Как Беспалов со товарищи Берлин брал. Часть 4

Глава 1. Беспалов и его боевые товарищи (продолжение)

941-й стрелковый полк (в котором воевал Беспалов в Берлине):
-командир  подполковник Максимов Николай Степанович,
-начальник штаба  майор Шутов Алексей Сергеевич,
-зам. командира полка по политчасти майор Желтов Василий Александрович.
941-й сп за бои в Берлине был представлен к награждению орденом КРАСНОГО ЗНАМЕНИ.

Из наградного листа (НЛ) зам.командира по строевой части 941-го сп 265-й сд майора Бабеева Г.Ф. (за Берлин- орден Отечественной войны 1-й степени): «… 1-й стрелковый батальон 941-го сп захватил 12 кварталов, взял в плен 1919 солдат и офицеров, захватил 2 госпиталя, где было 3000 раненых солдат и офицеров противника».

Из НЛ командира 1-й стрелковой роты 941-го сп 265-й сд ст.лейтенанта Бреславского А.Т. (за Берлин- представляли к ордену Ленина, в итоге дали орден Красного Знамени –см. приложение-3): «С 30-го по 2-е мая 1-я стрелковая рота 941-го сп очистила от противника 4 квартала, захватила в плен более 300 солдат и офицеров, уничтожено 400». В Берлине огневой взвод Беспалова поддерживал  1-ю ср 941-го сп, значит роту ст. лейтенанта Бреславского.

Из НЛ стрелка 1-го сб 941-го сп 265 сд Гринько П.Н. следует, что 30.04 1-й сб 941-го сп штурмовал госпиталь на Кенигштрассе (см.приложение-3). Эта улица находится в центре Берлина и идет от площади Александерплац в направлении к Рейхстагу до реки Шпрее.

Из НЛ радиста роты связи 941-го сп сержанта Глазунова следует, что с 30.04 по 2-е мая 1945г 941-й сп вел бои в районе улиц Кенигштрассе и Пренцлауерштрассе (см.прилож.-3).

Большой список воинов 941-го сп содержится в Приказе №58/н по 265-й сд от 9.05.45г. К сожалению, там не указаны улицы.

Фото. Наградной лист командира 941-го сп подполковника Максимова Н.С. (за бои в Берлине - орден Александра Невского)
Из НЛ командира 941-го сп  Максимова  следует, что 941-й сп в период с 30-го апреля по 2 –е мая 1945 года захватил 12 укрепленных районов Берлина, из них наиболее важный квартал полицейских казарм.
Мои попытки выяснить, где  в 1945 году в Берлине был квартал полицейских казарм, дали такие предварительные результаты.
1) В работе «Коммунизм в Германии»  http://ru.scribd.com/doc/86576067/Communism-in-Germany-  D0% 9A% D0% BC% D0% B8 7- -% D1% BC% D0% BD
приводится чертеж полицейских казарм на Врангельштрассе в Берлине (см. карту ниже- в нижнем правом углу).
Об этом ли месте идет речь, однозначно пока сказать сложно. С одной стороны - это центральный квартал и недалеко на север в р-не Александерплатц был Полицей-президиум, где размещалось полицейское руководство Берлина.  Википедия сообщает, что во время капитуляции Берлинского гарнизона полицейское руководство Берлина сдалось 265-й сд. А с другой стороны,  Врангельштрассе  по первоначальному плану была в полосе наступления 5-й уд. армии 1-го БФ. Хотя в реальной жизни многое делалось не плану. Например, 1-й Украинский фронт в какой-то момент вопреки всяким планам пошел к центру Берлина по тылам 8-й гв. армии Чуйкова 1-го Белорусского фронта.
 
Фото. Современная карта Берлина. Рейхстаг и Вильгельмштрассе (слева), Александерплатц (вверху  правее от центра),  Врангельштрассе  - внизу справа, значок «А».

Похоже, что полицейских казарм в Берлине было несколько в разных районах города. Так Шафаренко, командир 23-й гв. сд 12-го гв. ск 3-й уд.А, вспоминает о боях его дивизии на севере Берлина в р-не Штеттинского вокзала и полицейских казарм у Экзерцирплатц.
 
После долгих поисков нашел, наконец,  большое воспоминание о боях в Берлине ветерана именно 941-го СП. Это рассказ командира разведвзвода М.Шиндера. За штурм 1-го мая сильно укрепленного дома в центре Берлина Михаил Шиндер был награжден орденом «Отечественная война 2-й степени» (приложение-3). Сам Шиндер говорит, что это был Полицей- президиум на Александерплатц. Может быть, это и есть тот квартал полицейских казарм? Жаль, что в наградных листах не писали конкретно и точно. Например, взяли дом № по улице такой-то. Шиндер называет много фамилий из 941-го полка Максимова. Из его жесткого рассказа можно узнать многое о жизни 941-го полка, светлых и темных сторонах войны. Мною лишь сделаны небольшие сокращения текста, где рассказ идет о событиях до Берлинской операции,  в скобках вставлены некоторые примечания и уточнения.
Цитата:
«Третья продольная нить»: Вспоминает Шиндер Михаил Львович- командир взвода полковой разведки 941-го сп (источник:2009-05-02 http://mobile.iremember.ru/index.php?task= topic&id=944):

М.Ш. (Михаил Шиндер) - Родился 26/9/1925 в г. Васильков Киевской обл. От старшего брата мы с лета 41-го никаких вестей не имели - "пропал без вести", но родители даже одобряли мое желание уйти добровольно на войну. Мне потом отец письма писал - "Сынок, воюй как следует!"… В военкомате быстро оформили и уже через пару дней я находился в запасном полку, где готовили сержантский состав. Прошло пару недель, в полк приехали "покупатели", проводить курсантский набор в Ташкентское пехотное училище. Я со своими 7-ю классами считался образованным. Говорят - "Напиши Н2О", написал, - "Что это?", я  - "Вода" - "Молодец, ты принят в училище".
 
Г.К. - Когда Вас выпустили из училища?
М.Ш. - Наш курс хоть и был ускоренным, но все равно - тогда с шестимесячной подготовки стрелковых офицеров уже перешли на курс обучения 9 мес, да еще после выпуска нас задержали в округе, и на фронт я приехал  в начале апреля 1944 года. Четверо попали в один полк: я, Вася Васильев из Ферганы, Иосиф Каплан, и еще один узбек.

Г.К. - Как начиналась офицерская фронтовая жизнь?
М.Ш.- Я попал в 2-й сб 941-го СП. Поступил в распоряжение майора Кудряшова, держал меня "для особых поручений". Почти каждую ночь меня посылали на "нейтралку", где я должен был засекать немецкие огневые точки. И когда мне предложили уйти в полковую разведку, то я ответил - "Согласен безоговорочно!"

Г.К. - Почему решили из батальона перевести именно Вас в разведчики?
М.Ш. - Был убит командир взвода полковой разведки лейтенант Сушенцев. И комбат в штабе полка предложил меня, мол, парень опытный, "сорви-голова", и так все время на "нейтралке" торчит, такой справится.

Г.К. - Как разведчики приняли нового взводного?
М.Ш. - Пришел во взвод, говорю - "Здорово, славяне! Я ваш новый командир". Разведчики на меня ноль внимания, сидят, едят из котелков, делают вид, что меня не замечают. Сел рядом, кого-то по-хамски сдвинул в сторону, нагло забрал у одного бойца ложку и стал молча хлебать варево из котелка вместе со всеми. Разведчикам подобный "демарш" понравился. Сразу вопросы - "Откуда родом, товарищ лейтенант?" - "Из-под Киева" - "А медаль за что получил?" - "Это мне по ошибке дали, спутали с кем-то" - " А училище где заканчивал?", и пошла беседа. На следующий день старшина Кулик, достал из своего вещмешка немецкий автомат - "Возьми лейтенант, фрицевский автомат по-легче будет". В взводе разведки по штату 36 чел., но числилось 24 бойца и это считалось очень неплохо. 6 разведчиков- старшины. Почти все бойцы взвода имели большой фронтовой или партизанский опыт.

Г.К. - Кто из личного состава наиболее запомнился?
М.Ш. - Старшина, помкомвзвода Шевакулев Иван Иванович (прим.НЗ:  есть наградной лист- см. приложение-3), русский богатырь, прекрасный человек, 29 лет, ростом почти 2м. Разведчики: казах Банкенбаев Ильдар, узбек Рустам Альметов, хакас Петр Маняшин, два Кулика, один помоложе, украинец из Сибири, другой Кулик - "старший", которому было лет за тридцать, он был "из блатных", попал в разведку из штрафников. Белорус Петр Касюк, который владел немецким языком, воевал в партизанах, и даже был заслан служить к немцам под видом местного полицая. Сержанты Салов, Васильев, Леша Кузнецов…

Г.К. - Кто руководил действиями разведчиков в 941-м сп?
М.Ш. - Приказы разведчикам имел право давать наш комполка полковник (прим.НЗ: подполковник) Максимов и начштаба Шутов. Задачу нам обычно ставил сам комполка Максимов. Но нашим прямым командиром был начальник разведки полка ПНШ-2 капитан Дмитриев, родом из Смоленска, еще из кадровых военных. В начале войны его жена и двое детей были в гостях у сестры, убежать на восток не успели, остались под оккупацией, и были расстреляны латышами-карателями во время проведения антипартизанской акции. Их соседи выдали, вон, мол, семья красного командира в соседнем доме живет. После взятия Смоленска Дмитриев получил короткий отпуск, поехал искать семью, и вернулся в часть... совсем седым. После того как он узнали о гибели семьи, то сильно запил, мой предшественник Сушенцев, почти ежедневно носил ему флягу с водкой от разведвзвода. ПНШ-2 со "старыми" разведчиками не особо ладил, к нам приходил редко, в поисках лично не участвовал, но в моем сердце Дмитриев оставил самую добрую память. Страшную трагедию пережил человек. Оживлялся он только, когда захватывали большую группу пленных. Он приказывал выстроить всех, и с улыбкой обращался к пленным - "Латыши среди вас есть?". И иногда такие попадались, сколько прибалтов только в СС у немцев служило. Выходили латыши из строя, и в Польше такое случилось пару раз, и в Германии было. И тогда Дмитриев их прямо на месте стрелял из пистолета, потом говоря нам - "Я им точно в голову стреляю, чтобы не мучились". О таком дмитриевском "кровавом пристрастии к прибалтам знали все в дивизии, но его понимали, никто к нему не лез, мол, прекрати.

В нашем полку был еще один Дмитриев, однофамилец ПНШ-2, командир батальона в звании майора. Так это был сволочь, и я этого гада все годы проклинаю, хоть он давно на том свете...
Г.К. - За что проклинаете этого комбата?
М.Ш. - Он убил моего лучшего друга, Иосифа Каплана, с которым мы вместе заканчивали училище. Большая группа офицеров встречала вместе Новый 1945 й год, с нами были девушки-связистки из штаба полка. Каплан тогда командовал стрелковой ротой в батальоне Дмитриева, и все знали, что у Иосифа прекрасный голос, он великолепно пел, и после войны все прочили ему карьеру оперного певца. Выпили. Стали просить Каплана, чтобы он спел. Иосиф не был против. Одна сержантка, к которой комбат Дмитриев был неравнодушен, подсела к Каплану и приобняла его за плечи, слушая песню. А Дмитриев уже был "готов",  лыка не вязал. И посередине песни прозвучал выстрел. Комбат, сидевший напротив Каплана, в упор застрелил ротного выстрелом в голову... Приревновал... Дмитриева обезоружили, с него сорвали погоны, и... оставили служить рядовым в штабе полка. Не судили!.. Начальники пытались все списать на "случайный выстрел". (прим.НЗ: в ОБД «Мемориал» среди погибших или пропавших без вести 31.12.44.или 01.01.45г Каплан Иосиф не значится). Я несколько раз подходил к начштаба Шутову и спрашивал -"Почему Дмитриев ходит свободным, а не находится в штрафбате? Он же, гнида, своего офицера убил!", на что Шутов мне неизменно отвечал - "Мы его после войны судить будем". Дмитриев знал, что я не успокоюсь, и меня опасался. Но есть Бог на свете, не дожил Дмитриев до конца войны. Последний раз я видел Дмитриева, когда он в Берлине в подземной станции метро снимал с гражданских немцев кольца и часы, я как раз со своими разведчиками мимо него проходил. Я подошел, вырвал из его рук кисет, куда он складывал "свежие трофеи", и все вернул немцам. Дмитриев хотел возразить, но поглядел на меня и Шевакулева, и осекся. А минут через десять в метро потоком пошла вода, выпущенная немцами из шлюзов реки Шпрее, и бывшего комбата Дмитриева среди тех, кто смог выбраться наверх, не оказалось. Потом мне два моих разведчика сказали, что видели труп Дмитриева на рельсах, еще до начала "потопа", видно кто-то его из своих в спину застрелил... (примеч.НЗ: в базе данных «Мемориал»  на запрос «Дмитриев, безвозвратные потери 265 сд, 1945» выдается сообщение «541-й сп, Димитриев Кирилл Георгиевич, 1911г.р., стрелок, убит 01.05.1945г.). Почему к нему командование проявило "либерализм", я не мог понять, ведь он не был Героем или последним ветераном  дивизии, но факт остается фактом, под армейский трибунал он не попал, а от Божьего суда не ушел.

Иногда происходили странные вещи, за мелочь могли бойца осудить на пребывание в штрафной роте, а на "крупные дела" смотрели сквозь пальцы. У нас один командир роты напился и после боя изнасиловал немку и потом расстрелял ее вместе со всей семьей. Его арестовали, отправили в трибунал, пошли слухи - то ли ротного приговорили к расстрелу, то ли дали 7 лет лагерей. Прошло пару месяцев, он к нам полк прислал письмо, написал, что служит в другой дивизии, на прежней должности, мол, его сам Калинин помиловал...

Все эти трагические эпизоды происходили по причине пьянства. Когда я летом 1945 года попал служить в знаменитую 150-ю сд  Шатилова, бравшую рейхстаг, то за год службы было 196 случаев, когда по пьянке военнослужащие стреляли друг в друга и убивали. Ваше право этой цифре не верить, но я прекрасно помню, сколько комиссий всех рангов трясли дивизию, и везде фигурировало именно это число ЧП со смертельным исходом, и в итоге дивизию расформировали.

Г.К. - Какое вооружение было в разведвзводе?
М.Ш. - Автоматы, пистолеты, штык- ножи, гранаты. Ручных пулеметов не было. Многие бойцы воевали с немецкими автоматами. Вещмешки у разведчиков были набиты патронами и гранатами, там не то что консервной банки, крошки хлеба не было. Еще у меня всегда был за поясом пятнадцатизарядный бельгийский пистолет. Был у меня еще очень красивый кортик в серебряных ножнах. Мимо нас в Белоруссии как-то вели колонну пленных, и ветром одному из немецких офицеров задрало край кителя и я увидел кортик. Я вошел в строй пленных, снял с него этот кортик, и он мне в дальнейшем не раз хорошо послужил.

Г.К. - Для проведения разведпоисков разведвзводу придавались части усиления?
М.Ш. - Если вы имеете в виду полковую роту автоматчиков, то в 941-м СП она использовалась как обычная стрелковая рота и на подмогу разведке оттуда бойцов не направляли. Из "посторонних" в поисках участвовали только приданные нам саперы. Дивизионная разведрота действовала отдельно от нас, совместных разведпоисков не было, только разведка боем. Командовал "дивизионщиками" капитан Рожнов, или Рожков, точно не помню, а взводными у разведроты дивизии в конце войны были ст. лейтенант Николаев и лейтенант Кузьмин.

Г.К. - Примеры наиболее удачного и  неудачного разведпоиска.
М.Ш. - Начнем с неудачного. В январе 1945 перед самым наступлением в разведку пошли 12 человек, отделение старшины Кулика ("старшего"). Немцы устроили засаду и всю группу перебили в 50м от своих траншей. Наша группа шла на задание в маскхалатах, состояла из опытных разведчиков, но видимо какая-то незадача приключилась, но в ту ночь никто назад не вернулся. Через двое суток, когда начался общий прорыв через поле боя, устланное нашими убитыми при атаке, приполз с отмороженными пальцами на ногах... старшина Кулик. Его сразу забрали в "СМЕРШ" и стали выяснять, как он уцелел, и что случилось с разведгруппой. Кулик рассказал о засаде, и что когда немцы добивали раненых, он притворился мертвым, и в него не стреляли. Я пошел к "особисту" выяснить про старшину, а он мне сразу - "Я все знаю, что у тебя во взводе творится, ты лейтенант своим языком болтаешь много. Начальство критиковать мастак. Смотри, договоришься до трибунала" - " Речь не обо мне сейчас, я про Кулика спрашиваю" - "А что твой Кулик, все убиты, а он живой? С ним мы без тебя разберемся". Через сутки этого капитана убило при бомбежке, а Кулика куда-то увезли на следствие, и что произошло с ним в итоге, мы так и не узнали.

А наиболее удачный поиск? Наверное, поиск зимой 45-го в Польше. Комдив, генерал-майор, приказал немедленно добыть "языка", мол, позарез нужен, и со всех полков в поиск пошли разведгруппы. Меня вызвал к себе Максимов - "Так вот, сукин сын, чтобы без "языка" не возвращался! Приказ комдива!". Пошли впятером в час ночи на участке 1-го батальона, договорились, что дадим сигнал по возвращению - два выстрела из пистолета. Одели белые маскхалаты, добрались до немцев и залегли на морозе в засаде, до немцев еще 100м, выбираем подход, в надежде "достать" кого-нибудь из немецкой траншеи, одним словом, все идет по "старому избитому и проверенному сценарию". Вдруг, видим, три тени, сначала идут в рост, а потом поползли в сторону наших окопов. В воздухе сразу зависли несколько осветительных ракет. Кто-то их них нас заметил, немцы стали стрелять по нам, мы открыли ответный огонь, и сразу кинулись к ним. Один из немцев ранен в ягодицу, второй в руку, а третий прошит автоматной очередью, видно, что не жилец, и я его добил из пистолета. Подхватили раненых немцев и потащили к себе, а там "нейтралка" 700м, с двух сторон поднялась стрельба, настоящее светопреставление. Мы спрятались за каким-то бугорком, перевязали раненых немцев и все-таки без потерь выбрались к своим. Уже в нашей траншее налили одному из "языков", офицеру, немного водки, мол -"пей давай!, согрейся!" а он отказывается, боится чего-то. Один из разведчиков выпил эту водку на глазах у пленного, и тогда немец тоже "причастился". Отправили "языков" в штаб дивизии, и уже на следующий день моим разведчикам вручили по ордену Красной Звезды, но мне тогда никакого ордена не дали. Оказывается, немец-офицер дал очень ценные сведения, о расположении танковой дивизии, стоящей без горючего на нашем участке. (прим.НЗ: наградные листы М. Шиндера  см. в приложении-3).

Г.К. - А что Вас командир полка так "ласково" назвал?
М.Ш. - А он ко мне всегда так обращался - "сукин сын". Я как-то в Польше его ППЖ на трофейном мотоцикле прокатил, и кто-то из офицеров посмеялся над полковником, мол, ты старый хрыч, а молодой лейтенант с твоей бабой катается, гляди, еще отобьет у тебя девку. После этого Максимов меня с трудом терпел. Из всех Ванек- взводных находившихся в полку, только комвзвода разведки в контакте с комполка, получает от него задачу, докладывает о выполнении. Да еще у нас в полку штатного переводчика не было, так что на допросах пленных переводил я. В затишье взвод разведки охранял штаб полка и полковое знамя, и вновь я Максимову "мозолил глаза". На Одере терпение Максимова кончилось, и он решил от меня избавиться. Мы были выведены в тыл, где тренировались перед предстоящим наступлением. Ширина Одера не больше 200м, но немцы открыли дамбы, и река разлилась на 4 км. На тренировке присутствовал комдив и из разведотдела подполковник Соколов. На тренировках мой разведвзвод иммитировал захват плацдарма, переправились на двух автомобилях -"амфибиях" по 16 чел. в каждой, через широкое озеро, и пошли дальше, а там 3км болота. Дошли до заранее оговоренной точки, - "задача выполнена" - мои солдаты измотались как "последние собаки", и я отпустил их, а сам пошел к штабу полка. Подхожу и тут на меня Максимов набросился - "Где взвод?" - "Отпустил" - "Сукин сын! Твою мать! Кто тебе разрешил!? Комдив приказал повторить переправу! Да я тебя...!". И приказал снять меня с командования разведвзводом и "турнуть" из полка. Подполковник Соколов встал на мою защиту, мол, до Берлина осталось 70 км, дайте лейтенанту спокойно довоевать, но Максимов был непреклонен, и потребовал, чтобы я на месте написал что-то вроде "рапорта с просьбой о переводе". На мое место тут же прислали штабного ст. лейтенанта, но он вернулся уже через полчаса, и сказал - "Я к этим бандитам больше не пойду, хоть под трибунал отдавайте. Они мне угрожают, говорят - Да ты кто такой? да мы тебя сразу пристрелим!". И за ним в штаб полка пришли 6 моих разведчиков, все старшины, и обратились к комполка - "Товарищ полковник, если лейтенанта не вернете, то мы уйдем из разведки в стрелковые батальоны. Считайте, что у вас разведки нет. И штрафной нас пугать - только время зря терять ". Максимов вообще озверел от такой наглости, заорал - "Вон отсюда! И ты, сукин сын, тоже!"... Шутов с замполитом его потом успокоили, ПНШ-2 Дмитриев сказал мне, что я остаюсь во взводе разведки... Максимов больше меня в открытую не доставал, я повода не успел дать. И после штурма здания полиции Берлина, где мой взвод потерял 2/3 разведчиков убитыми, когда Максимов узнал, что я лично расстрелял всех пленных офицеров, то меня не арестовали за самосуд. А может просто не успели, поскольку я угодил с ранением в голову в госпиталь, и когда меня выписали, то дивизия уже отправилась на Восток. Но когда в мою новую часть, в 150-ю СД, прислали из 265-й СД характеристику, подписанную Максимовым, то там были слова -"...морально разложившийся офицер, замечен в пьянках с личным составом взвода....", и так далее, хотя я никогда на фронте не пил, да и мои разведчики сильной любовью к спирту не отличались, по крайней мере перед поиском никто во взводе стаканами водку не пил.

 Г.К. - Вы говорите, что командир полка Вас не "переваривал", но ведь Ваш наградной лист на Героя он подписал. Факт достоверный и документальный, на ГСС Вас представляли. Вырезка из армейской газеты военной поры, да и письма однополчан - там об этом ясно сказано.
М.Ш. - Это был приказ комдива - "представить к высшему званию", именно за того информированного офицера "языка", взятого в поиске, про который я вам уже рассказал, и тут Максимов не стал перечить генералу и поставил свою подпись. Но этот наградной лист "зарезали" в штабе 3-й УА. Когда моим разведчикам вручили по Красной Звезде, а меня обошли стороной, то я этому не придал значения. О наградах на фронте я вообще не думал, был уверен, что меня рано или поздно немцы прикончат, а зачем на том свете ордена? И трофеи по этой же причине не собирал. И тут слушок в полку, мол, Шиндера к Герою представили. Я думал, что эта полная ерунда. Но вызвали меня в штаб полка. Сидят в комнате начштаба Шутов и замполит полка подполковник Желтов и говорят - "Слушай, лейтенант, мы на тебя наградной лист на Героя послали, но в штабе армии, видно решили, что фамилией ты не подходишь. Резолюция сверху пришла - наградить орденом Красной Звезды". Вручили мне этот орден, вышел я, и тут только до меня дошло, о чем сказал Желтов. Я психанул, и швырнул со всей силы орден на каменный пол, но мне приказали его поднять и сказали, что за такой жест в штрафную попасть как дважды два. Этот орден я  никогда не носил на гимнастерке и еще лет 30 после войны он валялся в коробочке, а когда его впервые одел на пиджак, то люди стали спрашивать - что у тебя лучи на "звездочке" отбиты?...

Г.К. - А другие ордена за что получили?
М.Ш. - Еще один орден Красной Звезды мне вручили за бои в окружении. В Польше дивизия вырвалась на 18 километров впереди других частей корпуса и оказалась в окружении. Мы 13 дней держали круговую оборону, а потом пошли на прорыв. Орден Отечественной Войны получил за бои в начале сорок пятого года. А за Берлин ничего не дали, да и черт с ним. (НЗ:За Берлин ему дали орден «Отечественная война 2-й степени» -см.Приложение-3)

Г.К. - Как отмечали наградами бойцов разведвзвода?
М.Ш. - Не скупились, разведчиков награждали чаще, чем обычных стрелков. И было за что. С орденом Красного Знамени у нас во взводе бойцов не было, но орденоносцами были большинство, а старшина Шевакулев, например, заслужил в боях два ордена Славы. Как то наградили сразу весь личный состав взвода, за исключением его командира. В Белоруссии немцы ворвались на позиции двух рот одного из наших батальонов, всех бойцов перебили и закрепились в траншеях. Наш взвод кинули в "пожарном порядке" исправлять положение, в сумерках завязался бой, мы всех вырезали, и отбили позицию.

Г.К. - Пополнение во взвод сами набирали, или - "кого пришлют, с тем и воюем "?
М.Ш. - Сам набирал. Вообще-то этим должен был ПНШ-2 заниматься наряду со мной, но Дмитриеву было не до этого. Офицер разведки первый в полку отбирал к себе людей из пополнения. Но добровольцев в разведку было немного, если честно говорить, все знали, что у нас ноги быстро протянешь, а к концу войны большинство "комсомольцев-патриотов" были давно убиты, кто под Курском, кто под Сталинградом, а присылали в стрелковые полки все, что наскребали в тылах "с бору по сосенке", да и то, эту сосенку уже ободрали в штабе дивизии всякие тыловые службы, и артиллеристы себе в артполк народ отобрали, и саперы, и дивизионная разведрота, и связисты, а к нам, в пехоту, отправляли - что осталось, чем богаты, как говорится...
На Висле у нас полностью погиб один батальон, а два других понесли большие потери. Так прислали к нам из "запаски" сразу 800 человек на пополнение, почти все "западники" с " бывших временно оккупированных территорий". Построили новичков "покоем", я вышел на центр - "Добровольцы в разведку! Кто хочет?". Вышло всего трое человек. Больше ни "романтиков", ни "любителей риска" не нашлось в этом пополнении. Обычно к нам сами добровольно только бывшие штрафники из уголовников и партизаны шли, но иногда приходили "разные" люди, помню даже разведчика, бывшего учителя математики. На Одере нас тоже массово пополнили, привезли человек шестьсот новеньких. И опять только несколько человек вышло на призыв в разведку. Но начштаба Шутов хотел, чтобы в разведвзводе был полный штат, так сам прошел вдоль строя и добавил еще пару человек, тех, кто поздоровее.

Г.К. - Отношения между разведчиками взвода, какими они были? Все- таки люди разных довоенных судеб, различных характеров и так далее.
М.Ш. - Старались друг с другом не конфликтовать, тем более костяк взвода давно воевал вместе, отношения между "старичками" были братскими. Но были исключительные случаи. Разведчики народ в основном отпетый, и свести личный счет при удобных обстоятельствах могли спокойно. Человек с оружием может стать самым опасным зверем. Как-то, в Польше, при приеме пополнения, я спрашиваю у одного добровольца - "Где сидел и за что?", а он отвечает - "Я никогда в тюрьме не сидел". Фамилия его была Зильберштейн, еврей из Одессы. Зачислил его к нам. Перед заданием обычно я спрашивал - "Кто сегодня пойдет?" Старший группы всегда назначался, а остальные сами вызывались. На задание, как правило, у нас ходили пятерками. И Зильберштейн пару - тройку раз промолчал. Пошли пятеркой на разведку. Залегли. И тут я слышу, как ст. сержант Салов говорит Банкенбаеву - "Ну, ты видал, как наш взводный своего жидка прикрывает? Обрати внимание, когда лейтенант людей на задание вызывает, этот пархатый сразу в Мишку глазами впивается, мол, только не меня. И тот его не берет в поиск!. Я как это приметил, то решил, я этого жидка обязательно застрелю". Мы встали, пошли дальше, нарвались на немцев, Касюк успел первым выстрелить, но Салова насквозь прошило автоматной очередью. И я подумал, а вдруг еще кто-то  думает так же? И я отправил Зильберштейна из взвода в батальон, от греха подальше. Меня мой разведчик, узбек Альметов, коммунист и орденоносец, пытался застрелить. Он отказался выполнить мой приказ, и мне пришлось принять крутые меры. Альметов почуствовал себя "оскорбленным в лучших чуствах", затаил злобу и решил меня прикончить, искал подходящий момент, но я его "ждал". Он все понял, и после этого случая молчал. Но если не касаться этих двух случаев,  мы были как одна семья. Уйдут 5 человек на задание, так никто из оставшихся спать не ложится. Такая у нас был традиция - ждать своих. Все у нас было пополам - и кусок хлеба, и радость и горе...

Г.К. - Были случаи трусости среди разведчиков?
М.Ш. - У нас во взводе такого никогда не было. В стрелковых батальонах всякое случалось. До сих пор не могу забыть, как выстроили весь полк на показательный расстрел одного сержанта-членовредителя, который специально взорвал в своей руке запал от гранаты РГ-42, и ему оторвало четыре пальца. Зачитали приговор, а потом спрашивают у стоящих в строю - "Есть желающие привести приговор в исполнение?"...

 Г.К. - Командование пыталось в конце войны сохранить старых опытных разведчиков?
М.Ш. -У нас начальники никого никогда не берегли. Этого убийцу, бывшего комбата Дмитриева, в штабе "прятали" от справедливой кары, а когда кто-то "стукнул" в штаб полка, что я Шевакулева на задания не пускаю, то меня сразу вызвал к себе начштаба Шутов, и строго спросил - "Ты почему Шевакулева на поиск не назначаешь? Он что у тебя, на особом положении?" - "Товарищ подполковник, мы все задания выполняем. А кого в разведку посылать, это уже мое дело". Начштаба больше к этой теме не возвращался. Он вообще ко мне всегда относился хорошо. А я Ваню Шевакулева хотел сберечь, старался посылать его на разведку по-реже, и не на самые рискованные задания. Хотя любое легкое задание для разведчиков в одно мгновение могло обернуться в невыполнимое, и сопряженное с потерями. К нему как-то пришло письмо от матери из  Иваново, в котором она написала, что жена Ивана умерла. Все время голодала, последний кусок отдавала своим двум детям, и померла совсем молодой. Тогда я впервые увидел старшину плачущим. После нашего последнего боя, 2-го мая в Берлине, меня Иван спросил - "Почему в разведку как всех не посылал?", и я ответил ему - "Мы почти все холостые, если убьют, то мать поплачет и успокоится, а у тебя двое детей. Кто их вырастит, если не ты?". И тогда я во второй раз увидел на его лице слезы...

Г.К. - Отношение к немцам в сорок пятом году стало другим?
М.Ш. - Немцы сами повода не давали, чтобы к ним относиться с жалостью, с пренебрежением или со снисхождением. В Германии они держались до последнего патрона. Может на других участках фронта они сами толпами сдавались в плен, но мне помнится, что в конце войны каждый бой у нас был тяжелым, и заканчивался большой кровью. Нам даже довелось увидеть одного фанатика, гаденыша из гитлерюгенда, которому оторвало ногу, а он, истекая кровью, продолжал по нам стрелять. В 1945 году немцы бились с упорством обреченных. И жалости к ним никто не испытывал. Даже при допросе пленных, попадались такие нацисты-фанатики, что нам в лицо плевали, презирая смерть...

 В Данциге очень сильные бои были, и когда гитлеровцев прижали спиной к морю, то началось побоище. Немцы бежали к морю, пытаясь хоть как-то спастись, попасть на последние баржи, уходящие из порта, бросались вплавь в ледяную воду, а мы с берега безжалостно били по ним вниз из пулеметов. А потом подошла артиллерия, и вообще - начался расстрел прямой наводкой, по принципу - "если враг не сдается, то его уничтожают", долбили по пирсу, по всем причалам, пока последний немец не упал. Я тоже с остервенением стрелял по берегу, битком набитому солдатами во вражеской форме, и в голове у меня в это время "крутились" кадры из кинофильма "Чапаев", как казаки из "максима" бьют по переплывающим Урал красноармейцам. Нечто похожее было. Но если мы в плен еще брали, то поляки никого за собой в живых не оставляли. Там же, под Данцигом, поляки собрали на поляне две сотни пленных гитлеровцев и всех до одного скосили из автоматов. Мы потом мимо этой поляны, заваленной трупами, прошли, так нам не по себе стало...Я будто снова в Сталинград попал...

В конце войны все озверели, и мы, и враг. В Польше линия окопов немцев шла вдоль высокой водонапорной башни. Нейтральная полоса -500 метров ровного поля. И тут немцы по громкоговорителю передают, что сейчас будут расстреливать взятого в плен "рус Ивана", который - "не хотел помочь вермахту", видно он на допросе ничего им не рассказал. С башни его скинули, на наших глазах, и стрелять в него начали еще когда тело летело вниз. А погибший был из нашего полка, сержант Федоров... Сами понимаете, что после этого произошло в наших сердцах и душах...

На Одере "власовцы" делали засады в разлитой пойме реки. Идет наша лодка по мелководью, и тут в темноте пьяный оклик сбоку - "Куда плывешь, Ваня!?" и сразу "фаустпатрон" в тебя в упор летит. Когда взяли плацдарм, то только на участке полка набралось 80 пленных "власовцев", тех, кого до штаба довели. Построили их в колонну, обматерили, и конвой повел их в тыл. А дорога в гору идет, мимо наши машины едут. Шоферня видит по нашивке на рукаве немецкой формы, кого ведут, проклинают предателей Родины и дальше в гору. И видно кто-то из водителей встречному шоферу сказал, мол, там сзади власовское отродье в колонне конвоируют. И водитель "студебеккера", шедшего с горы, разогнал машину, и со всей скорости, специально врезался в колонну пленных... На наших глазах все произошло... И что вы думаете, кто-то покалеченных "власовцев" в санбат повез?.. Жестокость в конце войны дошла до апогея... Просто всего рассказывать не хочется...

Г.К. - Расскажите про Ваш последний бой.
М.Ш. - Дивизию ввели в бой из второго эшелона в последних числах апреля, когда бои уже шли в центре Берлина. На Александерплац было расположено здание Берлинского управления полиции, и этот дом не могли взять двое суток.

/прим.НЗ: врезка фото:
Фото.Александрплац (Alexanderplatz). Берлин, 1935               
В правом верхнем углу виден Берлинский кафедральный собор- его брала 5-я Уд.А, сверху по центу видна Ратуша (5-я Уд.А). От Александерплац в сторону Ратуши уходит улица Кенигштрассе (265 сд 3-й Уд.А) /конец врезки/

Два батальона штурмовали этот "полицейпрезидиум" и не продвинулись ни на шаг, понесли серьезные потери, только наши убитые на площади цепями лежали, да сгоревшие танки Т-34 стояли. Вокруг сплошные развалины, авиация наша и союзников постарались в свое время.  Мой взвод находился в подвале, и кто из этого подвала в полный рост вышел - сразу покойник. Меня Максимов вызвал в штаб полка
- "Даем тебе два ИС-2, бери своих разведчиков, ворвешься в здание полицейского управления и закрепишься. Начнешь с подвала, очистишь этажи, потом дойдешь до чердака и подожжешь его. Дашь этим сигнал, что здание захвачено". Я спустился в подвал к своему взводу
- "Ну что, мальчики, пойдем. Нам задание дали". Добавили к нам двух химиков, для постановки дымзавесы, ст. лейтенанта- арткорректировщика, всего было в группе 36 чел. Подошли два ИСа, и ПНШ Дмитриев приказывает мне сажать бойцов на броню. Я отказываюсь, и Дмитриев сразу поволок меня к Максимову, мол, посмотрите, Шиндер приказ отказывается выполнять. Максимов
- "Ты почему, сукин сын, отказываешься?!
-" Товарищ полковник, если я разведчиков на броню посажу, то одного "фауста" достаточно, чтобы сразу полвзвода перебило. Это же верная смерть. Пусть танки идут вперед, я прикроюсь броней за вторым танком, и так подойду к зданию". В штабе присутствовал замкомдива полковник Булгаков, он потянул Максимова за китель и говорит
- "Ты лейтенанта послушай, он дело говорит", и Максимов сменил гнев на милость - "Ладно, сукин сын, выполняй!"
Мы пошли, а по нам шквальный огонь из автоматов и пулеметов. До здания оставалось 100м, как подорвали передний танк. Я крикнул своим
- "Все налево, в развалины!". Кинулись туда, спустились в подвал, нашли канализационный люк, спустились, и попали в тоннель, по которому можно было идти почти в полный рост. И выбрались мы из этого тоннеля уже в развалинах с тыльной здании управления полиции, от него нас отделяла улица, но она была пристреляна, и как только химики стали ставить дымзавесу, снайпера по нам открыли огонь. Двух бойцов стоявших по бокам от меня, сразу сразили разрывными пулями. Даю команду
- "Вперед, за мной, по одному!", и побежал вперед. Перед нами такой заборчик, высотой меньше метра, мы через него перепрыгнули и оказались прямо под стеной здания. Видим дверь, я ее открыл, оттуда ни выстрела, все рванули туда, попадаем в подвал. Как только мы забежали, в подвале погас свет. Полная темнота, но у нескольких разведчиков были ручные фонарики, они стали светить передо мной. Стоят в подвале плотной толпой гражданские немцы, человек сто, а может чуть меньше, сразу поднимают руки вверх. Стоят как бы "амфитеатром", полукругом. Я спрашиваю по-немецки
- "Где выход из подвала, где лестница наверх?!". Все молчат. Прямо передо мной жирный немец, в годах, я обращаюсь к нему
- "Где первый выход наверх?", а он мне в ответ в лицо плюет. Я ему сразу финку в живот засунул, да еще провернул ее для верности, на пару раз. Кричу Маняшину - "Дай очередь поверх голов!", он выстрелил из автомата, и все гражданские сразу упали на пол, а мы увидели просвет за их спинами, лестница наверх. И начали брать здание. В каждую комнату кидаешь гранату, даешь очередь из автомата, проверка, есть кто живой, и двигаемся дальше. В ответ немцы стреляют по нам из автоматов и пулеметов, кидают гранаты, по лестничному пролету бьют из "фаустпатрона", все вокруг горит. Уже второй этаж взяли, и мне Касюк показывает глазами на разбитое окно - по канату вниз снаружи, во внутренний "дворик-колодец" спускаются немцы, почему-то запомнились их начищенные сапоги. Стрелять не стали, только кричу одному из разведчиков
- "Петька, возьми еще кого-нибудь, принимай их внизу! Бери живьем!". На третьем этаже сопротивление немцев закончилось и поджигать здание мы не стали... Осталось нас из 36 человек только 9, но двое тяжелораненых. Остальные убиты, ведь весь бой шел в упор... Мне осколок гранаты попал в голову, я думал, что он прошел по касательной, (а потом в госпитале выяснилось, что он срезал кусок кости, и вмял теменную кость внутрь), кровь шла не останавливаясь. Каски у нас никто никогда не носил... Я спустился во дворик, а там Маняшин держит под прицелом свой "улов" - 8 офицеров, всех тех, кто по канату пытался спуститься с 3-го этажа. Все офицеры холеные, здоровые, да еще эти сапоги блестящие.... А у меня почти весь взвод побило... И тут на меня "нашло", я выстроил этих офицеров в ряд и всех лично застрелил... Сзади, уже перебежав площадь, в здание и внутренний двор вбегали наши солдаты из стрелковых частей, а мы, 7 человек смотрели на убитых немцев, и не могли до конца осознать всю боль потери своих товарищей-разведчиков в последнем бою. Вот, посмотрите, фотография, на ней все 7 бойцов моего взвода оставшихся в живых. Прошло некоторое время, и у меня из-за этого ранения в голову началось воспаление мозговых оболочек, меня отвезли в госпиталь, и врачи спасли от смерти, но пролежал я в госпитале несколько месяцев.
Вышел из госпиталя и был направлен служить дальше, уже в 150-ую СД. Демобилизовался в последний день 1946 года из-за этого тяжелого ранения в голову, и вернулся в родной Васильков, закончил заочно техникум в Киеве. В 1953 году уехал из Украины жить в Латвию, работал в районе под Цесисом, а потом в Даугавпилсе, и в 1993 году вышел на пенсию». (Интервью и лит.обработка- Г. Койфман).

Вот мы и услышали три рассказа - мл.сержанта минометной роты 951-го сп 265-й сд, санинструктора стрелковой роты 450-го сп 265-й сд и командира взвода полковой разведки  941-го сп 265-й сд о Берлинской операции. То, что составляет «продольную» основу очерка.