Сказка о бомже миллионере

Жизнь скоротечна, как выстрел, не успеешь подумать, она уже пролетела.



Я ночью пил, и ночью плакал,
А утром оплеснулся из колодца,
Глаза и душу мне рассвет закапал,
И солнце приказало мне бороться.

                СКАЗКА О БОМЖЕ МИЛЛИОНЕРЕ

        Я убила человека!
        Все было жутко и просто.
        В шесть вечера мы поссорились с мужем. Ни дочь, ни наши интересы его не волновали и вконец, все разрешилось. Я сорвалась с цепи, тормозов не было. Что мне, что его деньги, дом, машина! Даже счет в банке на его имя! Я поехала за ним на край света, в этот чертов американский рай, в самую южную его оконечность, туда, откуда запускают  космические челноки и разарабатывают программмы далекого инопланетного будующего. Но я реальная женщина и хочу простого понимания.
        Как была в халатике, так и выскочила на улицу. Завтра разберусь, завтра позвоню друзьям, займу денег, перебьюсь  у кого-то недельку, потом сниму комнату и выживу. У меня  прекрасный английский и несколько злободневных предложений по работе. Но он  меня достал! Больше домработницей я не буду! Все! Точка! Дочка вырастет - поймет. Да, я и не собираюсь просто так отдавать ему ее. Мне только  немного времени. Нет, я знаю, что делаю своим уходом, и им без меня будет трудно – это смерть семьи. Тяжело! Но бывает.
        Мой «Додж» большой и сильный, рванул с места всеми своими восемью цилиндрами и неимоверно прожорливым нутром. Он-то у меня верный конь  - он вывезет. И он таскал меня, ревя мотором по ночным улицам жаркой столицы, вытаскивая за шиворот из моей прошлой жизни, из моей боли, из моих привязанностей и от моей любви. Она ведь была – это точно. Я знаю! Но я ее тоже только что убила. Какие мужики сволочи –  даже самые терпеливые. Но мы бабы  дуры!
 
       На остатки «красного» светофора нога сама по себе нажала на тормоз, а на «зеленый» «до полика» утопила акселератор. И со всего  маху, справа, с угловой дороги в бампер моему монстру влетела спортивная «Мазда», маленькая, юркая, но с какой-то дури  разогнавшаяся до скорости космического «Шатла». Я замерла за рулем и так и оставалась неподвижной до почти мгновенного приезда полицейских.
       Для меня все обошлось. Если не считать, что женщина, молоденькая африканка, сидевшая за рулем мазды, ударилась виском в угол телефонного спикера, повешенного на солнцезащитный щиток, и умерла практически мгновенно.
       Меня продержали в каталажке часа четыре. При мне не было документов, одни только страховки и регистрация на машину. Я была раздета и в нервном стрессе. У меня не было денег позвонить друзьям. Да, по сути, в голове уже зрела мысль:  назло им пусть меня посадят. Нет, не посадили, а просмотрев видео с  камер на перекрестке, отпустили, оставив машину для экспертизы.
 
        Я брела по улицам черного района. И мне было плохо. Ни денег, ни телефона, ни желания кого-то видеть и просто ничегошеньки в прошлом.
        Редко позволяю себе плакать - все равно никого не тронет. Уснуть бы на неделю.
        Повернув в проход между домами, добралась до какого-то закутка. Под небольшим навесом, как-то очень аккуратно, стояли коробки, а под самой стенкой чернела дыра. Не по уму, а по странной интуиции полезла в это отверстие и за ним открылся второй вход, уже в стене самого здания. В небольшой нише расстелен матрац и лежали носильные вещи, странно аккуратно сложенные и чистые. От них шел запах недавнего посещения ландромата. Ненормальность какая-то.
        Умостившись в этом логове закрыла глаза.
        У меня ведь все есть. Все, о чем мне когда-то грезилось, в проклятой «совдепии», здесь, к моим услугам. Чего мне еще нужно?! Чего мне не хватает?
        Культ комфорта, проник и в меня, он перекрыл всю, хоть чуть-чуть имеющуюся духовность, оставив ее на уровне той же нищеты иллюзии и формальности в самом сердце.  А где она – комфортность существования?! На уровне жизнеустройства уходит всякий интеллект, желание получать душевные удовольствия от тех мелочей, которые и делают жизнь интересней. Русский мужик в избе и с бутылкой водки куда свободней клерка на Манхетене. Но я не умею напиваться, и я не русская.
        О! Здорово! – Женщина, это уникальное существо способное мгновенно из ангела превращаться в дьявола! Что мне стоило помедленнее нажать на газ? Мазда бы проскочила.
        Капиталистическое общество развивается как бы в честном признании зол человеческих: эгоизма, властолюбия и чистолюбия. Отсюда библейский Эйсав с его непереоборимым желанием достижения материального совершенства и благ полной чашей. Тот наш усредненный коммунизм, усредненный и уравнительный, хоть и из-под палки, но вел общество к доброте, коллективизму, браству равенству и свободе. Пусть все это глупая утопическая сказка, но она позволяла жить мечте. В этой Америке нет места заботливому семьянину Яакову. Или я его не вижу? Или невозможно соеденить их в одно целое и оставить духовную мечту, а не иллюзию и формальность.  Но Яаков и Эйсав родные братья-близнецы и умрут в один день. Таково пророчество. И дело не в капитализме и не в коммунизме - дело в нас самих, дело во мне самой.  Я убила свою жизнь.

        Мое тело зашлось в рыданиях, слезы залили щеки, и плечи, и живот, и колени затряслись в неуправляемой истерике. Но чуть полегчало и сон забрал меня к себе..

        Кто-то схватил меня за ногу и бесцеремонно потащил наружу
        Я даже не сопротивлялась, только икала, сопливила, стонала и даже смеялась. Будто продолжала спать. Дергаться не было сил. И вдруг я замолчала и выровнялась. Пусть тянут – куда хотят, мне ведь уже ничего не страшно и ни капельки не больно.
        Когда дохнуло воздухом открытого пространства, я подняла глаза. Надо мно стоял худой седой старик, очень крепкий, в потертом замшевом пиджаке и в соломенной шляпе. Такими рисуют на картинах бомжей, таких их фотографируют для выставок, такими мы себе их и представляем.  Он продолжал держать меня за ногу, встать было бы невозможно, я и не пыталась, он посмотрел на меня пристально и пронзительно, потом сказал.
        - Вон отсюда, а то –  я переломаю тебе кости.
        Я удержала его взгляд своим и  ответила.
        - Мне некуда идти. - На большее у меня не было сил, и мы молчали так минуты две. Что-то происходило с ним. Как будто он возвращался из другого измерения в наше, но делал это с большущей неохотой, натужно скрепя сердцем и беззвучно воя разумом. Зрачки его глаз чуть сдвинулись из никуда в мою сторону и на мгновение задержались на моем халатике за триста долларов. Едва заметная искорка тонкого улыбчивого сарказма промелькнула в его, на удивление умных глазах. Пусть временно, но его душа вернулась оттуда из «никуда» в это «сегодня», в то время, которое он однозначно и навсегда оставил, но в жизнь душа его возвращаться не хотела. И мне стало страшно. Таких бомжей не бывает.
         Он отпустил ногу и сказл.
         - Идем, - Повернулся и пошел. Его ничуточки не заботило, успею ли я встать, пойду ли я за ним или сбегу. Но я шла за ним, как за самым любимым человеком, как идет за папой или мамой нашкодивший ребенок, плачет, всхлипывает, но идет. Будь что будет. Он же папа, а ты ребенок и твоего «Я» еще нет.
        Он подошел к ночному банкомату, вставил в окно карточку, снял со счета сто долларов и  заставил их взять.
        - Бери такси и уезжай отсюда подальше. И чтобы больше я тебя никогда здесь не видел, здесь моя територия. Не мешай мне жить. Мой нос удивлял запах чистого белья и  хорошего табака.
        И как плохой ребенок, как только чуть только полегчало, я не послушалась родителя. Утром я принесла в закуток сто долларов и пакет с консервами, булочками и копченой колбасой, сверху были сложены две рубашки любимого мною цвета и коробка хороших сигар. Но никого в дыре не было. Из-под подушки выглядывал уголок фотографии. Я протянула руку. Это был высокий каменный дом, скорее дворец, с большой лужайкой и озером позади. На второй фотографии была женщина с двумя детьми, лет по десять-двенадцать. На третьей, очень старая машина, рядом с самолетом. Положив руки на самолет и машину, между ними стоял мой бомж. Я толкнула подушку дальше, совершенно не спрятанные, лежали две пачки стодолларовых бумажек. Я оставила все как есть, положила сверток с едой на матрац и ушла.
        Через неделю я снова пролезла в дыру, и в ней уже не пахло опрятностью и дисциплиной. Еще через месяц коробки, загораживающие вход уехали на свалку, а на лазе в стену стояла металлическая дверка с большим замком.
        Сколько не искала я его потом, оказываясь случайно или преднамеренно в этом районе, нигде рядом я его не видела. Возможно, он передумал быть божем и вернулся в свой дом, к своей семье, к своим миллионам. Но мне это совершенно не понятно.

P.S.

         Эта история имеет   несколько завершений, и все они на уровне вымысла, и додумываний, никаких фактов и информации о моем ночном спасителе я не имею. И, вряд ли, когда-нибудь что-либо узнаю о нем больше.
         Но через два года на приеме у мэра города я уже представляла свою фирму «Политические коллизии и толлерантность в социуме». У судьбы много разных поворотов. Я подошла к Шерифу и спросила, не слышал ли он случайно что-то о таком непонятном человеке, как бомж с улицы «N». И совершенно неожиданно он сказал, что знал его.
        - Будет неправдой, если я вам скажу, что он был агентом под прикрытием. Он таким не был. Но зная его прошлое, и по долгу службы, я часто конспиративно приезжал  на стареньком дедовском фордике в тот переулок, мы говорили с этим, кстати, еще совсем не пожилым человеком, о том, как убрать с улиц то, что на них присходит. Многому я у него научился. Его кинул партнер, и ему ничего не оставалось, как инсценировать самоубийство, чтобы у его семьи не отобрали последнее. Какие-то деньги он сохранил, но держал их на свадьбу дочери и обучение сыну. Сам жил на то, что удавалось собрать на улицах. Но  думаю, что та сотня или две едва ли были последними. Вообщем он так нелогично в жизни поступал всегда. Иногда я задумываюсь, -  мне совсем не трудно отдать половину от моих двухсот тысяч в год – и на сотню проживу. Но насколько выше меня этот бомж, который способен отдать половину от ежедневного бутерброда. Ведь больше может не быть.
        Из-за спины шерифа сказал его заместитель.
        - И это не совсем правда. Шеф говорит о Стиве Томсоне, о том человеке, которого встречали вы. А бомж – это его родной брат близнец Боб. Они разыгрывали эту картину с какой-то целью. Один и вправду спился, второй пытался его вытянуть. Я не имею доказательств и поэтому шеф мне не верит. В отличие от Боба Томсона, Стив Томсон стал бомжом практически сразу после Гарварда. И не такой он уже и благородный. Вам крупно повезло. Бобу таки удалось вытянуть брата,  и они исчезли с улицы в одно  и то же время.
       Я стояла в недоумении от противоречивости этих двух версий, тем более, что на приеме был человек с очень похожим на Стива, а теперь уже и Боба, лицом, и было очевидно, что и шериф и его помощник всячески стараются сделать вид, что они с ним не знакомы.



Борис Гаврилин.   Монси, Сентябрь, 2014 г.