Последний штрих

ПОСЛЕДНИЙ  ШТРИХ

                Если  мы  не  прикончим  войну, война  прикончит  нас.
                Герберт  Джордж  Уэллс               
       Стоуну не хватило до своего Триумфа каких-нибудь пятнадцати-двадцати секунд жизни, и ему недостало их всего лишь потому, что впереди были ещё целых полторы бесконечных сотни ярдов пути. Он уже поверил в свою Счастливую Звезду, видя совсем близко тёмный вход спасительного тоннеля, он уже вселил пока зыбкие надежды в души людей, следивших за ним из бункеров, и Кеннел, обманутый той кажущейся лёгкостью и непринуждённостью, с которыми Стоун проделал всю работу, расслабился вместе с остальными колонистами, отдавшись во власть растущего в его душе ликования.

       ...Из низких плотных облаков упал быстрый, как вспышка молнии, жёлтый луч, ударил Стоуна в голову, мгновенно испарив её вместе со шлемом, и глубоко вонзился в песок под его ногами, брызнув мириадами капель расплавленного кремния. В облаках на несколько коротких секунд образовалась дыра, сквозь которую на жуткую фигуру с казавшимися непомерно широкими от отсутствия головы плечами скользнул солнечный луч, точно добивая Стоуна, который пробежал по инерции ещё несколько шагов, прежде чем его тело наконец сообразило, что им уже не управляют. Дыра в облаке затянулась, погрузив в полумглу финал трагедии…

       …У Стоуна были слишком велики масса и инерция, чтобы сразу остановиться. На глазах у сотен оцепеневших от ужаса людей он сделал ещё почти десяток прыжков, нелепо и страшно размахивая на бегу руками, и покачивая тренированным торсом, и многие из наблюдавших за ним, потрясённые зрелищем происходящего, вдруг на несколько секунд вновь обрели утраченную было Надежду, решив, что вспышка им пригрезилась, и вид безголовой фигуры - это всего лишь обман зрения, сбой перегруженной психики, выдавшей ожидаемое за действительное, и в вариациях виденное уже не раз…

       ...Точно запнувшись на бегу, Стоун всё-таки рухнул на землю, подняв густое облако пыли. Вопль коллективного ужаса, раздробленный на тысячи частей глухими стенами убежищ, но синхронизированный моментом события, вырвался из множества грудных клеток. Кеннел сжал беззубые челюсти, обрубив свой собственный вопль, и, не отрываясь, смотрел на всё чётче и чётче вырисовывавшуюся в редеющем облаке фигуру Стоуна. Тело дёргалось, подталкиваемое всё ещё двигавшимися в агонии руками и ногами, и это зрелище было уже выше человеческих сил…
       Кеннел выбросил вперёд здоровую руку, намереваясь прекратить трансляцию чудовищного финала спектакля, но промахнулся и попал пальцем в кнопку трансфокатора…

       …Изображение прыгнуло вперёд, услужливо приблизив Стоуна почти к самым глазам, и Кеннел увидел во всех подробностях большую чёрно-красную дыру с оплавленными краями там, где у погибшего некогда была голова, растянутые мощной оптикой почти на всё поле зрения металлические плечи, оканчивавшиеся гибкими, вяло шевелящимися сочленениями, оставшихся за краем поля рук. Он уловил эти движения боковым зрением, потому что взгляд его был намертво прибит к центру изображения. Не имея сил оторваться, Кеннел уже был готов провалиться в душный обморок, но у стоящего на краю сознания хватило изумления, правда, тут же погашенного мгновенно пришедшим на вопрос ответом: - « Почему нет крови?.. »
       Звёздный жар лазера, опаливший скафандр, попросту « запаял » оборванные сосуды, и стихающее сердце гнало кровь по укороченной, но, как и прежде, закрытой кровеносной системе…

       …Желудок всё же сжалился над Кеннелом. Он прыгнул вверх, забившись в самом горле, и отбросил его самого от перископа в кресло. Стиснув горло руками, и выгибая спину, Кеннел забился в этом кресле, хрипя от недостатка воздуха, и не видя ничего вокруг себя.
       На два голоса завопила перепуганная Легина, но Кеннелу было настолько плохо, что крики жены только усугубляли его состояние. Он мучительно боролся с тошнотой, и ему уже казалось, что силы его на исходе...

       Кеннел не знал, сколько это продолжалось - как ему показалось, больше Вечности, но в какой-то момент он почувствовал, что спазмы наконец-то пошли на убыль.
       Он полулежал в кресле, прислушиваясь к своему телу. Обезумевший желудок судорожно сжался в большой комок где-то в районе солнечного сцепления, и пульсировал там в такт ударам сердца. Холодный пот росой усыпал лоб; мелко и отвратительно, как после долгой каторжной работы, подрагивали руки и ноги. Кеннел опустил всё ещё метавшийся по потолку, но уже почти послушный взгляд вниз, и увидел стоящую перед креслом на коленях Легину. Оба её лица были залиты слезами, на обеих застыло выражение сострадания и трагического ожидания.
       Кеннел сделал слабую попытку улыбнуться.
       - Вот так-то... - сипло сказал он, давясь застревавшими в горле словами. - Не выдержал... Старею, наверное...
Легина повернула одну из голов к перископу.
       - Нет! - прохрипел Кеннел, упреждая её возможные действия. - Не смотри туда! Стоуна больше нет...
       Головы Легины переглянулись. На одном из лиц женщины появилась гримаса скорби, тут же отразившаяся на втором, а перед глазами Кеннела вновь встала чёрно-красная дыра с оплавленными краями...

       Снова ожил желудок. Бегая взглядом от одних полных ужаса глаз Легины к другим, Кеннел напрягся в предчувствии новых мучений, и тут только увидел в руках жены стакан с водой и таблетки. Он торопливо проглотил две и запил их водой с лимонной кислотой, стискивая мягкими дёснами мелко дрожавший в руке стакан.
       Сразу стало легче.
       - « Умница... Молодец... » - с нежностью подумал Кеннел о жене. Она, как всегда, была рядом, и, как всегда, была готова помочь.

       Вот уже почти десять лет Кеннел не мог нарадоваться своей удаче. Другие шарахались от двухголовой, хотя при повсеместном уродстве в Колонии людей трудно было чем-то удивить, а он каким-то внутренним своим чутьём понял, что эти несостоявшиеся близнецы сделают его тоскливую и серую жизнь здесь хоть немного радостнее.
       И он не ошибся, потому что Легина оказалась просто Чудом! Двойным чудом, учитывая то обстоятельство, что у обеих голов обнаружились прекрасные характеры, и обе были безумно влюблены в Кеннела. А ничто так не тешит душу мужчины, как любовь к нему сразу двух, не соперничающих друг с другом, женщин. Цепи супружества редко куются из золота, но Кеннелу грех было жаловаться. Ни одна из прежних жён не вызывала у него особого восторга, но Легина… Трудно сказать, чем была вызвана страсть молодой женщины, или женщин к стареющему, болезненному и довольно неказистому мужу. Возможно, она выросла из чувства благодарности за то, что Кеннел не побрезговал ею и позволил существу, жаждущему материнства и семьи, познать всё это, когда оно уже отчаялось обрести хотя бы часть…
       А две головы… Поначалу Кеннела это немного шокировало. Особенно – двойные поцелуи, и не только в постели… А потом он привык. Понимание Красоты относительно. Уродства – тоже. Абсолютно только непонимание ни того, ни другого… А если отбросить некоторую избыточность, несвойственную рядовым людям, Легина была очень даже недурна собой. И, кроме того, Кеннел был начисто лишён чувства ревности – по известным причинам, и Легину это вполне устраивало.

       Она заметила, что состояние мужа улучшилось. С его лица ушла та зелёная плесень, так её напугавшая, в глазах заиграли знакомые лукавые блики. Это был уже почти прежний Кеннел и для полного его возвращения требовался ПОСЛЕДНИЙ  ШТРИХ…
       Легина встала с колен.
       - Ты полежи тут минут пять, Кен, а я пойду и подготовлю тебе холодный душ.
       Кеннел благодарно улыбнулся. Он подождал, когда заботливая жена уйдёт в душевую, встал и подошёл к перископу. Долгие секунды он мучительно боролся с почти неуправляемым, отвратительным и чисто звериным желанием взглянуть ещё хотя бы разок на кусок человеческого мяса, бывший ещё вчера твоим соседом…  Он уже взялся влажными от пота, дрожащими от волнения пальцами за рукоятки… И, преодолев всё-таки в себе что-то животное, но сильное, рывком втянул перископ вниз, до упора.
       Что смотреть? Стоун погиб и его уже не вернёшь никакими молитвами.  Ещё одна женщина в бункере потеряла мужа, ещё двое детей – отца. Им выдадут положенное страховое пособие, а ей подберут нового супруга. Он займётся воспитанием чужих детишек, и жизнь в семье потечёт так, словно Стоуна никогда и не было на свете. И только черты лица кого-то из его детей будут какое-то время напоминать их матери об одном из её бывших мужей, пока она совсем его не забудет…

       Немного отойдя, Кеннел встал и подошёл к душевой. За дверью шумела вода и нервно шуршала щёткой Легина. Она работала молча, что было совершенно несвойственно её жизнелюбивой и говорливой натуре. Кеннел давно привык к тому, что её головы постоянно переговаривались, судача о чём-то, временами даже споря, иногда слаженно пели на два красивых голоса, и их теперешняя молчаливость, напоминая о недавней трагедии и не давая от неё отвлечься, действовала на Кеннела угнетающе.
       В доме был траур, хотя никто в нём и не умер. Траур был во всей Колонии, которая давно уже стала для оставшихся в живых людей общим домом. Общая беда превратила её в единый организм, включивший в себя всех её обитателей, и этот организм болезненно реагировал на гибель каждой своей живой клетки. Людям нечего было вспоминать, кроме чужих смертей, и, казалось, больше нечего было ждать, кроме неизбежной собственной…

       Кеннел нерешительно потоптался у двери, ощущая в себе растущую нервозность – не столько от нетерпения, сколько от воцарившегося в доме гробового молчания, не нарушаемого даже голосами вечно неунывающих, однако почувствовавших тягостность момента и потому притихших детей. Нужно было срочно куда-то себя деть, нужно было хоть чем-то себя занять… Хотя бы на короткое время…
       Кеннел требовательно постучал в дверь.
       - Секунду! – услышал он. – Минуту!
       Он непроизвольно улыбнулся. Иногда головы жены, из-за несогласованности, говорили весьма забавные вещи…

       …Дверь душевой долгожданно открылась и на её пороге появилась Легина. Она сняла свитер и была в лёгкой безрукавке с полуоткрытой грудью. И она была удивительно хороша собой, несмотря на слишком широковатые для женщины плечи, на которых помещались две близко посаженные головы, и мощную грудную клетку, в которой бились сразу два добрых сердца.
       - Всё, милый, - певуче сказала она, одним движением руки ловко отерев пот сразу с обоих лбов, и подарив Кеннелу две обворожительные улыбки. – Тебе помочь? – Первую часть фразы говорила одна её голова, заканчивала другая, и эта эстафета Мысли всегда выглядела впечатляюще.
       Кеннел вдруг почувствовал легкий стыд за свою недавнюю и унизительную слабость.
       - Нет, - сказал он не очень уверенно. – Не нужно, дорогая. Я уж как-нибудь сам…
       - Ну, хорошо… - уступила Легина. – Тогда я пойду, покормлю детей. А потом и мы поедим.
       - Не смотри туда… - сказал он ей в удалявшуюся спину, и она замерла посреди коридора, не оборачиваясь, и он понял, что прочёл её тайное желание, в котором страх оказался слабее природного женского любопытства. – Лучше не делай этого…

       Кеннел вошёл в душевую, закрылся в ней, чувствуя неослабевающее отвращение к самому себе, и ограждая от него своих близких, и стал быстро раздеваться. Душ был чуть тепловат, и он слегка убавил горячую воду. Он постоял под ним, не шевелясь, чувствуя, как вода смывает тошноту с его тела и вымывает её из него. Потом, когда исчезло неприятное ощущение желудка, как эпицентра всего организма, Кеннел стал помогать струям руками.
       Думал он о том, о чём ему меньше всего хотелось.
       Стоун… Был человек, и больше нет человека. Весело жил и нескучно умер. Как всегда, на бегу. Наверняка, с неизменной улыбкой на губах. Умер так быстро, что, наверное, даже не успел понять этого, и какое-то время существовал как бы сразу в двух мирах…
       Кеннел вдруг понял, что слегка завидует погибшему. Он хотел бы и себе самому такой смерти экспромтом – скорой и неожиданной, лишённой мучений и скорбных ожиданий близких. Стоун умер насильственной смертью, но те, кто остался, жили не менее насильственной жизнью. За последние два года на поверхности погибли уже четырнадцать человек, но, тем не менее, когда требовалось снова туда выйти, от добровольцев не было отбоя… Колония была слишком перенасыщена суицидальными настроениями, и эти настроения всё глубже укореняются от одной неудачно попытки что-то изменить в лучшую сторону к другой. Теряя последние надежды, люди теряют и остатки желания жить. Надежда рождается легко, но умирает в страшных мучениях. Стоуну  ПОЧТИ  УДАЛОСЬ, и это ПОЧТИ, породив в душах людей очередную вспышку Надежды и тут же погасив её, могло вызвать в и без того редеющей Колонии новую волну самоубийств.   Кеннел сам бывал на грани того, чтобы последовать примеру многих отчаявшихся, и только счастливый союз с Легиной сделал его желание умереть слабее желания жить…

       На этот раз луч лазера был шире и не прострелил голову несчастного насквозь, как это случалось прежде, а попросту испарил её, и Кеннел с грустью подумал, что Стоун явил собою выразительную и угнетающе правдивую иллюстрацию их сегодняшнего Бытия. Бег обезглавленного мертвеца вызвал унылую ассоциацию. В сущности, все они здесь уже мертвы, хотя и думают, что ещё живы. Гробы индивидуальных бункеров полны потенциальных покойников, давно смирившихся с этим…
       С виду всё - красиво и хорошо. Чётко работает водопровод, без перебоев подаётся электроэнергия, в отсеках чисто и уютно. За многие десятилетия всё это превратилось в хорошо отлаженный механизм.
       Но… Смертность значительно превышает рождаемость и медики ничего не могут с этим поделать. И никак не способны сдержать темпы нарастания ужасающих врождённых мутационных уродств среди новорожденных. Восемь младенцев из десяти имеют ярко выраженные отклонения, у оставшихся двоих они проявляются позже. Атомная война когда-то уничтожила бОльшую часть человечества, оставшаяся вырождается и вымирает.
       Если бы можно было выйти на поверхность и найти место с меньшим радиационным фоном! Учёные говорят, что в других районах он должен быть гораздо ниже. Просто здесь была очень интенсивная бомбардировка.
       Надо выйти, только в этом – спасение для всех! Но как выйдешь, если ОН никогда не промахивается…

       …Стук в дверь душевой вернул грустные мысли Кеннела к ещё более тоскливой действительности.
       - Кен… - сказала снаружи Легина странным, каким-то неживым голосом. – К тебе пришли…
       - Кто? – недовольно удивился он. Они сегодня не ждали в свой дом никаких гостей.
       - Диггер…
       - Кто?!. – не поверил он своим ушам.
       - Диггер!..
       - Я сейчас!..
       Кеннел закрыл краны и, наспех вытершись, стал торопливо натягивать на себя чистое, пахнущее ароматизированной хлоркой, бельё.
       Диггер – это серьёзно. Это даже слишком серьёзно! Не каждый день и не к каждому колонисту приходит в дом шеф Службы Спасения. Конституционно он – второй человек после Президента, но фактически - первый. И если он пришёл, значит, произошло что-то чрезвычайное, и это ЧТО-ТО касается конкретно Кеннела…

       …В кресле у проекционного окна сидел худощавый, подтянутый мужчина лет пятидесяти, в чёрном костюме-тройке. В его позе была какая-то хроническая напряжённость, как у предельно сжатой стальной пружины, постоянно выдерживающей почти запредельные нагрузки. Кеннел подумал, что занятие Дигера фактически стало его внутренней Сутью. Наверняка сам он этого не замечает, но окружающие должны были чувствовать всю тяжесть ответственности за их судьбы, лежащую на сухих плечах этого измученного непомерными моральными нагрузками человека.
       Диггер не встал для приветствия, хотя и находился в чужом доме. Он взглядом указал Кеннелу на кресло напротив, и подождал, когда тот выполнит его просьбу, больше похожую на приказ.
       Кеннел с первого взгляда понял, что разговор с угрюмым гостем будет долгим. Изначальный страх, вызванный появлением Диггера в его доме несколько ослаб, когда до Кеннела дошло, что за любые провинности обычно вызывают в Управление. Раз Диггер пришёл лично, а не прислал патрульных для конвоя, значит, тут что-то другое. Да и в лице гостя, несмотря на жёсткость, напрочь отсутствовала его неприязнь к преступнику, которым Кеннел, исходя из ситуации, должен был являться. Создавалось впечатление приватности визита Диггера, и это вызывало у Кеннела почти полную растерянность. Диггер никогда не ходил не только в друзьях, но даже и в знакомых его семьи…
       Легина была на кухне и, вне всяких сомнений, ушла туда, чтобы не показать Диггеру своего испуга. К его ведомству она испытывала откровенный, ничем не прикрытый страх. Служба Спасения установила в Колонии порядок во имя Порядка, но иногда этот порядок граничил почти с террором…
       - Вы удивлены? – без предисловия начал Диггер.
       - Это слабо сказано…
       - Да… - согласился Диггер. – Вы должны быть более чем удивлены. Вы уж извините, что я вот так, без приглашения, без уведомления и почти неофициально. Можно сказать, частным образом.
       - Значит, тому есть причины… - Кеннел старался говорить как можно меньше слов, часть из которых может оказаться лишней.
       - Резонно, просто так я не шляюсь. Обстоятельства действительно чрезвычайны. Вы видели, что стало со Стоуном?
       - Видел. То же, что и с его предшественниками…
       - Нет, не совсем так. Стоуну ПОЧТИ удалось, другие гибли гораздо раньше.
       - Вы хотите сказать, что следующий труп будет гораздо ближе к заветной Цели?..
       Диггер нервно подвигал губами.
       - Не нужно так, Кеннел. Мы совсем не планировали последнюю трагедию, и она разыгрывалась не по нашему сценарию. Поражения чаще терпит тот, кто выбирает себе сильного противника. Мы себе противника не выбирали, он объявился сам, и оказался настолько силён, что мы терпим поражение за поражением. Недавний инцидент – уже не только трагедия самого Стоуна, это в гораздо большей степени - наша всеобщая трагедия. Это наше последнее и окончательное поражение…
       - И это говорите вы? – изумился Кеннел. – Вы, который призван бороться и даровать?..
       - Помолчите, Кеннел! – жёстко оборвал его Диггер. – Я пришёл вовсе не дискутировать и просить совета! Я пришёл по важному делу! Или вы хотите дослушать меня уже в моём рабочем кабинете?! Я легко могу устроить вам это удовольствие!
       Кеннел увял. Он действительно обнаглел, забыв, с кем имеет дело. А Диггеру, как оказалось, не так просто носить на себе достаточно долго маску благообразия.
       - Да, разумеется… Извините… - Кеннел опустил глаза, уступая нажиму чужой воли.
       - Так вот. Сегодня была не просто очередная попытка выйти на поверхность. Испытывался в реальных боевых условиях новый скафандр – наше последнее техническое достижение. Он очень тяжёл и именно поэтому в нём пошёл Стоун. Требовалась его уникальная природная сила. Этот скафандр – предел наших ограниченных возможностей, высшее достижение весьма слабых технологий, и почти никакой промышленности. На большее мы просто неспособны. И большего уже не достигнем. Ресурсы у нас на исходе. И материальные, и человеческие…
       Кеннел молча слушал печальный монолог Диггера, силясь понять, какое всё это имеет отношение к нему лично.

       …- Честно говоря, Кеннел, я устал… Я наследственно устал… Запредельно устал… Как мои люди, как вы, как все жители Колонии. Я тоже родился в бункере и никогда не видел живого солнечного света. Двести шесть лет мы безвылазно живём под землёй. Сначала терпеливо ждали, когда кончится ядерная зима, потом – когда радиация снизится до приемлемого уровня. Она и сейчас ещё достаточно опасна, но, говорят, в других местах уже можно хоть как-то жить. И два года назад у нас появился скафандр, позволявший выйти наружу для разведки. Дальнейшее вам известно.
       Кеннел опустил глаза.
       - Четырнадцать смертей на глазах у всей Колонии! - Диггер тяжело вздохнул и до хруста сжал кулаки. – Мы постоянно модифицировали скафандр, но ничего так и не помогло…
       - ОН действительно один?.. – быстро спросил Кеннел.
       - Что?.. – не сразу понял Диггер. – Ах, да… Один, один, мы вас не обманывали, хотя лучше ложь, делающая глупцов счастливыми, чем правда, которая делает умного несчастным. ОН вертелся на высоте пятисот миль и постоянно менял орбиту. Невозможно было предсказать заранее ЕГО положение на небе. Дьявольский механизм! Мы предпринимали попытки просчитать ЕГО траекторию, и делать серию вылазок в теоретически благоприятные периоды, но ОН всегда оказывался на месте, и всегда разил без промаха! Как и сегодня – в голову! Похоже, он с большой высоты как-то фиксирует альфа, бета или какие-то другие ритмы человеческого мозга. На животных он совершенно не реагирует, и это отвергает чисто инфракрасную гипотезу.
       - А может, ОН каким-то образом нас видит?
       - Сквозь десятикилометровый слой облаков? Бред! И ещё больший, чем тепловая теория. Нет, ОН настроен именно на человеческий мозг. И случай с колонной танков – тому подтверждение.
       - Каких танков? – не понял Кеннел.
       Диггер спохватился.
       - Ах, да! Вы же не знаете! Мы тогда умышленно скрыли от всех вас этот страшный эпизод. Это было настолько ужасно, что мы не рискнули сообщать вам правду. Мы просто побоялись неконтролируемых и чрезвычайных психологических последствий у нас в Колонии.
       Это было лет пятнадцать назад. Тогда из Колонии « Wonderhall », находящейся в тысяче миль от нас, к нам пытались пробиться на танках, снабжённых мощной радиационной защитой, выжившие там. Они погрузили в свои работоспособные танки женщин, детей, стариков и больных, и поехали к нам.
       Мужественные люди! Там у них шансов уже не оставалось, а здесь они надеялись найти спасение. И они рискнули. Тридцать с лишним танков, около двухсот человек. У них была мощная радиостанция, и на расстоянии миль трёхсот мы их услышали.
       Они шли наугад, в район нашей базы « Canegull ». О, как они обрадовались, узнав, что здесь тоже есть живые! А их осталось совсем мало. Одни умерли сами от лучевой болезни, других убил ОН.
       Диггер отвёл глаза в сторону.

       … - ОН перестрелял их, как в тире… Странно только, что с таким большим запозданием. Очевидно, мощная танковая броня какое-то время хорошо экранировала излучение человеческого мозга, и ОН не сразу уловил их присутствие в другом месте.
       Но финал был кошмарен. Они уже находились в пределах нашей видимости, и мы с ужасом смотрели, как ОН их расстреливал. И ничем не могли помочь… Частота была – один выстрел в секунду. Три минуты – и всё… На одном из танков до самого конца работала радиостанция, и это было страшнее всего… Они кричали, они предупреждали! Нас предупреждали! Они умоляли нас не идти на помощь, и бессмысленно не рисковать! И ещё они с нами прощались…
       А ОН бил исключительно в голову. Женщине… Мужчине… Старику… Ребёнку… Сквозь мощную броню…
       Диггер потёр пальцами виски, помолчал, собираясь с мыслями или душевными силами, потраченными на воспоминания.

       …- Они двигались только по ночам, тоже ошибочно полагая, что ОН может видеть сквозь облака. Они спешили уложиться в две-три ночи, хорошо маскируясь на день, поэтому шли на максимально возможных скоростях, используя воздушную подушку. И не включали фар. Мы тогда могли оценивать обстановку только по коротким вспышкам ЕГО выстрелов. Уже потом, когда несколько танков загорелись, мы сориентировались. Большая их часть остановилась, но некоторые из них пролетели мимо нас, и ушли вглубь континента. Неуправляемые… И радиостанция на одном из них долго транслировала никем не перебиваемый шум двигателя… Так они и уехали в  Вечность, бронированные саркофаги…
       - А мы считали, что это танки с нашей базы…
       - Мы умышленно солгали вам, под каким-то благовидным предлогом сказав, что пытались ими воспользоваться, но потерпели неудачу. Была глубокая ночь, поэтому свидетелей правды было не так много, да и то лишь среди дежурного персонала. Тем более что это было почти так. Не поверив, что все погибли, мы нарушили данное им обещание, и предприняли безумный десант к подбитым танкам. Не знаю, на что мы тогда надеялись. Наверное, на то, что у танков мощная броня, и что ОН может хотя бы раз промахнуться…
       Диггер снова на минуту замолчал.

       …- Никто из десантников так и не вернулся… Могучий луч света – слишком быстрый снаряд, чтобы от него можно было увернуться. Одних он расстрелял под открытым небом, других – уже в чужих танках. Так они до сих пор там и лежат… Все вместе, точно братья… Совсем рядом и недостижимо далеко, как на другой планете. Мы не смогли их даже похоронить – он лишил нас и этой мизерной возможности отдать им последнюю почётную честь…
       - Странно… - сказал Кеннел. – Мы говорим о нём, как о живом существе… ОН лишил, ОН расстрелял… А вы не допускаете возможности, что ОН обитаем?.. Уж больно целенаправленно действует!
       - Нет, - возразил Диггер. – Это исключено! Мы нашли в архивах кое-какие данные о нём. Условное название « HK», « Hunter - Killer », « Охотник – Убийца ». Спутник сверхсекретный, был изготовлен малой серией. Выпущено всего шесть экземпляров. Пять из них были уничтожены во время Войны, или от времени вышли из строя сами, а этот каким-то образом уцелел.
       Понимаете, Кеннел, в чём абсурдность ситуации? Ведь это же НАШ спутник! Он был создан НАМИ для борьбы с НАШИМИ врагами! Но что-то с ним произошло, и он обратил оружие против своих же создателей. Научившись убивать врагов, мы потом легко переключаемся и на друзей…
       - Где ОН сейчас может находиться? – спросил вдруг Кеннел. - В данный момент?..
       - Где-то там, прямо над нами… - Диггер показал пальцем в потолок. – Он вышел на стационарную орбиту, и висит над точкой восемьдесят градусов западной долготы, то есть, почти над нашей базой. Немного покачивается на своей орбите, поскольку мы находимся чуть севернее экватора.
       - У него что, отказали двигатели? Вы же совсем недавно сказали мне, что он маневрирует…
       - Нет, - мрачно сказал Диггер. – он не так давно ВЫШЕЛ на эту орбиту с гораздо более низкой. И остался там. Вам это обстоятельство ни о чём не говорит?..
       Кеннел сразу всё понял. И похолодел.
       - Он нас что, караулит?.. – тихо спросил он, надеясь услышать спасительное « НЕТ ».
       - Ужасает даже не это обстоятельство, Кеннел. Раз он перестал двигаться по орбитам, значит, кроме нас, ему больше  НЕ НА КОГО  охотиться… Вряд ли  его теперешняя « привязанность » вызвана какой-то особой любовью именно к нашей Колонии. У машин-убийц нет, и не может быть симпатий, они подчиняются лишь заданной программе, и если алгоритм действий потерял былую гибкость, значит, максимально упростилась задача для исполнения Основной Программы…
       - Выходит, мы остались на Земле одни, и тоже обречены?
       - Теоретически – да.
       - А практически?
       - А практически, у нас есть Шанс…
       - И этот шанс – я?.. – не поверил Кеннел.
       - Да, вы.
       - Вы шутите?!
       - Ну, разве можно шутить в подобной ситуации?!
       Кеннел вскочил с кресла и нервно заходил по комнате.
       - Не понимаю… Не понимаю!
       Он остановился перед Диггером и выставил вперёд свою левую, беспалую руку.
       - Видите?! – спросил он с вызовом, - Я таким уже родился! Я фактически с рождения инвалид! Что я могу?!
       - Сядьте! – властно приказал Диггер. – Сядьте и слегка успокойтесь! От вас не требуется ни сила, ни ловкость. От вас не потребуются даже какие-то особые мозги.
       - Я начинаю думать, что кто-то из нас двоих сошёл с ума…
       - У вас совсем ни куда не годные нервы, Кеннел, но, к нашему общему счастью, и это тоже сейчас неважно. Не гадайте, я для того и пришёл сюда, чтобы поговорить с вами откровенно, а вся предыдущая часть нашей беседы – прелюдия. Я готовил вас к Главному, дав почувствовать ситуацию. А главное в данный момент то, что несколько месяцев назад мы нашли автономный командный пункт нашей базы « Canegull »…
       Диггер сделал выразительную паузу.
       - И что из того?.. – не понял Кеннел.
       - А то, что с таких пунктов осуществлялись пуски противоспутниковых ракет!
       - Вы хотите ЕГО сбить?..
       - Хотим!
       - Так что же вам помешало уже сделать это?!.
       - Это весьма непросто, Кеннел. Я сейчас объясню.
       Диггер достал из кармана лист бумаги с рисунками.
       - Вот, посмотрите. Сам пункт – это сфера диаметром около тридцати футов. Фактически это литой, пустотелый шар с толщиной стенок чуть больше трёх футов. Шар « впаян » в скальный монолит, и утоплен под поверхностью земли на глубину двух десятков футов. Где-то поблизости, в хорошо замаскированных шахтах, должны быть четыре ракеты, которыми он управляет. Если они уже не израсходованы…
       - Вы были внутри пункта?
       - В этом и заключается самая большая сложность… Мы раскопали тоннель, и вскрыли внешний люк шара. Внутренний оказался уже не запертым, тем не менее, попасть внутрь отсека мы так и не смогли…
       - Там есть какая-то защита?
       - Да, очень мощный инжектор нейтронов. Смерть живого существа наступает почти мгновенно. Там мы потеряли троих…
       - И что теперь?.. – растерянно спросил Кеннел. – Я буду четвёртым?.. Почему именно я?
       Диггер не отреагировал на очередную колкость. Он сделал странное движение лицом, точно попытался улыбнуться, но так и не смог вспомнить, как это делается. Мышцы его лица облегчённо вернулись в привычную для них неподвижность.
       - Вы чтите законы?..

       У Кеннела ёкнуло сердце. С самого прихода темнодушего Диггера в его дом он ждал подобного вопроса, а тот своей отвлечённой болтовнёй только притупил его бдительность и осторожность. Но, похоже, нехорошие предчувствия Кеннела не обманули…
       - Что вы имеете в виду?..
       - Я имею в виду Закон о Браке…
       Кеннел наконец всерьёз испугался, даже не пытаясь скрывать этого от гостя. Он сразу понял, на что Диггер намекает. Закон о Браке гласил, что мужчина может быть мужем одной женщины только два года и ни днём больше. Максимум два года! Его же брак с Легиной продолжался уже почти десятилетие.  Оба они прекрасно понимали, что поступают противозаконно, но им так не хотелось расставаться… В этом тесном, задыхающемся, идущем к неизбежной гибели мирке было невероятно трудно найти родственную душу, а найдя, было просто безумием бросать на ветер такой щедрый подарок Судьбы…

       И они нарушили Закон… Они молили Бога, чтобы в Муниципалитете утеряли их документы, и по прошествии двух лет умышленно не пошли туда, чтобы не напоминать о себе. Особенности жизни в Колонии, максимальная изолированность людей друг от друга, включая негласный сговор друзей и знакомых, тоже недовольных жёсткими внутренними порядками, позволяли довольно успешно скрывать « преступление ».
       Так им казалось. Во всяком случае, их не тревожили, и это вселяло надежду на случившееся Чудо.
       - Неужели вы всерьёз полагаете, что в Муниципалитете могут так халатно относиться к контролю за исполнением Основного Закона?..
       Кеннел подавленно молчал, дожидаясь предварительного приговора, за которым непременно последует и окончательный…
       - Служба, которую я возглавляю, - сказал Диггер, глядя Кеннелу в бегающие глаза, - призвана следить за НЕУКОСНИТЕЛЬНЫМ исполнением в первую очередь Закона о Браке. Мы вымираем и цепляемся за любую возможность, способную хоть немного изменить ситуацию к лучшему. Мы постоянно экспериментируем с родителями, надеясь на положительные мутации у их детей.
       Мы пошли ради выживания на всё! Мы отменили смертную казнь. Даже убийцам! Даже садистам и насильникам, которые тоже являются возможным качественным генетическим материалом! И полигамию мы ввели, надеясь на какую-нибудь счастливую комбинацию генов. Но, всё равно, мы все здесь - в каком-то колене родственники, поэтому частота отрицательных мутаций возрастает, и их интенсивность – тоже…
       Напуганный упоминанием о нарушении Закона, Кеннел опять перестал что-либо понимать…
       - Простите, - осмелился он перебить именитого гостя, - но я никак не могу взять себе в толк… Наш сиюминутный развод с Легиной, он что, спасёт цивилизацию?..

      Диггер выпучил свои стальные глаза… Какое-то время он онемело смотрел на Кеннела, и вдруг оглушительно расхохотался. На кухне перепуганная Легина уронила на пол что-то легко бьющееся, но Диггер эту помеху проигнорировал.   Он качался в кресле и отмахивался от Кеннела обеими руками, точно отталкивая его от себя подальше. Он смеялся так заразительно, со слезами и хлюпаньем носа, что Кеннел, не устояв, сам стал нервно и отвратительно похихикивать, а потом, сдавшись окончательно, тоже расхохотался.
       - Вы меня уморите… - с трудом проговорил Диггер, когда у него кончился пароксизм неуправляемого смеха. – Вот уж не думал, что способен так смеяться. В нашем положении, да ещё учитывая нашу внутреннюю специфику, ничто к смеху не располагает. Однако же…
       - Вы меня тоже уморите своим недомолвками, и намёками! – тонким голосом почти взвизгнул Кеннел. - Мы говорим уже битый час, а я до сих пор так и не понял, чего же мне следует бояться больше всего!
       Диггер опять посерьёзнел.
       - Ну, хорошо, не буду больше запредельно темнить. Дело вот в чём. Каждый житель Колонии, как вы знаете, ежегодно проходит медосмотр. Мы должны быть в курсе всего не только внутри нашего общего Дома, но и внутри наших тел. С самого рождения все под контролем, и это тоже является частью нашего выживания. И с самого вашего рождения нам известна ваша фантастическая невосприимчивость к радиации…
       - Что-что?.. – Кеннел привстал в кресле.
       - Мы облучали ваши клетки, взятые для анализов, потоками разной интенсивности и разных видов, и пришли к выводу, что ваш радиационный, если можно так выразиться, иммунитет, в несколько тысяч раз превосходит возможности рядовых колонистов. Несколько тысяч – число расплывчатое, поскольку параметр не фиксирован. Иногда он равен двум с половиной тысячам, иногда – пяти. Последний медосмотр показал четыре тысячи двести.
       - Постойте, постойте… - Кеннел потрогал свой взмокший от волнения лоб. - Выходит, я с рождения мог свободно разгуливать в эпицентре ядерного взрыва?..
       - Не с самого рождения, поскольку вы до этого состояния долго созревали, и не совсем так, но весьма близко к истине…
       Кеннел присвистнул.
       - Да, весьма впечатляюще! Но, простите, я пока не нахожу прочной логической связи в том, что вы мне наговорили.
       - Сейчас объясню. – Диггер платком стёр со своих впалых щёк не высохшие самостоятельно слёзы недавнего смеха. – Нас сразу заинтересовала ваша уникальная способность. Мы прошлись по всем вашим предкам и родственникам, но не нашли там ничего особенного. Всего лишь какой-то необъяснимый кульбит наследственности. Мутация, как ответ на внешние условия. Сами понимаете, мы просто не могли пройти мимо такого уникального явления, поэтому, вы уж нас простите, но всех жён вам подбирали мы…
       - Весело! – сказал Кеннел. – И вовсе не смешно… А я-то по простоте своей душевной полагал, что все эти дела – в ведении Муниципалитета, и ещё в какой-то мере – моего вкуса…
       - Для других – да, но для вас лично мы специально подбирали женщин с повышенной невосприимчивостью к радиации. Мы надеялись на повторение Чуда, и потому, боясь неблагоприятных факторов, способных стать помехой делу, включая и психологических, всё обставляли таким образом, чтобы как бы ваши « случайные » встречи с будущими жёнами выглядели для вас как можно естественнее…
       - Ну и как ваши, то есть, мои успехи? А ещё точнее - НАШИ? – Кеннел опять начал стихийно наглеть.
       Лицо Диггера, слегка смягчившееся, снова стало первоначально жёстким и непроницаемым.
       - Мне совершенно не нравится ваш вызывающий и совсем неуместный тон, Кеннел! А относительно лично ваших успехов на данном поприще, то могу вас обрадовать. Правда, поначалу вы нас несколько разочаровали. Все ваши предыдущие браки давали результаты на уровне общего фона, но Легина стала для нас сущей находкой!
       - Вот как?!. – сказал Кеннел, стараясь не выглядеть чрезмерно ироничным. – Оказывается, и для вас тоже?!.
       Диггер не уловил сарказма.
       - Да, её геном оказался истинным кладом! Все ваши общие с ней дети заняли промежуточные положения между вами и вашей женой. А ваш сын Брюс почти равен вам! Теперь вы понимаете, почему мы смотрели сквозь пальцы на то, что вы нарушаете Закон! Более того, если бы вы даже и захотели развестись до срока или после него, мы бы вам этого просто не позволили! Вы – спасение нашей цивилизации, вы – её Надежда, и мы рассчитываем на вас!
       - Понимаю… Элитная порода…
       - В какой-то степени. У таких, как вы, гораздо больше шансов выкарабкаться из той бездонной ямы, в которой мы все уже давно находимся. В принципе, ваши природные способности намного превышают теперешние наши потребности, однако, лучше их избыток, чем недостаток. Эволюция, можно сказать, лично с вами слегка перестаралась. К счастью для нас всех… А мы ей лишь немного помогли. Согласитесь, что наши невинные селекционные методы не слишком безнравственны. Нравственно всё, что помогает гибнущей цивилизации выжить, а мы всего лишь пытаемся оказать ей в этом посильное содействие. Безнравственна война, убившая большинство и вынудившая оставшихся копаться в собственных экскрементах. А ядерная война нравственнее любой другой только тем, что в ней нет Славы Победителя и позора побеждённых. В какой-то мере мы – победители, но эта победа так и не принесла нам радости… Что осталось от некогда великой и могучей страны? Жалкая кучка выродков! Великая страна совершает ещё более великие ошибки. Тысячи мудрых слов не способны заменить даже одного глупого поступка, а Большая Глупость, как и Большая Мудрость, редко не становится всеобщим достоянием…
       - Ну, ладно, - устало сказал Кеннел. – оставим наконец в покое мораль и политику. Ближе телами к Делу. Мне кажется, я понял суть. Вы хотите, чтобы я проник в этот самый пункт?..
       - У нас нет иного выхода, Кеннел… - в голосе Диггера и на его лице была почти Мольба. – И у нас не будет другого Шанса. Мы в критической ситуации, естественным путём из которой нам уже не выбраться… По косвенным данным, на планете, кроме нашей Колонии, больше нет обитаемых мест. И нас мало! Нас удручающе мало, Кеннел! Всего десять с небольшим тысяч! Нас в пять раз меньше, чем было сто лет назад! Учитывая высокую детскую смертность, суициды и растущий процент отрицательных мутаций, это уже почти ничего! Ещё лет пятьдесят-шестьдесят и всё для нас кончится вместе с нами! Нам нужно выйти на поверхность, Кеннел! Выйти как можно скорее! Только там – наше спасение! Мы восстановим промышленность, мы возродим города… И мы больше не повторим трагических ошибок наших предков! Не повторим во имя их Памяти. Как известно, путь к Доброте лежит через познание Жестокости, а жестокость, познанная нами, слишком велика… Истина стоит Жизни единицам, заблуждения – миллионам, а мир становится пустым только благодаря нашим собственным усилиям. Сейчас мы в тупике, но тупик – это ещё не Конец Пути, а только хороший Повод для поисков Новой Дороги…
       Диггер с надеждой посмотрел на тропический пейзаж в проекционном окне квартиры Кеннела.

       …- Вы знаете, у меня в рабочем кабинете стоит копия древней скульптуры Венеры Милосской. Так вот, я уже давно воспринимаю её как физически увечную. Понимаете, ТАКИХ женщин на Земле больше совсем не осталось, и мы все свои отклонения уже воспринимаем, как массовую норму. Мир устал от Уродств и должен родить, наконец, Красоту! Нам нужно побыстрее выйти из этой пропитанной нашими радиоактивными отходами братской могилы! Наверху уже вполне можно жить!
       Если бы не ОН…
       Диггер умолк, точно остановился на бегу. Он устало опустил набухшие веки и откинулся в кресле.
       Они помолчали вместе. На кухне тоже царила гробовая тишина. Кеннел представил, как его Легина напряжённо, в четыре уха, вслушивается в их разговор сквозь закрытую дверь. Вряд ли она разбирает слова, а переменчивость интонаций должна её пугать и сбивать столку.
       О чём она сейчас думает? Наверное, почти правильно полагает, что всё связано с их запретным браком, но появление самого Диггера в доме предполагает какую-то чрезвычайную особенность этого, в принципе, достаточно невинного преступления.

       …- ОН нас всех перебьёт… - глаза Диггера были уже открыты и тверды. – Или мы тут сами вымрем, что, фактически, одно и то же. Сегодняшняя трагедия со Стоуном была последним звеном в закончившейся цепи событий. Времени на размышления у нас больше не осталось… Только на действия!
       - Что я должен сделать?.. - тихо спросил Кеннел.
       - От вас требуется совершенно немыслимое для других – остаться в живых после прохода сквозь смертоносный шлюз. Поверьте, мы перебрали все возможные предварительные варианты, прежде чем отправились к вам за помощью. Мы посылали на Смерть других, сохраняя вас для будущей Жизни. Вы были для нас Неприкосновенным Запасом. До сегодняшнего дня…
       Нас угнетали поражения за поражениями, но мы рвались вперёд, к Спасению! Трое погибли не сразу. Неожиданностью была лишь гибель первого, второй пытался прорваться, а третий был в защитном радиационном скафандре.  Предпоследнем, потому что последний достался Стоуну. Большего в нашем арсенале нет…
       - А вы пытались миновать шлюз?
       - Разумеется! Но инструменты, имеющиеся в нашем распоряжении, оказались бессильны пред сплавом, из которого сделана сфера. А взрывать… Понимаете, сам факт работы системы защиты даёт нам право надеяться на исправность аппаратуры пункта. Взрыв может вывести её из строя, и это будет концом всему. Сотни лет для техники, лишённой обслуживания, – это очень большой срок. Откровенно говоря, про вас мы вспомнили только сегодня, после гибели Стоуна.
       - Не нужно передо мной оправдываться! – жёстко сказал Кеннел. - Насколько я разбираюсь в сложившейся ситуации, моё решение не имеет для вас принципиального значения! При отказе вы бы меня просто заставили! Как там говорили прежде: « Цель  оправдывает  средства ». А гуманную Цель иногда допускается преследовать и негуманными средствами. Преследовать… Загонять… Затравливать…
       Диггер побеждено молчал. У него были глаза безмерно несчастного человека.
       - Скажите, у меня много шансов?.. – осторожно спросил Кеннел, не поднимая на Диггера глаз. - Уцелеть?..
       - Много. Гораздо больше, чем у меня и у других. Но не все, и я хочу, чтоб вы это знали… Я не могу заранее сказать, как отреагирует на мощный поток радиации весь ваш организм в целом, я, как и все, просто надеюсь, что это не скажется слишком пагубно на вашей работоспособности и функциях вашего мозга. Теоретически, у вас очень большой резерв, а практически… Именно поэтому нам всем нужно быть готовыми ко всему.
       Мы максимально упростим вашу задачу. Уже готовится рабочая документация. Оснащение пунктов типовое, и мы располагаем всей необходимой технической информацией о нём. Сейчас наши специалисты адаптируют программу работ применительно к дилетанту. Вы просто проделаете определённые операции в нужной последовательности. Согласно рисункам и сообразно тексту.
       - Когда?..
       - Завтра…
       - Так скоро?!.
       - Времени у нас гораздо меньше, чем вы думаете, Кеннел. Вообще-то нужно идти прямо сейчас, но мы щедро дали вам время на психологическую подготовку.
       И я не сказал вам ещё одного Главного. Стоун запустил-таки резервный регенератор воды и воздуха, но лазерный луч, убивший его чуть позже, попал в проложенную нами же наружную коммуникацию. Мы задействовали аварийные системы, но через сутки - двое Колония окажется без электричества и чистой воды. И мы даже чисто теоретически не можем исправить линию: после Стоуна ОН предельно внимателен к нашей Колонии…
       - Тогда почему завтра?
       - Нам нужно переориентироваться и подготовиться, поэтому мы будем работать и всю ночь. Да и вам тоже требуется отдых после встречи со мной. Выспитесь, наконец.
       - Легине можно сказать?
       - Я бы повременил с этим во имя вашего же завтрашнего спокойствия. Женщины чаще лишают нас равновесия, чем дарят его нам. Если сможете, придумайте что-нибудь, хотя себя на ваше место я поставить не могу даже мысленно. Потом, когда всё кончится…
       - Если у меня будет это ПОТОМ…
       Кеннел почти брезгливо поморщился.
       - Перестаньте с таким удовольствием ныть, Кеннел! А вы, оказывается, ещё и безнадёжный пессимист! Вспомните тех, кто пробивался к нам на танках, кто рвался сквозь нейтринные потоки! Вспомните Стоуна! Все они шли на Смерть, НАДЕЯСЬ! А надежд на Жизнь у них всех, было гораздо меньше, чем у вас одного! В сравнении с ними вы – супермен! И если уж Эволюция наградила вас в исключительной ситуации уникальными способностями, разве неправомерно ожидать их экстремального применения?! Или вы всё это хотите унести с собой в могилу Времени?!.
       Диггер встал с кресла.
       - Трус – не тот, кто струсил, а тот, кто нашёл ОПРАВДАНИЕ собственной трусливости. Я понимаю, вы хотели бы остаться в стороне. Политика нейтралитета – самая ясная политика: Врагу ясно, что тебя можно не бояться, Другу - что на тебя можно не рассчитывать. Но сейчас настал именно тот момент, когда уже не может быть нейтральных. Ожидание – любимое занятие несчастных. Мы все безумно устали быть несчастными и ещё не потеряли маленькую Надежду на Счастье. Не будь вас, мы бы придумал что-нибудь другое. В конце концов, наши судьбы – это наш Труд или наше безделие, а силы, дорого не отданные Борьбе, совершенно бесплатно дарятся Времени…
       Он задержался в дверях.
       - Подумайте хорошенько над моими словами, Кеннел. Каждый может превратить свою жизнь в ПОДВИГ или ПРЕСТУПЛЕНИЕ, на которое способен только он один. Завтра в десять утра вас будут ждать у входа в моё Управление. С собой ничего брать не нужно – у нас всё найдётся. Подумайте, Кеннел, вы – умный человек. Мы все устали от непрерывного ожидания Смерти, подарите нам Надежду на Жизнь… Мы уже нарисовали её картину, и вам остаётся сделать на ней  ПОСЛЕДНИЙ ШТРИХ…

          
       …Закрыв за Диггером дверь, Кеннел постоял в прихожей, соображая, что сказать Легине из того, что, безусловно, можно, и что ограниченно нельзя.   Ничего, достаточно убедительного, на ум так и не пришло, и он решил сказать ей всю правду. В конце концов, Легина имела на это все права: она была его женой и матерью его детей…

       Легина не вышла с кухни, очевидно, не услышав заключительного этапа беседы мужа с Диггером, и он пошёл к ней сам.
       Она сидела у плиты на табуретке, сложив руки на коленях. Девственная луковица лежала между ними на её переднике, а нож, который к луковице так и не прикоснулся, валялся на полу рядом с её ногами. Обе головы женщины плотно прижались друг другу ушами, все ей четыре глаза были закрыты, и это означало предельное душевное напряжение.
       - Он ушёл… - тихо сказал Кеннел, чтобы не напугать жену, которой и без того было весьма дискомфортно.

       …И всё-таки Легина вздрогнула так сильно, всем телом, что луковица упала с её колен, и покатилась вдоль стены. Все четыре глаза открылись почти одновременно, и все четыре были красными от недавних слёз. И ещё в них стояла смертная тоска…
       - Он ушёл… - повторил Кеннел. – А я остался…
       Кеннел подошёл к жене и взял в свои горячие руки обе её холодные. Она плавно встала с табуретки, глядя на него снизу вверх четырьмя неподвижными, разноцветными глазами, пока не стала привычно выше него, благодаря гораздо большему росту, и Кеннел вдруг с изумлением понял, что и сейчас она смотрит на мужа как бы снизу вверх, точно инстинктивно понимая его теперешний статус… Сердце женщины не обманешь, даже когда её ум верит любой твоей Лжи…
       Легина не прижалась к мужу, как обычно, а прижала его самого к своей широкой и чарующе мягкой груди, крепко обняв длинными и сильными руками, и  Кеннел почувствовал, как часто и тревожно бьются оба сердца испуганной женщины.

       …- Сначала я подумала, что это из-за нашего затянувшегося брака, - трагическим тоном сказала Легина правой головой, которая у неё всегда отвечала за серьёзные разговоры и решения, – но потом поняла, что нас могли просто вызвать в Магистратуру, и что Дигер не пришёл бы к нам сам, и не был у нас так долго из-за такой ерунды… И тогда я поняла, что всё это может быть связано со Стоуном…
       Ум хорошо, а два – ещё лучше… Кеннел вдруг почти с юмором подумал, что его двухголовая жена стала идеальной иллюстрацией к древней поговорке, и что две её головы даже в естественной своей, природной сумме, дали бы очень большую фору и десяти рядовым мозгам Кеннела, сложенным вместе искусственно…
       Он за руку увёл Легину с кухни, посадил её в своё любимое кресло, сел напротив неё в то, которое ещё не растеряло тепло Диггера, и строго посмотрел жене сначала в одни её заждавшиеся глаза, потом в другие.
       - У нас с тобой, возможно, осталось не так много времени, поэтому сначала выслушай меня, не перебивая, а потом мы вместе решим, что нам нужно будет сделать…

/ / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / /

       …Диггер медленно шёл по пустынным переходам бункера и думал о том, что Кеннел вряд ли будет спать эту ночь, и что нужно будет сориентировать все его завтрашние действия на неизбежную усталость и рассеянность. И что вряд ли он скроет правду от своей жены.
       Диггер его понимал, потому что сам был мужем и отцом.
       Ещё он думал о том, что от этого маленького, снедаемого врождёнными и приобретёнными при жизни недугами и болезнями человека зависела сейчас Судьба всей Колонии, и его, Диггера, – тоже. Кеннел сейчас был выше всех, он был самым великим человеком за всю Историю человечества. Он был, по сути, БОГОМ, который мог даровать всем Жизнь, а мог с той же лёгкостью и отнять. Даровать своей Жизнью и отнять своей же Смертью… Лишь немногие, включая Диггера, знали о предстоящей операции, но даже они не могли не только прогнозировать, но даже предугадать её исход…
       - « Легко убить то, что давно уже умерло само… - подумал он. – И в Книге Судеб не бывает опечаток… И нет ничего страшнее самых красивых иллюзий… » - Диггер давно стал на своей работе неизлечимым философом, но даже не замечал этого…

      / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / /

       …Волной накатила противная тошнота. Пульт медленно поплыл перед и без того уже двоившими глазами, и Кеннел вынужден был схватиться единственной своей работоспособной рукой за истлевшую от Времени спинку кресла, чтобы ненароком не упасть.
       Он рефлекторно сглотнул, убрав из горла в желудок непонятную и сильную горечь. Головокружение от этого почти прошло, но ноги стали какими-то ватными, онемелыми и непослушными. Кеннел зачем-то взял с пыльного столика папку с уже никому не нужными документами, прижал её к груди, как дополнительное прикрытие для сердца, и, с трудом оторвавшись от кресла, рывками переставляя ходульные, совсем чужие ноги, поковылял к шлюзу. Кожу на плечах, спине и груди жгло неимоверно, а на голову, казалось, плеснули расплавленным свинцом…
       - « А вы говорили, что четыре с лишним тысячи… - невесело и уже как-то равнодушно подумал он. – Или соврали во имя Святой Лжи, или тут требуется гораздо больше. Но я всё-таки сумел! Сумел, потому что не хотел, чтобы вы потом погнали в этот дьявольский коридор моих детей! А вы бы их погнали! Что для вас жизнь одного или даже двух маленьких детишек, когда на  карту поставлена Судьба целой цивилизации! Ради этого можно на время стать и чудовищами – каннибалами… »

       …Папка со стуком упала из окончательно ослабевших рук на пол, подняв облако слежавшейся веками пыли. Если бы рядом не было стены, Кеннел неминуемо упал бы в эту пыль лицом, не щадя его. Ноги ещё остаточно держали, но равновесие сохранялось на последней грани физических возможностей, фактически, эта тонкая грань была уже преодолена.
       Забыв о документах – да и чёрт с ними!!! – Кеннел пошёл по стенке, перебирая руками и ногами-протезами. Стараясь не смотреть вниз, он перешагнул через вздувшийся, изуродованный разложением труп, лежавший на пути к люку. Второй труп, в скафандре, скрючился около пульта. Человек добрался до него, но на остальное ему уже не хватило его Жизни…
       Возле люка Кеннел остановился. Он уже понял всё. Понял, что ему было вполне достаточно даже одного прохода сквозь него, несмотря на его хвалёный иммунитет. Они действительно ошиблись или преднамеренно солгали, но теперь это уже не имело никакого значения. Он пошёл бы сюда, даже зная заранее финал миссии, пошёл бы во имя спасения своих детей. Ему сейчас не было никакого дела до этой гнилой цивилизации, которая сама же себя и угробила по недомыслию или жестокости. Когда Кеннел думал о том, что сделал, перед его глазами вставали только лица его детей.
       И ещё лица Легины…
       Чувство острой жалости к ней волной захлестнуло Кеннела. Хуже всего будет ей. А дети есть дети: они погорюют и забудут. Дети не умеют долго горевать. И правильно делают… Думать нужно о своей Жизни, а не о тех, кто уже умер. Даже ради них…
       Кеннел живо представил, как Легина встретит известие о его ужасной смерти…
       Это было выше его оставшихся сил. Инстинкт самосохранения уже умер в нём, все чувства к себе самому – тоже, и Кеннел думал о себе, как о ком-то постороннем. Холодно и равнодушно. Но ещё жили и в такт выдыхающемуся сердцу пульсировали в груди чувства к близким…

       …Глянув вниз, он увидел защитный шлем, который сбросил со своей головы после первого прохода, почувствовав сильную дурноту от обрушившегося на него потока излучения. Он хотел поднять его и надеть на голову, но потом передумал.
       Какой теперь в этом смысл? Минутой раньше, минутой – позже… Кеннел отчётливо понимал, что если нагнётся сейчас за шлемом, то наверняка упадёт, и уже не сможет подняться даже на четвереньки. Тогда он умрёт прямо здесь, и будет мерзко гнить, как и эти двое, пока его отсюда каким-нибудь невероятным способом не вытащат. Раз к нему не пришли на помощь, значит, он так и не отключил защиту. Аппаратура стара… Рация, которой его снабдили, тоже оказалась менее живучей, чем он сам. Тогда они будут всё просто взрывать, чтобы добраться до него, надеясь, что он ещё жив. Зачем доставлять людям лишние хлопоты…
       И вдруг он с оставшимися на испуг последними силами подумал о том, что всё было зря… А что, если ему не удалось запустить ракеты, и тогда они пошлют сюда его детей?.. Нет, надо убедиться в конечном результате! Если всё получилось, так хоть умереть со спокойно душой! А если нет…
       НЕТ!!! Кеннел хотел сейчас думать только о первом!
       Он выглянул в шлюз.

       …В конце длинного коридора при слабом свете дежурных ламп он увидел напряжённо окаменевшие фигуры тех, кто его с нетерпением ждал. Они стояли слитной, молчаливой, неподвижной толпой. Кеннел не знал, известно ли им, что он всё сделал, как надо, и удалось ли ему задуманное ими всеми. На всякий случай он поднял руку и приветственно помахал ждущим. И улыбнулся, зная, что они смотрят на него в бинокли, стараясь, чтобы улыбка получилась не слишком вымученной.

       …Люди вдалеке зашевелились, послышался радостный смех. Кто-то крикнул: - Гип-гип - УРА!!! – и его поддержали.
       УДАЛОСЬ!!! Сомнений в успехе уже не было, в противном случае его не ждали бы с такими восторгами. Оставили бы дежурных, чтобы встретить полуживой труп, и пошли разрабатывать новые варианты псевдоспасения полусгнивших остатков Человечества с использованием уже его детей.
       Кеннел оттолкнулся руками от стенки и шагнул в проём люка. Он хотел прыгнуть, опять надеясь на Чудо и удивительные способности своего организма. Сюда он попал на большой скорости, хорошо разбежавшись по коридору, возможно, это и спасло его от мгновенной гибели, но даже на условный повтор прежнего манёвра его уже не хватало бы – силы ушли окончательно…

       …Сверху точно хлынула раскалённая лава; она почти сожгла мозги, расплескалась по узким плечам, и быстрыми струями потекла по спине и остановившейся в судороге груди. Кеннел задохнулся от обжигающей лёгкие боли, и сделал по оставшейся инерции ещё несколько неверных шагов, уходя из-под убийственного, жгучего водопада…

       …Ноги подогнулись и Кеннел с безмерной усталостью и почти наслаждением упал на металлический пол коридора, совершенно не почувствовав боли в разбитых губах, ощущая лишь адский жар пузырящейся на коже спины жидкой лавы. Сознание стремительно уходило, оно вытекало из тела Кеннела, как дым сквозь множественные поры кожи…

       …И вдруг начались судороги. Они скрючивали и без того уродливое тело в жуткие узлы, высасывая из него последние капли сил, и били о холодное железо пола туннеля. У Кеннела ещё хватило капель Жизни, чтобы приподняться на неверных, тяжёлых руках, посмотреть на рванувшихся к нему людей, и совершенно равнодушно подумать о том, что это уже не « Скорая  помощь », а, скорее, похоронная команда…

/ / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / /

       …Датчик раннего обнаружения зафиксировал старт ракет с поверхности Планеты. Спектр её работающего двигателя абсолютно совпал с эталонным, и Электронный Мозг отключил Первую Блокировку…
       Менее чем через десять минут чувствительный датчик ядерного взрыва отметил мощную вспышку на расстоянии пятнадцати тысяч миль, сопровождавшуюся жёстким излучением.
       Поочерёдно отключились две другие блокировки, включилась Основная Программа. В глубине огромного металлического тела спутника-бомбардировщика по его жилам-кабелям потекла электрическая кровь. Ожили его электронные органы и заработали по уже не раз отработанной, и пока никем не отменённой программе.
       Один за другим включались активные узлы, шёл опрос ещё функционировавших ячеек Памяти. Если какая-нибудь из них не откликалась, включались дублирующие и резервные.
       Создатели спутника предусмотрели всё. Он был почти вечен и сейчас, спустя два с лишним столетия, подтверждал все расчеты своих давно погибших или чуть позже умерших конструкторов. Он был всё так же работоспособен, и готов к действию.

       …После окончания Тест-Программы итоговый сигнал пришёл в Исполнительное Устройство, и электронный диспетчер послал пробный запрос в Арсенал. Каждую секунду приходили ответные сигналы.
       Первая ячейка - пусто… Вторая – пусто… Пятая – пусто… Двадцать шестая – пусто…
       Пуст был весь Арсенал: все бомбы ушли к своим целям ещё двести лет назад.
       Диспетчер послал повторный запрос, чтобы избежать возможной ошибки, но ответы тоже были отрицательными.
       Тогда сигнал-запрос ушёл в резервное хранилище.
       Ответ пришёл сразу: бомба стояла на своих направляющих и была готова к старту…
       Команда поступила незамедлительно. В огромной массивной туше ожил двигатель увода. Он беззвучно вспыхнул в пустоте вакуума, осветив красным близкие стенки ангара, и стал увеличивать свою тягу, стараясь сдвинуть тяжёлую бомбу с места…

       …Сработали защитные блокировки, и двигатель отключился.
       В Мозг пришёл тревожный сигнал: двигатель втрое превысил тягу, необходимую для выхода бомбы в открытый Космос, но она даже не стронулась с места.
       Мозг повторил свою команду. Снова ангар осветили сполохи огня, и после недолгой пляски пламени стало привычно темно. Тяга двигателя была превышена впятеро, но и это не дало необходимых результатов.
       Мозг отключил Основную Программу и, проанализировав варианты, пришёл к выводу, что произошло диффузное приваривание корпуса бомбы к направляющим под длительным воздействием на него космического вакуума и сверхнизких температур.
       Мозг дал отбой…

/ / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / /

       …Даже сквозь толщу скальных стен Легина отчётливо услышала радостные крики.
       - « Удалось! Кеннелу удалось!!! – её сердца до краёв наполнились ликованием и гордостью за мужа. – Всё-таки он сумел! Сумел!!! » - она бросилась к двери, впервые в жизни забыв о детях.

       …По коридорам Колонии суматошно носились знакомые и малознакомые ей люди. Они радостно смеялись, пели и исполняли какие-то фантастические танцы, и вся эта шумная и танцующая человеческая масса двигалась к выходам на Поверхность.
       Агенты Службы Спасения пытались убедить людей в том, что им следует немного повременить с этим, что ещё не закончены контрольные тесты, но их никто не слушал. Моментально разнеслась весть об удачном пробном выходе нескольких отчаянных добровольцев, и люди, ожидавшие два столетия, не хотели ждать и двух минут. Толпа сметала все, не очень настойчивые ограничительные кордоны, и волной, набирая мощь, катила наверх…
       Захваченная всеобщим ликованием и коллективным порывом, Легина взбиралась по ступенькам многочисленных трапов и лестниц, проскальзывала в настежь распахнутые люки, и двигалась туда, куда яростно стремились все, и где никто из них ещё ни разу в своей жизни не был…

       …Открытое пространство ошеломило её своим неограниченным Простором, светом и теплом. Она вырвалась из толпы и короткими шагами пошла к покрытым непривычной глазу живой зеленью холмам. Воздух был буквально нашпигован множеством незнакомых запахов, от которых жадно затрепетали ноздри, и головы наполнились странным дурманом. Лёгкий ветерок шевелил волосы на обеих её головах, и казалось, что он гладит Легину по ним. Гладит так, как это любил делать её Кеннел…

       - « …КЕННЕЛ!!! »
       Она резко остановилась, точно натолкнувшись на что-то, и обернулась к ликующей толпе ищущими взглядами…
       - « КЕННЕЛ?!. »

/ / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / /

       …Робот-ремонтник закончил свою непредвиденную работу и, втянув в пузатый корпус жало погашенного плазменного резака, полез обратно, на родное место в Мастерской. Он уже скрылся в люке, когда Мозг послал очередную команду…

       …Очень медленно после двух веков ленивого прозябания бомба поднялась над изрезанными роботом направляющими и, толкаемая красной струёй работающего двигателя, поплыла в бомболюк. Его широкие створки раскрылись, и она оказалась наконец в открытом Космосе.

       …Заработали автономные системы бомбы. Данные, заложенные в них Мозгом, после собственной обработки вошли в Программу атаки.
       Бомба самостоятельно сориентировалась в окружающем Пространстве, одна за другой отключились её защитные блокировки. Десять гигатонн эквивалента, заложенные в неё и предназначенные для тектонического воздействия на целые континенты, были готовы к уничтожению любой Цели…

       …Включился маршевый двигатель, и бомба уверенно пошла в ту точку на Планете, откуда недавно стартовала ракета, уничтожившая последний работоспособный спутник-киллер…

       …Осталось сделать ПОСЛЕДНИЙ ШТРИХ в почти законченной картине Смерти…

   У  остановившего  одну  Войну,  уже  не  хватает  сил  на  то, чтобы 
                хотя  бы  притормозить  другую…