9. Цена слова

- Экая невидаль! Ну, подумаешь, тысяча монет. Да найду я их вам! Вот найду и всё! - отбивался Кен от припёрших его к стенке стражников.
- Это всё слова, - сказал самый молодой воин - вихрастый кахет.
- Хуже, просто болтовня! - пробасил стражник постарше, в котором только слепец не признал бы круглолицего жителя равнинного Херама.
- Да что вы понимаете! Я теперь ученик мастера Аста! - ужом выворачивался из своего незавидного положения наглый проныра.*
- Да врет, поди! - прищурился вихрастый, а его напарник, соглашаясь, мотнул головой.
- Да я завтра же всё верну, - Кен стукнул себя в грудь рукой, - клянусь Пресветлой Владычицей, - он не успел договорить, как крепкая рука третьего воина сдавила ему горло.
- Ну завтра, так завтра, никто тебя за язык не тянул, - усмехнулся самый старший из воинов-тритов - седоусый ветеран Кхан, по-прозвищу "три глаза". - Посмотрим. А если что...
- Отдадим его на милость Божественной Фейи! - загорелся идеей молодой стражник. 
- Нет, Прекрасная Фейя слишком милостива к таким как он, - возразил круглолицый. - А вот Неве Блистательная будет ему очень рада! - вежливо поминая одну из самых суровых владычиц Иллуриона, ухмыльнулся стражник.
- Нет, парни, - хмыкнул Кхан, - по-моему, ему больше по нраву Ауна Избавительница. Как раз для таких проходимцев и предназначены её ножницы, обрывающие нить жизни.** Выбирай!

Кен вздрогнул и понял, что пропал окончательно и бесповоротно. Это же надо было такое ляпнуть. Ну кто его тянул за язык поминать одну из Ткачих***? Нет, чтобы он поклялся Майей Неразлучницей, Неведомой Тайной или Одинокой Тишей. Ведь можно же было помянуть и просто Великих! Так нет, если клясться, то обязательно именем Пресветлым. А теперь всё, хочешь, не хочешь, а выбирай. Да только выбора-то  у него, в сущности, и не было. Ни одна из Пресветлых богинь не могла ему помочь в таком незавидном деле, как отдача неправедного долга.

Ну что с того, что проспорил он стражником тысячу монет? Невелика обуза! Кен мысленно хмыкнул. Подумаешь, потеряет он у них лицо. Чего от неизвестного бродяги убудется?  Лишать жизни за денежный долг здесь точно не стали бы. Не тот это город Славный Харам, чтобы он трясся за свою шкуру. Чай здесь не знойный Хиом, главный притон пиратского юга и не гнилая трясина продажного западного Хайна, где за малейшую задержку должников пускали на корм иглобрюхим рыбам. Здесь жители снисходительно относились к необдуманным словам путешественников и легко прощали гостям приукрашенные истории о необычайных приключениях, постигших странников в пути. А с должниками поступали просто: обычно верили на слово, что долг когда-нибудь обязательно вернут. И если срок возврата проходил, а денег не было, то имя должника вносили в Лист богини Тайны и его обет принимали на себя её хранители, выплачивая долг немедленно, и лишь то, чем расплачивались с богиней должники, навеки оставалось сокрытым. 

И потому слово, что слетело с его языка, простым не было. Вернее, оно было обыденным, не тайным. Именно так призывали в свидетели Пресветлых Богов, чтобы пожелать от их имени искреннего счастья и радости родным и близким людям. Но вот клясться ими в совершении неблаговидных дел было не принято. Разве могла Прекрасная Фейя Покровительница малых детей и воспитательница неразумных взрослых быть свидетельницей в таком неблаговидном деле, как кража? Или Нежданная Райа Охранительница милых женщин быть заступницей ему - неразумному юноше, что лишил себя последней надежды на жизнь? Смерти Кен не боялся, а вот расстаться со своей ненаглядной душою позволить себе никак не мог. А всё потому, что только недавно ощутил внутри себя её неземной свет и ещё не успел слиться с ним совершенно, так, чтобы смерть была ему не страшна, а страшно желанна.

Лицо Кена исказила усмешка. Да, не великий перед ним стоял выбор, а поистине величайший. Кого из Пресветлых богинь он может призвать в свидетельницы неблаговидного? Чьё имя решит окунуть в неблагозвучное? У кого попросит защиты для неблагоразумного? Ни Салла Превосходная, ни Тайра Пресветлая не помогут ему, а призывать на помощь Ауну Избавительницу было просто безумием. Кен чувствовал, что тонкая нить его судьбы истончилась в руках Владычицы и вот-вот порвётся. Любая из богинь за такую мольбу не оставила бы его безнаказанным, разве что кроме той, которой уже давно не было в мире людей.

- Клянусь пред вечным изначальным именем твоим, Прекраснейшая Тайя Пресмешница, что если на то будет воля твоя, то вернётся не позже завтрашнего полудня тысяча монет в руки достойнейшего из стражей Харама Извечного и одна монета да пребудет даром в руки твои, если такового среди них не сыщется! - неожиданно твёрдым голосом сказал Кен и, потрясённый своей очередной наглостью, умолк. 

- Ну ты нахал, парень, - вздохнул седоусый воин, - где ж это видано, клясться Изчезнувшей, да ещё требовать, чтобы она плату от смертного за своё заступничество в дар приняла? Интересно, чем она тебя тогда одарит в ответ?
- А ещё лучше скажи, кто из нас не достойнейший? - прошипел круглолицый и положил руку на меч.
- Да ведь пропала эта Пресветлая, все знают! - удивился самый молодой из стражников. - Как же ты её найдёшь?
- А вот завтра всё и узнаете! - улыбнулся Кен и, расправив плечи, гордо прошествовал мимо застывших истуканами стражников и отправился навстречу своей судьбе.

И пошёл он, естественно, в сторону главной рыночной площади города. Несмотря на весь свой запал, Кен не был уверен в себе и в исходе дела, хоть и  нашёл в очередной раз просто отличный выход из безысходной ситуации. Но почему же тогда ему душу скребли марские кошки? Казалось бы, ведь отличная идея пришла ему в голову! Прекраснейшая юная Тайя настолько давно покинула этот мир, что уже тысячи лет почиталась Исчезнувшей. Злые языки поговаривали, что вместе с ней ушла из мира настоящая женская красота и единственная статуя Прекраснейшей была тому свидетельством. Что было причиной исхода богини никто не ведал. То ли коварные сплетни завистниц сплели над её головой тучи гроз, то ли какие иные беды постигли Невинную, но в народе считали, что Исчезнувшая ушла не навсегда и когда-нибудь обязательно вернётся. Но всё же клясться её именем было, по меньшей мере, неблагоразумно. Пусть богиня много лет не показывала своё благовестие призвавшим её, считалось, что она являла своё присутствие в мире через красоту. И хотя с её уходом краски мира поблекли, но всё же безобразным он так и не стал, а это значило, что богиня всё ещё присутствовала на этой земле.

Что и говорить, выход, который нашёл из своего невыносимого положения Кен, был, несомненно, красив. Завтра в полдень он представит перед удивлёнными стражниками никому не известную девушку и честно вручит ей одну монету за прекрасно исполненную роль юной богини, а на вопрос о деньгах скорбно ответит, что раз достойнейшего среди стражей города не сыскалось, значит, денег им и не видать. Дело было за малым – оставалось только отыскать неизвестную счастливицу и облагодетельствовать её золотой монетой. Однако, через некоторое время Кен понял, что не просто в очередной раз попал в просак, а накрепко сел в лужу.

- Оставь себе свою обузу! – со смехом отвечали ему девушки. Ни одна из обитательниц городского дна и помойки ни за какие деньги не соглашалась сыграть роль Исчезнувшей богини. Казалось бы, что тут сложного? Выйди на площадь, возьми монету и всё! От претендентки даже не требовалось открыть перед стражниками своё лицо, ведь в народе справедливо считалось, что исчезла богиня не просто так, а в наказание людям унесла из мира свою красоту! А потому и не является она ныне такой, как прежде. Старики всегда подтверждали её правоту: раньше и трава была зеленее и солнце ярче, и всё теперь стало блеклым и выцветшим, а уж про своих потомков предки и вовсе не желали говорить, почитая их невежественными, ленивыми оболтусами и нахлебниками, пророча от этого страшную кару миру. Что и говорить? Наверное, им лучше было знать, но Кен всегда считал, что этот мир не так уж плох и всё ещё имеет шанс на спасение.

На какие только ухищрения не шёл юноша, чтобы заполучить свою избранницу. Он разливался сладкоголосым кеном****, оправдывая эту звучную часть своего имени, и обещал простушкам неземные блаженства и почести. Да так звонко пел, что многие из красоток со смехом отвечали, что пойдут с ним под венец Ауны хоть завтра, но после того как он отыщет свою богиню и явит её красоту на городской площади. А до тех пор ни ни! Впрочем, некоторые из них готовы были одарить его своей благосклонностью прямо сейчас, справедливо полагая, что на следующий день ему придётся навеки спрятаться под Покровом Тайны от скорых на расправу стражников.

Что только ни предлагал отчаявшийся Кен девушкам, но ни одна из них так и не согласилась на предлагаемую роль. Он пробегал по городу весь день и весь вечер, но так и не уговорил ни одну упрямицу влезть в своё безнадёжное дело. И когда он уже совершенно отчаялся, одна слепая старуха-попрошайка подсказала ему, что в развалинах цирка живёт молодая девушка, у которой есть неизлечимо больная мать. Помочь ей могло только какое-то совершенно уникальное растение с далёкого юга, за один лист которого требовали баснословные деньги. Говорят, что лист этого растения не могли себе позволить даже кхалифы Марунджа, известные своими бесконечными сокровищами. И ещё она поведала ему, что вот завтра утром в город войдёт караван, который тайно везёт по миру единственный куст этого растения. Много стран обошли караванщики, но никто из самых влиятельных владык этого мира так и не смог позволить себе купить его, потому как требовали купцы за него поистине небывалую цену – живую Слезу Тайи, Исчезнувшей богини. Но Кен ухватился за это предложение так, как утопающий не хватился бы и за соломинку. Он бросил в корзину своей советчице золотую монету, потому что понял, что она ему уже просто не понадобится и вдруг, неожиданно для себя крепко прижал протянутую для подаяния руку к сердцу, благодаря её безмолвно, словно желая оставить у неё в руках нить своей жизни. А потом юноша бросился бежать к развалинам, а старуха проводила его незрячим взглядом и что-то беззвучно прошептала во след.

А Кен бежал и впервые в жизни молил Исчезнувшую дать ему шанс на спасение. И была его мольба так крепка, что он, не проплутав и получаса по развалинам, обнаружил в дальней пещере две тонкие тени едва живых от голода и болезней женщин. Юная девушка, от красоты которой Кен потерял дар речи, встретила его молчаливой улыбкой. А когда он, набравшись смелости, всё же повёл рассказ о своей беде, слушала его безучастно. Но только он завёл речь  о здоровье её матери, как всё переменилось. Яркая искорка надежды сверкнула внутри её синих, не видящих глаз, и она встрепенулась. Кен сказал, что завтра на рассвете в город войдёт караван, который тайно везёт лист Матери Гейры, исцеляющей любые болезни простым прикосновением. Но девушка  только бессильно опустила руки и показала на мать, давая понять, что завтрашнего утра та не переживёт. Удивительно, но Кен сразу её понял, словно между ними вмиг протянулась тонкая нить взаимопонимания. Он даже не спросил её, согласна ли она будет сыграть роль богини, так как решил, что достанет ей этот лист, во что бы то ни стало, просто так, не потребовав ничего взамен, потому что в этот миг осознал, что иначе поступить не может. Он молча кивнул на прощание и почувствовал, как тёплая ладошка слепой и немой девушки скользнула ему по лицу, и от этого прикосновения внутри юноши загорелось пламя, и он уверовал, что у него всё получится.

Кен не стал тратить время зря и немедля отправился к городским воротам, на которых стояли его самые дорогие стражники.
- Что, решился сбежать? – даже как-то лениво спросил его молодой кахет, и не дожидаясь ответа, к удивлению юноши, распахнул перед ним маленькую калитку, через которую стражи пропускали посыльных.
– Беги. Жизнь не дороже чести. – язвительно сказал он, пропуская его наружу.

Но Кен лишь рассеянно кивнул стражнику и сломя голову бросился бежать по дороге к стоявшему неподалёку ничем не приметному каравану, одному из многих, ожидавших утра. Спроси его, и он сам не смог бы объяснить, отчего выбрал этот неказистый караван из десятка таких же, стоявших лагерем возле городской стены. Но отчего-то ноги понесли его прямо в эту сторону, минуя раззолоченные палатки большого каравана вендийцев и изукрашенные дорогой красной краской домики народа Хин. Ни пышные баулы кхайлов, ни грозная охрана свирепых кхалисцев не говорила ему, что в этих караванах есть та искомая вещь, ради которой он бросился в путь. Яснее ясного Кен понял, что единственная вещь, которая ему нужна сейчас, находится в замызганном ларце вот в этом шатре, перед которым, сидит, поджав ноги, сероглазый убийца из рода а’тхангов*****. Кен сразу понял, что войти без разрешения сюда не получится. Никакие уловки и ухищрения не могли бы ему помочь, а потому он сделал единственное, что мог сделать.

- Я хочу купить Лист Гейры и готов расплатиться Слезой Тайи, - просто сказал Кен охраннику.
- Входи, - так же просто сказали ему в ответ и перед ним распахнулся полог шатра. На пороге Кен замешкался, припоминая, должен ли он наступить на порог или наоборот, пронести ногу как можно ниже, но, не касаясь его, а потом просто закрыл глаза и прошёл во внутрь.

- Твои колебания лучше прочего говорят мне, что у тебя нет Слезы Тайи, -  раздался тихий смех и в глубине пустого шатра Кен увидел маленького седовласого старца, который сидел на крышке заветного ларца.
– Проходи, займи моё место, - предложил ему тот же голос, только теперь перед Кеном никого не было. Он и не заметил, куда подевался встречавший его хозяин.
- Этот мир ещё не видел Слёз Тайи, - ответил Кен, - а потому всё ещё жив. А занимать твоё место, - он невольно улыбнулся невидимому собеседнику, - уволь, я не согласен. Представь себе, мне всё ещё хочется жить.
- Представляю, - раздался снова тихий смешок и прямо перед Кеном появился старик. – Так значит, ты готов взять у меня лист Жизни просто так?
- Да, – ответил Кен. – Если ты отдашь мне его просто так, то завтра в полдень получишь Слезу Тайи. Всё просто.

Старик внимательно посмотрел на юношу и вдруг, поманив его к себе пальцем, спросил: - А как ты можешь отдать мне то, чего у тебя нет? Или ты надеешься, что  богиня с горя заплачет над твоей незавидной участью?
- Почему с горя, - отвечал Кен, - пусть лучше это будут слёзы радости.
- Потрясающий нахал! – довольно потёр руки старик. – Ладно, держи! – сказал он и, распахнув крышку ларца, вытащил оттуда маленький куст неизвестного растения. Затем он сорвал с него верхний лист и отдал его Кену. – И помни! Исцелится тот, кому ты отдашь его в руки. И ещё, - он ехидно усмехнулся, - помни, что дал мне слово!

Кен принял из рук старика заветный листок и как только оказался за порогом, немедленно бросился назад в город. Он помнил слова слепой старухи, что лист сохранял свои силы только до рассвета и мог даровать исцеление одному человеку. Подбежав к воротам, Кен нос к носу столкнулся с давешней троицей стражей, отворявших калитку.

- Куда-то торопитесь? – усмехнулся Кен. – Или, может, вам уже некуда спешить?
- Проходи, умник, -  буркнул седой ветеран Кхан, пряча в усах усмешку.

Юноша не заставил себя ждать и мигом пролетел через проход, а затем побежал к развалинам цирка. Могучая сила надежды несла его быстрее ветра, и вскоре он очутился перед входом в пещеру, где жили мать с дочерью. Войдя, Кен увидел, что дочь сидит на коленях перед телом матери и держит её за руку. Неужели он опоздал? – пробрал его холод, но нет, вот рука девушки дрогнула, и в ответ её тихонько сжали руки матери. Он успел вовремя. Рука матери сжала в последний раз руку дочери и Кен, не раздумывая, вложил тонкий лист Жизни ей в руку. Ни до, ни после, а вернее никогда более в жизни Кен не видел того, что последовало за этим. Руку матери пронзил белый свет, и на миг скрывающее её покрывало стало прозрачным, а взору юноши предстала женщина неземной красоты. Её черты были настолько одухотворёнными, что казались не принадлежащими этому миру. На миг Кену подумалось, что так, наверное, и могла бы выглядеть Исчезнувшая богиня, и этот облик навеки отложился у него в памяти. Затем женщина поднялась с постели и обнялась с дочерью. Радужный свет, окружавший её, погас, но в глазах Кена навсегда осталась самая настоящая живая радость и настолько яркой была эта картина, что юноша, не желая мешать единению двух любящих сердец, вышел наружу, а потом и вовсе потихоньку отправился домой. Его ждало ещё много дел, которые надо было завершить, приятных и не очень, но на которые теперь он смотрел совершенно по-новому. Теперь его радовало абсолютно всё, потому что в тот миг Кен понял, что подержав в руках лист Жизни, приобрёл удивительную способность видеть мир в истинном свете, и перед ним не осталось неясностей. Так он узнал, что все встречи, события, произошедшие с ним в этой жизни не случайны, и понял, что может более не беспокоиться о своей дальнейшей судьбе, вне зависимости от того, как она разрешится. Он просто стал жить, проживая каждый миг жизни радостно.

Кен вернулся в дом к мастеру Асту и сладко проспал на скамейке до утра в обнимку с марским котом. Проснувшись, юноша улыбнулся, стащил с себя лежебоку и уселся за стол обдумывать своё ночное приключение. К его удивлению, ничего из прошедшего не свербило ему грудь, нигде не зудело, и даже прыщик, что вскочил у него вчера на носу сегодня ощущался совсем по-другому. Он плотно и с удовольствием позавтракал свежей рыбой, что стянул у кота из миски, и если в прошлом этот трюк у него не прокатывал, то сегодня он отчётливо понял, что миска эта предназначена для него, а рыбу в неё принёс именно кот, а вовсе не мастер Аст. Кен подивился такому открытию, благодарно потрепал пушистую голову Кхасса между ушей и потихоньку отправился в город. Кен бесцельно слонялся по городу полдня, а когда время подошло к полудню, бестрепетно отправился на рыночную площадь. Он уже давно заметил, что за ним битый час таскается вчерашняя тройка стражников. Впрочем, никакого рвения за ними он не заметил, и пару раз улыбнувшись своим провожатым, получил в ответ искренние улыбки и подмигивание. Но время шло, и вскоре и сам Кен не заметил, как оказался на рыночной площади. Солнце стояло в зените, но было не жарко. Юноша дожевал горячую просяную лепёшку, которую только что ловко стянул с прилавка, не забыв кинуть в миску пекарю мелкую монету и улыбнулся. Жизнь была хороша, даже прекрасна и его посетило предчувствие, что вскоре она станет просто поистине удивительной.

А на площади застыла живописная группа людей. В самом центре на знакомом ларце восседал давешний старик, рядом с которым всё также сидел, поджав ноги, сероглазый воин. Вокруг этой парочки образовалась какая-то звенящая пустота, впрочем, развеявшаяся, как только Кен вступил в этот круг. Чуть поодаль переминались с ноги на ногу все свободные от службы городские стражники. А за ними стояли жаждущие зрелищ горожане. Кен заметил, что на рыночной площади совсем не было торговцев. Никого, за исключением этого странного старика с его охранником. Впрочем, почему-то никто из людей не возмущался, что не бьёт ключом самый бойкий базар Славного Харама. Присмотревшись, Кен понял, что все торговцы и по меньшей мере половина жителей города находилась сейчас на площади и чего-то ждали.

- Чего ждём? – поинтересовался Кен у окружающих.
- Ты что не знаешь? – крикнул один горожанин. – Говорят, сейчас здесь будет завершена самая крупная сделка года! Всем охота посмотреть на товар!
- Да нет, - возразил ему один из стражников, в котором юноша узнал молодого кахета, -  тут, вроде, обещали награду самому достойному стражу!
- А мне слышалось, что сегодня перед нами явится дева невиданной красы! – поддержал его круглолицый приятель. – Да пока только один безбородый болтун явился!
- Ну и где твоя богиня, Кен? – крикнул вихрастый.
- Нет, скажи лучше кто из нас достойнейший, а, заодно, ты не знаешь случайно, где наша тысяча монет? – захохотал круглолицый.
- Ответствуй мне, путник, где моя Слеза? – тихо проговорил старик, но его голос почему-то отчётливо услышали все стоявшие на площади люди.

Вдруг толпа ахнула и на площади из пустоты появилась закутанная с головой в синий плащ женщина. Она обвела стоящих перед ней людей пристальным взглядом, на мгновение задержав его на старике, а затем спросила звонким и чистым голосом:
- Ну и где моя монета, Кен? 

«Вот теперь всё на месте», - подумал Кен и, поклонившись, громко ответил:
 - Ты уж прости меня, Прекраснейшая, но среди нашей стражи недостойных нет! – и одобрительный гул стражников подхватил его слова.
- А потому молю, сделай милость, яви чудо, даруй жаждущему должное! – продолжил Кен.
- Да где ж это видано,  - рассмеялась женщина, - чтобы богиня пройдохе давала тысячу монет? – и громкий смех горожан заглушил её слова.
- Лопнула твоя затея, Кен! Гони монету! – закричали горожане. – Молодец, дева, не повелась на посулы!

И когда толпа накричалась, женщина громко сказала:
– Свои долги каждый должен отдавать сам! Вот и я отдаю! – она улыбнулась и сняла капюшон. И тотчас волна ясного света хлынула из глаз женщины и взорам поражённых людей предстала дивная красота богини Тайи.

- Богиня вернулась! – заколыхалось людское море и им на миг явилась истинная красота этого мира. Он дрогнул, потёк, расплавился и исчез, став каплями ясного огненного света. На миг люди потеряли свои иллюзии и обрели себя истинных, став подобными богам, и увидев это, богиня заплакала от радости, и слёзы покатились из её глаз. Они падали на землю и тут же исчезали, и многим показалось, что когда Гейра впитывала эту драгоценную влагу, из неё исчезали все обиды, горести и печали, что сеяли в ней люди. И когда земля насытилась, богиня перестала плакать, а мир стал снова прозрачным, ярким, насыщенным, полным жизни, она рассмеялась. И этот чистый, звонкий смех вечно юной богини навеки остался в мире.

Только одна малая капля не впиталась землёй и покатилась к ногам старика, который резво подскочил с ларца и ловко подхватил её себе на кольцо, что было одето у него на безымянном пальце правой руки. Затем он в почтительном поклоне склонился перед богиней, а когда поднял голову, то увидел, что вместо неё на площади стоит молоденькая девушка и взглядом новорожденного младенца всматривается в окружающий её мир. Затем она увидела Кена, и взгляд её мгновенно стал иным: волшебным, огненным и радостным, словно на миг в мир снова вернулся взгляд Тайи. Девушка подошла к Кену, и они взялись за руки, словно давние знакомые, а старик и его охранник незаметно растворились в толпе, оставив  посреди площади ларец, в котором бдительные стражники обнаружили не много ни мало, а ровно тысячу полновесных золотых монет.

Послесловие к сказке "Цена слова".

А вечером на окне в доме мастера Аста появился новый цветок.
- Знаете, что это за растение, мастер? - с волнением спросил его Кен. 
- Это росница луговая, - ответил тот, - самая обыкновенная.
- А мне кажется, это совсем не так! -  произнёс юноша. - Вернее, я точно знаю, что это не так!
- И что же это по-твоему? - с улыбкой спросил мастер.
- Это цветок жизни! - уверенно заявил Кен. 
- Да, иногда его называют ещё и так.
- А откуда он у Вас?
- Да принёс один старый знакомец. Она ему теперь без надобности, вот он и отдал её мне.
- Это невозможно, ведь только вчера вечером я видел этот цветок под охраной а'тхангов совсем в другом месте!
- Вполне возможно, - возразил ему мастер, - но если ты пойдёшь на рыночную площадь, то найдёшь там ещё множество таких же цветов у травников. И они расскажут тебе о нём удивительную историю.

Когда-то давно, - начал рассказ матер, - когда ещё среди людей жили боги, один глупый юноша по имени Хан выпросил себе в шутку у них бессмертие. И они даровали ему его. Однако, прожив бессчётное количество лет он так устал от земной жизни, что взмолился и попросил даровать ему смерть. Но в этой просьбе ему было отказано и сколько бы он впоследствии не умолял богов помочь ему вернуть дарованное, ни один из них не согласился принять этот дар назад, ведь боги могут только дарить. Его слёзы не могли разжалобить даже самых великодушных из них и лишь одна Тайя Пресмешница согласилась ему помочь, сказав, если она заплачет, то её слеза подарит ему долгожданную радость. Но многие круги полных лет жизнь на Гейре была спокойной и мир не видел слёз богини. Тогда  Хан решил, что ввергнет мир людей в войну и, увидев их жалкую участь, богиня сжалится над ними и подарит ему слезу всепрощения.  И вскоре усилия Хана дали свои плоды. Семена ненависти дали всходы вражды, а цветы самости породили плод безумия и вскоре мир людей погрузился во тьму. 

Долгие три круга лет бушевала война рас, но пришло время и она кончилась, а богиня Тайя так и не пролила ни капли своих слёз. Наивный юноша не знал, что плакать она могла только от радости, а от людской ненависти и страданий слёзы богини высыхали, а сама она исчезала из этого мира. И тогда Хан решил вернуть мир людей на Гейру и для этого вырастил удивительный цветок, исцеляющий даже смертельно больных. Однако и он мог лечить только тело, но не душу людей. Его многочисленные потомки дали жизнь целому народу Ха'Аннитов, смыслом жизни которых было целительское искусство, в котором они достигли недосягаемых высот.  Но и они не могли даровать жизнь мёртвому также, как Хан не мог умереть. На всё нужна была воля Единого. И когда Хан понял, что его усилия были напрасны, он смирился и стал просто жить. Его знания о строении людей были настолько совершенными, что он мог лишить жизни недостойного человека одним только взглядом, но вместо этого стал величайшим врачевателем и никогда не пользовался такими своими способностями, потому что не мог даровать другим того, чего был лишён сам. 

Во искупление своих ошибок он долгие годы провёл в странствиях и спас сотни  тысяч человеческих жизней, но так и не смог выполоть из сердец людей когда-то посеянную им самим ненависть. И тогда он понял, что боги не напрасно даровали ему вечную жизнь, видимо, он должен был дать им взамен нечто равноценное их дару, и когда осознал это, то обрёл понимание истинного смысла жизни. Обрести жизнь - вот истинный смысл прихода на землю любого человеческого существа! Зная тонкое устройство человека и его многомерную структуру Хан всегда старался лечить больных прежде всего словом, потом растениями и только потом брался за нож, поскольку понимал, что истинным целителем был Единый, и если больной не мог помочь себе самостоятельно милосердная судьба приводила  к нему лекаря, который лишь перевязывал рану. А потому он максимально распространил учение об истинной жизни человека и способах лечения человеческого тела.

- А причём тут цветок? - спросил Кен.
Мастер Аст улыбнулся и продолжил рассказ: - Когда Хан понял свои ошибки ему была оказана помощь и тогда вместо посаженного им когда-то цветка земного он стал растить в себе цветок небесный и немало в этом преуспел. Не хватало лишь последней капли.
- Слезы Тайи? - догадался юноша.
- И да и нет. - ответил мастер. - Слеза Тайи даровала ему знак окончания жизни земной, а вот жизнь вечную он обрёл давно сам.
- А как же дар богов? - удивился Кен. - Разве не они даровали ему вечную жизнь?
- Жизнь на земле не может быть вечной, - пояснил Аст. - Даже самая долгая земная жизнь - лишь мгновение пред чертой вечности и она имеет свой срок. Человек - это или капля в океане жизни, способная стать настоящей жемчужиной, или пустая ракушка на её берегу и кем ему быть выбирает сам. Жить ему или нет, любить ли, умирать ли - решает только он. Боги лишь соглашаются с его выбором и помогают ему, если он правилен.
- А если нет?
- Тогда ему помогают демоны. Лишь тот, кто обрёл жизнь вечную в духовном мире бессмертен, - пояснил мастер, - умирает тело и дух уходит к Единому, в его мир, в котором смерти нет. И этот шанс даётся каждому только раз. Но если ты его не использовал, значит, прожил зря. 
- А цветок, - всё допытывался Кен, - я же видел, как его лист исцелил богиню!
- Её исцелила твоя бескорыстная, - мастер невинно улыбнулся, - искренняя любовь и вера, а листок был самым обыкновенным растением, способным лишь затянуть раны на её руках.

* смотри сказку "Коса и камень". 
** Ножницы и Нить Ауны, Покров и Лист Тайны, Клеть Фейи, Прялка Айи, Слеза Тайи, Зеркало Неве, Свет Ха-Арты - это всё атрибуты богинь. 
*** Величайших Богинь Гейры именуют Пресветлыми, а в обиходе зачастую зовут Ткачихами.
**** Кен – одна из самых известных певчих птиц Харама.
***** А’тханги – род лучших из лучших воинов-кхалисцев.