Элементарно, Ватсон 3

 -Холмс! Но как могут совмещаться ведьмы, названные Иваном «дьявольской силой», с Дон-Жуанским списком, в котором имена женщин, которыми Пушкин увлекался?
- Элементарно, Ватсон! Ведь если Пушкин – чёрт, то и кем же тогда он должен увлекаться? Конечно, чертовками, которых называют также и ведьмами!
- Но разве Пушкин – чёрт или в образе чёрта?
- Ну, конечно, в образе чёрта! Вы ж посмотрите как при правках «Конька» он, будучи спрятанным под маской Горбунка, усилил намёки в сторону преобразования Горбунка в черта. Ведь изначально был лишь стих №464, когда Гаврило воскликнул о коньке: «Что за бес такой под ним!» А вот при правках автор создал намеренную ошибку, придав коньку (и сразу в двух местах!) некие лапки: «Встал на лапки, встрепенулся» (ст.374) и «Встал на лапки, отряхнулся» (ст.2202). Но лапок, как известно, с копытами не бывает, а копыта Горбунка никуда не делись, поскольку не только указаны в стихе №1475 – «И, толкнув его копытом», но и в стихах №1698 и №1914 – «По костям стучит копытом». Стук от копыт понятен, но вот представить стук лапками трудно. (По этому поводу я не могу не вспомнить моего кота, который, погуляв по Бейкер-стрит и обнаружив при возвращении, что форточка, через которую он проникал в мою квартиру, закрыта, подходил к балконной двери, становился на задние лапы и начинал стучать в стекло лапой. Однако лапа была мягкая и стук был слышен плохо, в связи с чем кот начинал ещё и мяукать, после чего я уж слышал его и впускал).
- Холмс, но почему же автор правок стал называть ножки «лапками», оставив при этом коньку ещё и копыта?
- Элементарно, Ватсон! Тут надо лишь посмотреть – а у каких пушкинских героев были одновременно и лапки, и копыта. У героев Ершова ничего подобного нет, а вот у Пушкина есть! И лапки, и копыта можно прекрасно увидеть у бесёнка на иллюстрации Пушкина к его сказке о Балде (1). Конечно же, в реальной жизни копытных с лапками не бывает, а вот в сказках – все черти таковы: ноги – так с козлиными копытами, а руки – так лапы с когтями! Ну, когти-то у них понятно для чего – чтоб покрепче хватать ими грешников, да в ад их, негодяев, в ад, пусть помучаются!
А теперь подойдём с другой стороны, поскольку мы уже знаем, что под маскою конька прячется Пушкин и что лапы – это конечности с когтями, и спросим: а у кого же были длинные ногти - «когти», как не у Пушкина?! Вот, например, как об этих ногтях - «когтях» писал Пушкину в своей ответной эпиграмме И.Е.Великопольский:
В стихах ты – только, что не свят,
Но счастье – лживая монета,
И когти длинные поэта
От бед игры не защитят!
Но мы можем и посмотреть, где слово «лапки» использовались у Пушкина в отношении себя. Так, на письме П.А.Вяземского Пушкину от 21.05.1828г. имеется собственноручная помета Пушкина: «Читал Пушкин и лапку приложил».
- Холмс! Но как понять то, что Иван перед словами «дьявольская сила» говорит ещё и слово «тьфу»?
- Элементарно, Ватсон! Слово «тьфу» в совокупности с «дьявольской силой» выражает как удивление, так и недоумение Ивана от большого количества красивых и светящихся птиц. Сразу же ищем адрес слова «тьфу» при аналогичных обстоятельствах… Ищем-ищем, и вот он, в пушкинской «Сказке о царе Никите»! А точнее, - в удивлённо-недоумённом восклицании гонца, который из перевозимого им ларца, где были спрятаны т.н. «птички» для царевен, унюхал некий «знакомый дух»: «Тьфу ты пропасть! что за чудо? Посмотреть ей-ей не худо» (2). Заглядываем в «Онегина» и, ориентируясь на слово «тьфу», находим следующее: «Порой дождливою намедни Я, завернув на скотный двор... Тьфу! прозаические бредни, Фламандской школы пестрый сор!» (3). Но что это? Ведь тут, как говорит «Словарь языка Пушкина», слово «тьфу» якобы «употребляется для выражения презрительного или раздражённого отношения к чему-нибудь». Но так ли это, если Пушкин, не сказав о том, что он увидел на скотном дворе, перед этим перечислил целый ряд тех вещей, которые он любит? А среди них (внимание!) и «серенькие тучи», и «пруд под сенью ив густых, Раздолье уток молодых». Всё это, конечно же, заставляет нас вспомнить и тучи, в которых «потерялись» Жар-птицы, и серых уток из той же «Сказки о мёртвой царевне», о которых мы уже говорили. И я думаю, что не может быть никакого презрительного или раздражённого отношения к тому, что любо и «мило» автору, хотя и допускаю, что такое отношение может быть, например, к академику В.В.Виноградову, этому не очень внимательному редактору «Словаря языка Пушкина».
Ну, а если для проверки мы не поленимся заглянуть в черновик Пушкина, чтобы подсмотреть, а кого же он мог увидеть на скотном дворе, то как раз и встретим там «коровницу», на которую автор «взглянул» (4) и которая может перекликаться с коровницей Акулькой из «Капитанской дочки». Там же встретим и неких «прачек» (5), заставляющих нас вспомнить такую же (кстати, как и Акулька, беременную) прачку Палашку из того же произведения (6). Метод «Пушкин-Плюшкин» в действии! Из «Онегина» выбросил, а в «Капитанскую дочку» добавил.
Однако со словом «тьфу» в определённой степени перекликается и слово «плюнуть». И тут уж нельзя не согласиться со «Словарём языка Пушкина» в том, что как выражение отвращения, досады, раздражения и т. п., оно может относиться к стиху из написанного в одно время с «Коньком» «Гусара», - «Я плюнул и сказать хотел…» (7). Тем более что этот стих является, хоть и косвенной, но всё же перекличкой со стихом о Жар-птицах «Тьфу ты, дьявольская сила». Ведь гусар, увидя чертовский шабаш, при котором «в мерзостной игре Жида с лягушкою венчают», как можно догадаться, тоже хотел воскликнуть «дьявольская сила!» Но сдержался и лишь плюнул. И хотя Пушкин отбросил слова плюнувшего гусара, но недалеко – в сцену ловли Иваном Жар-птиц. Гусар же оказался на шабаше, когда следил за своей сожительницей-ведьмой. Зная же, что все Жар-птицы в «Коньке» существа женского пола, можно подозревать, что слова «дьявольская сила» намекают нам на возможность появления их в других произведениях Пушкина именно под масками ведьм. Тем более что ведьмами назвал Пушкин и грузинских старух в тифлисской бане.
- Холмс! А как же ругательство Ивана: «Эк их, дряни, привалило»? Я вот посмотрел письма Пушкина и нашёл слова «плюнь» и «дрянь» рядом: «люди – сиречь дрянь, <…..>. Плюнь на них да и квит» (8). И даже разобрал слово на букву «г», неудобное для печати, которое издатели обычно называют купюрой, ставя вместо букв точки. И даже посмотрел, как это неудобное слово русские поэты применяют в свой адрес (ведь, говоря «люди», Пушкин это «г» относит и к себе, поскольку он тоже человек!)
 - О, Ватсон! Вы стали прямо исследователем! Ну, и как же эти русские обзывают сами себя? Мне, как англичанину, это очень интересно.
- Да вот, например, эпиграмма в адрес Евгения Долматовского, приписываемая Евгению Евтушенко:
Ты Евгений, я Евгений.
Ты не гений, я не гений,
Ты г…. и я г….,
Я недавно, ты давно!
Правда Евтушенко отказывается от этой эпиграммы, говоря, что её сочинил какой-то интриган, пожелавший стравить его с поэтом старшего поколения Долматовским.
- Ну, Ватсон, вы, как Набоков, который со словом «степь» попал не в ту степь! Т. е. для слова «дрянь» вы нашли не тот адрес! А причина вашей ошибки в том, что вы начали не с ближнего круга пушкинских произведений, уйдя к письму 1827г. и не посмотрев в год 1835-й, который и к написанию, и к изданию «Конька» гораздо ближе. Ведь в слове «дряни» спрятана очередная неприятность для ершоведов, поскольку ключ для расшифровки вновь находится в пушкинском произведении! Называется оно «Египетские ночи» и именно там имеются следующие слова: «Однако ж он был поэт, и страсть его была неодолима: когда находила на него такая дрянь (так называл он вдохновение), Чарский запирался в своём кабинете и писал с утра до поздней ночи» (9). Не увидеть Пушкина под маской поэта Чарского может только самый ленивый. Но главное в приведённых словах это то, что слово «дрянь» можно перевести как «вдохновение» поэта! А зная, что под Жар-птицами в «Коньке» скрываются любимые Пушкиным женщины, то столкнувшись с этим словом, мы и начинаем понимать, что под этими «дрянями» спрятаны именно те женщины, которые вызывали вдохновение, заставлявшее Пушкина писать о них свои прекрасные стихи.
Ещё о Чарском Пушкин пишет, что он «чувствовал то благодатное расположение духа, когда мечтания явственно рисуются перед вами и вы обретаете живые, неожиданные слова для воплощения видений ваших, когда стихи легко ложатся под перо ваше… (10). В описании тифлисской бани стихи (правда, Т.Мура) и легли под перо Пушкина после того, как он увидел свои «мечтания-видения» в виде обнажённых грузинок. В «Коньке» же они воплотились в образы прекрасных Жар-птиц.
Перекличку же с ними и грузинками из бани по слову «красавицы» можно найти в вариантах, не вошедших в основной текст стихотворения «Осень», написанного в одно время с «Коньком» (11). Хотя я бы для краткого обозначения всех «красавиц» выбрал бы дважды зачёркнутый вариант: «Вы, барышни мои» (12), поскольку диапазон этих «барышень» у Пушкина довольно широк: от барышень Лариных до «барышень» из стихотворения «Сводня». Правда, там же, в черновиках «Осени», есть и такой яркий стих как «И вы любимицы моей златой зари» (13) с вариантом «любов<ницы>» вместо «любимиц». Но я бы не стал дописывать продолжение «ницы», а, если б мог, сугубо для удобства добавил бы просто букву «и», потому что речь-то по существу идёт тут о «любовях» Пушкина. В наше время, правда, не говорят о любви во множественном числе, но Пушкин это допускал: «Читатель ведает, что есть несколько родов любовей» (14).
Видя же этих «барышень» и эти «любови», мы можем лучше понять подсказку Пушкина в отношении «Сафических строф» Радищева, когда он говорит: «Прочитайте его… Сафические строфы…» (15). Ведь эти «Сафические строфы» представляют собой стихотворение о любви к женщине, а отсюда и направление к остальным «любовям», в т.ч. и пушкинским, в т.ч. и в виде сказочных птиц.

Примечания. Отрывки из пока не опубликованной второй книги «Пушкин глазами следователя».
1. XVIII,223.
2. С2 166.180. Выделено мной. С.Ш.
3. ЕО Пут. 10.3 Выделено мной. С.Ш.
4. VI,488.
5. VI,490.
6. КД 280.16.
7. С3 211.89.
8. Пс 317 от 2.03.1827г.
9. П-3, 221.
10. П-3,с.221.
11. III,932.
12. III,917,931.
13. III,931.
14. СС 644).
15. Ж1 262.47.