Дневник жизни
У меня на столе лежал целый ворох маленьких листочков. Они все были похожи друг на друга и в то же время ни капельки не похожи: они были принесены мамой из её офиса, положены на комод, а потом забраны мною для эксплуатации. На каждом из них красовалась огромная буква, на каждом своя, и около буквы в столбик были написаны слова на эту букву.
«Что это за бумажки?» - снова разорвал тишину папа.
«Это будущий акростих», - ответила я.
«А что на них ты пишешь? Юбка, юла, южный…» - стал он читать с листочка, на котором я нарисовала огромную букву «Ю».
«На букву «ю» мне очень тяжело даётся вспоминать слова», - сказала я папе и показала листочки с другими буквами.
«Вот слова на «К». А вот на «Л»», - объясняла я папе.
«И что ты с ними будешь делать?» - спросил папа, наверное, не знающий или не помнящий, что такое акростих.
«Я напишу акростих. Каждая строчка будет начинаться с одной из этих букв, а вместе они будут составлять фразу, если читать столбиком», - разъяснила я, приписывая очередное слово к букве «К».
Тогда была весна. Я подумала о ветре и немножко о солнце, заливающем листья своим светом. Всё вокруг оживало, и я это чувствовала, даже сидя дома. Лучи пробивались через шторы из плотной зелёной ткани в полоску – одна светлее, другая темнее… Но все зелёные. Папа о чём-то задумался.
Я спросила: «А что такое белый ветер?»
«Какой?» - переспросил папа, но не потому, что не слышал, а потому, что не понял, какой это ещё белый ветер, и подумал, что ослышался.
«Белый», - ответила я и добавила: «Вот я прочитала о нём в интернете».
«Я знаю суховей, бора, зефир, муссон, бриз, но белый ветер… Я такого не знаю», - сказал папа.
Вообще-то, я уже давно потеряла ссылку на тот сайт, где кто-то писал о белом ветре, и не смогу показать цитату о том, что это такое, но для меня белый ветер – это лёгкий такой весенний ветерок, напоминающий о цветении сирени и содержащий в себе её запах или несущий его. Пока ветер несёт с собой сирень, возможно, он и сам становится пропитанным этим запахом.
Акростих я тогда так и не дописала.
Как-то раз я пролистывала свой дневник жизни и наткнулась на один из тех листочков, которые лежали ворохом у меня на столе. На нём было одно четверостишие моего неудавшегося акростиха. Дневник жизни – это не личный дневник с записями о событиях моей жизни или что-то вроде того. Нет там никаких событий. И чувств тоже. Дневник жизни – это такая книжечка, в которую я вклеиваю всё подряд: кленовый лист из соломы, наклейки, чеки с почты, бумажки с цитатами, билеты из театров и с концертов, а ещё билеты из кино, иногда там попадаются билеты на метро и маленькие записки от друзей и знакомых, какие-то визитные карточки, которые могут пригодиться в будущем, или листочки с родственными связями персонажей из какой-нибудь книги, подаренные мне на день Святого Валентина маленькие открыточки, мои первые попытки что-то писать, описи с почты, половинка сторублёвой бумажки, календарик на две тысячи какой-то год (я хочу, чтобы этот мой рассказ был вне точного времени), стихотворение Михаила Юрьевича Лермонтова, написанное на листе из блокнота моим другом, бумажки из книжных магазинов с названиями книг и их местами на полках, засушенные листья, не попавшие в мой школьный гербарий, старая песня, которую я так и не научилась играть на гитаре, но очень хочу, чтобы она не канула в лету, мой акростих… Иногда мне нравилось пролистывать этот дневник со всяким хламом, который принесла в него моя жизнь. Это меня успокаивало. Или это приносило мне удовольствие. Мне до сих пор сложно определиться, потому что я спокойна, когда что-то приносит мне удовольствие, и спокойствие приносит мне удовольствие само по себе.
Я решила дописать этот акростих, найдя его в дневнике с хламом из моей жизни, потому что… А просто мне так захотелось. Может, я зря это сделала, потому что в тот день у меня на душе уже было совсем не то, что было той весной. Белый ветер и солнечные лучи на листьях были сведены к промокшему алому солнцу, но дело ведь вовсе не в самом акростихе. Мне было без разницы, допишу я его или нет, но всё же я хотела попробовать его дописать, чтобы буквы в столбике сложились в единую фразу, и кто-то ещё, кроме папы, гадал, что же такое белый ветер. Правда, в отличие от папы, им пришлось гадать ещё и что такое алое солнце, которое промокло, да и почему оно промокло, кстати говоря.
Мне нравилось, когда папа приходил и разрывал тишину своими вопросами. Мне нравилось, что он всегда интересовался тем, что я делаю, и пытался понять.
Частенько по ночам папа пил со мной чай на кухне и разговаривал о всякой всячине. Порой он рассказывал истории о своей жизни, которая, наверное, не заполняла его дневник жизни всяким хламом. Скорее всего, у него вообще не было дневника жизни. Он рассказывал о своём лете в деревне (и не одном, но я хочу, чтобы этот рассказ был вне точного времени) и о том, как бабушка била его палкой за курение. А ещё он много катался на лошадях. Он частенько угонял их, когда был маленьким мальчиком, слонявшимся по деревне. Он часто ходил на рыбалку и прострелил какую-то обувь из ружья, когда впервые попробовал стрелять. Наверное, ещё тогда его тянуло в лес, на охоту, наблюдать за поведением животных, хотя это можно делать и без ружья с патронами. Он рассказывал, как сдавал экзамены в техникуме одним из первых и шёл покупать вино, пока его приятели ждали своей очереди. Он рассказывал, как один преподаватель заставил его выучить предмет, по которому у моего папы даже не было учебника (это и разозлило преподавателя, хотя незнание предмета моим папой тоже сыграло небольшую роль). Потом мой папа знал этот предмет лучше всех и всегда преподаватель поднимал его с места, когда кто-то плохо отвечал. Мой папа много рассказывал о техникуме, работе электрика и деревне, но о деревне больше всего. Я думаю, он очень любит время, проведённое там в детстве. Он спал с телятами и пил молоко из-под коровы. Чаще он спал с бабушкой, но о телятах он рассказывал с большим удовольствием.
Когда работаешь электриком, совсем невозможно нормально спать, потому что всю ночь снятся провода. Ты беспрестанно думаешь о том, какой из них и где надо подсоединить, и это ужасно мучает, потому что, по сути, ты не спишь вовсе, а думаешь о проводах. И о том, как всё сделать, чтобы тебя не шибануло током. Наверное, невероятно тяжело и страшно быть электриком. Уж лучше быть библиотекарем. Как ты их не расставляй на полках, эти книги, они всё равно не шибанут током, но кто-нибудь обязательно шибанёт словом за то, что они стоят не на своих местах, а это уже не так страшно.
Иногда я думаю о том, что хочу рассказать всему миру, что рассказывал мне папа, но я точно не смогу рассказать так же ярко, как он рассказывал мне каждую историю на кухне за чаем. А ведь бабушка не просто била его палкой. Она неожиданно появилась из-за куста, когда папа ехал на коне и курил. Он тогда, верно, был счастлив, как когда смотрел на тетеревиный ток (хотя в этом деле важнее слушать) и покупал вино, сдав экзамен на «отлично». Или когда прострелил кроссовки, впервые взяв в руки ружьё. Или как когда катался на велосипеде в молодости.
Больше всего я боюсь того, что не успею обо всём написать, что мои мысли разлетятся, и потом я уже не смогу их собрать.
«Быть электриком» немного похоже на «учиться». У тебя в голове постоянно какие-то мысли, и ты не можешь нормально спать. Сейчас я чувствую себя электриком или тем, кто учится, потому что мыслей у меня много, и я не усну, пока не напишу их. Но электрику и студенту это бы вряд ли помогло. Я чуточку удачливее их или счастливее. Хотя, может, если бы они до этого додумались, им бы помогло, и они смогли бы нормально поспать. Но студенты и электрики не пишут свои ночные мысли на бумаге. Студенты любят писать на бумаге чужие мысли. Или их заставляют писать, если они всё-таки не совсем студенты, а скорее школьники. Студенты могут и не писать. Сейчас в моей голове одновременно находится столько мыслей, что кажется, будто они точно разлетятся на клочки, взорвав мою голову. Поэтому я боюсь не успеть обо всём написать. Вы только подумайте, как тяжело студентам и электрикам. Они вечно будто находятся в здании, которое сейчас взорвётся. И они в нём заперты. Какой тут спать!
Я никогда не называла папу папой. В этом, наверное, моя фишка. Или это одна из моих многочисленных фишек. У меня папа назывался чуточку по-другому. Совсем чуточку. Я называла его «папачка», с ударением на вторую «а». Это меня забавляло раньше и забавляло бы до сих пор, если бы я была дома.
Однажды мы с папой проговорили о любви и дружбе до самого утра. Я рассказывала истории из своей жизни, которая заполняет мой дневник жизни хламом, высказывала свои мысли, а папа соглашался или пытался показать мне обратную сторону игральной карты. Здесь я не стану называть его «папачкой», так я обращаюсь к нему непосредственно. Маме я такого никогда не рассказывала: то ли потому, что я боялась, она не поймёт, то ли потому, что она почти всегда была занята, и я думала, что ей не до меня.
Каждый раз, когда мама приходила домой, она говорила: «Хэллоу, Долли!» или «Привет, котёнок!» Меня бы это до сих пор забавляло, как «папачка», и успокаивало, как дневник жизни, если бы я была дома.
Мама любила покупать мне мягкие игрушки, даже когда я выросла, и меня бы это до сих пор… Ещё она любила покупать мне косметику и распечатывать цветные картинки ко дню Святого Валентина. И духи мне дарили не ухажеры, а мама. Её я, кстати, иногда называла «мамачка» по аналогии с «папачкой», но это не прижилось так же, как я не прижилась на новом месте, чтобы никогда его не покидать. Мне очень хотелось бы вернуться домой. Хотя бы ненадолго. Я бы хотела посмотреть на новый дом, который купили «папачка» с «мамачкой».
Именно так я решила вернуться домой. Когда ты чувствуешь себя электриком или студентом, иногда задерживаешься на одной мысли, поймав её, и голова не разрывается от информации, которая, в свою очередь, не разлетается на клочки. Я не знала, насколько долго буду дома, но знала точно, что мне просто жизненно необходимо там побывать.
Так я покинула чужой город, чтобы вернуться туда, где когда-то весной начала сочинять свой акростих.
***
Окна «Виноградной лозы» были закрыты шторами из плотной ткани, вечный огонь свечей погас, душевное вино куда-то было упрятано, а на двери висела табличка с надписью «Closed» (закрыто). Причины написано не было. Когда снова будет «открыто», ясно тоже не было.
Анастэлла не очень долго мучила себя мыслями об отъезде. Она знала, что «Виноградная лоза» скорее всего никому не потребуется во время её отсутствия, но всё же на всякий случай приписала к «закрыто» ещё кое-что. Это кое-что выглядело примерно так:
Анастэлла Лоуренс
Хозяйка "Виноградной лозы"
НЕ ЗВОНИТЬ ДО 12 ЧАСОВ
(499)443-43-15
8-916-531-45-27
Девушка догадывалась, что разрывать телефон звонками ей никто не будет, но всё же решила предупредить любого, кто вдруг прочитает эту табличку. Она заранее встретилась с Клементиной и Ванессой, чтобы попрощаться. Всё ждала Анастесс, но та не зашла. Наверное, у неё были какие-нибудь дела.
В дневнике жизни появился билет на самолёт, а потом там как-то оказался чек из магазина канцелярских товаров и магазина с парфюмерией. Наверное, Анастэлла хотела запомнить название запаха этого путешествия и записать его в новую тетрадь новенькой чёрной ручкой.
В аэропорту Анастэлла, к своему удивлению, встретила Анастесс. Оказалось, что они летели одним рейсом. И чёрт знает почему, девушку не тянуло спросить, как так получилось и что ведёт Анастесс в тот же город. Они просто разговаривали и пили чай перед вылетом, как пили чай в «Виноградной лозе», только без вечно горящих пламенем свечек и рассказов, которые в аэропорту писать неудобно.
Они хорошо расстались после прилёта, но не взяли друг у друга номеров, словно понадеявшись на судьбу. Наверное, забыли. Если что, можно вернуться и посмотреть номер на табличке, которая гласит, что звонить до двенадцати часов нежелательно.
Первое, что удивило Анастэллу в доме у родителей – это сам дом. Она о таком мечтала. Девушка сказала об этом родителям. Папа задумался и пошёл на кухню. Мама и Анастэлла пошли за ним. Он подошёл к холодильнику и снял магнит, под которым находился лист бумаги с каким-то текстом. Вот этот текст:
I want to live in two-story house with huge windows in order to sunlight fills all the rooms. The house of my dream would be in Russia, in Krasnodar region. I love this region. In Krasnodar region there is a lot of sun. In Moscow I am not getting enough of sunlight. Outside, around the house, would be beautiful garden with many kinds of flowers. My mother likes to care about flowers. She will visit me every weekend or will live with me and father. In the garden there would be a playground for basketball and swing for me, because I will remain the child forever. The piano shall be in one of rooms of my house. Also, one of rooms should be only for inspiration and creation. I would write a poems and stories on the writing desk. In the house of my dream shall be a big bookshelf, because I do not know where I can keep books in my real house. In my room of inspiration there would be a huge window therefore and wallpapers will be in warm colors. Near the window will be the writing desk piled high with countless different books and notebooks that hold a lot of wonderful stories. Table lamp will decorate with multicolored homemade flowers made of paper and beads. The atmosphere of this room shall give a feeling of comfort and inspiration. It reminds of hot tea and tasty chocolate. By the way, about the tea. My dining room shall be as comfortable as my room of inspiration, because tea party is very important rite for me. We will drink tea with all the family in that nice house. This is the house of my dream. I don't worry about bedroom, but dining room, garden and room of inspiration are really important for me.
Анастэлла уставилась на лист бумаги, не веря своим глазам. Мама сказала: «Мы нашли это среди твоих старых сочинений. Мы плохо помним английский, ведь мы учили его неизвестно когда, но у нас остались твои словари». Папа стал помогать маме: «Мы постарались перевести. Тут и комната вдохновения есть. Мы её создали отчасти наподобие твоей старой комнаты в N». Анастэлла разглядывала листок бумаги, ошарашено слушая папу. Мама разорвала внезапно нависшую тишину, хотя это всегда была обязанность папы.
«Хочешь посмотреть?» - спросила она.
«Конечно, хочу!»
***
Александр уставился на табличку, что висела на двери «Виноградника», как Анастэлла тем временем таращила глаза на свою комнату вдохновения. Она была очень похожа на её старую комнату и немного – на комнату из «Виноградной лозы», что за серой неприметной дверью. Видимо, девушка подсознательно воссоздала эту комнату из сочинения в чужом городе, чтобы было уютнее.
Анастэлла Лоуренс
Хозяйка "Виноградной лозы"
НЕ ЗВОНИТЬ ДО 12 ЧАСОВ
(499)443-43-15
8-916-531-45-27
В тот момент Александр чувствовал себя электриком или студентом, а на часах было четыре утра с половиною и ещё парой минут.
Свидетельство о публикации №215050601425