Адъюнктура

3. Адъюнктура. Данные обещания надо выполнять. Был угрюмый антенщик стал веселый кибернетик. Научная работа, как удовольствие за госсчет. Вероятностные методы хорошо усваиваются в курилке или при травле анекдотов. Диссертация – это серьезно (как по содержанию, так и по последствиям). На корабле бунт? На кафедре новый начальник и новые порядки. Диссертация – это серьезно (как по содержанию, так и по последствиям). Непоказушное ускорение работы, быстро пишем, но еще быстрее думаем. 25 бессонных ночей работы на ЭВМ и не без помощи В.И.Ленина. Настораживающий курьез на предзащите. Аудиенция маршала Одинцова-зеленый свет на пути в науку. Собственные шаги для становления средним винтиком.
3.1 Адъюнктура. Данные обещания надо выполнять. Был угрюмый антенщик стал веселый кибернетик. Научная работа, как удовольствие за госсчет. Вероятностные методы хорошо усваиваются и в курилке, и при травле анекдотов и на рабочем месте. На корабле бунт?

Вернувшись во Владимир я погрузился в обычную текучку, тем более, что обязанности ВРИО Главного инженера были весьма обширны, а доверие Дементьева надо было оправдывать. При всем при этом я с тревогой ждал известий из Москвы. Звонить самому было неудобно. К счастью с кафедры приезжает на войсковую стажировку Виктор Авакумов, человек симпатичный и невозмутимый. Он молчит про тамошние новости, а я не спрашиваю из опасений услышать печальное известие. На конец на второй или третий день, я не выдерживаю и задаю сакраментальный вопрос. Невозмутимый Виктор Николаевич объявляет: «А на счет тебя давно все ясно. Ты принят. Приказ подписан. Жди выписку». Сказав что-то тривиальное, я молча шел, шли  еще коллеги с узла связи и все тоже молчали, может быть кто-то сказал, что с меня причитается, уже не помню. Никто из идущих не мог даже предположить степень обуревающих меня чувств. Рядом с ними шел не человек, а вместилище кипящих эмоций, перемешанных с грустными и радостными воспоминаниями, наполеоновскими планами на ближайшее и отдаленное будущее.
Теперь оставалось готовить дела к сдаче, собрать материалы по связи для занятий на кафедре и концентрировать необходимое обеспечение для прощального мероприятия. Первая позиция осуществлялось естественным порядком. Вторая (сбор технических описаний аппаратуры, инструкций по эксплуатации и различных должностных инструкций, материалов по организации связи и все на грани нарушения приказа 010 МО) облегчалось выполнением первого мероприятия. Третья задача была сложней в части закуски, но была успешно решена моим каптером ефрейтором Витруком в виде гуся с яблоками за 10 руб (предполагаю, что деньги он оставил себе на память, а с бедным гусем поступил по методике гражданина Паниковского). Гусь, не зависимо от происхождения, изрядно украсил стол. Югославским коньяком была завалена вся Москва и товарищеский ужин удался на славу.
Четвертого февраля 1967 года я прибыл в Москву (прошу извинить за торжественный тон, но в душе продолжали играть оркестры только в мажорной тональности) прямо на день рождения Марины, замечательной сестры моего замечательного друга Димы Фурманова (об этих персоналиях подробно в четвертом разделе). С тех пор этот день мы традиционно празднуем каждый год.
Праздники праздниками, а дела на кафедре не позволяли раскачиваться. Срок пребывания в адъюнктуре (соответственно и срок написания диссертации) определили в два года и восемь месяцев, в связи с двумя сданными кандидатскими экзаменами (при поступлении не помогли, а четыре нужных месяца отняли). Меня представили научному руководителю полковнику Черкасскому Ефиму Давыдовичу. Он не считался на кафедре крупной научной фигурой, скорее хороший преподаватель и методист. Однако, как показала жизнь, это был наилучший вариант. Ефим Давыдович не подкидывал красивых, но малоосуществимых идей, чтобы потом их отменить. Он выслушивал мои предложения, корректировал их в рамках здравого смысла, благо опыт у него был большой, то есть направлял и не мешал работать. Мне было предложено также за неделю отработать и утвердить план адъюнктской подготовки.
Для себя в соответствии с данными Б.М. Романову обещаниями я поставил две основные задачи: как можно быстрее определить тему диссертации в соответствии с направлением работы кафедры и подготовить материалы для учебного процесса с учетом существующих программ.
С диссертацией было мало-мальски ясно. Первый на кафедре связист (только по порядку) конечно должен исследовать систему связи, естественно РВСН. Необходима была изюминка, предположительно она состояла в учете боевого воздействия противника на узлы и линии связи и, в конечном счете, на характеристики функционирования СПД РВСН в целом или ее представительного фрагмента. Если с объектом исследования было достаточно ясно, то методы, которыми нужно было вести исследование, только маячили в густом тумане неизвестности. Во-первых их было достаточно много, а во-вторых мое знакомство с их реализацией и возможностями были на уровне знакомства с тонкостями взаимоотношений в британской королевской семье. А ведь требовалось довести исследование до конкретных характеристик близкой к реальности СПД с учетом прогнозируемого оперативно-тактического фона и, естественно, с использованием существующих тогда в Академии ЭВМ.
Касательно учебных вопросов все пошло конкретно и быстро. С начальником учебной лаборатории Мишей Щеголевым определили перечень лабораторных и практических занятий, набросали черновые макеты наглядных пособий. Через месяц соответствующее подразделение Академии изготовило все в натуральную величину (там этот вопрос был четко отработан) и я был готов к проведению занятий. Все было представлено Б.М. Романову, чем он был вполне удовлетворен. Кстати, почти все материалы были использованы при написании учебного пособия  «Технические средства связи», изданного в начале следующего учебного года. Практически сразу начались занятия, в которых я имел учебную нагрузку четыре часа в день в течении трех семестров. Так что замысел Б.М. Романова на мое реальное применение вполне оправдался.
Таким образом, уже официально состоялся факт моего превращения из «угрюмого антенщика» в «легкомысленного кибернетика». Однако, «легкомысленность» здесь скорее фигура речи или метафора, если хотите, поскольку кибернетиком я был скорее формальным, а о легкомысленности было лучше не думать по следующим причинам.
Теперь предстояло рассеять густой туман над методами исследования. Это можно было достигнуть двумя путями: чтением чужих диссертаций на близкие темы (а еще лучше присутствовать на их защитах) и беседовать с узкими специалистами по соответствующим методам.
Диссертаций по вопросам функционирования систем передачи данных, я прочитал около десятка (часть на кафедре, часть во внешних организациях). Чтение диссертаций доставляло определенное удовольствие, так как в процессе было видно, как осуществляется постановка задачи, как правило из анализа того, что поле исследования на которое ты претендуешь вспахано лишь местами, либо там вообще конь не валялся. Интересно было находить ошибки или противоречия автора, дабы потом их избежать самому. Важно было, просматривая использованную литературу, находить работы, близкие к твоей теме, что облегчало поиск необходимого материала. Далее, в двух последующих главах, делалась попытка теоретически решить поставленную задачу. Довольно часто, задача, сформулированная в первой главе, в двух последующих главах решалась лишь частично (не могу сказать, что замах на рубль, а дел на копейку, но этим попахивало). В четвертой главе автор проводимыми вычислениями старался показать работоспособность предложенных методов и, естественно, в заключении всячески убеждал читателя, что рублевый замах вполне соответствует полученным результатам. Особенно было интересно, если удавалось побеседовать с автором, хотя не всегда такие беседы заканчивались миролюбиво. Автору не нравилась моя въедливость (но такова была моя задача), особенно когда я попадал действительно в слабые места, о которых автор конечно знал. Особенно интересна была реакция собеседника, когда я подставлял произвольные исходные данные в наиболее рогатую вероятностную формулу (видимо, бывшую предметом гордости автора) и получал вероятность искомого события больше единицы. Часто это кончалось обидами и отправкой меня достаточно далеко или предъявлением мне кандидатского удостоверения, где есть ответы на мои вопросы.
Присутствие на защитах давало неоценимый опыт в избранном направлении, а подчас и в самых неожиданных. Так, на защите в ЦНИИСе (головной НИИ Минсвязи по проводной связи) вполне приличной диссертации, как было видно из предварительного ознакомления, произошел весьма любопытный случай. При ознакомлении уважаемых членов Совета с биографическими данными соискателя стало известно, что он обучался в военном училище, которое покинул на втором курсе. Сразу же от некой невыразительной личности последовал весьма выразительный вопрос, о том как соискатель относится к защите Социалистического Отечества и что он сделал лично в этом направлении. Короче, три черных шара при голосовании были обеспечены. В итоге, диссертаций, близких к моей тематике и могущих послужить эталоном, найти не удалось, однако кругозор мой в части методов исследования существенно расширился.
Теперь, о методах от специалистов. На нашей кафедре имелись хорошие спецы по теории игр (В.Н.Лебедев), теории массового обслуживания (Ю.Н. Патрикеев), численного решения систем диффуравнений (В.Б. Балакин) , методам Монте-Карло (сейчас этот термин практически не употребляется, а тогда был в большом ходу, да и вообще здесь уместнее говорить об имитационном моделировании). Большинство специалистов при первичном рассмотрении говорили, что задача вполне решаема любезными их сердцу методами, однако углубленное рассмотрение давало негативный результат. Теория игр оперировала с процессами одной физической природы (здесь же имели место два разных процесса: движение  информации в сети и физическое разрушение элементов этой сети). Теория массового обслуживания в лучшем случае могла решать задачи для трех узлов и двух входящих потоков, (размерность моей задачи была на порядок выше). Описать функционирование СПД с учетом воздействия противника с помощью системы диффуравнений было проблематично, а численно решить систему такой размерности при быстродействии ЭВМ тех времен было нереально.
Знакомство с теорией графов и теории матриц показало, что теория графов позволяет достаточно адекватно вербально описать исходную или деформированную сеть, но без динамики ее функционирования. Теория матриц обеспечивает точное представление сети достаточно большой размерности в памяти ЭВМ, однако наложить на нее динамику воздействия противника затруднительно.
На фоне рассмотренных методов, имитационное моделирование своими возможностями казалось все более привлекательным. Тем более, что Олег Благовещенский, главный консультант для меня по этому методу, на пальцах легко объяснял возможность смоделировать любой процесс, практически функционирование любой системы с любым мешающим воздействием. Моему хорошему пониманию в этом вопросе безусловно способствовал методический талант Благовещенского и тот факт, что перед этим я прошел курс программирования в командах БЭСМ и решил несколько учебных задач. Таким образом, я буквально физически чувствовал, как можно ЭВМ заставить имитировать движение сообщений в сети, формирование очередей, прерывание передачи сообщения другим сообщением более высокой категории срочности, разрушение  узлов и каналов сети.
Недостатком метода было кафедральное  мнение, что имитационное моделирование есть нечто вроде осетрины второй свежести (или ремесла, если хотите), в отличие от высокого искусства изложенных выше методов. Думаю, что мнение складывалось, исходя из низкого (по нынешним меркам) быстродействия ЭВМ, а также одноразовости предлагаемых моделей. Жизнь показала, что это далеко не так. Слышал мнение на кафедре, что эта диссертация, пожалуй последняя, выпускаемая кафедрой диссертация, которая использует имитационное моделирование.
Вообще, в процессе изучения методов исследования мной была отмечена готовность практически любого кафедрального специалиста разъяснить кафедральному неофиту любой (если он в нем разбирался) вопрос (от тонкостей игр с ненулевой суммой до хитросплетений нестационарных случайных процессов) в любом месте (от рабочего стола до дымной курилки). Это все проистекало от высокой степени эрудиции специалистов и доброжелательной, жизнерадостной атмосферы на кафедре и напоминало ситуацию, описанную кем-то из академиков выражением об удовлетворении собственного любопытства за государственный счет, а у меня получалось еще и получение удовольствия за тот же счет.
Со своей невысокой адъюнктской колокольни, увлеченный освоением изложенных выше вопросов, я не замечал, что под штилевой поверхностью замечательной кафедральной атмосферы зреет шторм баллов на девять. И вот эта напряженность прорвалась на поверхность в неожиданной для меня ( да и для многих) форме. На доске информации рядом со скромными объявлениями о необходимости ряду лиц пройти диспансеризацию и другими подобными безделицами появился листик размером половину А4 с текстом на первое прочтение не вызывающий особой тревоги. Там сообщалось, что такого-то числа (это было в начале 1969 года) состоится партийное собрание с повесткой дня «О ленинском стиле руководства кафедрой». Кратенько, политически грамотно и по-ленински неопределенно. Кафедра забурлила, но без всяких внешних проявлений. Наиболее любознательные, обратившие вопросы с партийному руководству кафедры, получали туманные ответы, что это де в духе времени и, что нужно почаще вспоминать заветы любимого Ильича. Все понимали, что под Б.М.Романова подводится мина, но никто не мог предположить, что такого размера.
Наше удивление усилились, когда сообщили, что собрание будет проходить в одном из помещений Академического Музея. Удивление достигло апогея, когда выяснилось, что на собрании будут присутствовать: действующий заместитель начальника Академии по учебной и научной работе А.В.Солодов, весьма известный ученый, его предшественник на этой должности (извините, фамилию забыл), начальник политотдела Академии, начальник нашего факультета и еще ряд других руководящих лиц.
Собрание началось средней вялости докладом, из которого, тем не менее просматривались обвинения в авторитарности руководства и даже намеки на некоторый плагиат (без какой-либо конкретики). Все становилось на свои места.
Дело в том, что между Академиями (как и внутри Академий) всегда была конкуренция за количество докторов наук и каждый начальник всяческими методами побуждал вероятных кандидатов, особенно среди начальников кафедр, на скорейшую защиту. Видимо наверху прошла определенная компания на эту тему. На нашем факультете среди четырех ведущих кафедр в то время было два доктора на одной кафедре (боевой эффективности РВСН, бывшей теории вероятности) и ни одного на кафедрах тактики, стратегии РВСН (они считали себя мозгом РВСН, а там в части подготовки докторов и конь не валялся), а также на нашей информационно-кибернетической (хотя у нас претенденты были явные, но скрывающиеся).  Естественно, эти сигналы были услышаны Б.М.Романовым и он предпринял определенные действия по сбору и обобщению материалов, которых было более, чем достаточно. Другие кандидаты в доктора (Сеидов Т.М., Лебедев В.Н., Тынянский Н.Т., Балакин В.Б. и, видимо Цальп В.Д.) сразу забеспокоились (особенно первая троица, так как материал в отчетах и других печатных изданиях кафедры был недостаточно авторизован и многие издания выходили под общей редакцией Романова Б.М.). Кстати, Романов Б.М. был научным руководителем диссертаций большинства указанных лиц, да и вообще большинства преподавателей на кафедре, так что волнения в юридическом плане были пожалуй чрезмерны.
Итак, доклад был сделан и наступила зловещая тишина. Первым на трибуну буквально вылетел Виктор Авакумов, хороший, добрый и объективный человек. В его сбивчивой речи часто звучали слова заговор, путч, тенденциозность. В общем защитительная направленность явно просматривалась, причем сдобренная недюжинным темпераментом. Следующие речи носили тоже весьма положительный характер, призывали вспомнить роль Б.М. Романова в организации кафедры, привнесения в ее тематику, да и в общеакадемическую вообще нового научного направления «военной кибернетики» и его становления. Путчисты притаились (видимо не ожидали такой реакции, а может быть совесть заговорила), и только в конце выдали 3-4 бледных выступления без конкретных обвинений, но в целом негативного характера.
Выступления присутствовавшего руководства носило примирительный характер и была выражена надежда, что Борис Михайлович учтет товарищескую критику и ленинский стиль в руководстве кафедрой возобладает. Голосование по решению собрания касательно стиля, насколько помню, было в пользу начальника кафедры в соотношении 23 к 4. Однако, что доложили присутствующие руководители об этом собрании выше, мы не знаем, но стало известно, что Б.М.Романов выведен за штат и затем назначен на другую кафедру старшим преподавателем. Так неприлично и весьма коварно отблагодарили человека за массу добрых дел некоторые, весьма обязанные ему товарищи, да и руководство, считавшее необходимым «отреагировать» на сигналы снизу.