Абсолютная власть

Встарь к Александру был в цепях
Доставлен некий Диомед,
Который на морских путях
Разбойничал немало лет.
Рек Александр в сердцах ему:
«Злодей, как смел ты воровать?»
Пират же молвил: «Не пойму,
За что меня злодеем звать?
За то, что в море баловать
Дерзнул я с малой кучкой татей?
Имей, как ты, я флот и рать,
Сумел бы трон, как ты, занять я.
Франсуа Вийон

Он с детства болен ДЦП. Каждое движение дается ему с неимоверным трудом. На то, чтобы встать и заправить койку, у него уходит минут сорок, не меньше. Он необыкновенно худ. У него не телосложение, а теловычитание, весит он килограмм сорок пять. Но он самостоятельно одевается и даже чистит зубы. Когда он откручивает крышечку тюбика с зубной пастой, то его руки совершают множество хаотичных, бесцельных движений, прежде чем ему удается сделать это.
Его зовут Федор, он в больнице уже пять лет. Каждый день для него — тяжелое испытание. От подъема до отбоя — это беспрерывная борьба с немощью тела и с желанием лечь и оставить все как есть — не испытывать этой боли при ходьбе (один палец на ноге подогнут внутрь, и он, делая шаг, наступает на него, что причиняет сильные страдания). Люди здесь, мягко говоря, злы, насмешки и оскорбления сыпятся на него со всех сторон.
— Пропусти, эй ты, животное, сука, я бы таких газом травил, как Гитлер!
— Ходят же такие по земле. Блин, жертва аборта херова!
И все в том же духе. Могут задеть, толкнуть так, что он со всего маха падает на кафельный пол и долго лежит на нем, корчась от невыносимой боли под одобрительный гогот окружающих, напоминая раздавленное огромное нелепое насекомое.
Говорить ему трудно и понять его еще труднее. Голос у него высокий и дикция скверная, да какая там дикция — недоразумение одно. Со временем я научился его понимать. Очень удобно. Можно секретничать при всех. Поэтому часто мы ведем откровенные беседы, не заботясь о том, слышат нас окружающие или нет. Я много о нем знаю — когда у него день рождения и за что он здесь, что он любит и что ненавидит, о его политических и спортивных пристрастиях. Он много читает, причем все книги про Октябрьскую революцию, и слушает «Эхо Москвы».
Движущая сила, топливо, благодаря которому он находит в себе силы утром подняться с койки, преодолевая немощь и боль, одеться и двигаться, отвечать улыбкой на оскорбления и тычки, пытаясь общаться и сохранять подобие оптимизма, интерес к событиям в далеком мире, — это ненависть, которую он испытывает ко всем без малейших исключений, даже к тем, кто заботится о нем здесь.
Но главная и самая тайная страсть его жизни — это любовь к власти. Он мечтает об абсолютной, ничем не сдерживаемой власти. Он в своих грезах — диктатор, вознесенный революцией к вершинам власти и не испытывающий никаких сомнений, пуская ее в ход. Он посылает на смерть (он, разумеется, возродил НКВД) миллионы соотечественников без жалости, без угрызений совести. Его враги — те, кто его толкал, оскорблял — все они живы, все они на особом контроле — в своем воспаленном мозгу он предает их тысячам изощренных и мучительных пыток и казней. Они умирают в невероятных страданиях, но он их вновь оживляет и снова обрекает на смерть.
Самые красивые женщины принадлежат ему, обожают и обожествляют его.
Вот почему он, корчась от привычной уже боли, ежевечерне улыбается перед сном, лежа в кровати.
 Он счастлив — у него Абсолютная власть.