда тленное сие облечется в нетленное, и мертвое сие облечется в бессмертие, тогда сбудется слово написанное: поглощена смерть победою».
Это эпическое произведение, безусловно, стоит особняком в творчестве А.Харитановского-младшего. Оно как бы венчает его литературный путь. Достойно венчает. Потому что, не смотря на гротесковый, притчевый  характер сюжета, в поэме все масштабно: и философский взгляд на судьбу человечества от древнейших времен до наших дней, и мощный протест против самоубийственного надругательства над матерью-природой «земли двуногого дара», и гуманистический посыл-предупреждение потомкам. И этой масштабности вполне созвучна фраза: «Поэт – он Пимен всех времен».
По сути, здесь почти в каждой строке - огромный, даже планетарный смысл. «Человек – плод Земли и Океана», - утверждает поэт. Только вот свое благополучие это дитяти строит по-воровски, грабя земную и водную стихии: «все меньше воды хрустальной на Планете», и «уже из реки забвенья Леты пьем», - тревожился стихотворец, не приемлющий лицемерного признания Homo Sapiens, что тот, «мол, с природою в родстве». Уж больно какое-то странное родство.
Скудеет разумом Природа,
Коль совесть тащится с сумой…
Именно эта, вторая, часть поэмы задает тон всему ее содержанию – тревожному, местами жестокому, но в  целом философскому и гуманному. Уже в первой строфе этой части поэмы раскрыты главные противоречия человеческого бытия – добро и зло, высокое и низменное, святое и греховное.
Не оскверни руки убийством, -
Завет оставил Лукиан.
Но человечество неистово
Бомбит и травит океан.
Для образного восприятия взаимоотношений человека с Природой-матушкой А.Харитановский-младший дает объемную и выразительную картину охоты человека на кита в океанском просторе. Океан здесь – как сама Вселенная, среда обитания, весь мир с его «недоумением прогресса». А кит – часть всего сущего в ней.
Две мощи – океан и суша,
Две силы – человек и кит…
В этом произведении – уже иной масштаб, иная творческая глубина. Здесь нет ничего случайного. В предшествующем поэме разделе «Кем взведен был затвор» есть стихотворение без названия из десяти строк:
Мне альпенштоком автомат,
Страховкой – пояс из гранат.
И снова к горному порогу,
И в высоту! Надеюсь, к Богу.
Я индульгенций не прошу,
Быть может, божье совершу –
Бывает всякое в боях.
Кто ж победит – Христос, Аллах?
Никто. Победа – только в мире:
Жизнь - не мишень, а мы – не в тире.
Это не просто «отдаленная» прелюдия к поэме «Глохнут Планеты уши», а своеобразный путеводитель по ней. Именно в охваченную бессмысленной бойней Чечню повел поэт пращура (литературный прием, достойный древнегреческих мифологов). А по пути, «на лифте Истории»,  вволю со своим «коллегой – калекой» наговорились о движении человеческого разума: от дубинки – к карандашу, от первобытного костра – до прорыва за пределы Земли… И огорчились, что человек уже с трудом ощущает под ногами земную твердь. Да и Земля  стала «десяткой… на галактической мишени» (какой емкий образ!).
И тут нельзя не вспомнить снова строки из «взведенного затвора» (эта корневая мысль не отпустит нас на протяжении всей поэмы):
Кто ж победит – Христос,  Аллах?
Ведь именно этот вопрос в последние годы,  по сути, «повис» над всей планетой Земля. И поэт шлет всем людям доброй воли ясный посыл: снайперы Земле не нужны: «Жизнь – не мишень, а мы не в тире». Людям нужнее всего Ной с его Ковчегом мира,  согласия. И покаяния.
И Кавказ здесь дан в качестве образца того, что зло, возведенное в абсолют, подобно «линчу индустриальной гильотины». Здесь, на разломе религиозных и межнациональных  отношений, «рессоры лопнули Исторьи». И пора, просто жизненно необходимо «стянуть их скобы», иначе телега Истории пойдет вразнос, заклинает поэт. Нельзя прогрессом оправдывать жестокость, добавляет он.
И не случайно поэт упоминает здесь одну из «словесных вершин» - роман Л.Н.Толстого «Война и мир»:
Война – как смерть,
Мир – как исток…
Именно к этому истоку призывает поэт припасть человечеству, свято веря «в умный мозг», который научит человека обращаться с Землей на «Вы» и станет стеной на пути зла – «грязепотопа».
Поэт, конечно, не против прогресса. Сам звонит по мобильному телефону в Грядущее, пытаясь предупредить потомков о недопустимости повторения ошибок нашего века. Увы, Грядущее молчит. И поэту остается только напрямую обратиться к самой Истории:
История, не повторись ты.
Не мчись. Задумайся. Присядь…
Закрыв последнюю страницу сборника Александра Харитановского «Выдох», я зримо представил, как, будучи уже тяжело больным, поэт по утрам и вечерам сидел на скамейке напротив магазина «Нива», рядом с отцовским домом на ул. Ленина. Вглядывался в лица прохожих, с кем-то говорил, кому-то просто кивал рано поседевшей головой. Знаю,  творческими планами ни с кем не делился. Иногда и я подсаживался к нему по пути домой.
В последнюю нашу встречу, перед тем, как попасть в реанимацию, Саша вдруг обронил: «Хотел купить вечный проездной, где радость и покой… Увы, не получилось. Покой, видно, не для меня». И прочитал:
Я давно разбил колени.
Дошагаю, опершись
О любовь, свой метр последний…
Так он, «обрученный с Чечней», и ушел из жизни с Любовью, достойно пронеся и годы трудов праведных, и грехи, и падения, и взлеты…Ушел на последнем выдохе.
И если взаимоотношения двух этих творческих личностей обозначить одним крупным мазком, то это были не столько взаимоотношения отца и сына, сколько их отношение к минувшей эпохе со всеми ее глобальными сдвигами и потрясениями. Что, собственно, и отражается в их творчестве.
После смерти сына А. Харитановский все чаще задавался вопросом: «Как жить дальше?»…Чувствую, писатель так и не нашел ответа. Он частенько звонил мне и, едва сдерживая рыдания, сдавленным голосом говорил, как ему тяжело.
- Руки опускаются, голова тупеет… Сил никаких нет жить дальше…Как будто не волосы, а душа поседела…
Я, как мог, пытался успокоить его. Крест, мол, и впрямь, невыносим. Но такому сильному человеку, как морской офицер и ветеран японской кампании, ноша эта должна быть по силам… И посоветовал ему заняться архивом Саши.
Что он и сделал. Так и родился посмертный сборник стихов сына «Выдох».
С уходом сына А. Харитановский особенно остро почувствовал, что семья – высшая ценность.  Настоящая жизнь проходит в семье. Только в ней судьба выстраивается как долгий и добрый путь.
И если она становится ристалищем темных страстей, то рушится все. Как у Анны Карениной из одноименного романа Льва Толстого. Она возвела в абсолют свою страсть к Вронскому. У нее прервалась связь с душой. Страсть уничтожила не только саму Анну, но  отношения и с Вронским, и с законным мужем. И даже материнское чувство. Анна стала заложницей и рабой «основного инстинкта», как бы сказали сегодня.
И, вероятно, всего счастливее человек чувствует себя в утробе матери. Там, и только там – настоящий рай, полная гармония и защита от мира земных страстей и нестроений. И все это исчезает с рождением, с урезанием пуповины, которая связывала малыша с матерью. И с той поры человек становится одиноким. Таким, по сути, и умирает, вспоминая мать, как ту обитель, где он был
Абсолютно счастлив.
А. Харитановскому – старшему всегда были близки слова Сатина из знаменитой пьесы А. М. Горького «На дне»: «Уважать надо человека. Не обижать его жалостью… Особливо же деток надо уважать… ребятишек! Деткам-то жить не мешайте…Деток уважьте». Не случайно в начале своего творчества он так часто обращался к детским рассказам. А дети платили ему своей любовью к созданным писателем героям, даже присылали ему рисунки по этим книжкам.
Уже в Курске, в декабре 1972 года, А. Харитановский получил из Воронежа, от редактора его книги «Пингвин-футболист» Инны Сафоновой (Центрально-Черноземное книжное издательство») письмо юной читательницы Маши Мазепа из города Харькова с улицы Новоселовской.
«Я, Мазепа Марина, учусь в 5 классе 127 школы. Занимаюсь на 4 и 5. Очень люблю читать книги о животных, растениях, о приключениях, путешествиях и про пограничников. Мой папа ездил в Воронеж и купил мне Вашу книгу «Пингвин-футболист». Я ее прочитала, и она мне очень понравилась. Благодарю Вас за эту замечательную книгу… Хорошо бы иметь ее продолжение. Узнать, как Санька пошел в школу, как он будет растить овчарку, которую подарит ему Вовчук, как будет заниматься в кружке «ЮДП»… Вас так интересно читать. Потому что всегда узнаешь новое: герои Ваших книг то в Северном ледовитом океане, то на Камчатке, то на Чукотке, то на Командорских островах, то в проливе Лонга…Я тоже люблю море, речку, слушать шум волн, крики чаек… У нас есть собака Барсик и кошка с четырьмя котятами. Барсик с ними играет. А я играю и с кошкой, и с котятами, и с Барсиком»…
Так, собственно, рос и его сын Саша…
А теперь А. Харитановский опечален тем, что после смерти сына некому оставить огромный архив писателя, уникальную библиотеку… Все то, что должен был унаследовать Саша и продолжить то, что не успел сделать отец, - написать новые книги и в чем-то даже превзойти отца.
Александр Александрович как-то обреченно сказал мне:
- Ты же пойми, возраст мой далеко уже не молочно-восковой спелости. Подохну, а дела передать некому. Внучки далеки от моих проблем. Правнук – суворовец еще мал. Вся надежда была на сына. Но он раньше меня ушел в поднебесье…
После  потери сына писатель все чаще задавался вопросом: «Что есть смерть?». Она, по его мнению, как свеча. Поэтому смерть надо встречать без страха и душевной муки… Главное, не увлекаться собственным величием, удовольствиями, златолюбием…
- Так что, ты готов вступить на тропу самоотречения? – напрямую спросил я его.
- Да я, собственно, давно уже иду по этой тропке. Только это и дает мне какое-то успокоение. И умереть хотелось бы также, спокойно и с душевным миром, без суеты и страха. Словом – достойно.
И мы вместе вдруг вспомнили «Трех сестер» А. П. Чехова. Одна из них – Ирина говорила: «Лучше быть каменьщиком, разбивающим камни. Лучше быть ломовой лошадью, чем молодой женщиной, которая ничего не делает. Если я не буду работать, откажите мне в вашем  уважении».
Подвиг смирения и веры чеховских героев все чаще приходил ему на память. «Главное – это не блеск, не слава, не то, о чем я мечтала, а умение терпеть. Умей нести свой крест и веруй». – Уверяла мир Нина Заречная из чеховской «Чайки».
Мне в последнее время казалось, что А. Харитановский в эти трудные месяцы учился достойно нести свой тяжкий крест. В его тайне,  молчании и болях были тоже свои приливы и отливы. Каждое его  слово приобретало особый смысл и вес. Да, он реалист. Но это реализм духа. И создавая  другую жизнь -  своих героев, он возводил на пьедестал бесстрашных рыцарей духа. Вкладывая в них весь свой жизненный и духовный опыт.
И, как никогда, писатель уверен, что государство и вся интеллигенция должна ныне, прежде всего, озаботиться духовным возрождением нации, воспитанием чувства добра, сострадания, святости. И верности семейным ценностям. И восстановлением лидерских позиций в обществе школы, учительства.
Не надо совершать вечный бег по следам утраченного, а шаг за шагом, без театральной риторики, опираясь на великий фундамент прошлого, выращивать человека новой эпохи, активного, прежде всего, в гуманных своих проявлениях и преданного своему Отечеству. Писатель переживает за судьбу России так же остро, как и полвека, и семь десятилетий тому назад. И, уверен я, будет переживать до конца дней своих.

ПЕРВЫЕ ШАГИ ПО ДРЕВНЕМУ КУРСКУ
Собкору ТАСС на Камчатке А. Харитановскому по завершении его миссии на полуострове предложили на выбор три региона: Свердловск, где он какое-то время учился в пединституте, Пермь и Курск с Белгородом в придачу.
- Свердловск – шумный. Хотелось в Пермь – до Ледовитого океана поближе, нефтяные разработки - для Катерины нашлось бы дело по душе, - рассказывает писатель. – Потом бросил взор на Курск: Курская битва, КМА, растущая промышленность, знаменитые черноземы, биологическая аномалия – биосферный заповедник с его нетронутой Стрелецкой степью… Опять же вся родня жены – под Тулой, тоже рядышком…
А тут еще Катерина подлила «масла» в огонь:
- Саша, послушай, что пишет Федор Тютчев: «… я ничуть не сожалею о своей долгой остановке в Курске. Это еще одно из тех мест, которые – не будь оно в России – давно бы уже служило предметом паломничества для туристов. Во-первых, расположение его великолепно и смутно напоминает окрестности Флоренции»…
- Ну, если сам Тютчев, а он почти твой земляк, такого мнения о Курске, так и быть, едем на берега Тускари и Сейма, - поставил точку собкор ТАСС.
Первые шаги по этому городу разочаровали писателя и журналиста. От железнодорожного вокзала он шел пешком. Дома на улице Интернациональной и на улочках, «ныряющих» от нее в бока, – маленькие, одноэтажные, какие-то приземистые. Правда, кругом сады и тишина.
Гость дошел вдоль трамвайных путей до центральной улицы Ленина. На ней еще не было здания областной научной библиотеки имени Н. Асеева, которая для писателя потом станет вторым домом. Не было ни Дома политпроса (ныне школа искусств №1 имени Георгия Свиридова), ни высотной гостиницы «Курск», ни нового здания областного драматического театра имени А. С. Пушкина. Все это возникнет позже, у него на глазах.
Продолжая свой путь до гостиницы «Центральной», собкор ТАСС обратил внимание на выразительные здания: партийной школы (ныне здесь размещается городской Дворец пионеров и школьников), Дома книги, УВД области, Горсовета и Дома Советов, Главпочтамта.
Зайдя в гостиницу, спросил дежурного милиционера:
- А где центр города?
- Так это же и есть самый центр! – удивился вопросу гостя страж порядка.
Обосновавшись в гостинице и перекусив, журналист отправился изучать центр. Узнал, что площадь называется Красной. А венчающий ее величественный собор – Знаменский. Пойдя к ограде сквера, что раскинулся правее Дома Советов, спросил у пожилого человека, сколько примерно лет храму.
- Сказывают, возник еще в 1618 году, - охотно ответил, видимо, коренной курянин. - Перестраивался, конечно. Знаменит он тем, что здесь зимой хранилась чудотворная икона «Знамение» Курская Коренная. Ей почти 700 лет… А нашли ее в Коренной пустыни, где возник мужской монастырь, и там икона пребывала все лето… Монастырь после революции разграбили, главный храм взорвали, святой источник, где нашли икону, замуровали…Да и Знаменский собор едва не снесли, но решили отдать его под два зала кинотеатра «Октябрь» и разные конторы… А сад носит имя 1 Мая. В его Летнем кинотеатре выступали Леонид Собинов, Максим Горький, Владимир Маяковский. Многие знаменитости бывали в нашем городе…
Горький – это хорошо, подумал А. Харитановский и пересек сад, выйдя к обрыву. Рядом была детская площадка с деревянным катером, который ходил по рельсам, и на котором с удовольствием каталась детвора. С крутояра открылась захватывающая картина большой деревни с церковью. За ней – лесной массив,  а у самого горизонта – возвышенность. Хозяйка катера  пояснила:
- Это – древняя слобода Стрелецкая. Храм – во имя Николы Чудотворца. В самой дали – Тимская гряда Великой Русской равнины. – Помолчав секунду-другую, спросила: - Что, из новеньких?
- Да, приезжий, - ответил гость.
- Внуков-то, гляжу, еще рановато Вам иметь. А как появятся, прошу в наш катер. Я тут бессменный боцман, считай, после войны… Вы-то, вижу, тоже служивый и выправка морская…
- Было дело, угадали… Знать, и впрямь с катером сроднилась…
На следующее утро А. Харитановский отправился на «смотрины», как было в то время принято, к первому секретарю обкома КПСС Леониду Гавриловичу Монашову. «Хозяин» соловьиного края оказался человеком открытым, близким к искусству, неплохим живописцем (потом даже был принят в Союз художников РСФСР), с юморком. К тому же служил, как и собкор ТАСС, в морской авиации. Так что, двум морским офицерам в запасе было что вспомнить и о чем поговорить. (Весной 2014 года Л. Монашову исполнилось 100 лет со дня рождения).
Л. Монашов, после общего знакомства, сказал о главном:
- Квартира Вас ждет. Телетайп стоит. Стол рабочий – тоже. Телефоны - и прямой междугородний, и городской… Как с партучетом?
- По традиции – в областную газету. Она у вас, кажется, «Курской правдой» величается.
- Нет, дорогой Александр Александрович, нам бы хотелось чуточку «освежить» писательскую организацию. Там что-то в последнее время многовато склок стало, ругани, выпивок по поводу и без всякого повода…
- Раз надо, встану на учет к писателям. У меня ведь тоже членский билет писательского Союза имеется.
- Вот и замечательно. Мы надеемся на Вас. Послужной список у Вас прекрасный. Край наш интересный, растущий. И люди очень достойные. Так что и для творчества – полный простор.
Правда, из дальнейшей беседы журналист почувствовал, что когда речь зашла о Белгородской области, которая тоже входила в зону корпункта ТАСС, Л. Монашов дал понять, что у них с первым секретарем соседней области А. Васильевым отношения не сложились. Белгородский лидер, как говорят, сам себе на уме. Хотя все, что ему досталось в наследство, по сути, было выстрадано на курской земле.
И тут стало ясно, что  «дружественным» отношениям областных начальников явно мешал «административный фактор». Дело в том, что до 1954 года Белгородчина  территориально входила в Курскую область. И в Курске все еще продолжали свысока поглядывать на свою младшую сестру районного масштаба, ушедшую из материнской «утробы» в свободную жизнь. Дошло до того, что первые лица двух областей почти не встречались. Хотя, как потом стало ясно, А. Васильев вел себя довольно сдержанно, не выпячивался. Не смотря на то, что в хозяйствовании белгородцы даже во многом преуспевали.
Куряне были «обижены» и тем, что во время дележа лучшие черноземы отошли к соседям. К тому же и управление предприятиями Курской магнитной аномалии (КМА) тоже осталось фактически в руках «дочери». Там располагался основной производственный трест, научно-исследовательские институты КМА, строительные подразделения, горнодобывающие и перерабатывающие предприятия. Так что Железногорск с его Михайловским горно-обогатительным комбинатом оказался как бы на периферии крупнейшего железорудного бассейна.
Не давала покоя курянам и еще одна белгородская «величина» - имя «Города первого салюта».
Все это, безусловно, потом вносило коррективы и в работу собкора ТАСС в этом регионе.
А что касается А. Васильева, то он вскоре ушел на повышение - на министерскую должность.
От «первого» собкор ТАСС решил зайти к секретарю обкома по пропаганде – Таисии Архиповой. Но у Таисии Ивановны не оказалось «свободной» минуты познакомиться с новым столичным корреспондентом.
- Высокомерной оказалась эта партийная дама,- с горечью вспоминает писатель. – Я месяца три обходил ее кабинет. Так мы и оставались с Таисией Ивановной, царство ей небесное, в натянутых отношениях.
Зато председатель облисполкома Михаил Дудкин был сама любезность. Рассказал, как и чем живет область, сколько отправляет ежедневно молока, мяса, яблок, овощных и мясных консервов в Москву. Чем привлекательны местные рынки и магазины.
- Да Вы пройдитесь по ним, не пожалеете.
Новый собкор ТАСС прошелся. И не раз. Рынки и впрямь были полны. В магазинах тоже не пусто было. А в коопторговской «Ниве», что находилась рядом с домом и гостиницей «Октябрьской», стояли бочки с прекрасными солеными грибочками, огурчиками, квашеной капустой, мочеными яблоками, арбузами.. На прилавках – мед, свежие фрукты и овощи, сухофрукты, клюква, орехи. Полно всяких копченостей…И все в основном местного производства. А напротив  успешно торговал другой магазин - «Урожайный», который соперничал с «Нивой». И это шло на пользу курянам.
Первыми сообщениями из Курска нового собкора ТАСС в этом регионе, естественно, стали заметки и очерки о развитии КМА, о Курской битве. Но вскоре его захватили все стороны жизни соловьиного края.
Если на Камчатке он развивал тему освоения тундровых пастбищ для оленей, то здесь не менее остро стояла проблема сохранения уникальных русских черноземов.
На камчатке вместе с геологами совершал рискованные восхождения на вулканы. А в Железногорске  - сердце КМА спускался на сотни метров в «кратеры» рудных карьеров.
С Камчатки в ТАСС шли репортажи об освоении подземной тепловой энергии, строительстве первой в стране Паужетской геотермальной электростанции, а из Курска о закладке первого камня в основание Курской атомной станции.
К слову, на этом объекте было немало «секретов». На одно очень важное совещание государственной комиссии из журналистов центральных изданий позвали только собкора ТАСС. И страну облетело сообщение «Атомное сердце КМА».
По сообщениям корреспондента ТАСС  из Курска можно и сегодня проследить и восстановить летопись индустриального взлета некогда сельскохозяйственной области. Одно за другим поднимались на городских окраинах крупные предприятия – фабрика технических тканей, трикотажный комбинат, кожевенный завод с итальянской технологией обработки кож, комбинат «Хиволокно», подшипниковый и химико-фармацевтический  заводы. Не говоря уже о таких новых производствах на Михайловском горно-обогатительном комбинате, как дробильно-сортировочный комплекс, фабрика  окомкования, завод гофротары в Железногорске…
Даже такие издания, как журнал «Культура и жизнь» Союза советских обществ дружбы и культурных связей с зарубежными странами» в № 8 за 1969 год поместил очерк А. Харитановского «Сугубо энергично». В нем рассказывалось о мировом значении богатств КМА, о международном сотрудничестве специалистов разных стран на объектах Михайловского ГОКа и поставках металлургического сырья в Чехословакию и другие страны.
Любопытно, что в числе первых материалов из региона был очерк «Курск – город морской». Затем – «Возок для Беринга» - о постройке в г. Дмитриеве на обозном заводе копии зимнего экипажа, на котором ехал в Иркутск В. Беринг. Возок сделали по заказу московской киностудии, работавшей над фильмом о выдающемся мореплавателе.
Не раз писал А. Харитановский и об основателе Русской Америки Григории Шелихове, который родился в г. Рыльске и где стоит памятник знаменитому мореходу. Так Тихий Океан крепко соединился с Курском в творчестве собкора ТАСС и писателя единой исторической темой. Ему даже регулярно высылали из Владивостока местные газеты с материалами А. Харитановского из Курска, сопровождая вырезки словами: «А.А.! Тихий океан тебя помнит».
Не забыл писатель и первый конфликт с областным начальством. О спорте он всегда писал охотно – тема беспроигрышная. Тем более, что здешняя команда по хоккею с мячом «Труд» в те годы играла  в высшей лиге. Но однажды собкор стал свидетелем удручающе «грязной» игры команды на стадионе «Трудовые резервы» (стадион действует и поныне). На трибунах мат-перемат, на поле клюшки реже попадали по мячу, чем по головам соперников.
И в ТАСС ушел репортаж «Не игра, а свалка». Материал появился в «Советском спорте», «Комсомольской правде» и других изданиях. Реакция обкома партии была, мягко говоря, странной: «Мы не видели, не слышали – говорили журналисту в обкомовских коридорах. Собкор ТАСС отвечал без всякого кокетства: «Со слухом у вас или неважно, или в ваших кабинетах слишком толстые стены и непрозрачные окна»…
Тем не менее, была назначена «высокая» комиссия. Факты подтвердились. Самый активный хоккеист-забияка Рылеев был дисквалифицирован. А во внутри ТАССовском еженедельном обзоре курского собкора похвалили и выписали повышенный гонорар.
За полтора десятка лет собкор ТАСС отправил на ленту ТАСС более двух тысяч информаций, корреспонденций, репортажей, очерков, интервью.
А свою собкоровскую вахту А. Харитановский сдал бывшему красноярцу Александру Шигленко осенью 1979 года, отстояв на ней 29 лет. И заступил на вахту писательскую. Вернее, продолжил ее, но уже более независимо от журналистской текучки.
Он ушел из ТАСС не только потому, что трудно было работать на два творческих фронта. Но и потому, что из Агентства ушел дух его генерального директора Н. Пальгунова. О чем, кстати, собкор из Курска не раз жестко говорил на собкоровских совещаниях в Москве. Но связи с родным ТАСС он не прерывает  по сей день.
Следующей «остановкой» в Курске стало местное отделение Союза писателей РСФСР. Л. Монашов был прав: нравы здесь были еще те! Вот как об этом вспоминает сам А. Харитановский.
Он оказался здесь девятым членом писательского Союза. Пятеро из них – участники войны: прозаики Валентин Овечкин, Евгений Носов, Михаил Обухов, Вячеслав Тычинин, который возглавлял писательскую организацию, поэт Николай Корнеев, к ним присоединился и А. Харитановский. В писательскую команду входили также  прозаики Михаил Горобцев, Федор Голубев и поэт Егор Полянский.
- Мне на то время были известны только две фамилии, - вспоминает А. Харитановский, - Егор Полянский, молодой поэт, активно публиковавшийся в центральных журналах, и приехавший из Ташкента Валентин Овечкин, прогремевший на всю страну своими «Районными буднями».
Первый, с кем пришлось поговорить по душам, был секретарь партийной организации Федор Голубев. Он поставил собкора ТАСС на учет. С ним у А. Харитановского потом сложились вполне дружеские отношения, как и с ответственным секретарем отделения Союза писателей В. Тычининым. Вячеслав был уже в годах и тоже из приезжих, работал до этого в Иркутске собкором газеты «Литературная жизнь».
После первого знакомства с собратьями по перу, А. Харитановский заглянул в Дом книги, благо, что магазин находился в том же здании, что и писательские «апартаменты». Купил кучу книг местных авторов. Среди покупок оказались и четыре тома романа М. Обухова «Ястребовы», что-то из Е. Носова, В. Тычинина, Е. Полянского.
- Начал читать с Обухова, - признавался мне потом Александр Александрович. – Наслаждался прозой этого серьезного прозаика. Ястребовы подкупили своей целостностью, мощью характеров, правдивостью исторического фона. И захотелось поближе познакомиться с автором. Он жил в районе КЗТЗ (Курский завод тракторных запасных частей – В.К.). Асфальта к дому не было. В начале марта снег уже изрядно подтаял. Снежная жижа вкупе с оттаявшей землей липла на ботинки. Меня встретил мужчина лет шестидесяти, в галошах, перевязанных изолированной проволочкой. Хозяин оказался человеком очень интересным, высокообразованным, спокойным и мудрым. Не любил дрязг. И в Курске оказался лишним. Поэтому вскоре уехал в Белгород, где жила его дочь. Там и скончался, разменяв свои 90  лет.
… А я прекрасно помню, как еще в бытность мою собкором «Известий» мы ездили к Михаилу Михайловичу с А. Харитановским в гости. Было это, кажется, летом 1992 года. Жил он с дочерью. Уже неважно выглядел. Глуховат был на ухо, слабо видел. Но был безумно рад встрече с нами. Сидел все время в глубоком кресле под абажуром. Часа три мы общались с этим замечательным мастером слова, оставившим заметный след в русской прозе своей, безусловно, талантливой эпопей об Ястребовых. Это был мощный срез жизни типичной русской семьи на стыке конца XIX – XX  веков.
А. Харитановкий до сих пор очень тепло вспоминает о нем. О тех годах, когда был с ним в одной писательской организации, как защищал его от мелочных укусов своих не в меру ретивых коллег в пору своего секретарства в Союзе писателей, и как печалился его отъезду из Курска.
- С уходом Михаила Михайловича наша писательская организация как-то сразу осиротела. Такой «глыбы» у нас уже не было,- искренне признался Александр Александрович.
Об этом писателе, к сожалению, редко вспоминают в нынешнем Курске. А ведь он начинал как поэт. И стихи писал до глубокой старости.
Даты, даты….
У одних они просто
Времени серые версты.
Для других,
Для упрямых,
Это – времени шрамы,
Боевые награды солдата.
Шумный в разговоре, оптимист, по-юношески бесхитростный, Михаил Михайлович родился в 1906 году. Вырос на Дону. В годы революции батрачил у местного богатея. Потом первые комсомольские ячейки на его родном хуторе. Первые селькоровские строчки в районной газете и стихи. Был «чоновцем». И видел своими глазами все, о чем писал Михаил Шолохов в «Тихом Доне».
В 1926 году его стихи прочитал Владимир Маяковский и посоветовал ему непременно учиться. Поступил в Ростовский университет. Там сдружился с Александром Фадеевым. По линии Ассоциации пролетарских писателей вместе выступали перед рабочими заводов и фабрик, перед студентами университета. М. Обухов одним из первых расточал похвалы А. Фадееву за его роман «Разгром».
Однако с дипломом филолога подался не в писатели, а в сельскую глубинку учительствовать.
И только в 1934 году сел за прозу. В 1937 году в своих обычных поездках по стране А. Фадеев неожиданно заглянул в ту самую  школу, где директором был его друг М. Обухов. Пожурил сельского учителя за его писательский  «простой» и тут же написал в Московское облоно (М. Обухов работал тогда в Подмосковье) письмо с просьбой дать директору школы возможность закончить повесть.
Пяти месяцев оказалось мало. Потому что повесть разбухала в роман, а роман – в эпопею. Работал от восхода и до заката солнца (с перерывом на войну). Два десятка лет ушло на ее создание. «Ястребовы» вышли только в 1955 году. Роман занял почетное место в русской литературе минувшего века. Он вошел в вузовский учебник «История русского советского романа» (Наука. 1965). В нем охвачена жизнь одной огромной семьи за период с 1910 по 1962 годы, если учесть последнюю часть романа «Жизнь не остановить».
А на глазах А. Харитановского рождались такие произведения, как повесть об учителях «Но каждый день немножко золотой», о гражданской войне «Повесть о верности», исследование о судьбе отечественной литературы «Кузнец своего счастья», где он рассказывает о своих встречах с М. Горьким, Алексеем Толстым, Серафимовичем, Сейфуллиной, В. Маяковским, Шолоховым, Исаковским.
Заметным поэтическим произведением М. Обухова стала поэма «Кондратий Булавин».
Примечательно, что Михаила Обухова высоко ценили и А. Харитановский, и Е. Носов. И если он уехал в Белгород, то только потому, что там жила его дочь, а в Курске ему стало совсем неуютно. В том числе и среди собратьев по перу.
С Евгением Носовым А. Харитановский поближе познакомился на первой, с его участием, литературной среде, которые тогда были популярны в Курске. Евгений Иванович читал свои новые рассказы «За долами, за лесами» и «Объездчик».
- Мне понравились оба этих  рассказа, - вспоминает Александр Александрович. – Язык сочный, чистый, яркий. Я даже похвалил. После того, как попросили меня рассказать немного о себе, перешли к деревенской прозе. В ту пору это модно было. Я сразу сказал, что – не деревенщик, более привержен исторической тематики…Тут кто-то коснулся творчества Ивана Бунина. Я его никогда не любил. Поэтому сразу сказал: это не мой писатель. Прошел легкий шумок: как это так, такой талант…Да сразу и затихли.
Была эта среда в канун Пасхи 1965 года. И тут «новобранец» курских писателей тоже не слукавил, признавшись, что исповедует научный атеизм.
- Я даже поёрничал малость, - рассказывает он. – Скоро, мол, Пасха, пойдем Христа славить. И спросил, а кто знает псалмы «Христос воскресе»?… Молчат. Я пропел. Да еще бабушкину молитву вспомнил. Так и «утер» носы моим коллегам, из которых никто так и не осмелился вспомнить ни молитву, ни псалмы. Знать-то, конечно, многие знали, да промолчали – партийцы как никак.
Через неделю состоялось партийное собрание. Обсуждали «странный» вопрос о поступке поэта Егора Полянского. Он, пока еще кандидат в члены КПСС, вдруг пожелал перейти на учет в парторганизацию Электроаппаратного завода. Чтобы, как он пояснил собранию, быть поближе к рабочему коллективу и получить земную опору для творчества.
Коллеги ему в этом желании отказали.
- Более того, - вспоминает А. Харитановский,- я понял, у Егора что-то не складывается в Союзе писателей. Собрание зашумело: надо исключить «ренегата» из кандидатов… И Тычинин, и Голубев, и Обухов встали на дыбы. Тогда я говорю: позвольте, Голубев и Обухов давали Егору партийные рекомендации, значит, считали его достойным быть в наших рядах. И вдруг вы же будете исключать его? Не очень-то логично и уж совсем не порядочно…
Это была первая стычка А. Харитановского со своими новыми коллегами и будущими друзьями. «Камчадалу» это прибавило очков. Правда, возня вокруг молодого и перспективного поэта еще продолжалась. Ленинский райком партии тоже посчитал его позицию «блажью». И даже попыткой уйти от влияния старших товарищей по писательскому цеху. Так что еще возник конфликт «отцов и детей».
Е. Полянский обратился в обком КПСС. Там его тоже не поддержали. И поэту ничего не оставалось делать, как пожаловаться в ЦК КПСС.  А тут на эту жалобу «наложились» другие обстоятельства, изрядно осложнившие творческую жизнь курских писателей. Из двух рабочих комнат одну отобрали. Было ликвидировано областное издательство. Начались проблемы с изданием произведений курских авторов. Перестал выходить и литературный альманах. В писательской среде начались нездоровые, на взгляд областного начальства, брожения.
И на каждое собрание к писателям зачастили представители то горкома, то райкома партии.
Чтобы как-то разрядить обстановку, первый секретарь обкома парии Л. Монашов в начале 1967 года пригласил к себе в кабинет для откровенного разговора всех писателей.
- Я пришел последним, - вспоминает А. Харитановский. – Так как был в командировке в Белгороде. В обкоме был встречен неожиданной фразой хозяина кабинета: «Мы тут посоветовались, - Леонид Гаврилович показал рукой на писателей, сидевших по обе стороны стола, - и пришли к общему выводу: поручить Вам, Александр Александрович, возглавить отделение Союза писателей». От неожиданности я какое-то время не проронил ни слова. И это расценили, как мой отказ. В принципе, так и было. Я пояснил: какой смысл мне, проработавшему почти два десятка лет в ТАСС, менять профессиональное занятие на общественную работу.
И тут опытный партийный работник Л. Монашов с улыбкой отрезал:
- А мы и не требуем от Вас ухода с собкоровской работы. Рассматривайте наше предложение, как партийное поручение. – И, выдержав паузу, добавил: - Временное.
Ну, а кто жил в те годы и состоял в правящей партии, отлично помнит, что значило «партийное поручение»: исполнять беспрекословно! И не думать о сроках этого поручения.

СТРАДА ПИСАТЕЛЬСКАЯ
Его избрали на должность ответственного секретаря Курского отделения Союза писателей РСФСР единогласно. Вникнув в финансовые проблемы, заметил, что зарплата у ответсекретаря отделения выше, чем у собкора ТАСС. Решил, что его зачислят в штат на правах совместителя на полставки. А вторую часть этой суммы пустить на работу с молодыми литераторами. Для этого ввели для них платные консультации. Дважды в неделю, в точно обозначенное время, в Союзе писателей находились дежурные консультанты из наиболее опытных писателей и поэтов. Один день занимались с прозаиками, другой – с поэтами. Давал консультации и сам А. Харитановский.
Вместе с авторами анализировали рукописи. Наиболее удачные из них рекомендовали для публикации на литературных страницах местных газет. А более объемные вещи – для обсуждения на областных литературных семинарах, которые проходили в Курске ежегодно. Это «чистилище» прошел почти каждый начинающий писатель и поэт. К примеру, Р. Романова и И. Евсеенко были рекомендованы для поступления в Литературный институт в Москве. Они успешно его закончили и стали профессиональными писателями. А Иван Евсеенко даже возглавил потом в Воронеже журнал «Подъем».
Удалось новому предводителю курских писателей постепенно наладить творческие контакты с Центрально-Черноземным книжным издательством, в зону которого входила и Курская область. Редакторов издательства тоже приглашали на ежегодные творческие семинары в Курск в качестве руководителей секций. Что, естественно, помогало прохождению достойных произведений курских авторов к выходу в свет.
Еще одним важным шагом в укреплении связей писателей с читателем стало создание при отделении бюро художественной пропаганды. Вместе с начальником отдела пропаганды и агитации обкома партии, бывшим фронтовиком и преподавателем Иваном Дементьевым составили план регулярных поездок писателей по всем городам, районам и ударным стройкам области.
- На самотек это важное дело не пускали, - вспоминает А. Харитановский. – Прежде чем высадить где-то писательский десант, в райцентр заранее выезжал кто-то из писателей. В числе первых «квартирьеров» был я, Вячеслав Тычинин, Николай Зыбин. В райкоме партии уточняли маршрут поездок в колхозы, на предприятия, в школы, даже на полевые станы и животноводческие фермы. Принимали нас прекрасно! Тогда еще слово писателя буквально ловили на лету, к нему прислушивались, ему верили. Как правило, поездки заканчивались большим вечером в районном Доме культуры с непременным концертом лучших коллективов художественной самодеятельности.
Активно стало работать Курское отделение российских писателей и с молодой порослью. В моем архиве сохранилась копия выступления А. Харитановского перед участниками областного литературного семинара в декабре 1969 года. Привожу его с некоторыми сокращениями и немного в вольном пересказе.
- Талант, вообще-то говоря,  достояние народное. И об этом следует помнить всегда, даже если ты стал известным и почитаемым литератором. На нас, старших товарищей, молодые порой обижаются за жесткость оценок, излишнюю критичность. А для чего мы это делаем? Чтобы вы поняли, что мы обжигаем и закаляем в творческой печи еще довольно сырой материал. А талант должен обрести необходимую прочность – и в идейном, и в профессиональном смысле. Чтобы надежно потом работать на обще благо.
Только с такой мерой мы и подходим к «выращиванию» новых писателей и поэтов. И такие семинары тоже дают вам многое. Вместе с вами рассуждают здесь и опытные писатели, и еще только готовящиеся к вступлению в наш Союз литераторы. Так что сплав опыта и юности и дает возможность безошибочно разглядеть юные таланты. И не стоит смотреть на «стариков» писательского цеха свысока. В старении тоже есть благо – это опыт. Главное – талант, мастерство, творческая молодость.
Не обо всех участниках семинара здесь было сказано. Среди них я бы  выделил Михаила Еськова. Он врач, кандидат наук. Защитился недавно. И я думаю, всем нам стоит от души  поздравить его с этим высоким научным достижением. На наш семинар Михаил представил очень добротный рассказ. Я бы добавил, оптимистичный, светлый рассказ о чудесной душе человеческой, советском враче. Автор не просто повествует о том, как врач лечит недуги физические, но и нравственно вызволяет человека.
Что примечательно? Михаил Еськов радует нас от рассказа к рассказу. Растет на глазах. Не гонится за количеством. А  все больше думает о художественной огранке своих работ. Верится, что Михаил станет членом Союза писателей нашей страны и явит читателям немало душевных рассказов. (Михаил Еськов в 2013 году был признан лучшим прозаиком России, а двумя годами ранее получил премию имени Василия Шукшина – В.К.).
Надо пристальнее присмотреться нам и к совсем еще юным, нашим 19-летним собратьям по перу. Имею в виду Сережу Малютина и Таню Степанову. Их тоже пора приглашать на такие семинары. И пусть первые свои работы предложат «Молодой гвардии». Там действует литературный кружок. (Сереже Малютину почти сорок лет спустя А. Харитановский даст блестящую рекомендацию для вступления в Союз писателей России, и он будет принят в него – В.К.).
А сегодня мы можем предъявить плоды прошлогоднего семинара – первые книжки молодых писателей Ивана Евсеенко и Михаила Еськова. И я с удовольствием вручаю им авторские экземпляры.
Что еще важно нам понять? Не только молодым, всем писателям. Знать, для чего берем в руки перо и чистый лист бумаги. Чтобы передать следующим поколениям конкретные знаки нашего времени, его приметы и символы. И эти наши заботы никто никогда не возьмет на поруки. Это – наша ноша. Или, говоря словами  одного из поэтов, дойти до самой сути в работе, в поисках, в сердечной смуте.
А еще мы, писатели, должны помнить, что любое время неповторимо. И учиться его передавать следует на лучших литературных образцах.
А закончить хотел бы словами прекрасного поэта Давида Самойлова: «Пока в России Пушкин длится, Метелям не задуть свечу!».
Александр Александрович не без гордости вспоминает, что давал рекомендации к вступлению в Союз писателей России Александру Чемонину – моему коллеге по «Известиям», Николаю Шадрину, Михаилу Еськову, Александру Балашову, Геннадию Александрову, Андрею Курцеву, Ольге Климовой, Владимиру Кулагину, то есть мне. Были и другие кандидаты.
А мне вспомнилось, как Саша Балашов на своем 65 – летии, которое мы отмечали в апреле 2013 года в Курчатовской городской библиотеке, с особой теплотой рассказывал мне, как получал ркомендацию в Союз писателей от А. Харитановского. Было это еще в 1989 году, когда жила «страна родная – СССР». В тот год в Воронеже вышла книга повестей и рассказов А. Балашова «Диспут о любви». Рукопись ее читал А. Харитановский, делал важные пометки на полях. И, ч о отметил, молодой автор, правка была ненавязчивая. По-отцовски, что ли, требовательная, но добрая.
- И уже тогда я понял, - вспоминает А. Балашов, - что этот талантливый писатель с добрыми и умными глазами на первое место ставит веру в человека. Он поверил в меня. И я  в самом начале 1991 года был принят в Союз писателей России. И по сей день горжусь его рекомендацией.
Здесь, думается, уместно будет напомнить, что А. Харитановский напутствовал и первый отряд курских литераторов на их съезде 4 августа 2012 года. Он тогда сказал, что рад объединению в один творческий кулак всех литературных сил соловьиного края. Хочется верить, говорил старейшина курских писателей, что Союз курских литераторов укрепит в целом наш писательский корпус. Вместе с ними мы уже армия в 180 штыков! Но при этом всегда должны помнить, что на курской земле мы наследуем великое духовное, культурное богатство  и обязаны его приумножить.
Словом, курское отделение Союза писателей России при ответственном секретаре А. Харитановском  работало активно. Регулярно выходил книги в Воронеже, о курянах писалось в толстых и тонких журналах, в разных газетах и альманахах. Организация полнилась новыми писательскими именами – Михаил Еськов, Юрий Першин, Татьяна Горбулина, Алексей Шитиков, Владимир Детков … Поутихли распри вокруг Егора Полянского, который перерос свой юношеский максимализм и стал терпимее к своим старшим собратьям по перу.
Правда, снова уехал в Ташкент Валентин Овечкин, по сути, создатель курского отделения Союза писателей.
А. Харитановский стал членом горкома, а потом и кандидатом в члены обкома КПСС. И едва не стал депутатом городского Совета народных депутатов.
- Иду как-то по коридору управления культуры области, где размещался наш Союз, навстречу мне – директор Облкниготорга Колубаев. И сходу: «Собрание будет. Наш коллектив выдвигает Вас в городской Совет». – С чего бы это вы? – Он: «Не мы, а партийная организация». - Не спешите, ответил я. И тут же позвонил первому секретарю горкома партии В. Калинину.
- Валентин Тихонович, мне сказали, что с вашего ведома меня будут «выдвигать» в депутаты?
- Да, наша идея. Кого же еще нам в народные депутаты избирать? Вас все знают, даже любят в городе и области…
- Не многовато ли «почестей»? Неудобно как-то будет: я член горкома, кандидат в члены обкома, а мне еще и писателями руководить надо, да и книги писать.. Есть, кроме меня, достойные писатели – Евгений Носов, Федор Голубев, Михаил Обухов… А то мне скоро начнут петь: «Фигаро - здесь! Фигаро – там!»…
- Нет, Александр Александрович, это дело партийное, а дисциплину в наших рядах еще никто не отменял. К тому же вопрос согласован на самом верху, - заключил партийный вожак города.
И тогда А. Харитановский позвонил секретарю обкома партии по пропаганде Т. Архиповой.
- Таисия Ивановна, добрый день. В неловкую ситуацию ставите меня. Достойных людей в городе много. Перед товарищами мне неудобно – везде, получается, буду маячить я… - И снова назвал фамилии Носова, Голубева, Обухова.
Она стала уговаривать «строптивого» писателя. Но пока вопрос, как говорится, на время «завис». Пауза возникла неожиданно - в связи с трагической смертью в Ташкенте В. Овечкина. По идее в столицу Узбекистана должен был вылететь ответственный секретарь писательской организации области. Т. Архипова сказала А. Харитановскому:
- Подумайте, кого еще с собой возьмете.
Но и тут собкор ТАСС снова проявил присущую ему от рождения скромность:
- Таисия Ивановна, я в Курске без году неделя. А вот Голубев, Носов, Обухов с Овечкиным пуд соли съели…
- Убедил, - послышалось в трубке.
Так и вышло: в Ташкент на похороны Валентина Овечкина съездили Федор Голубев и Евгений Носов. Они потом в деталях рассказали и о самой трагедии, и о прощании с великим журналистом и талантливым писателем. Потом в городе Льгове Курской области был открыт дом-музей В. Овечкина, в Курске названа его именем улица.
А мне вспоминается, как в Доме курских журналистов отмечали 100-летие В. Овечкина. С пронзительным чувством о нем вспоминали и писатели, и журналисты, лично знавшие великого очеркиста. А. Харитановский выступил последним.
- Очерки Овечкина на собраниях в свое время воспринимались как постановления партии и правительства, - говорил писатель-ветеран. - А мы вот попрятались от жизни, страданий народных, торопимся ставить памятники и записываться едва не при жизни в великие... А у Валентина Овечкина была одна власть – власть земли и кормильцев Отечества – крестьян. И он всем своим существом, публицистическим словом раздевал перед читателем чиновников-бюрократов, «людей без стельки», «лавулирующих»... Он вел открытый диалог о проблемах основы основ нашего народа – землепашцах.
А ведь все мы, как из гоголевской «Шинели», выросли из «Районных будней» В.Овечкина. Он – писатель трибун. И когда прозвучал выстрел, то партийные функционеры посчитали его  политическим вызовом...
Безусловно, это был и политический шаг, потому что вся наша жизнь – сплошная политика. Но это, по крупному счету, был выстрел в большие, но не сбывшиеся ожидания писателя, который разочаровался в будущем... И в этом была его драма.
И с этой точки зрения, заметил А.Харитановский, символична судьба бюста В.Овечкина работы талантливого скульптора Тихона Прохорчука. Когда-то это скульптурное произведение украшало Курскую картинную галерею. Когда писатель попал в опалу, бюст снова вернулся в мастерскую скульптора, где его однажды, совершенно случайно, обнаружил А.Харитановский, который с друзьями по союзу писателей и с разрешения мастера водрузили бюст в помещении областной писательской организации сначала в Доме книги, а потом в Доме знаний.
А когда началась не доброй памяти горбачевская перестройка, отбросившая страну на сотню лет назад, бюст писателя-патриота кем-то был сброшен с постамента и разбился на куски...
- Вот так и сегодня пытаются вычеркнуть В.Овечкина из литературы, потому что к нам вернулась эпоха Борзовых... Но никаким «демократам», ни писателям-перевертышам не удастся сбросить с корабля истории самого, что ни есть, современного писателя Валентина Владимировича Овечкина, - сказал в заключение А. Харитановский.
Примечательно и то, что А. Харитановский, человек, во все вкладывающий творческий заряд,  придумал, вернее, воскресил на курской земле идею А.М. Горького написать историю фабрик и заводов. Сразу же откликнулись поэт Николай Корнеев и Вячеслав Тычинин, который в основном создавали романы на производственные темы. Он первым написал и издал за счет предприятий документально-исторические очерки о молодом комбинате «Химволокно», заводах «Счетмаш», «Аккумулятор» и обувной фабрике.
Серьезное внимание уделил ответсекретарь писательской организации квартирному вопросу. Начал с Е. Носова, который ютился с семьей в ветхом деревянном домишке,  без бытовых удобств. Правда, находилась развалюха в собственности литератора.
- Вот это обстоятельство и осложнило мою задачу по улучшению жилищных условий уже известного к тому времени писателя,- рассказывает А. Харитановский. – Даже поссорился на этой почве с председателем областного правительства – облисполкома Дудкиным. Он настаивал, что «частнику» государственное жилье не положено, и что я его толкаю на нарушение закона. Даже не услышал моих доводов, что Е. Носов сразу же переселит в свой дом родителей, которые живут не просто в подвале, а буквально в погребе. Ответив, что речь не о родителях, а о Е. Носове, Дудкин так и остался при своем мнении.
Пришлось подключать к решению этой проблемы первого секретаря обкома партии  Л. Монашова. У собкора ТАСС с первых дней пребывания в Курске с ним сложились замечательные отношения. Леонид Гаврилович, выслушав доводы А. Харитановского, так и сказал, что таким писателям, как Евгений Носов, нельзя не помочь. И в итоге Евгений Иванович получил хорошую квартиру в удобном месте.
А вскоре удалось из Обояни переселить в Курск талантливого писателя Михаила Козловского, большой семье которого выделили четырех комнатную квартиру. А всего за время «правления» А. Харитановского на писательском «троне» творческий Союз получил 5 квартир.
Правда, отношения с Дудкиным так и не восстановились до самого его ухода с поста руководителя исполнительной власти области.
Впрочем, и сам А. Харитановский после двух сроков пребывания во главе писательской организации, в 1971 году попросился на «покой». Вернее, для работы над главной книгой всей его творческой жизни – исторического романа «Ступени», который он начал писать еще на Камчатке.
Да и давление нового партийного руководства на слишком самостоятельного ответсекретаря и капризы самих писателей ему изрядно надоели и никак не способствовали творчеству, а, наоборот, отбирали силы.
Вместо себя он предложил избрать бывшего собкора «Правды» Виктора Малыгина. Избрали. Но на очередной съезд Союза писателей СССР все-таки отправили бывшего руководителя курских писателей.
Казалось, что Александр Александрович полностью уйдет в творческий процесс. Не тут-то было. Неожиданно  на «линии огня» оказался его друг и коллега Вячеслав Тычинин. Сменивший на собкоровском посту «Правды» Виктора Малыгина скандально известный журналист Леонид Гаврилов поместил в главной газете страны небольшую реплику «Дорогие автографы», в которой обвинил В. Тычина в том, что тот якобы обирает курские предприятия, сочиняя никому ненужные опусы об их истории. Более убедительных доказательств в реплике не содержалось. Не говоря уж о каком-либо анализе «опусов» писателя.
Но выступила сама «Правда», а она всегда «права». И обком был обязан отреагировать. Реплика Л. Гаврилова была обсуждена на бюро обкома партии. В. Тычинину объявили, в общем-то, самое не сильное партийное взыскание – «Поставить на вид».
Но писатель не согласился с мнением обкома. И отправил письмо в партийную комиссию при ЦК КПСС. Тогда «непокорного» В. Тычинина обком решил «пропесочить» на партсобрании писателей. Разумеется, с непременным «одобрением» взыскания, вынесенного бюро обкома. Зная, что большинство писателей оценило выпад собкора «Правды» негативно, обком прислал на собрание к писателям мощное подкрепление из своего представителя, а также горкома и райкома партии.
Но и при таком раскладе сил желаемого для партийного руководства области обсуждения не получилось. Тогда заведующий сектором печати обкома КПСС Василий Рощин (потом он много лет, по сути, до самой смерти возглавляя Курский Союз журналистов) выбросил последний козырь - зачитал несколько «писем трудящихся», осуждающих поведение В. Тычинина.
После таких «писем» писатели-коммунисты сдались. Проголосовали за взыскание В. Тычинину. Но не все. Один поднял руку «против». Им был Александр Харитановский.
- После собрания Федор Голубев и Михаил Обухов упрекнули меня за то, что я им перед собранием не сказал, как буду голосовать. Тогда и они, мол, были бы с ним заодно. Я ответил предельно ясно: надо бы и самим думать. Они обиделись. Но добрые отношения были сохранены, - прокомментировал эту коллизию Александр Александрович спустя уже 40 лет.
А В. Тычинин вскоре покинул Курск и уехал в Москву. А, выйдя на пенсию, перебрался в тихий подмосковный городишко Протвино. Оттуда регулярно писал письма в Курск А. Харитановскому, в которых часто весьма нелестно отзывался о нравах, царивших в семье курских писателей в бытность его ответственным секретарем писательской организации.
Не долго пребывал в Курске и собкор «Правды» Л. Гаврилов. Не любили его ни журналисты, ни писатели. Он перебрался на Дальний Восток. В конце жизни переехал в Курск, где и похоронен. Его сменил в Курске прекрасный журналист и надежный товарищ, бывший моряк Николай Уткин, с которым мы до самой его смерти тесно дружили, в том числе и А. Харитановский.

«МИЛОМУ, УДИВИТЕЛЬНО РУССКОМУ, ЧИСТОМУ ЧЕЛОВЕКУ. СЕРДЕЧНО  -  Е. НОСОВ».
Меня же, окунувшегося в литературную жизнь древнего Курска три десятка лет тому назад, в частности, интересовало,  как складывались отношения двух ведущих прозаиков региона, лидеров местных писателей – Евгения Носова и Александра Харитановского.
Произведения Е.Носова я знал и любил еще задолго до личного знакомства с ним в Курске. Году в 1984 мы вместе с ним были приглашены на встречу с коллективом газеты «Молодая гвардия». Я – в качестве собкора «Известий», Евгений Иванович – как бывший сотрудник этого издания. Поделись с молодыми коллегами своим видением современной журналистики, рассказали и о том, какую роль сыграло журналистское творчество в наших судьбах. Ответили на вопросы «молодогвардейцев».
В те пару часов общения с Евгением Ивановичем за одним столом я почувствовал  простоту именитого писателя, доступность и в то же время какое-то по-особенному теплое отношение к молодежи. До этого я до душевного трепета упивался его «Красным вином победы», плакал над «Усвятскими шлемоносцами», слушал, как «Шумит луговая овсяница»…Мне, крестьянскому сыну, как минимум, в седьмом поколении, были близки и понятны герои этих удивительных по литературной огранке произведений. И не скрою, я в те часы первого очного знакомства с чародеем русского слова был на вершине везения.
Александра Харитановского тоже знал со студенческой скамьи. Но, в основанном, как талантливого журналиста Телеграфного Агентства Советского Союза (ТАСС). А в Курске не только сразу сошелся с ним и подружился, полюбил его исторические повести и романы, но и стал, не буду скромничать, единственным основательным исследователем его многогранного творчества.
Они разные – А.Харитановский и Е.Носов – по манере письма, по стилистике, объектам писательского внимания, огранке созданных ими образов, по охвату исторических событий. Разный у них и читатель.
Но в них немало и общего: не кланяться начальству; не творить кумиров; поддерживать молодые дарования; верность исторической правде; корректность в оценке древнего и недалекого прошлого родного Отечества; не приемлемость суеты вокруг их имен.
И еще, пожалуй, самое главное, что их объединяло, - некрикливая, глубинная и безмерная любовь к России, отношение к ее первичному капиталу – необъятным просторам, природным богатствам, духовной неисчерпаемости, ее православной сути и непревзойденной стойкости в преодолении испытаний, в чрезмерном изобилии выпавших на ее долю за последние десять веков.
И трудно сказать, кто из них более патриот России: А.Харитановский, с его широко охватным историческим мышлением; или Е.Носов, с его негромкой, пропитанной от первого до последнего слова русским духом прозой? Да тут и спорить-то бессмысленно: сила  творчества обоих как раз в непохожести и неповторимости их тематических пристрастий и стилистики каждого.
Объединяло их и обоюдное стремление не выпячиваться перед коллегами по перу. И поэтому настораживало стремление некоторых прозаиков и поэтов, особенно молодых, сделать из Е.Носова прижизненную Икону. Это «обожествление» Евгения Ивановича как раз и начиналось на исходе прошлого века. И, к сожалению, нет-нет, да и проявится в наши дни.
А ведь это претило самому классику русской литературы. Он был предельно строг к себе, своему творчеству и общественному мнению.
Скажем, в годы перестройки писатели страны разбились на враждующие между собой кланы. Одни поливали грязью все советское, другие, наоборот, взахлеб восхваляли дарованные новой властью так называемые свободы, а, точнее, вседозволенность. Именно тогда Евгений Носов, уже широко известный в мире, решительно вышел из всех почетных «должностей» - члена комитета по Государственным премиям страны, редакционных советов и коллегий «Нашего современника», «Роман - газеты», «Литературной газеты».
Потому что не был шумным. И в литературу пришел, как точно подметил А.Солженицын, «скромно, неслышно, «тихими» рассказами, никогда ничем не про- гремел, - да таким неслышным и остался до исхода своей… жизни».
Что касается его отношения к А.Харитановскому, то, смею утверждать, оно было уважительным. Е.Носов искренне радовался успехам своего пусть на пару лет, но все же старшего товарища по литературному цеху. Могу судить об этом по таким бесспорным доказательствам, как его автографы на книгах, подаренных Александру Александровичу в разные годы. В автографе человек редко бывает неискренним или лукавым. Вот какими словами «одаривал» набиравший творческую высоту будущий Лауреат Государственной премии России, Герой Социалистического Труда, признанный в мире мастер слова Евгений Носов своего собрата по перу. В этих коротких надписях – и теплота чувств, и доброжелательство дарителя к объекту своего внимания.
На книжке «Где просыпается солнце» (М. Советский писатель. 1965 г.): «Милый, пылкий, наивный человеколюбивый Саша! Все, что здесь написано, - волосатое, но счастливое для меня троглодитство. Литература – это несчастье и надо нести этот крест на Голгофу. Сердечно – Женя».
На сборнике рассказов «За долами, за лесами» (М. Советская Россия. 1967): «Милому Александру Александровичу – удивительно русскому, чистому и по-юношески наивному человеку. Сердечно. Е. Носов. 23 октября 1967 г.».
Но боле всего меня изумил клочок бумаги, обнаруженный мною вместе с А.Харитановским в его архиве. После прочтения текста  теплая волна прошла между нами. Я воспроизвожу текст с согласия его обладателя: «Саш! Не знаю, почему, но я рад тебя видеть. Ну, примерно, как первую любовь».
Как известно, в январе 1967 года А.Харитановского избрали ответственным секретарем курского отделения Союза писателей РСФСР. Примерно, к этому времени и относится эта записка.
Поясняя это, Александр Александрович вспомнил и такой трогательный факт. Евгений Иванович, работая над новыми рассказами, любил пересказывать их содержание и читать отрывки А.Харитановскому. Так, в частности, было и с «Красным вином победы».
Кстати, за Государственную премию Е. Носову немало «похлопотал» все тот же А. Харитановский, будучи руководителем писательской организации. Когда Александр Александрович заметил, как быстро набирал литературную известность Евгений Иванович,  подумал, что вполне можно выдвинуть его на Государственную премию имени А. М. Горького. Поставил вопрос на писательском собрании.
Получив поддержку, позвонил в Москву известному писателю, в то время главному редактору издательства «Советская Россия» Михаилу Колосову, который прекрасно знал Е. Носова. Земляк курян принял идею с восторгом. Осталось заручиться поддержкой в Центрально-Черноземном книжном издательстве. Воронеж не возразил.
Подготовил А. Харитановский все соответствующие документы и отправил в Комитет по литературным премиям Совета Министров РСФСР. Там противников тоже не нашлось. Вот так, с легкой руки  «камчадала» и стал курский писатель Е. Носов Лауреатом престижной премии имени любимого им писателя А. М. Горького, образ которого он так же с большой любовью и объемно уже выписывал в романе «Ступени».
Но мало кто знает, что и «Ступени» А. Харитановского тоже выдвигались на такую же премию. Газета «Курская правда» от 20.11.1987 года сообщала, что в Курской областной журналистской организации состоялось выдвижение на соискание Государственной премии РСФСР имени А.М. Горького романа «Ступени» курского писателя и журналиста А. Харитановского, выпущенного в подарочном исполнении в Москве издательством «Современник» массовым тиражом.
Увы, ни тогдашний руководитель курских писателей Петр Сальников, ни уже ставший знаменитым в России писатель Евгений Носов, по сути, ничего не сделали, чтобы идею журналистского сообщества области довести до логического конца. Собственно, даже на собрании Союза писателей Курска материалы Союза журналистов не были, как следует, обсуждены. Факт, полагаю, остался темным пятном на всей курской писательской организации.
Как поется в одной из песен, осенью «Люди жгут на кострах уходящее лето и частичку себя, и немного души». В ту осень курские писатели как раз и сожгли частичку души своего старшего коллеги.
И это не смотря на то, что Е. Носов и уважал А. Харитановского, и доверял ему. И,  тем не менее, я уверен, что их объединяло гораздо большее, чем разъединяло. Они оба прекрасно понимали, что писатель – не судья, а посредник между временем и человеком. И не более того.
Уже несколько лет Мастера нет с нами. Он умер 12 июня 2002 года на 78-м году жизни. И чем дальше временная дистанция разделяет нас с ним, тем чаще хочется окунуться в его творческое наследие – и в художественной прозе, и в поэзии, и в живописи, и в публицистике.
Оно живо – в книгах, воспоминаниях, литературных чтениях, в литературных премиях его имени, в музеях, библиотеках, вечерах его памяти, в сердцах многочисленных почитателей его светоносного таланта.
 И он еще долго будет согревать наши умы и души.
Как, впрочем, и  творчество А. Харитановского.




























Глава V











НА ИСПОВЕДИ У ВРЕМЕНИ

















ПОДЪЕМ НА ТВОРЧЕСКЕУЮ ВЕРШИНУ
Курск, несомненно, стал творческой вершиной писателя Александра Харитановского. Вслед за «Ступенями» из-под его пера вышел еще один исторический роман – «Господа офицеры!».
Я принял непосредственное участие в его издании. Помогал частично и в сборе материала для последней главы.
У этой книги, можно сказать, «полетная» судьба. Роман стал связующей нитью между тремя последними столетиями - XIX, XX и XXI. Именно с выходом этого произведения писатель как бы пересек свой творческий экватор.
Да, этот роман рождался на моих глазах. Помнится, как на исходе сентября 1989 года, в бытность мою собственным корреспондентом газеты «Известия», на редакционной «Волге» проехали мы с писателем не одну сотню километров по Орловщине. Побывали на месте бывшего села Мишково под Залегощью, где еще в начале прошлого века стоял дом Константина Юрасовского, командира эсминца «Страшный», друга и сослуживца главного героя романа Александра Сергеева.
В осенний закатный вечер молча постояли мы в зарослях бурьяна, скрывающих фундаменты исчезнувших домов, у заилившегося, но еще журчащего Гремучего ключа,  как бы желающего поведать нам об ушедших безвозвратно временах; вскарабкались на возвышение, где в полном забвении угасал сельский погост…
Выбравшись из глухомани вновь на автостраду Москва – Симферополь, за Кромами свернули направо, в сторону Дмитровска.  И так же молча постояли у памятника-якоря, поставленного прямо в поле у изголовья большой долины, где 19 февраля 1943 года в ожесточенном и неравном бою был перебит немцами отряд лыжников-разведчиков первой отдельной морской бригады Тихоокеанского флота.
В романе «Господа офицеры!» А.Харитановский сдержанно заметит: «Так неожиданным образом соединились для нас Порт-Артурская оборона 1904 – 1905 годов с Курской огненной дугой 1943 года, мужественные и трагичные эпопеи двух времен и разных поколений…».
Но прежде чем приступить к анализу этого произведения, заметим, что морская тема в творчестве писателя А.Харитановского – сквозная. Достаточно назвать такие его повести, как «Я рад, что ты живой», «В подводной западне», наконец, повесть «Матрос Стаханов и премьер Черчилль».
Работа над романом «Господа офицеры!» началось с письма сослуживцев писателя по Тихоокеанскому флоту, которые просили капитана морской авиации в отставке А.Харитановского написать, как в Курске, на родине командира эскадренного миноносца «Стерегущий» лейтенанта Александра Сергеева берегут память о его героическом подвиге в русско-японской войне 1904 – 1905 годов.
Приступив к сбору материала для обстоятельного ответа сослуживцам, писатель буквально был поражен равнодушием курян к памяти своего именитого земляка. Собранные им сведения и тема беспамятства легли в основу очерка «Слово о лейтенанте Сергееве», опубликованного в областной газете «Курская правда».
Сила публицистического заряда оказалась настолько внушительной, что подтолкнули городские власти к пусть запоздалому, но справедливому решению: одна из улиц нового микрорайона древнего Курска получила имя лейтенанта Сергеева. В областном краеведческом музее открылась экспозиция о подвиге экипажа эсминца «Стерегущий».
А позднее, уже после публикации романа, благодаря усилиям писателя, на фронтоне Михайловской церкви в Курске, где крестили Сашу Сергеева, появилась соответствующая мемориальная доска. Именем героя были названы две средние школы – Стакановская Черемисиновского района, где находилось бывшее имение Сергеевых, и Курская № 18. Чуть позднее в этой школе, опять-таки по инициативе писателя, был открыт морской кадетский класс и морской музей с экспозицией о лейтенанте А.Сергееве.
Хотя мечта писателя (и он в связи с этим уже не один год обивает пороги местных властей!) – создать полнокровный музей русского героя на месте бывшего родового дома Сергеевых в Курске, недалеко от Михайловского храма.
Кстати, среди первых адресов его поисков материалов о жизни лейтенанта стало село Стаканово, родовое имение семьи Сергеевых. Там он выслушал рассказы тех старожилов, которые еще помнили дворянина Сергеева. В церкви во имя Владимирской иконы Богоматери служба шла вплоть до середины 60-х годов.
Но то, что увидел писатель, потрясло его православную душу. Храм-памятник был открыт всем дождям и ветрам. Он разрушался и зарастал кустарником.
В том же году об этом с болью напишет писатель в публицистических заметках «Слово о лейтенанте Сергееве», опубликованных в газете «Курская правда».
А когда через десять лет выйдет из печати роман А.Харитановского «Господа офицеры!», то в конце этого талантливого произведения писатель с горечью заметит, что единственным прихожанином в храме-памятнике остается ветер.
И все эти годы писатель, будучи целиком поглощенным созданием новых романов, не переставал хлопотать о восстановлении церкви. Встречался с главами Черемисиновского района (их сменилось за это время немало); с главным архитектором области В. Михайловым, который сделал первый проект реконструкции церкви. С курским архиереем Ювеналием, который нашел для храма  молодого (ему не было еще и двадцати лет от роду), но умного и ответственного настоятеля о. Николая (Степанян).
Писатель добился, чтобы священнику с семьей подобрали в селе подходящее жилище. Поспособствовал тому, чтобы для начала защитить храм от дождей и ветров – поставить двери во всех приделах и накрыть купола.
И вот спустя почти четверть века после первого посещения Стаканова, мы вместе с писателем теплым июньским днем, в Вербное Воскрсение 2008 года спешим в это глубинное село. (Кстати, с транспортом нам помог истинный ценитель отечественной истории, член Союза писателей России, поэт, председатель Курского областного суда Василий Золоторев).
Первым делом заехали в дом священника. Нас встретила матушка Надежда (она поет в церковном хоре) с двумя малышами – годовалой Машей и четырехлетним Павликом. Старшая дочь Татьяна была в школьном лагере – она перешла в третий класс. У тридцатилетней четы – уже трое детей! Они решили строить новый дом, давая понять прихожанам, что уезжать из села не собираются.
Батюшка ожидал нас у входа в церковь. Вместе с директором школы имени лейтенанта Сергеева Н.Смирновым и главой сельской администрации С.Масловым мы поехали в церковь. И на полпути перед нами открылся божественный вид – почищенный снаружи, с покрытыми куполами и звонницей храм могучим изваянием возвышался над всей округой в окружении цветущих лугов и деревьев. Как будто само время потекло вспять и явило эту историческую святыню в первозданном виде.
Иерей Николай в черной, ладно сидящей на стройной фигуре рясе встретил нас у входа в главный придел во имя Владимирской иконы Богоматери. На груди золотом отливал наперсный крест. Эту почетную награду иерею в Светлую Седмицу этого года в Знаменском кафедральном соборе вручил архиепископ Курский и Рыльский Герман за усердное служение русской православной церкви. Кстати, в столь молодые годы это редко случается.
Вместе с настоятелем мы с волнением ступали под массивные своды в алтарную часть церкви. Во всех огромных сводчатых окнах  двадцатиметрового купола и двух боковых приделов во имя святых Николы – Чудотворца и Федора Ушакова первозданной белизной сияли пластиковые окна. Стены подготовлены под штукатурку и последующую роспись. Свежей древесиной пахли полы. Как пояснил о. Николай, полы – двойные, с утеплением. Выдержат любые холода.
Здесь нет еще настоящего иконостаса. Но по всему периметру храма расставлены святые образа. В центре храма, почти под самым куполом – аналой. В положенных местах стоят подсвечники. Храм живет и вновь, как в прежние благодатные времена, созывает на воскресные и праздничные службы прихожан со всей округи. Не по звону колокола (звонница пока пуста), а по зову православной души.
Писатель А.Харитановский, как я уже отмечал, человек далеко не сентиментальный, до слез был растроган столь зримыми переменами в судьбе некогда заброшенной святыни. Но особенно горд был тем, что в непростой судьбе храма активное участие принимают военные моряки. Офицеры ВМФ пустили шапку по кругу, чтобы оплатить проект реконструкции храма-памятника. Тут особенно постарался помощник главкома ВМФ контр-адмирал Лев Георгиевич Сидоренко, с которым у писателя А.Харитановского была своеобразная переписка.
Но все эти связи установил настоятель храма о. Николай с помощью своего московского духовника игумена Никона. Именно духовник помог курскому священнику выйти на штаб ВМФ. И на целый ряд благодетелей из деловых кругов Москвы. Среди них можно выделить молодых предпринимателей Дмитрия Серикова, Юрия Кабалаву, Виктора и Николая Черкашиных. Это они помогли заготовить в Смоленске доски для полов, за свой счет перевезти их в Стаканово. Заказали пластиковые окна в храм, кованые двери на все пределы и навесы к ним. Помогают они и в  других расходах.
А настилали полы вместе с батюшкой двое добровольцев из соседнего села Исаково – Слава Чуванько и Ваня Исаков.
Так всем миром и восстанавливается  храм в курской глубинке.
В начале июня в храме молились гости из далекой Австралии – чета Ольга и Марк Савьер. Ольга – внучатая племянница одного из знатных в 18-19-20 веках помещиков Черемисиновых, которые строили здесь железную дорогу и в честь которых названа станция Черемисиново. Дед Ольги был морским офицером русской армии. Служил на Дальнем Востоке. Участвовал в русско-японской войне.
Ольга приехала на родину предков по линии московского фонда «Русское зарубежье». Привезли в подарок землякам 500 книг по русской истории, для детей.
И, уезжая из Стаканова, обещали вернуться сюда вновь и подарить храму семейную реликвию – Ахтырскую икону Божьей Матери.
Так в храме-памятнике встречаются история, ее творцы и летописцы.
Бесспорно, море имеет над А.Харитановским особую власть – над его душой, помыслами, настоящим и будущим. Он – всегда на палубе, на вахте, теперь уже писательской. И в романе «Господа офицеры!» все пропитано тихоокеанскими водами, бухтами, рейдами…В морской пучине находят свой последний причал и его любимые герои.
Через десять лет после письма сослуживцев они получили от курского писателя роман «Господа офицеры!», на нем стоял автограф: «Моему главному университету – ТОФ, с великой благодарностью.  А.Харитановский».
Однако море – лишь фон, на котором разворачиваются героико – трагические события на дальневосточных рубежах России в начале XX столетия. Вместе с автором романа и его героями мы оказываемся в том сложном, подчас странном и страшном времени – времени героев и подлецов, радостей и печалей, тревог и беззаботности, поражений и побед…И как у всякого настоящего писателя, у А.Харитановского – четкое представление о русле и берегах исторического пространства, о роли России в судьбах мира, иных стран и народов.
По сути, курский писатель окунулся в те же самые события, о которых говорят и пишут уже целое столетие. И не только в России, но и в Японии, Англии, Франции, Америке…Однако достоинство «Господ офицеров!» в том, что А.Харитановскому удалось решить, как минимум, две историко-нравственные задачи, которые до него так полно никто не решал, – не только заново открыть современникам имена героев эскадренного миноносца «Стерегущий», но и внести ясность в их подлинные, а не искаженные торопливыми историками судьбы.
Да и не все свидетели и исследователи смогли дать объективные оценки событиям 1904 года, нередко подменяя фаты эмоциями. А.Харитановский, говоря словами писателя-фронтовика Константина Симонова, не терпит, когда истории выворачивают руки, и своим романом убедительно показал, что мало честных ответов на вопросы Истории, важно, чтобы они были еще и верными. И с этой задачей курский писатель-маринист тоже успешно справился.
Как уже отмечалось, в основе сюжета романа – подвиг экипажа эсминца Порт – Артурской эскадры «Стерегущий», который под командованием лейтенанта Александра Семеновича Сергеева, приняв неравный бой с шестью японскими миноносцами и крейсерами, не сдался на милость сильнейшего, а погиб, не сдаваясь врагу, как и экипаж легендарного крейсера «Варяг». Это случилось 26 февраля в Желтом море в 10 часов 8 минут после полуторачасового боя.
Автор с особой любовью, емко и точно выписывает образы нижних морских чинов. И не просто возвышает их перед потомками, но и укрепляет читателя в мысли, что выше матроса на флоте нет никого.
Прекрасно это понимали, свидетельствует писатель, и выдающиеся флотоводцы двадцатого века русский адмирал Степан Осипович Макаров и японский адмирал Хейхачиро Того. А командир эсминца «Стерегущий» лейтенант Александр Сергеев ощущал матросскую жертвенность каждодневно.
Эти яркие личности не случайно поставлены в центр повествования романа «Господа офицеры!» И несомненная заслуга писателя в том, что он избежал конъюнктурного взгляда на войну Японии с Россией, на высшее морское командование враждующих сторон и на характер внешней и внутренней политики двух государств  в конце XIX – начале XX веков. Литературная ткань настолько пропитана исторической информацией, а автор так мастерски распорядился добытыми им в десятках источниках фактами, что читатель как бы физически ощущает свое присутствие и в высших эшелонах власти различных государств, принимавших судьбоносные решения; и на театре военных действий; и за кулисами политической сцены; и на похоронах как победителей, так и побежденных.
Автор не пытается насаждать квасной патриотизм. Но трезвый взгляд на историю позволяет ему твердо отстаивать тезис: Европа и Америка всегда пытались ослабить Россию. Вот и в те годы, чтобы истощить потенциал России, стремительно набиравшей вес в мире, не дать ей усилить свое влияние на Дальнем Востоке, и в первую очередь на Китай, Германия, США, Англия всячески подталкивали Японию к войне с Россией.
В подтверждение такого вывода писатель дословно воспроизводит слова американского президента Теодора Рузвельта: «Я был бы в высшей степени рад японской победе, ибо Япония играет нашу игру». Циничнее и откровеннее, пожалуй, и не сказать.
Но через четыре десятилетия, напоминает писатель в романе, вскормленная теми же американцами Япония обрушила на флот США в Перл – Харборе вероломный удар, в одночасье лишив крупнейшую западную державу значительной части флота.. И как тут не вспомнить образное замечание автора, сказавшего устами одного из героев романа: «Мы все в соединенном плавании перед лицом истории». И всякое отступление от законов «вселенского моря» неминуемо оборачивается бедой.
Несомненно, в январе 1904 года Тихий океан стал местом пробы сил великих держав перед первой мировой бойней 1914 года. При этом писатель А.Харитановский не изменяет исторической памяти и беспристрастно анализирует российскую действительность накануне морской схватки русских моряков с японцами. С болью пишет он о бездарности и близорукости военных и гражданских чинов высшего ранга типа Абазы – главы Особого комитета Дальнего Востока, и генерала Куропаткина – военного министра, которые занимались непростительным  шапкозакидательством, вводя в заблуждение и общество, и императора России.
Опираясь на первоисточники, писатель все время сверял направление исторического поиска по компасу адмирала Макарова, его учителей, учеников и сослуживцев. И принимал в расчет не столько личные оценки исторических фактов и событий, поступков тех или иных военных или политических фигур, сколько  оценки, выставленные самим временем. Всем своим повествованием автор дает понять, что нельзя быть правее или левее своей Родины. Главное в жизни - стать достойными ее сынами и дочерями.
Примечательно, что, несмотря на ограниченность литературно-художественного пространства, писатель создал полнокровные, запоминающиеся образы адмиралов Макарова и Того. На страницах романа мы видим достойных противников. Оба флотоводца показаны в деле, в движении. Подкупает емкость литературной формы, в которую вписаны образы этих выдающихся морских командиров.
Адмирал Степан Макаров встает перед нами в лучшей своей форме – честен и самокритичен, требователен и талантлив, смел и дипломатичен, непреклонен и не спесив…
И не случайно, с гордостью и теплотой пишет автор, после гибели русского адмирала С.Макарова на флагманском «Петропавловске» японские военные корабли два дня стояли с приспущенными флагами, а в Токио были замечены траурные шествия.
Возвышая русского флотоводца С.Макрова, писатель А.Харитановский отнюдь не принижает доблести противника, командующего японским флотом Хейхачиро Того. Более того, писатель в известной степени даже симпатизирует этой неординарной личности, «азиатскому Нельсону». И, прежде всего, выделяет в нем такие качества, как любовь к родине, верность национальным традициям, его европейскую образованность, стать, выдержку, самообладание, аскетизм, мужество и уважение достойных противников.
Того, замечает автор, даже благодарил судьбу, что она послала ему такое испытание, как встреча в морском сражении с русской эскадрой под командованием адмирала Макарова.
В то же время, создавая крупными мазками образ столь сложной и колоритной фигуры, как адмирал Того, автор романа в полной мере показывает и его вероломство, коварство, расчетливую жестокость и самурайский характер.
При прочтении романа «Господа офицеры!» порой возникает такое ощущение, что писатель, кажется, слышит, как движется время, его шорохи, его трубные звуки, его скорби и восторги – все потоки человеческих страстей и чередующихся веков.
Достаточно в связи с этим вспомнить начало занимающей особое место во всем романе главы «Дальневосточный экспресс», пропитанной «беззаботным веселым настроением» едущих навстречу гибели лейтенанта Сергеева, его друзей и попутчиков, их спорами о нелегкой и величественной судьбе Руси – России. Писатель предваряет эту главу прямо-таки эпическими словами:
«Дали, дали – они всегда манят: каково-то там, далеко-далеко, за долами, за широкими морями?
Что море? Вроде бы ровно и просто: плыви и плыви стречь солнцу, раздвигай видимый горизонт. Да нет, видимый – это не все: при прокладке курса требуется еще и истинный горизонт…
Так не только в море, но и в бескрайнем, не знающем ни границ, ни горизонтов океане Времени – будь то на планете Земля или в межзвездном пространстве, в раздумьях ли о горизонтах науки и искусства, о будущем ли поколений…Чем далее живет человечество, тем более оно проникается любопытством к этому невидимому, но истинному океану, в котором пока купаемся с беспечностью и бесстрашием младенцев…».
Значение романа, на мой взгляд,  еще и в том, что писатель искусно совместил две исторические эпохи, совершив увлекательное, подчас захватывающее путешествие во времени, отыскал корни настоящего в минувшем. И дело тут не  столько в конкретных исторических обстоятельствах, сколько в авторской интонации, его позиции, в осмыслении прошлого, настоящего и будущего России.
И в этом «Господа офицеры!» перекликаются со «Ступенями», которые заканчиваются словами Максима Горького: «Теперь потащит мир вперед – Россия».
Примечательно так же и то, что в «Господах офицерах!» А.Харитановский раскрылся  как лирик, хотя в жизни, как известно, он человек отнюдь не сентиментальный. В этом романе писатель поражает читателя пронзительными по чувству и точными по эмоциональным оттенкам лирическими отступлениями, неожиданными сравнениями, метафорами. Приведу лишь некоторые из них:         
 Цветные утюжки военных кораблей;
Сибирские реки – словно ребра русского медведя;
Кондуктор, появившийся в вагоне со струей холодного воздуха;
Меховой тулуп Сергеева лег согревающей благодатью на плечи матроса; Сибирь вымораживает угодничество;
Высшее равенство –  равенство перед смертью;
Глушь – колыбель гениев…
Подкупает и пропущенный автором трогательным рефреном через весь роман широко известный и любимый россиянами романс композитора-курянина Абазы на стихи И.Тургенева «Утро туманное»: в последние мгновения жизни лейтенанта Сергеева «губы захотели повторить давнее, заветное «Глядя задумчиво в небо широкое…», но только дрогнули и застыли»…
А еще бы я обратил внимание на удивительную концентрацию мыслей автора, на информационную плотность каждой страницы романа. Возьмем всего лишь одну, заключительную главу  «Причал Памяти». Здесь автор показывает, что мы учимся не только по книгам, но и по затонувшим кораблям, по развалинам дворцов и храмов, опустевшим деревням и обмелевшим ручейкам и рекам…
На шести страницах (всего лишь на шести!) писатель как бы создает мини-повесть о прекрасной семье скромного курского чиновника, надворного советника Семена Александровича Сергеева. Отца четверых сынов, двое из которых – Александр и Николай пали смертью героев в далеком Порт - Артуре, а Вячеслав и Павел тоже безвременно ушли из жизни по болезни. И в память о сыновьях отец продал  родовое имение в Щигровском уезде и на вырученные деньги построил храм, открытый в селе Стаканово 3 февраля 1910 года. А при советах, увы! всеми забытый и полуразрушенный.
«Тоскливо своеобразна, а порой и кощунственна наша «благодарность» предкам,- с болью замечает в конце этой мини-повести А.Харитановский. Фраза написана не случайно. Стакановская церковь, по сути, мемориал. Чудом сохранилась и корабельная икона  эсминца «Стерегущий». Поставить бы ее в возрожденном храме…Но некому. Властям по-прежнему не до памяти потомков… «Воистину, о спасении Памяти Господу миром помолимся…», – словно в пустоту, обращал свой призыв писатель, ни на один день не прекращая хлопотать об его возрождении.
И тем самым подчеркивал, что в любой исторической теме за хроникой событий не должен исчезать нравственный аспект, чувство Родины, национального достоинства.
И в истории с храмом в селе Стаканово писатель наилучшим образом доказал, что для него на деле значит этот самый нравственный аспект.
А еще мне кажется важным напомнить и о том, как скрупулезно автор работает с документами, как умело пользуется «подсобным» справочным материалом. Приведу лишь некоторые источники.
Научные журналы «Тихий океан» и «Азия». М. 1937.
Япония и русские. Перевод с японского. М. 1983.
Книга самурая. С-П. 1898.
Ограбление Тихого океана. Перевод с английского. 1977.
История советско-японских дипломатических отношений. А. Кутаков. М. 1962.
Речи М. И. Калинина на Дальнем Востоке. Чита. 1923.
Будущее Америки. Г. Уэллс. Лондон. 1910. Перевод А. Харитановского.
Поездки по Курской, Орловской областям.
Работа в архивах Курской, Орловской, Воронежской областей, на Алтае, Камчатке.
Воспоминания, записки известных российских политиков и военных деятелей, в том числе министра иностранных дел Извольского, барона Розена, Милюкова и др.
Публикации конца XIX начала XX веков в американских, английских и французских газетах и журналах.
Посчитал необходимым привести этот далеко неполный список еще и потому, чтобы напомнить начинающим прозаикам, как создавал свои произведения их старший товарищ, насколько ответственно подходит он к своему писательскому делу и сколько любви вкладывает в каждое слово, каждую страницу написанных им книг.
Писатель тем самым как бы призывает в свидетели саму Историю, прислушивается к ее мнению. Ведь даже величайшие святыни не ограждены от искажения человеком, подмечал еще великий Мольер. А писатель А. Харитановский никогда не считал себя праведником. И более всего боится исказить нечаянно историческую правду. И не случайно ум его озарен такой премудростью: все, что служит Отечеству, полезно.

РОДИНУ НЕ ВЫБИРАЮТ, ЕЙ СЛУЖАТ
Роман «Господа офицеры!» в высшей степени пробуждает патриотические струны в душе читателя. Это особенно важно в наши дни, когда говорить о патриотизме не принято, даже в кое-каких кругах считается едва ли не признаком дурного тона. Хотя именно патриотизм, по мнению писателя А. Харитановского, - абсолютный общественный капитал.
Конечно, он понимает, что на сцену вышел новый тип соотечественников: толстосумов, умеющих ловко добывать деньги, пить, лопать в три горла, развлекаться, словом, жить на широкую ногу. А на другом полюсе – люди, едва сводящие концы с концами. И эта новая реальность разделяет и даже развращает общество. В опасной зоне, прежде всего, оказываются старики и дети.
- Идет оглупление еще недавно одной из самых образованных стран мира. Вот что страшнее всего, - считает А. Харитановский. – Началось падение в пучину невежества, в культурный вакуум. Подданными сильных мира сего мы научились быть давно. Пора становиться хозяевами своей страны, аристократами духа и совести. А не пролетать мимо жизни.
Чтобы совершить что-то полезное, необязательно ждать открытия «божественной форточки». Надо просто поступать по совести. Да, совесть не приносит дохода и, вроде бы, нет от нее особой выгоды. Но ведь она – основа всех добрых дел, если угодно, платформа моральных ценностей… Важно понять, что отдавать благороднее, чем брать.
- Александр Александрович, об этом еще святой Франциск Ассизский в молитве о бескорыстии проповедовал. Он просил Создателя удостоить его утешать, а не ждать утешения; понимать, а не ждать понимания; любить, а не ждать любви. Ибо кто дает, тот получает, кто забывает себя, тот обретает…
- А ты знаешь, я еще на Кавказе, в начале своего собкоровского пути услыхал местную мудрость: самое большое поражение в жизни – это надменность, самое большое утешение – это добрые дела.
- По сути, Бог любит всех, но почему-то ни от кого из нас он не в восторге…
- Очевидно, потому, что мало несем добра, больше о себе, любимых печемся… Душевное устройство у нас стало в последнее время каким-то аномальным, слишком подвержены мы вздорным и нездоровым соблазнам…Происходит истончение человеческих связей, бескорыстных отношений…
- Ты имеешь в виду олигархов и их подпевал во властных кругах, отчасти и в депутатском корпусе страны?
- И их – тоже. Слишком они вызывающе живут. Будто уверовали, что отпущенный в лихие 90-е на «свободу» народ им уже и не потребуется… А кто будет хлеба растить, коров доить, сталь варить, детей учить, народ лечить, наконец, рубежи Отечества защищать?...Без смысла Отечества нет ни гениев, ни богачей. Никого не может быть. Потому что каждое новое поколение стоит на плечах предыдущего, а не висит в безвоздушном пространстве. Нельзя жить по принципу, будто до тебя ничего и никого не было.
- Однако, не стоит и уповать на всякие «измы» - демократизм, капитализм, социализм… В мире существовали и существуют более высокие и объективные, определяющие суть нашего бытия понятия - свобода и угнетение, добро и зло…
- Ну, и что?. Сейчас горы безоглядной свободы: говори, что хочешь, о ком и о чем хочешь, как хочешь… Но свобода не дает социальных гарантий. В Советском Союзе свобод было гораздо меньше, но социальная защита не имела себе равных в мире.
- Конечно, социальные знаки советской эпохи – это тоже вехи нашей истории, причем не очень далекой…
- Именно – истории. В жизни, даже в памяти бывают мелочи, а в истории мелочей не бывает.
И тут я понял, что мой друг – писатель оседлал своего любимого конька, вернее, лошадку. И готов был «скакать» по историческому полю во всю прыть и бесконечно долго.
Но для этого не обязательно состязаться с ним в скачках. Вполне достаточно прочитать его романы и повести, чтобы пообщаться с ним, понять его мировоззрение, померяться с его интеллектом, жизненным опытом, системой его нравственных установок.
И это будет сродни ощущению встречи с талантливым, не всегда удобным человеком, который умеет сквозь годы разглядеть истинную картину исторического прошлого страны, ее героев и антигероев, ее страдающую душу. И не важно, сколько лет за спиной писателя, важно состояние духа, в котором он жил и живет, что создано трудами праведными и что выдерживает испытание временем. То есть то, что способно с лихвой перевесить все неудобства человеческой натуры.
«Господа офицеры!» выдержали испытание временем. Этим произведением писатель еще раз доказал, что он пришел в большую литературу с важной задачей – открывать новые имена верных сынов Отечества. И, как показала дальнейшая судьба романа, слово писателя легло на благодатную почву системы общего образования и стало стартовой площадкой многих славных дел курян. Среди этих достижений совершенно новое явление в курских школах – кадетское движение.
Я умышленно посвящаю довольно обширный обзор становлению, жизни и возвышению кадетского движения в курской школе № 18 имени лейтенанта А. С. Сергеева. Имея в виду и то, что ветеранское движение обладает огромной созидательной силой, если инициативы его находят живой отклик в учительских умах и сердцах.
Имя лейтенанта А. Сергеева школе №18 было присвоено осенью 2001 года. А через год появился первый кадетский класс. Но идея их создания вызрела двумя годами раньше, на стыке второго и третьего тысячелетий. Весной того, порубежного 2000 года в школе прошла многолюдная читательская конференция по роману А. Харитановского «Господа офицеры!».
До этой встречи с книгой и ее автором мало кто знал о славном курянине, герое русско-японской войны начала завершавшегося века. И недавно принявшая бразды правления школой Светлана Геннадьевна Медвецкая тоже впервые открывала для себя имя лейтенанта Александра Семеновича Сергеева.
И каково было удивление и ребят, и педагогов школы, когда они узнали, что герой родился и жил рядом с их учебным заведением. Крестился в Михайловском храме, что в нескольких сотнях метров от школы. Ходил по тем же улочкам, что и ее ученики. Книга сразу увлекла и ребят, и педагогов. И тут же возникла идея присвоить школе имя  прославленного курянина.
Писатель А. Харитановский уже имел опыт «присвоения» имени героя его книги Стакановской средней школе в Черемисиновском районе, где находилось когда-то имение матери А. Сергеева. И потому не просто был захвачен этой идеей, но и помог в организации встреч учащихся с ветеранами военно-морского флота. Вскоре целая гвардия из 10 адмиралов стала друзьями школы.
А в 2002 году 23 парня 10 класса получили почетное звание военно-морских кадетов. Пока без формы. Где ее взять? – озаботилась директор школы. Тут-то и «пригодились» «приписанные» к школе адмиралы-земляки. С. Медвецкая отправилась в город Питер. С помощью спонсоров вышла на адмирала Лазарева. Он заведовал очень подходящей для этого случая службой тыла Ленинградской военно-морской бригады. Так появилась у ребят новенькая морская форма.
В те же месяцы в школе открыли первый в области военно-морской музей «Куряне и российский флот». И форму для кадетов, и якорь, и  еще несколько экспонатов для музея из Питера привез адмирал Северного флота Анатолий Баглаев.
Постепенно решалась и другая, может быть, самая важная задача – воспитателей военно-морских кадетов. Опытнейший педагог, директор школы была убеждена: с ребятами должны заниматься профессионалы военно-морского флота, знающие его традиции, морское дело и ребячью психологию.
Первым наставником для кадетов был капитан I ранга в запасе Александр Алексеевич Гордеев. Но он вскоре переехал в Белгород.
Но его место занял не менее достойный морской офицер, капитан I ранга в отставке Виктор Константинович Сидоренко. Он и поныне ведет кадетов по морским маршрутам, являясь правой рукой школьного «кадетского адмирала» - директора школы С. Медвецкой. Им помогает еще один морской офицер, в недавнем прошлом опытный педагог Дальневосточной военно-морской академии Евгений Иванович Поветкин.
И вскоре пришли серьезные успехи.
В 2011 году курская средняя школа №18 имени лейтенанта А.С.Сергеева была признана победителем в ежегодном Всероссийском конкурсе «Бегущая по волнам» среди общеобразовательных (средних) школ страны.
Свидетельство и бронзовую статуэтку «Бегущая по волнам» в Центральном музее Великой Отечественной войны на Поклонной горе в торжественной обстановке получили директор школы Светлана Медвецкая и отряд морских кадетов учебного заведения.
Этой престижной награды школа удостоена за работу по профессиональной ориентации молодежи на службу в Российском военном флоте, проводимую в рамках государственной программы «Патриотическое воспитание граждан Российской Федерации на 2006-2010 годы».
Победа во всероссийском конкурсе курских кадетов была не случайной. В этой школе свой профессиональный выбор учащиеся могут делать уже с начальных классов.  Здесь первые практические навыки в морском деле ребята получают в клубе Юных друзей флота. Они знакомятся с историей, традициями военно-морского флота, начинают формировать свою морскую выправку и строевой шаг. И  посвящение в «сергеевцев».
И делают это с таким удовольствием, что в 5-6 классах получают как бы «повышение» по службе, становясь членами клуба «Юнга». А это уже совсем иной уровень морского дела: серьезные занятия плаванием, вязанием морских и иных узлов, изучение строения шлюпок, парусов. В 7 классе из «юнг» ребята попадают в клуб «Нахимовец». Здесь они находятся в шаге от морских кадетов. Поэтому постигают жизнь по уставам Вооруженных сил и военно-морской службы, учатся собирать и разбирать боевое оружие – автомат, стрельбе из винтовки, усиленно занимаются строевой подготовкой и плаванием.
С 8 класса все желающие и прошедшие начальную военно-морскую подготовку становятся морскими кадетами. Кроме строевой подготовки, они постигают основы военно-морского дела, историю военно-морских сражений. Под руководством капитана I ранга в запасе Владимира Потанина проходят в течение недели практические занятия на базе инспекции маломерных судов управления гражданской обороны и чрезвычайных ситуаций на реке Тускарь: правила поведения на воде, хождение на ялах, спасение утопающих и другие элементы поведения в водной стихии.
В старших военно-морских кадетских классах учащиеся проходят двухнедельную военно-морскую практику на базе бригады морской пехоты Черноморского флота в г. Севастополе. Знакомятся с боевыми кораблями, посещают места боевой морской славы, постигают азы спасательных работ в открытом море, учатся рукопашному бою, владению холодным оружием, водолазному делу и компьютеризации военных кораблей.
Особый интерес у ребят вызывают поездки в Санкт-Петербург. Там кадеты две недели проходят учебные сборы на базе Военно-морских институтов – Инженерного и Корпуса Петра Великого. Здесь будущие «морские волки» уже осваивают мастерство хождения на веслах, под парусами, углубленно вникают в водолазное дело.
В 11, выпускном  классе морские кадеты школы, или, как их еще называют, «сергеевцы»,  основательно изучают основы военно-морского дела, компьютерной графики в профессии навигатора, проходят тестирование по программе абитуриентов военно-морских вузов, спецкурс по военно-морским профессиям. И даже воплощают в жизнь исследовательские проекты военно-морской тематики.
В этой программе подготовки будущих офицеров Российского военно-морского флота, прежде всего, привлекает не только организаторская сторона, но и высокие педагогические стандарты. В систему обучения кадетов важнейшей составной частью входит духовно-нравственное воспитание, сотворение добра и блага. Благотворительность стала потребностью и учеников,  и педагогов, и родителей. В ходе акций «Дети – детям», «Теплые носочки» школа собирает канцелярские товары, теплую одежду для воспитанников Курского дома малютки, детей из малообеспеченных семей или пострадавших в гуманитарных катастрофах.
Серьезным подспорьем в расширении кругозора, духовного взросления ребят служат также сергеевские чтения, которые ныне обрели областной статус, клуб военно-патриотической песни «Морская душа», хореографическая студия «Парус», изостудия «Волна». Все связано с морем, с традициями военно-морского флота. Все работает на воспитание граждан и истинных патриотов Отечества.
Этому благородному делу служит и первый в нашем городе военно-морской музей, созданный в 18-й школе по инициативе бывших морских офицеров, ветеранов Российского флота – писателя Александра Харитановского и председателя Совета ветеранов военно-морского флота г. Курска, капитана II ранга в отставке Дмитрия Булгакова  и их соратников.
К этому  необходимо добавить главное – результат столь масштабной и высокопрофессиональной работы педагогов школы и общественности: с 2001 года, когда был создан первый морской кадетский класс, профессию морского офицера выбрали  около 70 выпускников школы №18 имени лейтенанта А.С.Сергеева. Две трети выпускников кадетских классов поступают в военно-морские вузы. Ныне в этих классах обучаются свыше 90 ребят. А выпускники самого первого кадетского класса уже получили лейтенантские погоны и кортики.
И не случайно эта школа занесена во Всероссийский реестр лучших предприятий и организаций «Всероссийская Книга Почета». И стала лидером среди общеобразовательных школ России.
Писатель А. Харитановский свел курских военно-морских кадетов с ребятами из Стакановской средней школы, первой в области получившей имя лейтенанта А. Сергеева. Курские друзья сельской школы приняли посильное участие в восстановлении Стакановской церкви во имя Владимирской иконы Божьей Матери. Собственно, они первыми из жителей области вручили настоятелю храма отцу Николаю 1500 рублей на ремонт крыши церкви-памятника. А деньги выручили на проведенной ими школьной благотворительной ярмарке.
Писатель провел десятки встреч с юными кадетами. И всегда подчеркивает роль книги в духовном и гражданском взрослении подростков.
- Все мы выросли на книгах, - говорил он на одной из традиционных встреч в 18-й школе. – Человек читающий – представитель интеллектуального слоя. А книга умножает его духовные силы. Через нее мы общаемся и познаем другие цивилизации и культуры. Да и сами чувства можно воспитать, прежде всего, через книгу. А без  чувства, без духовной пищи человек, словно дерево с гнилым дуплом. Это еще древние философы понимали… А мы должны гордиться тем, что Россия – почти единственная страна, где история в школах и вузах изучается более полно – и отечественная, и зарубежная. Дается представление о положении нашей страны в разные времена в мировом контексте. Отсюда – и широта познаний. И нельзя допустить, чтобы этот объем исторических знаний сузился. А попытки такие у некоторых наших ученых, к сожалению, в последние годы проявляются все настойчивее.
Мы все из исторических глубин, от наших прабабушек и прадедушек. А вот какой оставим Россию потомкам, зависит уже от нас, а не от предков. Для этого не надо быть пешками и статистами, а активно вторгаться во все стороны жизни и  строить Россию мощной и привлекательной и для себя, и для других стран и народов.
Вдохновитель кадетского поколения, конечно, понимает, что постигать основы морского дела – задача не из легких. Ту не годится этюдный метод воспитания. Нужна цельная программа с духовным основанием и патриотическим наполнением. Когда однажды речь зашла о трудностях роста, то писатель привел пример из жизни космонавтов – как никак сам служил в морской авиации. Хоть и не пилотом, но представление о «жизни в воздухе» имеет полное. Так вот, знаменитый космонавт Алексей Леонов рассказывал, что во время тренировок на центрифуге летчики и ученые – кандидаты на полет в космос выдерживают перегрузки в 14 единиц.
- Чтобы вам стала понятнее эта цифра, - комментировал писатель-фронтовик, - напомню: сверхзвуковой истребитель СУ-27 разрушается при 12 единицах перегрузки. Человек, получается, стойче металла! Правда, по словам самих космонавтов, у них после таких испытаний на коже выступают кровоизлияния.
Любая встреча А. Харитановского с кадетами всегда носит оттенок урока мужества. О том, как человек обретает новый духовный опыт, новое пространство и новое прозрение, Александр Александрович опять-таки показывает на примерах собственной журналисткой и писательской судьбы.
Работая на Камчатке собкором ТАСС, он часто бывал в чукотских снежных пустынях. И, вспоминая те годы, рассказывал будущим морякам, не исключено что полярникам, что когда ты один в этой пустыне, то тут ни тугой кошелек, ни кредитная карта, ни самый продвинутый мобильный телефон, по сути, ничего не стоят. Предел мечтаний – теплая яранга и стакан горячего чая со строганиной.
- И здесь нет противоречий между дикостью и цивилизацией,- пояснял писатель. – Здесь – просто жизнь, как таковая. Яранга в снежной пустыне – причал этой жизни, гармония и с самим собой, и со всем миром. Без нее не выжить. А значит не обрести никаких смыслов. Именно в таких пограничных состояниях яснее начинаешь понимать, как и зачем устроен мир, как звучат колокола Вселенной… Очень точно заметил Андрей Вознесенский: «Все прогрессы реакционны, если рушится человек». Человек должен честно и ясно знать ответ на простой вопрос: ты способен помочь кому-то или нет? Полюбить другого?
Литература, убеждает писатель своих юных последователей, это не просто знание книг. Это еще и воспитание духа, ума, культуры общения, понимания боли другого человека. Умение выражать свои мысли, правильно писать и говорить. Словом, это духовная почва для саморазвития. А наше будущее в решающей мере зависит от количества мыслящих людей.
Да, это хорошо, когда на лужайке возле дома висит флаг твоей страны. Но плохо, когда в учебнике математики для наших школ фигурируют примеры не российской принадлежности: расстояние не от Питера до Москвы или Владивостока, а от Вашингтона до Чикаго… Да и почаще следует напоминать в наших учебниках, где мы были первыми, что наши ученые открыли раньше других, а наш духовный мир чище… Патриотизм должен проникать и быть стержнем всех наших учебных пособий. Потому что это – неисчерпаемый ресурс народа, одна из тех самых загадок русской души, которые пытаются разгадать века иные народы.
Вот так писатель, Почетный кадет школы искал собственный язык общения с будущими защитниками Отечества, офицерами Военно-морского флота России.
Директор школы С. Медвецкая довольна: кадетское движение плавно переходит в морское офицерское братство. У школы уже свыше 40 своих офицеров. Многие ребята с радостью служат Российскому флоту. Есть и контрактники.
Бывший президент Школьной Республики кадет Михаил Маньшин вышел из стен родной школы с золотой медалью. Отлично учился в Академии космических войск имени Можайского  Санкт-Петербурга. Теперь служит под Москвой. А на новом корвете «Стерегущий» несет офицерскую вахту воспитанник кадетского класса Алексей Минаков. Женился на своей почти однокласснице Оле Лютой. На их свадьбу в место приписки корвета ездили их учителя.
Примечательно, что пятый по счету «Стерегущий» был заложен в 2002 году на Северной верфи Петербурга. А в 2006 году он был спущен на воду. При сем торжественном моменте присутствовала делегация курян во главе с депутатом городского Собрания, директором 18-й школы С. Медвецкой.
А в начале марта 2009 года над корветом был поднят военно-морской флаг. Андреевскому стягу отдал честь и командир курских кадетов капитан I ранга в отставке Виктор Сидоренко. По поручению писателя А. Харитановского Виктор Константинович вручил каждому из 18 офицеров военного корабля по экземпляру романа «Господа офицеры!».
В апреле того же года по инициативе С. Медвецкой и при активном участии писателя в городской администрации было подписано Соглашение между командованием корвета и администрацией города о шефстве города Курска над «Стерегущим».
Вот что сказал при подписании Соглашения А. Харитановский:
- Волнуюсь. И хорошо на душе и тревожно. Четверть века назад появился мой очерк о лейтенанте А.Сергееве. Впервые был опубликован документальный рассказ о подвиге «Стерегущего» и его капитане. Потом пошли письма. Люди хотели знать больше и о корабле, и его капитане. Это стало как бы заданием писателю от читателей.
Писалось трудно. Но была внутренняя радость. Потому что это была для меня, моряка-тихоокеанца, новая встреча с морем. Роман вышел в свет в 1994 году. И начал самостоятельную жизнь.
Под его крылом родилось кадетское движение в 18-й школе, которое пошло и вглубь и вширь. Примечательно, что кадетские классы приобщают ребят к морю и морской славе не элитных сынков, а из простых курских семей. Уже почти полсотни выпускников этих классов учатся в морских училищах, а десятки служат на кораблях или строят военно-морские суда.
Я счастлив, что и мне довелось стоять у истоков этого движения. И в этой школе я встретил истинного педагога Светлану Геннадьевну Медвецкую. Она из тех комсомольцев, которые делали нашу страну богаче, красивее, надежнее и мощнее. Она сходу ухватилась за идею создания кадетских классов. Сначала – кружок, потом – военно-морской музей, потом – классы. Теперь школа – как парусник, каждый ученик мечтает попасть в кадетский класс.
Сегодня великий праздник Благовещение. Благая весть осенила и нас, пришедших в администрацию города на подписание Договора о шефстве над корветом «Стерегущий». Пятым по счету. И о каждом из них мне удалось писать. У каждого – своя боевая судьба, подчас трагическая. Этот мощный корабль заложили на северной верфи в 2002 году. Теперь он в строю! Уверен, что дружба курян с военным кораблем впишет много славных страниц в древнюю историю Курска. Без «Стерегущего» как-то сиротливо на Российском флоте.
Вспомним и о том, что сегодня же день памяти моряков-подводников, погибших в морской пучине на атомоходе «Курск».
Флот – основа державности. Но его делают мощным не столько технические новинки, сколько люди. Хотя инновации – это новая ступень цивилизации, что служит и укреплению нашего Флота.
А позднее командир военного судна поздравит писателя с очередным днем рождения словами: «Командование корвета «Стерегущий» и его команда знают Вас как авторитетного писателя, человека широкой души, высочайшего профессионала, беззаветно преданного Отечеству и его славному флоту».
Уже около 200 морских кадетов 18-й школы получили путевку в жизнь. Первый шаг на этом пути – Клятва. Она проста:
«Я, вступая в ряды Российских кадет, торжественно клянусь быть верным Родине – Российской Федерации. Клянусь:
Выполнять Устав школы;
Прилежно учиться;
Строго выполнять требования педагогов и командиров;
С достоинством и честью носить звание кадета.
А вот как посвящают в кадеты.
Отвага. Мужество и честь. Под таким девизом в курской школе №18 имени лейтенанта А.Сергеева проходят уроки мужества и торжественная церемония посвящения в кадеты учащихся девятого военно-морского класса и прием в почетные кадеты друзей школы, которые в течение ряда лет активно способствуют развитию этого патриотического движения.
Юные кадеты давали клятву впервые за девять лет в Зале Торжеств киноцентра православной культуры им. М.Щепкина, что придало всему действу особую окраску.
Среди желанных гостей праздника – кадеты, их родители, младшие сестры и братья, почетные кадеты – писатель А. Харитановский, мать погибшего на атомоходе «Курск» Дмитрия Старосельцева Валентина Сергеевна, депутат областной Думы Николай Панибратов, председатель комитета образования г. Курска Владимир Аникин, заместитель председателя областного отделения Фонда Мира Ирина Агапова. И, естественно, ветераны Военно-морского флота России во главе с контр-адмиралом в отставке Евгением Егоровым, который еще десять лет назад командовал эскадрой подводных лодок на Северном Флоте. Морские офицеры в форме сидели рядышком в первом ряду, олицетворяя и славу, и традиции Российского Военно-Морского Флота.
Именно им было доверено принять клятву юных кадетов.
Безусловно, это событие  для школы не рядовое. И готовится оно особенно тщательно. Но вот что примечательно: как любое военизированное мероприятие, находясь в рамках канонического действа, оно с годами не застыло в каких-то уставных формах, а всегда несет в себе свежесть восприятия.
И тут, думается, впору говорить об общей культуре школьных мероприятий. Во всяком случае, нынешняя церемония посвящения в кадеты – это мини спектакль. Со своей сценической культурой, зачином, развитием темы, кульминацией и эффектной концовкой.
Здесь без умелой руки режиссера никак не обойтись. Им была директор школы Светлана Медвецкая,  кадетский «адмирал», как ее с достоинством величают и педагоги, и учащиеся. А постановщиком – дружная команда педагогов, влюбленных в учительское дело и самоотверженно работающих над духовно-нравственным взрослением  патриотов и граждан Отечества.
Все продумано до мелочей. Строй кадетов. Атрибуты (вынос флагов РФ, г. Курска, Андреевского и символа Знамени Победы). Экран в глубине сцены с алыми парусами и морской ширью, на который с компьютера проецируется необходимый материал. Музыкальное и клиповое сопровождение, текстовки, архивные материалы, исторические параллели, воспитательные акценты, ненавязчивое участие почетных гостей в центральных частях праздника, эмоциональный фон.
И все это, заметим, из педагогических ресурсов данной школы. Никого со стороны. Все свои – ведущие, артисты, постановщики, операторы. Все активны, знают свой маневр, безупречно подготовлены и ответственны за свой участок праздника. И если где-то произошел какой-то сбой, то все понимают – от  волнения или избытка чувств.
Кстати, о чувствах. Построенные перед сценой в классической морской форме кадеты уже готовы не только воспринимать вполне взрослые офицерские команды, но и чеканить шаг, держать строй. Понимать истинное значение кадетской клятвы, которая невидимыми нитями связана с той, которую давали их сверстники почти три столетия назад (первый кадетский корпус в России появился по Указу императрицы Анны Иоанновны в 1731 году).
А это уже не только из области чувств, но и патриотизма, связи поколений, передачи эстафеты беззаветного служения Отечеству.
Вот эта цепочка на уровне высоких слов. Из Наставления кадетам 1848 года:
Кадет это – «христианин, верноподданный, русский, добрый сын, надежный товарищ, скромный и образованный юноша, исполнительный, терпеливый и расторопный офицер – вот качества, с которыми воспитанник военно-учебного заведения должен переходить со школьной скамьи в ряды Императорской армии, с чистым желанием оплатить Государю за его благодеяния честной службой, честной жизнью и честной смертью».
А Петр Великий в своем Указе от 20.01.1714 г. повелел: дворянину, не постигшему знаний, необходимых для службы Отечеству, жениться запрещается.
В кадетских классах 18-й школы продолжают славные традиции своих далеких сверстников. Здесь проходят уроки мужества «Жизнь отдать за други своя». Ежегодно, в Пасхальный праздник, курский архипастырь Герман благословляет морских кадетов на служение во благо Отечества в главном храме – Знаменском кафедральном соборе Курска. Приняв клятву, кадет понимает, что им сделан выбор в пользу высокой нравственности, здорового образа жизни, товарищества. И даже вне школы кадет должен иметь «бравый и молодецкий вид». Чего порой так не хватает нынешним подросткам.
Курскую школу №18 имени лейтенанта А.Сергеева не случайно называют «морской гаванью сухопутного Курска». Здесь все «пропахло» морской стихией. Военно-морские классы. Первый в городе музей морской славы. Регулярные выходы кадетов в море на российских военных кораблях Севастополя, Балтийского Флота, поездки на Северный флот. Морская практика в походных условиях военных кораблей. А в дни Воинской славы морские кадеты несут почетную вахту на Мемориале павших, где покоятся и куряне-подводники с атомохода «Курск». В школе работает Совет кадетской чести.
И в знак непрерывности кадетских традиций на этом празднике в почетные кадеты были приняты ветераны флота А.И.Волков и Д.Я.Булгаков, председатель комитета науки и образования области А.Н.Худин, директор школы № 18 С.Г.Медвецкая,  меценат, руководитель Историко-родословного общества области Виктор Истомин. И я, грешный. Нам вручили удостоверения, тельняшки и шевроны с морским якорем.
А в завершение торжественной части кадетского праздника В.С.Старосельцева вручила стипендии имени своего сына, погибшего на АПК «Курск» Дмитрия Старосельцева, ученикам  кадетских классов школы Виктору Новикову, Михаилу Зубареву и Максиму Гладких. После получения почетного звания В.Истомин из своих средств учредил ежегодную премию имени лейтенанта А. Сергеева. Она вручается каждую четверть  лучшим ученикам школы.
Завершился праздник торжественным маршем юных кадетов.
А еще одно из знаменательных событий в школе состоялось 30 сентября 2009 года, в день 145 – летия со дня рождения командира легендарного эсминца «Стерегущий» лейтенанта А.Сергеева.  Был торжественно открыт бюст славного сына России. По сути, первый в нашей стране.
В просторном коридоре учебного заведения собрались ученики, педагоги, почетные гости школы. По-особому торжественно смотрелся строй кадетов в военно-морской форме под стягами Российского флага, г. Курска и Андреевского флага.  А напротив их – шеренга ветеранов военно-морского флота.
Перед ними – открыватель имени лейтенанта А.Сергеева писатель А. Харитановский, которому в этот же день исполнилось 86 лет со дня рождения. Рядом с писателем – директор школы С.Медвецкая, которую тепло и уважительно называют «адмирал кадетов». Среди гостей автор бюста лейтенанту А.Сергееву скульптор С.Третьяков.
Открывая торжество, директор школы отметила:
- Имя А.Сергеева свято для курян. А открыл нам это  славное имя тоже морской офицер-тихоокеанец писатель А.Харитановский. И не просто открыл, а увековечил его в своем замечательном романе «Господа офицеры!», в названии улицы, двух школ. А в нашей школе появился морской музей. Тоже  при активной помощи писателя А.Харитановского и его товарищей по Совету ветеранов военно-морского флота, и, прежде всего, председателя Совета Д.Булгакова.  А теперь мы открываем памятник герою. Первый в России.
Писатель А.Харитановский, продолжая мысль директора школы о значении имени лейтенанта А.Сергеева в истории России и в патриотическом воспитании молодежи, отметил:
- Когда создавался Совет ветеранов военно-морского флота, не думали, что он станет центром многих славных дел. Открытие памятника лейтенанту А.Сергееву – это событие не только в жизни школы, нашего древнего города, но всей России. Героя русско-японской войны подняли на достойную высоту. В нем - образ не только русского офицера-патриота, но и всего народа. Он вписан в русскую историю, в нашу память, в века как самый достойный сын России.
И открывая этот бюст, мы пытаемся лучше, полнее осмыслить и понять и то время, и духовную мощь командира боевого корабля эсминца «Стерегущий», и его команду, и цену тому неравному бою в Желтом море с превосходящими силами противника, состоявшемуся холодным февралем 1904 года на дальних морских рубежах нашего Отечества.
Это событие, несомненно, поднимет на новую ступень и патриотическое воспитание в нашем городе. Как и культуру. Потому что патриотизм и культура, на мой взгляд, всегда находится в одном гуманитарном строю. Ведь человека мало образованного, темного легче направить по ложному жизненному курсу, опустить в болото невежества, безвкусицы и бездуховности, неразборчивости в истинных ценностях жизни.
Поэтому так важно кадетское движение. Это путь не только к достойному образованию, но и воспитание личности молодого человека на лучших традициях морских офицеров. И человек, прошедший школу кадета, где бы потом ни служил – на флоте, в космических войсках, в высшей или общеобразовательной школе, на государственной службе – не уронит чести и человеческого достоинства.
Особые слова о человеческой сущности сказал отец Григорий, настоятель Михайловской церкви, где крестили мальчика Сашу Сергеева:
- Мы чтим имя лейтенанта Александра Сергеева и его команды. Молимся о них. В каждом богослужении повторяем имя Сергеева рядом с именем прославленного русского флотоводца, святого Федора Ушакова. Гордимся ими, берем с них пример и учимся у них жить по заповедям Божиим.
Автор бюста скульптор С.Третьяков был краток:
- Это второе открытие лейтенанта А.Сергеева. Первое сделал писатель Александр Александрович Харитановский. И вот теперь мы как бы вновь листаем страницы славной биографии этого мужественного офицера Российского флота, отдавшего свою жизнь за Отечество.
После минуты молчания, гимна «Стерегущий» на слова поэта - судьи Василия Золоторева и на музыку Виктора Мезенцева, проникновенно исполненного школьной хоровой группой, где есть такие слова – «Сами открыли кингстоны, но не сдалися врагу…», спало покрывало с бюста. И в школьном коридоре стало сразу светлее и возвышеннее.
Верные своей клятве, кадеты приумножают славу родной школы. Мы уже отмечали ее победу во Всероссийском конкурсе «Бегущая по волнам». Но эстафета добрых дел продолжается. Из встреч со своим «кадетским отцом» А. Харитановским, потом из его романа «Господа офицеры!» ребята узнали о гибели в неравном бою с немцами на исходе зимы 1943 года под селом Чувардино Орловской области морского десанта лыжников Тихоокеанского флота. И сняли об этой драматической странице Великой Отечественной войны фильм «Поле матросской славы». Эта работа юных следопытов заняла первое место во Всероссийском конкурсе «Морской венок славы».
А за внедрение инновационных технологий и за реализацию программы «Духовно-нравственное становление патриота и гражданина России» школа №18 была удостоена гранта Президента РФ. К нему добавились золотая медаль Российского отделения Международного фонда мира и диплом Международной академии общественных наук «За большой вклад в реализацию приоритетных национальных проектов РФ в области  сохранения нравственности и физического здоровья нации».
А когда на счет школы поступил денежный эквивалент президентского гранта в сумме 1 миллиона рублей, директор школы С. Медвецкая позвонила писателю А. Харитановскому и поблагодарила его за личный вклад в становление и развитие кадетского движения, напомнив, что в этом гранте есть немалая доля и его заслуг.
О творческом характере всего воспитательного процесса в этом учебном заведении можно судить и по традиционным литературным конкурсам кадетов. Так, в 2012 году победителем конкурса стихотворцев 18-й школы стал десятилетний четвероклассник Федя Бычков. Под педагогическим сопровождением учителя Татьяны Зелениной ее ученик озарился вот такими удивительными строками:
В летнем зное, в зимней стуже
Ты держи на солнце путь!
С Русским флотом крепко дружит
Сухопутный город Курск.
Ненадолго якорь бросив,
Прошагали по земле
Адмиралы и матросы
С белоснежных кораблей –
Не парадом шумных шествий,
Скорбные сомкнув ряды,
Вспоминали об ушедших
В час нагрянувшей беды.
Смотрит праведно и прямо,
Как всегда, на всех взирал
Со стены морского храма
Седовласый  адмирал.
Светом памяти согреты,
Как молитвою святой,
Наши юные кадеты
Встать готовы в этот строй!
Вот какое «пламя» разгорелось из «искры» кадетского движения, которую, как новую звезду на исторической сцене, зажег писатель-историк и патриот А. Харитановский.
И вполне заслуженно в 2013 году, в честь 90-летия писателя в школе провели конкурс на лучшее стихотворение уже о самом А.Харитановском, писателе-фронтовике, Почетном кадете школы имени лейтенанта А. Сергеева. Авторство постановили не обозначать, решив, что это плод коллективного творчества кадетов:
Собкор, писатель, журналист –
Талант от Бога, сердцем чист.
Моряк, и очень любит флот –
Российской армии оплот.
Кадетских классов он – «отец»,
И рядом с нами – молодец!
До девяноста лет творит,
И по-английски говорит.
Чечня, Камчатка и Алтай –
Вся жизнь его – передний край.
Но стал причалом древний Курск.
Ну, в общем, выбран верный курс.
Он в нем – Почетный гражданин,
Кадет под номером один!


ЗАВИДНАЯ СУДЬБА ДОСТОЙНА УДИВЛЕНЬЯ
Юбилей, 90-летие А. Харитановского было отмечено с размахом. Сначала писатели собрались в полдень в Доме литератора. Мастера слова пригласили к себе главу администрации Курска Николая Овчарова. Немного опоздав, градоначальник компенсировал эту маленькую заминку обворожительной улыбкой и крепкими объятиями нашего юбиляра – Почетного гражданина древнего Курска. На доброе слово Николай Иванович тоже не поскупился, назвав старейшего писателя-фронтовика «открывателем и певцом подлинных патриотов Отечества нашего». Был от него и приветственный адрес, и ценный подарок.
В ответ писатель подарил Н. Овчарову четырехтомное издание собственных сочинений. Заметим, первое прижизненное издание мастера слова в истории Курска и области. Разумеется, с автографом автора.
А основные торжества прошли в тот же день в областной научной библиотеке им. Н. Асеева. Большой зал книжного храма был переполнен. Писатели, студенты, ученые-филологи и историки, общественные деятели, школьники, работники библиотек города, музеев, архивов…Как видно, писатель-историк был интересен всем.
Когда супруги Харитановские вошли в зал, почитатели таланта писателя их встретили стоя, аплодисментами.
На специальном стенде перед участниками торжеств была выставка всех произведений юбиляра. А слева от стенда на большом экране над его портретом светились слова» «Ступени творчества писателя Александра Александровича Харитановского». При полной тишине на этом экране прошла серия редких фотографий писателя и его семьи – Камчатка – Командорские острова – вулканы и гейзеры – Чукотка - Курские встречи и юные морские кадеты – кают - компания…
«Камчатка помнит Вас, читает и любит…». Это были первые, и, может быть, самые дорогие для юбиляра слова от камчатских писателей, прочитанные предводителем курских писателей Николаем Гребневым в самом начале торжеств.
А следом: «Не серчайте, что не смогли приехать. Годы давят. Всегда благодарны Вам за память об отце, письма которого с фронта Вы сберегли для нас… Вы – великий сын великой России. Спасибо за Ваш талант…».- Это уже из Питера, от дочери Героя Советского Союза, командира моряка-тихоокеанца А. Харитановского Виктора Каштанкина Натальи.
Потом писатель почти на слезе зачитал отрывок одного из этих писем:
«Милая Вера, как бы хотелось жить долго-долго… Но война имеет свои законы. Вместе с победами бывают и поражения. Но все временно занятые территории войсками врага будут снова нашими, включая и его земли, все будет хорошо. А уж если мне, Вера, не удастся увидеть победы, то знай, что до самого последнего момента моего пребывания среди живых я помнил и любил тебя».
Чтобы поприветствовать юбиляра от имени правления Союза писателей России, в Курск пожаловал секретарь правления, известный прозаик, наш земляк Николай Дорошенко. Видно было, волновался:
- В XX веке вызрело и пока еще остается великое поколение фронтовиков, поколение победителей. Выше них никого нет. И Вы, Александр Александрович, из этого ряда. Председатель нашего писательского Союза Валерий Ганичев просил передать Вам, что когда он, 80-летний, глянет на 90-летнего курского коллегу, то у него тоже появится перспектива для дальнейшего творчества.
Московский гость вручил юбиляру Почетную грамоту Союза писателей России «За сохранение высоких традиций в литературе».
От имени председателя Союза журналистов России Всеволода Богданова руководитель курских журналистов Александр Щигленко, коллега А. Харитановского по ТАСС, вручил Александру Александровичу высшую награду Союза журналистов – почетный знак «Честь, достоинство, профессионализм». Вполне заслуженно – юбиляр более шести десятилетий не расстается с журналистским билетом. А В. Богданова знает лично еще с тех пор, когда в 60-е годы тот работал собкором «Советской России» в Магадане.
О том, насколько писатель еще нужен читателям, зал особенно ясно почувствовал, когда к трибуне вышла солидная делегация старших офицеров в начищенных до блеска морских мундирах - А. Безмин, В. Потанин и Д. Булгаков. А также кадеты-старшеклассники 18-й школы при полном параде и двое крохотных «кадетиков» вместе со своим «боевым» командиром и наставником, директором школы, депутатом городского Собрания С. Медвецкой и ее заместителем по кадетским делам капитаном I ранга В. Сидоренко.
Говорили по очереди. Но смысл сказанного был один: юбиляр человек благородный, тоже морской, а книги его – хранители памяти, доблести и чести защитников Отечества. И вручили ему  картину с главным символом Камчатки – гряду с вулканами.
К нему и к трибуне подходили десятки человек – педагоги и ученые вузов, убеленные сединами руководители областного и городского ветеранских советов, писатели и журналисты, художники и краеведы...
Незабываемым было поздравление старейшего хора области имени С. Чаговца.
- Книги Ваши читаем, любим, они помогают нам воспринимать более полно историю нашей Родины. Герои Ваших книг тоже любили русские песни и романсы, глубоко чувствовали песенную культуру,- сказала ведущая программы хора Любовь Шанина.
Потом было пиршество популярных народных песен «Коробейники», «Когда я на почте служил ямщиком», удалая и задорная «Гуляй, Настя!», во время исполнения которой юбиляр не устоял и пустился в пляс, как будто возраст не имел к  нему никакого отношения.
И не надо было во всем этом действе, сродни театральному, искать глубоких смыслов. Просто это было проявление чисто человеческих чувств к талантливому писателю, воину, опытному и мудрому исследователю людских судеб. И это уже принадлежало не столько его жизни, сколько «харитановсковедению».
И все еще раз, через эмоции, добрые слова, песни и танцы, искренние слезы увидели, как все эти годы писатель шел от станции к станции своей многотрудной судьбы. Шел чаще всего не торными путями, а по буреломам, на собачьих упряжках, на военных судах и плоскодонках, самолетах и вертолетах, верхом на лошади или вездеходе, в зной и стужу, рядом с извергающимся вулканом и по заснеженной тундре, горам и степям…
Писатель был растроган и немало обескуражен столь повышенным вниманием к его персоне, как он выразился.
А потом сказал мне:
- Ты знаешь, до сих пор не могу поверить, что все это в мою честь… Дальше жить и писать захотелось… До этого думал, что иссяк, конец силам, а тут вдруг такой прилив энергии… Да и понял, что еще нужен людям…
И писатель рад тому безмерно, что его Парнас еще не зарос крапивой.
После торжеств, вместе с семьей вернувшись домой, юбиляр испытал еще одну неожиданную радость. В  квартире раздался звонок. В прихожей появилась миловидная девушка:
- Простите за позднее вторжение,- взволнованно сказала гостья. – Я – из областной администрации. Вам, Александр Александрович, - телеграмма от Президента России Владимира Владимировича Путина.
Телеграмму от курского губернатора Александра Николаевича Михайлова юбиляру вручили в областной библиотеке.
Это было яркое и трогательное завершение юбилейного дня писателя А. Харитановского.


ВСЕ СТЕРПЕЛА, ВЫНЕСЛА ДУША
Завершая свои размышления о жизни и творчестве писателя-историка А. Харитановского, не могу забыть его горьких признаний о снижении роли писателей, да и всей российской интеллигенции в судьбе России. Не снимает он ее вины и в разрушении Советского Союза.
При более глубоком проникновении в гражданскую и духовную суть жизни писателя я заметил, что он пытался в магнитном поле культурных и исторических событий оставаться автономным от дрязг, пересудов и двусмысленностей. Его всегда тяготили культ денег, пошлость, угодничество, бездуховность. И более всего дорожил самым важным кодом социального поведения: поступать по совести. Обладая ярко выраженной внутренней свободой и независимым мышлением, он, тем не менее, всегда страдал резкостью в суждениях. Да и сам не скрывал этого.
- А кто сказал, что у меня ангельский характер? В Бонопарты никогда не стремился. Но считал и считаю, что благородство не в похлопывании по плечу, а в мужестве сказать в лицо правду, пусть и горькую.
- Но не слишком ли ты часто претендуешь на роль оценщика государства, народа, правителей, исторических периодов? Это все-таки по силам только грядущим поколениям…, - вопрошал я.
- Так уж и оценщик?
- А то нет! И в публицистике, и в романах выставляешь оценки ошибкам государственных мужей, бездарным военоначальникам, по-своему трактуешь эпохальные события, не считаясь порой с уже выставленными оценками великих историков и политиков.
- На то мы и писатели, чтобы видеть мир более объемно, без пугающих пустот, - отвечал А. Харитановский. – У писателя свои представления о высоком и низком, героическом и обывательском, подлом и прекрасном, пошлом и возвышенном. А если иначе - способность масштабно оценить прошлое, настоящее и прозреть будущее. Судьба-то Судьбой, но и к  Судьбе надо быть всегда готовым, как и к Смерти.
- Ты веришь в Судьбу?
- А я что, бестелесный? Но верю я в силу Духа и Здравомыслия. Время, в принципе, нельзя поймать. Но его ускользающую фактуру можно вспомнить, листая летописи, фотоальбомы, просматривая архивы… Возможно, вспомнятся не самые важные и главные приметы Времени, но это все равно будут факты… Главное, не удаляться от реальности в сторону общепринятых исторических мифов. У древних майя только одно преступление каралось казнью: историка, который искажал факты, лишали жизни.
- Ну, тебе это, кажется, никогда не грозило. Помнится, тебя еще полвека тому назад, в бытность твою камчатским собкором ТАСС называли «Богом великого слова – Факт». А что, собственно, ты имеешь виду под мифами?
- Их в истории России явный переизбыток. У нас периодически возникали масштабные смуты, политические и экономические кризисы, даже духовные противостояния во времена патриарха Никона и протопопа Аввакума. Но историки видят эти явления по-разному. Возьмем 1917 год. Один взгляд – советский: победоносная революция. Другой – уже нынешний: катастрофа, государственный переворот. Меняется угол зрения – возникает иная и реконструкция события. А надо бы без крайностей рассуждать и видеть картину целиком.
- Тут, очевидно, сказываются многие факторы: влияние западных советологов и русофобов, Интернета с его информационным беспределом…
- Безусловно, это тоже определяет степень субъективности в толковании весьма болезненных для нашего народа событий конца XIX - начала XX веков. Раньше картину прошлого «рисовали» ученые, историки, архивисты умные, ответственные перед будущими поколениями. Теперь же – нередко мало образованные «блогеры» с их поверхностными мыслишками и явно избыточной эмоциональностью. Если настоящий историк взывает к разуму, то ангажированный популистами «исследователь» и претендент на истину взывает к чувствам, к воле толпы, к той же «болотной площади».
- Но согласись и с тем, что прошлое в народе всегда воспринимается с большей долей эмоций. Особенно во времена кризисные. К примеру, известная русская поэтесса и страдалица Марина Цветаева в безвыходной для нее ситуации назвала Свободу, Равенство и Братство «тройной ложью». И это понятно. Как утверждает один из популярных историков современности, доктор исторических наук Института Российской истории РАН Владимир Булдаков, люди ищут пути к стабильности, порядку, благополучию. И даже на помощь готовы призвать веру – Библию, Коран, Евангелие, Талмуд…
- Понятно, что от Бога, то это нормально, остальное – от Лукавого. Мы ведь и князей, и царей, и императоров на Руси воспринимали как наместников Бога на земле. Всегда верили и верим в совершенную государственность, которой, увы, не бывает. Всегда стремимся к идеалу. И радуемся социальному спокойствию. Но и оно имеет пределы: копится, копится смирение народа – и  вдруг взрыв!... Русские более иных народов зависимы от идеализма, от барина, от любой власти. И не привыкли винить себя в неудачах. Тут обычно киваем или на Запад, или на нечистую силу. И надеемся, что кто-то выведет нас на светлую дорогу… Мы слишком много аплодируем власти. Даже там, где стоило бы если не возмутиться, то хотя бы промолчать.
- А что, Запад мало пакостил и продолжает пакостить России? Завидует ее богатствам, территории… А ведь еще Иван Грозный был в раздумьях: ходить за Камень, за Урал то есть?.. Да и царь Алексей Михайлович – Тишайший долго обсуждал с боярами: присоединять к России Правобережную Украину или повременить?
- Да не в размере территории дело. Главное – как управлять ею. Так что, величина России – не бедствие, а благо. Еще Лев Гумилев подмечал, что срок империи – 1000 – 1100 лет. Но ведь империя – тоже живой организм. Здесь – и культура, и уровень сознания, просвещения, технического прогресса… И как только империя вступает в застой – она рушится. Россия еще не перестала быть империей. Просто она ослабла.
- С демократией пока россияне явно не справляются. Не тот уровень открытости, социальной активности, доверия властям… А без демократии трудно лидировать в мировом сообществе.
- Дело не столько в демократии, сколько в справедливом распределении ресурсов, доходов страны, в социальном благополучии людей. Вирус неравенства, расслоения в обществе всегда опасен. Еще в середине XIX века Салтыков – Щедрин замечал: все недовольны, даже те, кто ворует и обогащается.
- А мне кажется, вся русская литература того века с ее нигилизмом по отношению к государству, бунтарской сутью (взять хотя бы «Колокол» Александра Герцена), сплошной моральной проповедью и сентенциями о том, что в России все плохо, несправедливо была той зажигательной смесью, которая и грохнула сначала в 1905, потом в 1917 годах.
- А ты учти и то, что в конце XVIII – начале  XIX веков литература убеждала и власть, и интеллигенцию: надо что-то менять в России. Писателей и публицистов не устраивало закрепощение сословий. Скажем, если дворянин, то служи. Крестьянин – паши, казак – паши и служи, священник – проповедуй, но не перечь царю.  И стоило царю подписать Указ о вольности дворянства, как появились «лишние люди» - Базаровы, Печерины, Онегины, то есть нигилисты…Дворянин мог уже не служить. Появилось время для  раздумий. Сначала – праздных, потом – социальных, революционных. А мыслящий человек государству был не нужен, ему важнее – покорный исполнитель…
- Собственно, так и создавался слой маргиналов, не довольных всем и вся. Весьма агрессивное образование в обществе. Цель, вроде бы, и благородная: борьба с деспотизмом. А свергнув старую власть и взяв ее в свои руки, стали пожирать друг друга: священников – под пули, ученых – на пароход и вон из страны, царских генералов – в расход, оппозицию – в каталажку…А ведь среди большевиков было немало выходцев из дворян, среди социалистов – людей духовного сословия… Вот чем обернулась революция 1917 года…
- Давление исторических обид слишком велико. И не только внутри однойстраны, но и между государствами. Взять хотя бы Польшу и Россию. Есть только один путь к сближению – культурные и духовные связи, торговля. Политика преходяща, а культура вечна.
- Очевидно,  А. С. Пушкин не случайно сетовал, что Россия не прошла через Греко-римскую историю, ставшей основанием всей европейской цивилизации.
- Великий поэт был прав с позиций своего времени. Но ведь А. С. Пушкин сказал еще  вот и такие слова: «Войти в Европу и остаться Россией»…Не мог тогда знать Александр Сергеевич, какие «коленца» выкинет та же Европа всего лишь век спустя: утопит свою «цивилизацию» в крови двух мировых и десятке локальных войн, позволит народиться фашистскому чудовищу в центре Европы…А в начале третьего тысячелетия погрязнет в глобализации, цинизме, культе силы, гордыне и безнравственности. А вот Россия со своей собственной, трудной, но более ясной судьбой не раз приходила на помощь Европе в судьбоносные годы – и при нашествии монголов, и при Наполеоне, и при Гитлере… Да и своей Октябрьской революцией Россия дала спасительные рецепты всему миру – социальной справедливости и сбережения от массовых потрясений…
- Я согласен, потому что и само царское правление давало массу поводов народному возмущению. В те годы людей, довольных состоянием вещей в России, почти не осталось. Даже в области морали. Уже тогда чрезмерное и беспардонное любопытство к личной жизни знаменитостей владело светской публикой. Злые языки тиражировали скабрезности и клевету об известных личностях не хуже нынешней желтой прессы и телевидения с Интернетом в придачу. Скажем, до венчания Александра Пушкина с Натальей Гончаровой – еще полгода. А им уже прохода не давали. Они еще только вили семейное гнездышко, а их союз уже пытались разрушить, компрометируя жениха в глазах невесты. Не зря тогда великий поэт заметил, что злословие даже без  доказательств оставляет почти вечные следы. А после свадьбы он писал жене: «В деревне (Бронницы – В.К.) не читай скверных книг, не марай себе воображение…».
- Насколько мне известно, Наталья Гончарова даже остерегалась писать мужу письма…
- Я тоже недавно вычитал в какой-то публикации, что сохранилась всего лишь одна маленькая приписка к письму, кажется, из Яропольца, от понедельника 14 мая 1934 года… Не зря же, создавая образ Татьяны Лариной в «Евгении Онегине», поэт наделил ее чертами своей молодой супруги:
Она была нетороплива,
Не холодна, не говорлива,
Без взора наглого для всех,
Без притязаний на успех,
Без этих маминых ужимок,
Без подражательных затей…
Все тихо, просто было в ней…
- Ты до сих пор помнишь Онегина?!
- Так в школе почти всю поэму читал наизусть.
- Вот это, действительно, была школа! А теперь все знания подчинены какому-то странному ЕГЭ, прости, господи…
Для А. Харитановского ткань российской истории и культуры  не рвалась ни в октябре 1917 года, ни в гражданскую войну, ни в эпоху репрессий, ни в лихие 90-е годы минувшего столетия. Никогда!
Хотя писатель с болью замечает и то, как Россия постепенно теряет свое огромное счастье – быть Великой. И нередко в памяти его всплывают пророческие строки поэта Евгения  Евтушенко, написанные им еще в 1991 году:
Потеряла Россия в России Россию
И ищет себя, как иголку в стогу.
Потому что разрушены глубинные коды социального и нравственного поведения. Смещена ось времени.
Один из умнейших русских писателей и философов Александр Зиновьев на вопрос «Зачем вы защищаете коммунизм?» ответил: «Нет, я защищаю правду о коммунизме».
Вот и писатель А. Харитановский считает, что не проклинать надо советскую эпоху, а знать. Да, это наследие двойственно. Более того, многослойно. И опыт построения социализма в России тоже очень разнообразен.
С одной стороны, удар по богатейшей дореволюционной русской культуре, разрушение и отрицание многих ее фундаментальных основ. Можно сказать, что революция нанесла сокрушительный удар по русской нации, лишив ее собственности, политической и культурной субъектности, говоря научным языком.
С другой – большевистская модернизация в кратчайшие сроки ликвидировала безграмотность, сословные перегородки, создала обширный средний класс, мощную индустрию.
В то же время социально-политический инфантилизм советских людей – это тоже следствие абсолютного подчинения интересов личности интересам государства. Отсюда и бесконечные ожидания сильной руки, нового вождя, который поведет нас в счастливое будущее и наведет порядок в стране.
- Я знаю, как ты относишься к моей позиции, что надо перестать быть страной «красных» и «белых». Но ведь пора  определить, наконец, место советского периода в русской истории и осмыслить его. В любом случае эти годы – солидная часть всей русской истории, - заметил я.
- Несомненно, - считает А. Харитановский,- глубже и шире надо взглянуть на всю историю России, без изъятий и конъюнктурных подходов. Идеология антисоветизма доведена до абсурда. Это особая модель государства. И в нашей истории она должна занять свое законное место. Более того, полагаю, что советский опыт, его лучшие этапы, должен быть востребован в современной России. Но его так отретушировали либералы всех мастей, что утрачены многие привлекательные черты советского строительства. А что эти самые либералы сделали за годы перестройки и ельцинских реформ? Магазинный рай – без очередей и дефицитов? И это выдается за успех капиталистических преобразований? Срок-то немалый – 20 лет. За такое время в 20-30 годы минувшего века Советы, по сути, построили великую державу.
И хотя народ наш не быдло, как его пытаются рисовать на западе наши доморощенные демократы, но он, безусловно, потерял энергию созидателя. Значительную ее часть. И похож на побитого и униженного человека. И самое опасное в том, что люди не всегда понимают, что деградируют.
Публика «московского производства» развращает людей своими непомерными тратами, дворцами, попсовостью, шоу-блатной культурой, продажностью, в том числе и государственных интересов, беготней в американское посольство за консультациями и подачками.
Вспомним, сетует писатель А. Харитановский, даже в приватизации и захвате экономических высот преуспели не русские, а представители национальных меньшинств, которые более компактно живут, не потеряли клановости, родственных связей. Это тоже плоды перестройки. В ее ходе все начиналось вроде бы благопристойно: повысим роль национальных окраин, языков, устраним белые пятна истории, придадим ускорение  производству,  всей экономике… А завершилось распадом страны.
И тут свой «вклад» внесли и ученые-философы, правоведы, экономисты… Они с легкостью меняли свои фундаментальные взгляды – с «истмата» и «диамата» на противоположные и взбирались на другие, либеральные платформы. Их не смущали антинаучные подтасовки и оголтелые нападки на то, что в действительности произошло в XX веке в России,  в мире, в СССР.
Как всегда, новые веяния охватили и прессу. Под видом гласности развернулась борьба не только против КПСС, но и против классической литературы – русской и советской, где всегда вершинами были совесть и справедливость.
Увы, теперь это уже ни у кого не вызывает сомнений, сценарий перестройки был написан в Вашингтоне. Об этом довольно откровенно рассказал известный американский дипломат Дж. Метлок в своей книге «Смерть империи. Взгляд американского посла на распад Советского Союза».
Писатель А. Харитановский, как историк и опытный полемист, выстроил собственную схему распада СССР. Попробую хотя бы отдельными штрихами передать ее контуры.
В конце 80 - начале 90 годов прошлого столетия никто, конечно же, не хотел новой революции. Писатель, как и большинство, здраво мыслящих жителей страны, мечтал об углублении социальных завоеваний, развития советского строя, укорота власти бюрократии. И поначалу уловил и даже принял новые вызовы времени, понимая, что перемены в позднесоветский период были необходимы.
- Увы, - спустя годы с болью замечает он, - мы имели огромную страну, а М. Горбачев привел ее к дикой смеси либерализма, национализма, индивидуализма, торгашеского духа. Дали команду жить по-новому, то есть по рыночному, а люди хотят жить так, как привыкли, - по совести, скромно, честно, но с уверенностью в будущем.
Погружение в бездну шло по всем направлениям: обрушение уникальных кооперативных связей в промышленности, сдача позиций в сельском хозяйстве, в идеологии, образовании, культуре и науке. Да и во внешней политике.
СССР не сам рухнул. Его к этому подвели «великие интриганы» последнего десятилетия минувшего века – М. Горбачев. А. Яковлев, В. Бакатин, Г. Попов, Б. Ельцин и прочие перестройщики.
Референдум 17 марта 1991 года был для них всего лишь ширмой. По свидетельству Михаила Полторанина, в то время «правой» руки Б. Ельцина, еще 29 июня 1991 года на пикнике по случаю избрания Б. Ельцина президентом России новоиспеченный глава самой крупной республики в составе СССР изрек, что Советскому Союзу жить осталось недолго. Это за полгода до «Беловежской пущи». А президент СССР М. Горбачев, по сути, благословил своего главного политического конкурента Б. Ельцина на «Беловежское дело».
Вспомним: на Первом съезде Советов 30.12.1922 года, утвердившем Декларацию и Договор об образовании Союза ССР, было 2215 делегатов: от РСФСР – 1727, от Украины – 364, от Закавказской Федерации (Азербайджан, Армения и Грузия) – 91, от Белоруссии – 33.
В Беловежской пуще судьбу СССР, по сути, решили трое (всего было шесть политиков). Сговор совершился без всяких конституционных процедур. И хотя лидеры были главами Союзных Республик, однако полномочий на подписание Договора никто из них не имел. Заговорщиков поддержал маршал авиации Евгений Шапошников, нарушив военную присягу.
Немаловажно и то, что Договор об образовании СССР еще 31.01.1924 был включен в Основной Закон новой страны – Конституцию СССР. И в нем не содержалось даже намека на процедуру его денонсации. То есть принять решение о роспуске Союза ССР могло только все его население. А оно в марте 1991 года на референдуме, как и положено по Конституции, высказалось за сохранение СССР. К тому же в Основном Законе страны от 1977 года (ст. 72) Союзная Республика могла лишь выйти из состава СССР, но распускать его не имела права.
Так что это был настоящий государственный переворот, государственная измена. Любопытно и то, что 12.12. 1991 года председатель Верховного Совета РФ Руслан Хасбулатов, в те дни еще верный ельцинист, решил в парламенте обсудить Беловежский «сговор» в течение часа. Россия создавалась веками, а ее судьбу решили в течение 60 минут. «За» - 188 депутатов, «против» - 6, «воздержалось» - 7. И в завершение позорного акта – бурные аплодисменты. Это все зафиксировано в стенограмме того «исторического» заседания.
А ведь исторический опыт СССР – явление глобального масштаба. Главная его отличительная черта - это был Союз на базе русского языка, на базе русской культуры, русской нравственности и духовности.
А распад Союза – это международные и этнические кровавые конфликты, бархатные, оранжевые и прочие  революции, нескончаемые потоки беженцев, исход русских из бывших Союзных Республик, крушение миллионов человеческих судеб. Плюс к этому насаждение чуждой народу массовой культуры, волчьих законов и моральных ценностей, эстетических взглядов, перелицовка истории. В том числе и Великой Отечественной войны.
 Словом, великая международная смута пришла на стыке двух последних столетий.
Цель одна – сбить человека с толку. Лишить его исторического оптимизма. А дальше им легко будет управлять, лишенным социальных и духовных координат. Чтобы Россия пребывала как можно дольше в состоянии нерешительности, отчаяния, нравственного паралича и убывала со своих вековых рубежей.
В те непростые дни он написал мне новогоднее поздравление: «Пусть в 2001 году просветлеет и небо, и разум человечества». Вот, собственно, о чем мечтает и по сей день курский писатель-старожил.
В ходе нашей дискуссии о распаде СССР и его последствиях, я напомнил моему коллеге по перу, что еще Лев Гумилев выделял особую категорию людей – субпассионарии. В ее составе:
Бродяги,  воры и бандиты;
Нищие, попрошайки, те, кто живет на подачки богатых и субсидии государства;
Наемные солдаты (по нынешнему,  охранники и прочие телохранители);
Слуги богатых.
- А что, - тут же откликнулся А. Харитановский, - наше общество, к сожалению,  близко к этому состоянию. Живем одним днем, качаем права на получение льгот, работаем неохотно и скверно… Воровство в гомерических размерах. Но особенно опасно, что в последние два десятка лет в министерства обороны, культуры, образования пришли люди, мало знающие и историю, и литературу, и философию, и основы педагогики, и военной тактики и стратегии… Разве позволительно, чтобы из десяти кинофильмов на наших экранах было девять – американских или их европейских коллег… Разве можно себе представить, чтобы на французских конкурсах вокалистов поголовно звучали русские песни? А в России – пожалуйте – сплошь английские и итальянские мелодии…
Не лучше дела обстоят и в литературе. Писателей, художников, музыкантов, артистов надо содержать на государственный счет. Отделить от денег. И тогда, полагает А. Харитановский, пекущие на домашних кухнях свои дамские романы домохозяйки останутся ни при деле. Зато настоящая литература и искусство воспрянет. Графоманы, конечно, останутся – это вечные спутники литературы. Но править бал будут таланты. Литературой добыть денег нельзя. Это будет тогда уже не литература, а печатный станок.
Наша литература не отвечает на вызовы времени. Получив почти неограниченную свободу, писатели не ощутили ни глубины, ни горизонта. О мере ответственности и истинном предназначении художников слова редко вспоминают и на писательских съездах, боясь, очевидно, попасть под определение «совков».
Почти исчезла культура и роль толстых журналов. Сама литература оказалась в тылу социальных и культурных процессов, отдав на откуп эту свою историческую площадку дамским литературным безделушкам и графоманам. Подумать только: в сети Интернет в России зарегистрировано более 500 тысяч поэтов! И это примерно на 9 тысяч членов профессионального Союза писателей страны. Еще никогда на Руси писатель не был так одинок, так обделен благами и так зависим от сильных мира сего.
- Это очень опасно, - уверен писатель А. Харитановский. – Идет девальвация не только слова, но и великой классической литературы, в том числе и поэзии. А публика не всегда разборчива.  Ее можно уговорить, и она станет покупать то, что ей предложат, читать и смотреть серость, примитив. А потом и выбора-то может не оказаться – весь духовный рынок заполонят литературные поделки.
Тут уместно будет напомнить, что А. Харитановский привержен практически всем видам искусства. Он даже в свое время был членом художественного совета Курского областного драмтеатра имени А. С. Пушкина. Театр он воспринимает как многомерное искусство, где сочетаются и лицедейство, и литература, и поэзия, и музыка, и живопись... И на худсоветах всегда предостерегал артистов от подлаживания к вкусам толпы.
- Не зритель должен навязывать свои вкусы театру, а театр своими постановками обязан поднимать эстетические и художественные вкусы зрителя,- уверен писатель. – Впрочем, это касается любого вида искусства, литературы – особенно.
И вовсе не случайно в его «Ступенях» так много внимания уделено актрисе Марии Андреевой, писателю-драматургу Максиму Горькому, меценату высокого искусства Савве Мамонтову, который держал частную оперу, где декорации к постановкам писал великий русский художник Василий Поленов. М. Горький называл С. Мамонтова «завидно талантливым» человеком.
Да и все герои книг А. Харитановского – это тоже показатель неисчерпаемости творческих ресурсов России. Собственно и жизнь самого писателя – яркое тому свидетельство.
Он пережил НЭП и индустриализацию, культурную революцию и репрессии, Великую Отечественную войну и, так называемую, «перестройку», кризисы и эксперименты на народе пореформенной России, зной 2010 года и «конец света» в сокральном сочетании цифр – 12.12.2012 года…
И остался самим собой.
Один из лучших его уроков – открывать людей, идти к вершинам познания и художественному самовыражению. Идти бесстрашно, энергично, честно, не расталкивая локтями себе подобных. Идти в условиях, говоря словами Максимилиана Волошина, когда «гаснут во времени, тонут в пространстве мысли, событья, мечты, корабли…». И поэтому не только спасительна, но и мучительна миссия писателя во все времена.
В 90-летней его жизни не произошло сползания ни в старость, ни в серость. Душой – молод, умом – светел. Потому что никогда не был слугой ни «господ», ни дурновкусию, ни гордыни. И всегда умел отличать маску от лица, видимость от сути, ложь от истины, честь от продажности. И понимает, что писатель – это, прежде всего, характер, постоянная работа над собой, активное состояние ума и души. А еще ему очень хочется верить, что люди не только механически читают, но и думают.
И тут неожиданно старожил курских писателей делает крутой вираж в сторону модернизма. А «допек» его  отпрыск вполне почитаемого им прекрасного драматурга Александра Гельмана – Марат. Подвизаясь на ниве художественного творчества, галерист Марат Гельман в течение четырех лет буквально сбивал с толку жителей Перьми, с ее мощной индустрией, знаменитой балетной школой, оперным театром, картинной галерей…
Именно там он опробовал свои «новомодные» проекты сатанинской живописи, графики и скульптуры. Достаточно назвать такие шедевры инстоляторов, как гигантские бюстгалтеры в форме церковных куполов, увенчанных крестами вместо сосков.
След «перьмского периода» М. Гельмана остался в виде таких скульптурных модернистских работ, как «Актуальные ноги», буква «П» - бревенчатая, похожая на виселицу, «яблочный огрызок» возле краеведческой библиотеки, противотанковые ежи у Пермского вокзала, безголовые красные человечки…
Так он формировал Пермь в виде «культурной столицы Европы». И даже запустил проект «Поэтический путеводитель по городам «Культурного альянса». В нем представлен 21 город. И вот какие вирши в сборнике, скажем, местного поэта Андрея Родионова:
Мне не долететь тихо до Шереметьева,
И с этой бабой пью я где-то в грязи,
Которая на пятый день, отметь его,
Сливается с Бабой в общий образ Руси…
- Вот чем опасна для России «гельманщина» - насаждением полной бездуховности и бесвкусицы, – печалится писатель А. Харитановский. - Даже можно сказать, что в это необузданное время у России появился шанс поглупеть. Мало читаем, а значит, вот-вот перестанем и думать. Потому что заглатываем готовые, клиповые образы, придуманные за нас телевизором или компьютером. А там идет бесконечное тиражирование серости и жестокости под яркими ярлыками и упаковками. А как же, все цветное, играет привлекательными красками – глаз не оторвать. Но все – пустое. И свидетельствует о всемирном оскудении.
Конечно, можно сослаться на возраст писателя (у каждого возраста – свои плюсы и минусы). Но не я один, замечают многие, что Александр Александрович стал ворчлив, нетерпелив, не всегда справедлив и излишне придирчив к окружающим. В том числе и к собратьям по перу. Редко с ними встречается, сетуя, что не с кем поговорить по душам. Что люди живут сами по себе, нередко без всяких правил.
Тут, разумеется, сказывается и то, что А. Харитановский человек не «тусовочный». У него – свой мир, свои мысли, свои принципы, отличные от других. И его никогда не  «посещал» вирус примитивной «звездной» популярности.
Впрочем, встроиться в его образ мыслей не так-то и просто. Потому что он жил и живет масштабом, скажем, не  Камчатки, ни Курска, ни отдельной губернии, а целого мира. И в книгах его присутствует прошлое не только нашей страны, а практически всех ведущих держав. Он из поколения тех знатных российских «стариков», которые осуществляют связь народа с русской культурой и историей. Нередко сшивая историю из лоскутков событий и явлений.
Мы много, порой не понимая друг друга, но никогда не переходя линии взаимоуважения, тактичности, ценя собственные мнения, говорили о событиях начала минувшего века.
Скажем, я более склонялся к определению Октября 1917 года как государственного переворота. Александр Александрович не допускал никаких отклонений от советской, ленинской трактовок – Великая Октябрьская социалистическая революция. И точка.
Один из самых не сентиментальных современных писателей, он всегда трезво оценивает историю, природу человеческих отношений.
- Чтобы понять нынешний мир,- считает он, - нужно оглянуться хотя бы лет на двести назад и заново осмыслить опыт русско-турецких войн и их влияние на европейский мир, русско-японской войны и двух мировых, Освенцима, Холокоста, Хиросимы… И, конечно же, распада СССР – одной из самых трагических страниц в тысячелетней истории нашего Отечества. Россию еще долго будут бить по всем  частям ее громадного тела обломки Советского Союза…
Нет, он не окружал СССР ореолом легенды. Он исходит из той роли, которую играла эта великая, многонациональная, с богатейшей культурой, научным и оборонным потенциалом  держава на мировой арене в XX столетии.
Он видит не отдельного человека, а весь глобальный мир, оказавшийся под гнетом наживы, жестокости и лицемерия. То есть над пропастью. Вместо позитивных уроков общество преподает детям уроки убийств, сребролюбия, бесчестия, пофигизма – через СМИ, кино, нередко даже через семью и школу – опыт катастроф, моральной и духовной деградации.
Писатель А. Харитановский по сути работает в жанре предупреждения от грядущих потрясений. Напоминая, что либералы-резонеры в болтовне погубили СССР, потом почти два десятка лет терзали пореформенную Россию разными западными идеями и образцами экономического «чуда». Отсюда и заряд публицистичности многих его произведений. Иначе не услышат. Могут не услышать.
И не случайно его повести и романы – это своеобразная исповедь нескольких поколений россиян. В том числе исповедь и самого писателя. А каков масштаб людей, окружающих его, я тоже яснее понял, работая над этой книгой. Он обращается к крупным темам и ярким личностям. Сиюминутность – не его стихия. И вольно или невольно, но А. Харитановский оказался в том ряду, где были император Николай II, В. Ленин, И. Сталин, М. Горький, И. Репин, российский адмирал С. Макаров и японский Х. Того, английский премьер У. Черчилль, американские президенты Теодор Рузвельт и Франклин Рузвельт…
Но о ком бы он ни рассказывал, какие бы связи не выявлял, о каких бы событиях ни свидетельствовал, все его взоры непременно обращаются к судьбе России. В контексте тех невероятно жестоких вызовов, которые ей бросил минувший век. Но, как я понял,  мало у него надежд и на век XXI. Слишком бесшабашно ведет себя человечество в последние годы.
Масштаб размышлений писателя об истории, культуре, экономике, политике таков, что начинаешь верить в универсальность его знаний, опыта, социальной практики, в его особенное  понимание фундаментальных основ мироустройства.
На этом мне и хочется завершить повествование о жизни и творчестве, поисках и муках, потерях и обретениях замечательного русского писателя Александра Александровича Харитановского  - человека доброй воли и молитвенника за наше Отечество.
Общаясь с ним на протяжении трех десятков лет, я, кажется,  тоже понял что-то более глубинное про нашу жизнь, про борения духа и плоти, свободу и внутренние ограничения, высокое и низменное, святое и возвышенное.
Мы расстаемся с ним, чтобы встретиться вновь на страницах его талантливо написанных рассказов, повестей, исторических романов. Ибо история и современность – две родные сестры, повенчанные будущим.
































СОДЕРЖАНИЕ

Глава I
ОН – НАШ, ЗЕМНОЙ, УЗНАВАЕМЫЙ И ДОСТУПНЫЙ…………………3

Навстречу грядущему дню…………………………………………………………4
Я смело иду за его словом, его героями, многому у него научился……………..5
В духовной пустыне настоящей литературы быть не может…………………….8
Собкоровские посиделки…………………………………………………………...10
Истоки………………………………………………………………………………..15
Учение………………………………………………………………………………..21

Глава II
ТРАГИЧЕСКАЯ ВЕРШИНА РУССКОЙ ИСТОРИИ ………………………..25

Вдали от дома помни об Отчизне…………………………………………………..26
Весточки с фронта…………………………………………………………………...27
Экран времени избирателен………………………………………………………...30
Не нужно на молодежь поглядывать сверху в низ………………………………...34
Война – особый опыт………………………………………………………………..35
Генерал – изменник, и армия предателей………………………………………….38
Все проходит, да не все забывается……………………………………………….. 42
Беда, когда истончается историческая память……………………………………. 44
У человека нет смерти, а есть переход от времени к вечности………………….. 48
Их стихия – политический разбой…………………………………………………. 58

Глава III
ЧЕЧНЯ, КАМЧАТКА, КУРСК, АЛТАЙ: ВСЯ ЖИЗНЬ ЕГО-
ПЕРЕДНИЙ КРАЙ………………………………………………………………  ..62

Точная, интересная и умная книга………………………………………………… 63
Москва, Тверской бульвар, 12………………………………………………………68
Сегодня мы все – в одной лодке…………………………………………………… 70
Сирот всю жизнь приходится отогревать…………………………………………. 73
Каков ходок, таков и путь……………………………………………………………76
Под давлением в десять атмосфер…………………………………………………. 79
«Чистым, северным человекам…»…………………………………………………..81
Татьяна – жена оленевода, и Татьяна – свояченица графа Л.Н. Толстого………. 84
А ведь он мог стать собкором «Известий»………………………………………….88
Под небом Арктики…………………………………………………………………..94
Рыцарь красной педали……………………………………………………………..  99
Из Сибири – в Прагу и Париж……………………………………………………… 105
М. Андреева, А. Амфитеатров, О. Панкратов……………………………………... 107
Теплое покрывало Родины………………………………………………………….. 110

Глава IV
МЫ ЖИВЕМ, ПОКА ЛЮБИМ……………………………………………………113

Отзвенели бокалы, отгремели салюты …………………………………………….. 114
Самое лучшее в нашей жизни мыть, жена, дети……………………………………115
Сын: испытание жизнью……………………………………………………………...123
В поисках высоких берегов………………………………………………………….  124
Первые шаги по древнему Курску………………………………………………….  132
СОДЕРЖАНИЕ

Страда писательская………………………………………………………………….138
«Милому, удивительно русскому,  чистому человеку. Сердечно – Е. Носов»…...143

Глава V
НА ИСПОВЕДИ У ВРЕМЕНИ……………………………………………………  147

Подъем на творческую высоту……………………………………………………….148
Родину не выбирают, ей служат…………………………………………………….. 154
Завидная судьба достойна удивления………………………………………………..164
Все стерпела, вынесла душа……………………………………………………...…. 166









































               



                Владимир КУЛАГИН

УЗЛОВЫЕ СТАНЦИИ СУДЬБЫ
О жизни и творчестве писателя-фронтовика, Почетного гражданина г. Курска
Харитановского Александра Александровича.



Редактор Александр Балашов



               
                Фотографии: Кулагин В.В.
                и из архива семьи Харитановского А.А.
               



                Верстка…………………………..
                Дизайн……………………………..
Корректор……………………………








Заказчик: Комитет по культуре Курской области


               






                Подписано в печать…………..
                Формат……………………….
Гарнитура………………………….
Усл. печ. л…………
Тираж………………

Издательский дом «Славянка».
305000, г. Курск, Красная площадь, 6.