В моей душе лежит сокровище

Белый венчик на четыре –
Снова спереди хвоста
Шел в мундире Хлестакова
Образ русского Христа
Велюрий Енцов
«Наобум я никогда по квартирам не работал», — рассказывает щупленький средних лет мужичок с неприметным лицом — Сергей Остапенко. Такого увидишь в толпе и через секунду забудешь — узенькое личико, с мелкими и хищными чертами лица, напоминающего небольшого зверька — хорька или ласку. Тусклые глаза без выражения, жиденькие русые прилизанные волосики, зубов почти нет, но это беда почти всех здесь, его движения быстры и порывисты, он ходит из угла в угол палаты. Сегодня он сумел чифирнуть, и его потянуло на рассказы.
— Всегда несколько дней с подельником наблюдали — сколько в квартире человек, когда кто приходит и уходит, надолго ли квартира остается пустая, и когда уже точно знали, что время есть, тогда брали.
Ладно, заходим в одну, а у меня с утра чувство нехорошее было, что-то не так. Неуютно как-то, вроде бы как случиться что-то должно. Заходим в хату, а там ковры, хрусталь, магнитофоны. Я по шкафам в белье шарю, подельник на кухню пошел — муку, крупы вываливать, в холодильнике посмотреть, многие в банках или морозилке деньги и драгоценности прячут. Нашли прям в серванте, в заварном чайнике золото и деньги довольно прилично, под бельем в гардеробе, принялись вещи собирать — кожаные куртки и приемник. А в прихожей чемоданчик стоит тяжелый такой, закрыт на замки и ключа нет. Ну, я думаю, резать здесь не буду, жаль — новый почти, как сейчас помню, клетчатый, матерчатый, в сине-желто-зеленую клетку. Рыжье, деньги сразу поделили, а остальное решили пока вывезти. Собрали несколько узлов, он за такси пошел, а я сижу на кухне, коньяк хозяйский пью, вдруг слышу стук в дверь, а дверь-то сломана, замок на одном шурупе висит. Думаю, пора ноги делать, схватил первый попавшийся чемодан, даже не знаю, что в нем лежит. Я к заднему окну, оно с балконом, через него чемоданчик кидаю, а это второй этаж, и сигаю вслед, упал удачно, на ноги, только слегка руку в локте ободрал. И ходу, слышу — крики, обернулся — вижу, что менты подельника моего принимают, не успел он. На хату съемную пошел, смотрю — машина ментовская стоит, «бобик». Значит – раскололи подельника.
Я к трем вокзалам, сажусь на первую попавшуюся электричку и еду куда глаза глядят. Курю в тамбуре, думаю — делать нечего, надо как-то жизнь налаживать.
Доехал до Рязани. В туалете привокзальном чемоданчик вскрыл, а там белье постельное новое и полотенца. Думаю, кому продать.
Вижу неподалеку от вокзала кафе — «Дельфин» написано.
Захожу — чистенько, котлеты с макаронами, портвейн, словом, культурное, блин, заведение. Заказываю борщ, котлеты, полста коньяку, ну, показать, что клиент солидный. А одет я хорошо, клифт новый, гэдээровский, батник красный на кнопках, колеса на манке — словом, картинка. Смотрю, буфетчица, молодая видная девка, сиськи пятого размера, золотая фикса, на меня так со значением смотрит. У нее колпачок кружевной булавкой с зеленой стекляшкой приколот — следит за собой, сразу видно. Говорю себе: «Не теряйся, Сережа, это судьба твоя, пора остепениться, якорь бросить в тихой гавани. Поплавали и хватит». Ну, подваливаю к ней так невзначай — мол, где у вас тут переночевать можно? Она, скромница, говорит: «Есть у меня кровать лишняя в комнате, по соседству с моей». Ну, думаю, намек понял. Я с малолетства сообразительный. Достаю из кармана… — тут он делает паузу, желая подчеркнуть значительность момента, — «Герцеговину Флор» и зажигалку самодельную из гильзы. Мол, не из простых я. А она сразу на меня глаз положила, когда я коньяк заказал. Ты думаешь, рязанские ханыги коньяк пьют?
«Не желаете папиросу? — говорю. — А как, кстати, вас величать?»
Она, так со смыслом: «Таня!»
Ну, думаю, всё, со знакомством, Сережа. И тут наряд ментовской в кафе входит перекусить и начинает так внимательно присматриваться ко всем. Она к ним, они выбирают чего-то, смеются, но на меня так посматривают. А у меня в кармане справка об освобождении. Я тайком, бочком, будто в туалет, коньяк и чемодан оставляю и сам — ноги. Бежал до платформы, там — в электричку, в угол забился и сижу, пока не тронулись обратно к Москве. Там закрутился, позвонил знакомым — у них остановился, снова дела. Так в этом городке и не был с тех пор. Но с возрастом все чаще вспоминать стал эту девушку, судьба это была моя, ну, и чемоданчик с бельем жалко.