Ветер перед бурей

На улице была глубокая ноябрьская ночь. Дул лёгкий ветерок, который теребил листочки немногочисленных деревьев и колыхал зелёную траву. Он делал это слабо, ненавязчиво, но от шелеста листвы, если прислушаться и закрыть глаза, создавалось впечатление, будто стоишь посреди небольшого лесочка в нежаркий летний день. Воздух не был спёртым, поэтому дышалось легко и свободно.

К сожалению, никто этого сейчас не замечал. В обычный день все бы крепко спали в своих постелях, отворив окна настежь, но не сегодня. Не было мужчины, женщины или ребёнка, который бы предался сну в эти часы перед рассветом. В каждом доме было включено радио или телевизор, а многочисленные кафе и пабы были полны людей. В толпах мелькали лица от мала до велика, все они выражали обеспокоенность.
- Греция? – раздался мужской голос из тысяч приёмников по всей стране.
- Нет, – незамедлительно последовал уверенный ответ на короткий вопрос.
- Соединённые Штаты Америки? – через секунду раздался голос вновь.
- Да.

Каждый раз, когда в радио звучал утвердительный ответ, множество лиц, на которых до этого читалось волнение и страх, озарялось искренней счастливой, пусть и немного натянутой, улыбкой. Люди переглядывались друг с другом, шёпотом обмениваясь короткими фразами, кто-то постоянно пил алкоголь, а кто-то, перенервничав, выкуривал уже десятую сигарету где-нибудь в углу.

Так было не везде. В некоторых домах уже не слушали, что говорят по приёмнику. Люди там лишь неподвижно сидели или стояли, некоторые из них молились. Многие плакали, моля Б-га о том, чтобы это было лишь страшным сном, который улетучится сразу, как наступит пробуждение.

Страна замерла в ожидании теперь уже неизбежного.

Такая же атмосфера царила и здесь, в подвале под одним из зданий на окраине города. Стены из песка и глины отдавали прохладой и сыростью внутрь небольшого помещения без окон. Единственным источником света была маленькая настольная лампа, которая стояла на самой высокой полке пустого шкафа, неравномерно распределяя тусклый свет по стенам.

Я сидел в одиночестве на неудобном металлическом стуле, опёршись локтями о стол, что стоял в центре комнаты. Мой напряжённый взгляд был направлен на флаг, висящий на стене передо мной. Свечение лампы придавало его белизне грязно-жёлтый оттенок, а голубые линии, выведенные на нём, окрасились в чёрный цвет. Я, изредка моргая, неотрывно смотрел прямо на шестиконечную звезду, тоже, как и многие, размышляя о том, что произойдёт и должно произойти в будущем. Пусть я и выглядел спокойным, я испытывал сильное волнение внутри себя. Я боялся, боялся за себя, за тех, кто мне дорог и за тех, кто находился в этой стране, которая вот-вот должна была полыхнуть, словно бочка с порохом. Рядом со мной не было радиоприёмника, который бы оповестил меня об итогах голосования. Я сидел в неведении и ждал неизвестно чего, даже не пытаясь себя успокоить.

Внезапно дверь распахнулась настежь. В подвал ворвался сухой уличный воздух, несущий с собой свежесть и запах ментоловых сигарет. Снаружи были слышны песни и музыка, топот ног и сотни различных голосов. В дверном проёме показался стройный женский силуэт, а лампа немного осветила лицо его обладательницы. Это была чернобровая девушка со смуглой кожей. Её тёмного цвета волосы были собраны в неаккуратный конский хвост, сейчас перекинутый через плечо вперёд. Её появление вывело меня из напряжённого транса и я, чувствуя, как пересохло в горле, отвёл взгляд от звезды Давида и посмотрел на неё, ожидая вердикта. Она же, пройдя внутрь и выждав пару очень долгих для меня секунд, закрыла дверь и произнесла:
- Тридцать три за, – её мягкий голос прозвучал в тишине, словно гром посреди ясного неба. В этот момент я ещё не соображал о чём идёт речь, продолжал волноваться и нервно перебирать пальцами на руках.
- Тринадцать против, а десять воздержались,  – ровным голосом продолжила девушка, опёршись плечом о шкаф и пристально смотря на меня.

Наши взгляды встретились, и я прочёл на её лице выражение радости и огромного облегчения. До меня только теперь стало доходить, что только что произошло. Я почувствовал, что моя рубашка болотного цвета уже давно была мокрой от пота, а волосы прилипли ко лбу. Через пару секунд я окончательно вышел из оцепенения и медленно поднялся со стула, ощущая лёгкую боль в затёкших ногах.
- Я, кажется, на пару волосков поседел, Геула,  – сказал я, обращаясь к девушке, которая всё ещё стояла у двери, без особого интереса наблюдая за моей реакцией на столь важную новость.

Она опустила руку в карман своих штанов и достала оттуда маленький фонарик, который она всегда носила с собой. Раздался щелчок и мне в глаза ударил яркий белый свет, от которого я окончательно пришёл в себя и прищурился. Через пару секунд Геула вновь нажала на выключатель и свет пропал. Комната вновь погрузилась в полутьму, а перед моим взором замелькали неясные белые блики от резкой и непривычной вспышки. Тем временем моя подруга быстрым шагом подошла к флагу, сорвала его со стены и накинула себе на плечи.
- Пойдём, там началось празднование, – бросила она мне, в таком же темпе выходя из помещения. Я последовал за ней, забыв закрыть за собой дверь.

Как только я вышел из подвала на ночные иерусалимские улицы, я почувствовал сладкий запах свежей выпечки. Мне показалось, что кто-то неподалёку на радостях решил испечь что-нибудь мучное, и в тот же момент я нашёл источник запаха. Он шёл из старого дома неподалёку, где старик в шляпе и с длинной седой бородой раздавал всем желающим пирожки. Возле него собралась немаленькая толпа балагурящих детей всех возрастов. Они что-то кричали, прыгали и веселились. Я же, решив, что за ребёнка никак не сойду, прошёл мимо. Геула, на плечах которой развевался флаг со звездой Давида, схватила меня за руку. Она быстрым шагом  вела меня в самый центр толпы.
- а-Тиква уже отгремела, если ты не слышал, – громко сказала девушка мне, стараясь перекричать шумную толпу.

Я хотел ей что-то ответить, но не успел – она, не отпуская меня, вручила мне в свободную руку наше национальное знамя и пустилась в танец, влившись в один из множества огромных поющих хороводов. Сейчас они пели Adama ve-Shamaim, песню Неба и Земли. Мало кто знал о существовании отдельного танца под неё, поэтому люди, выплёскивая всё волнение и избавляясь от напряжения, просто двигались вприпрыжку, всё ускоряя и ускоряя темп.
- Хэй-я, хэй-я, хэй-я, хэй-я, хэй-я хо! – кричали они, закрывая глаза от радости и поднимая лица к ночному звёздному небу, на котором была ясно видна вся красота млечного пути. Меня очень быстро подхватила атмосфера всеобщего праздника и я, сначала неуверенно топчась следом за своей девушкой, теперь влился в ритм хоровода и нёсся по кругу, прыгая и размахивая бело-синим полотном у меня в руке.

- Adama ve-shamaim… - запели мы сотнями голосов, которые слились в один оглушительно громкий хор. - …hom ha-esh, tzlil ha-mayim!

Я крепче сжал руку подруги, закрыв глаза и полагаясь только на своё чувство ритма. Кто-то схватил меня за предплечье и рядом раздался ещё один поющий голос. Я перестал быть последним в хороводе, но мне уже было всё равно – мой мозг отключился от мира, сосредоточившись на эмоциях облегчения.

Хоровод на секунду дрогнул и замедлил темп. Кажется, кто-то упал неподалёку, но его моментально подняли и быстрый танец продолжился. Я почувствовал знакомый запах сигарет рядом и тут же ощутил соприкосновение своих губ с губами Геулы. Поцелуй длился всего мгновение и уже через секунду аромат пропал, только руки сжимались всё крепче, помогая держать равновесие.

Я не помню, как закончилось празднование. Мы с подругой проснулись у приоткрытой двери в том же самом подвале, из которого вышли на улицу, оба чувствуя сильную тяжесть в ногах после дикой скачки в хороводе. Нас разбудил шум на улице, далёкие звуки странных хлопков и нецензурных выкриков. Выйдя на улицу, я огляделся по сторонам. В воздухе всё ещё витал слабый запах пирожков, а песок был втоптан в землю сотнями ног. Кое-где валялся мусор. Основная масса людей уже разошлась по домам, остались лишь несколько человек бодрствующих и тех, кто спал, прислонившись к стенам зданий.

Моя девушка вышла наружу следом за мной. Я только сейчас разглядел её одежду. Она предпочитала снимать форму Пальмаха, когда не находилась на службе, поэтому я немного удивился. Выразить удивление я не успел: хлопки, оказавшиеся звуками выстрелов, приближались, а в перерывах между ними уже можно было различить конкретное содержание криков:
- Аллаху Акбар! – звучало из огромного сборища людей, приближающегося, но пока ещё не видимого напрямую.

То волнение, тот страх, который я накопил в ожидании вердикта и сбросил в танце, вновь быстро вернулся ко мне: до меня дошло, что случилось худшее.  Краем глаза я заметил, как некоторые люди, спящие снаружи, сбрасывают с себя оковы сна и быстро будят остальных нервными и несвязными репликами. Двери и окна домов распахнулись, а из них выглядывали заспанные лица, пытаясь найти источник шума. Раздался обеспокоенный ропот.
- Поднимайтесь, поднимайтесь все! – кто-то громко закричал с дальнего конца переулка. – Бежим!

Всё вокруг замерло, были слышны лишь приближающиеся разъярённые вопли. В следующий момент, когда выстрел раздался совсем рядом, ужасающее оцепенение ушло, а ему на смену пришла паника: из всех дверей высыпали люди. По всей округе распространились женские крики, то тут, то там звучали проклятия и пожелания одно страшнее другого. Всё буквально затряслось от топота бегущих ног.

Мы убегали вместе со всеми, достав старенькие ржавые «Кольт-1911». Добежав до ближайшего поворота, я остановился и оглянулся. Вдалеке показалась полная ярости масса людей, размахивающая карабинами и винтовками, стреляющая в воздух.
- Прочь, прочь! – раздавался крик оттуда, и это было практически единственным, что можно было разобрать из их слов, содержащих в себе жестокие лозунги и призывы к убийству.

Геула подняла пистолет и, не глядя, сделала несколько выстрелов в сторону толпы, а потом быстро побежала следом за остальными спасающимися. Я не мог отвести глаз от происходящего, но кто-то схватил меня за предплечье, сильно дёрнул и потащил за собой.
- Началось… - прошептал я, поворачиваясь спиной к ужасающему зрелищу и, следуя за незнакомым человеком, побежал прочь, пытаясь найти спасение в глубинах древнего города.