Эх, дед ты мой, дед!

 Галина Храбрая

 «ЭХ, ДЕД ТЫ МОЙ, ДЕД!»

 …повоевал мой дедуля и в штрафбате тоже! Тридцатилетнем лейтенантиком
 на фронт ушёл, потом даже в бой зеков водил! Представляете? Правда,
 было это уже после его боевого ранения…

 Лежал он раненый под Одессой на нейтральной полосе без сознания — 
 на мине подорвался, а мимо него два наших разведчика ползли —
 фашистского «языка» волокли, дед застонал, они услышали
 и прихватили его с собой, потом в госпиталь сдали, как полагается. 

 Ногу ему тогда сильно разворотило — вся сплошь в осколках была,
 а на спине — синяк, такой остался, что не проходил целый месяц:
 как схватил его разведчик, сибиряк двухметровый, так и тянул до своих!

 Дед часто любил про это рассказывать, приговаривая в конце:

 — Если бы встретил я того молодца, что дотащил меня до госпиталя —
 то целый год бы его кормил, поил и в задницу целовал!

 Был мой дедок большой учёный, но сам из себя с виду небольшенький такой,
 и непьющий совсем. Голубоглазенький, горбоносенький, но живой и юркий,
 ещё губастый, как «сом ротатый», так моя бабушка его в сердцах называла,
 короче, это видеть надо! Чудной такой! Бывало, покушает, рушником рот оботрёт,
 и скажет с лукавинкой во взоре:

 — Спасибо Богови, та мэни, а бабуни ни! — ну, и огребёт от бабуни по полной,
 тем же рушником по загривку. Хе-хе!

 Интересовали деда только научные изобретения, новые сорта фруктовых деревьев,
 пчёл, которые он выводил сам лично, поэтому все свои работы он отсылал
 в Киевскую Академию Наук, получая оттуда одобрения, поощрения всяческого рода,
 почётные грамоты, награды и дипломы, которые дед аккуратно складывал в шкафу!
 
 Спал дед мой по два-три часа в сутки не более. Разбирался он так же ещё
 в ветеринарии, лечил и оперировал домашних животных.

 Прошёл дед всю ВОВ. Повезло ему. Были у него ордена и медали за взятие
 всех Европейских городов: Праги, Варшавы, Будапешта, Бухареста, Софии, Вены,
 Берлина. В Германию он вошёл со своим штрафбатом! Рассказывал, что, бывало,
 как встанут стеной, его хлопцы, за шиворот деда возьмут, назад откинут, и
 вперёд на врага, не сгибаясь, а его «берегли»:

 — Ты, нам, батя, живой нужен, прости, но, ты своё повоевал добре,
 теперь, нам дозволь отыграться, эта война уже не для тебя… это наши бои!

 И как пойдут на фрица! Встанут во весь гигантский рост, и давай месить
 нацистов, словно тесто, да с землёй их, гадов, сравнивать! Жуть, а не зрелище!

 Короче, отрабатывали они на совесть доверие, возложенное на них Родиной,
 а уж, какая она, не им судить, всё одно Мать, знамо дело, мать не выбирают!

 До него штрафнички многих командиров сами же в бою и «подстрелили»,
 а деда моего «берегли», «батей» называли его ласково, хотя он был младше их,
 кого на 10, многих на 20, а некоторых даже на 30 лет.

 Дедок мой, запасливый хохол, им спиртик завсегда приберегал и выделял честь
 по чести, да не скупился и не «спускал» его «за борт», как это делали другие.
 Не «стучал» ни на кого да и прочего за ним, ничего такого «шкурного»
 отродясь не водилось, вот, и выжил!

 Войну он свою в Берлине не закончил. Погрузили их в эшелоны и повезли
 в Уссурийскую тайгу, на «Японскую войну»… рассказывал потом, как покорил его
 этот дивный край, особенно тем, что пчёлам там медоносилось на славу!
 Всю жизнь, дед, сколько жил, столько бредил таёжными лесами Сибири…

 А штрафничков он своих получил после ранения, когда попал в Одесский госпиталь,
 который располагался тогда в городском театре, там ещё стоял шикарный белый
 рояль, на котором дед мой играл частенько, забавляя молоденьих медсестричек!

 Он и бабу Олю мою тоже, так «позабавил», що вона гарного хлопчика привезла
 тогда из Одессы, до дому вернулась уже брюхатая — дядечку моего родного зачала!
 Родился карапуз 21 августа 1945 года! Анатолием назвали!

 Так вот, этот Толик всю жизнь с гитарой не расставался!
 «Музыкальный» был, весьма и поэтически даже очень даровитый!
 Как зачали его «под музыку», так она ему — как «мамка родная» стала,
 и была всю дорогу верной подругой по жизни…

 Дед мой, как вернулся домой, зашёл в хату, смотрит — хлопчик стоит у печки
 и ручонкой из духовки картошку достаёт, потом, мусоля, лопает её, приговаривая:

 — Копиля! — так и встретились папка с сыном!

 …а дедуле моему тогда в Одессе ногу хотел один военврач пожилой отпилить.
 Ага! Да-да! Так точно! Самой, что ни на есть обычной ножовкой по дереву,
 на живую, без заморозки и прочих медикаментов! Дед на нём свой костыль обломал,
 шкура ты, говорит, жидовская, тот на него рапорт накатал, вот, так, дед
 и очутился в штрафбате:

 — От, ты же, морда кирзовая! Не дам я тебе ногу свою пилять! 
 Дывись, який! У мэнэ Садик! Виноградник! Пчёлы! Скотина дожидается!
 Я как тебе на одной ноге садок опрыскивать стану? Падло ты!

 …и не дал ногу свою ампутировать! Это, конечно, мягко сказано,
 отмудохал он того хирурга, словом, сделал почти инвалидом.

 Пока лежал, ожидая приговора, слышал дед, как солдатики жаловались на того
 коновала, все с обрезанными под корень ногами, вот, дед и лишил его
 возможности такой, чтобы не было больше ему охоты без рук и ног парней молодых
 оставлять! Больше этот резака никого не пилял!

 Прислали тогда к деду в палату двух девчоночек — медсестричку совсем
 молоденькую, и такую же врачиху, по всему видать — хирурга новоиспечёного.

 И как начала одна из них деду «зубы заговаривать», расспросами своими
 одолевать, а другая, прямо сказать, не по-детски, взялась ему ногу скоблить,
 аж до самой кости всё «ненужное» соскоблила, а ногу сохранила,
 спасла, только осколками гремела, скидывая их в ведёрко.

 Гоняла она его потом по всем театральным лесницам — туда-сюда, вверх-вниз:
 ногу разрабатывать заставляла: дед даже не хромал, а то, некоторым,
 всё бы отпиливать! Вот, ведь, какой дед у меня был: сколь шла операция,
 столь до конца и терпел:

 — Ну, никак не мог я при таких красавицах застонать: стыдно было! — шутя,
 оправлывался он.

 Вот, какой он был: одного чуть было не угробил, а при двух других постеснялся,
 хотя бы самую малость матюгнуться или застонать!

 Дед мой — Захар Иванович — полный кавалер орденов Славы умер в результате
 остановки сердца: полный износ организма, так констатировали врачи:
 выработался ваш дедуня весь! 25 февраля 1973 года его не стало —
 Вечная Память Герою войны и труда!

 Скончался он тёмной глухой февральской ночью в своём новом кирпичном доме
 у себя в спальне, с газетёнкой в руках и очёчками на носу, не упали очки,
 нос-то у деда с горбинкой был, они и по сей день хранятся у меня.

 А накануне 23 февраля торжественно вручали ему, последний «затерявшийся орден»,
 который вовремя дед не сумел получить в те фронтовые годы в результате ранения:

 — Ну, бабуня, теперь, наконец-то все свои награды я «собрал»! — сказал
 подвыпивший дед, придя после награждения, домой, прилёг, как обычно,
 почитать перед сном, и умер, счастливый и радостный, потому что всё своё
 самое важное на земле уже совершил!

 …Бабушка ему всё курить не давала, прятала от него папиросы, а он,
 где бы она их не заховала — знайдэ всё одно ж таки, хочь трохи да раскурится!

 Наливочки, бывало, попросит у неё — погреб-то ломился от припасов,
 а она строгая была, не шибко-то деда привечала к рюмочке…

 Эх! Сидят, небось, они сейчас на пару, там на небесах и пьют себе
 «в удовольствие» ту самую сливовую да вишнёвую наливочку «за Победу!»…

 Пора бы и нам с вами по чарочке себе плескануть, а?
 Вы, как, не против? Я лично, ЗА!

 Тогда, слушай мою команду: всем быстро налить!
 До краёв наполнить свои стаканы, и:

 «За Победу мы по полной осушили»… Ура! Ура!! Ура!!!

 Ответы на ваши отзывы буду давать исключительно куплетами
 их фронтовых военных песен славных, боевых и памятных лет. Аминь.

* Х *
http://proza.ru/2015/05/04/1263
«Встретим Праздник – День Победы!!!»

* Х *
http://proza.ru/2015/05/05/2160
«Сон настоятеля храма о Победе 9 мая 1945 года!»