Вербное воскресенье

               
           «Чужая сторона и без ветра сушит, и без зимы знобит» (русск. пог.)
                Э-эх, хорошо весной за городом, в лесу,  после долгой-то зимы! Теплынь, почками пахнет, ласковый ветерок и прочая беллетристика… Только косуль жалко. То здесь, то там лежат их трупы, вытаявшие из-под снега. Ветер шевелит их шёрстку: вставай, тепло пришло! Гладит их изящные копытца, за рожки трогает.
             Но не встать уже им, не дождались они  весенней радости!
             Много их, отощавших от бескормицы, со всех  сторон подошедших к городу по глубокому снегу,  в надежде на помощь человека,  мечтали урвать где-нибудь кусок сена. Инстинкт им говорил, что поближе к человеку можно спастись. Это раньше так и было – на окраинах стояли частные дома, где разводили скот, стога сена на огородах,  копёшки соломенные. А теперь этого нет.
         Высятся громады каменные даже в нашем, сравнительно небольшом городе.  Люди продукты для себя покупают в магазинах, а дети сроду живой козы не видели.  Вот только мёртвых косуль по весне увидят, как побегут в лес порезвиться. Не знают они,  ни  где молоко берётся, ни как картошку копают, не держали в руках тёпленькие яички – только из-под курицы, с гнезда.
          Нарезать вербочек, что ли? Да снести их к церкви. Сегодня на этом можно заработать! Неплохой доход к маленькой пенсии! Нарезаю. У нас эти кусты талом зовут, разновидность ивы. Какие кусты ещё не проснулись, какие только начали распускаться. А вон те хороши, да к ним не подобраться – стоят в воде! Вот которые в талой воде, те и распустились лучше всех.
            Я порядком подмачиваю ноги – тепло-то тепло, а  вода  ледяная! Нарезаю большой пук верб, связываю их. Надо уходить, а не хочется. Вокруг столько радости: птичьих песен, говорливых ручейков, так приятно шуршит под ногами прошлогодняя сухая листва…
             Совесть не мучит меня – везде за лето, где я поработала секатором, вырастут длинные, ровные, метра по полтора-два ветви. Кусты обновятся, а для тех, кто плетёт корзины, это просто удача – натакаться на подобную полянку. Обычно-то корзинщики сами делают обрезку, чтобы осенью придти, срезать годный материал.
         Подъезжаю к новому храму. По возрасту  пора самой сюда ходить, как прихожанке. Но я при случае гордо заявляю, что атеистка. Пока не припрёт…  А тогда уже: «Господи, помоги! Яви чудо, реши мои проблемы, и я уверую в тебя!»
 Но, пока снова не «припёрло», хочу заработать на людских суевериях.
          Оглядываю «продавцов». Много детей, «зашибающих» в этот день солидную «копейку», много и взрослых.  Всех много – и покупателей, и продавцов. Оживлённая торговля давно началась. Рядом  со мной торгует серенький мужичонка. По той же цене, что мы, но ветки у него богатые, почки огромные, пушистые, как жёлтые цыплята. Не-ет, пока он не продаст, наши ветки не возьмут!
          - Где вы такие «надыбали»? – Спрашиваю его завистливо. – Таких верб и не бывает в наших лесах. Никогда не встречала!
          Мужик не скрывает:
           - Это я полянку одну знаю – между Шадринском и Кособродском, больше нигде  не встречал!
           Оказывается, мужчина – водитель-дальнобойщик. Везде был, всё перевидел, перепробовал, перестрадал. Тонул на Байкале, горел на Камчатке, замерзал в Якутии, голодал в Карелии, блудил без дорог в Бурятии. Но рассказчик – никакой. Я его так и так расспрашиваю, требую подробностей, деталей, прошу, чтобы поделился со мной каким-нибудь чудесным событием в его жизни, но он не находит слов. Не краснобай. Скоро расторговывает свой пук, остатки отдаёт мальчишкам, а мне говорит:
            - Чудо хотите? Самое большое чудо – что я до сих пор живой!
            И уходит…