звезды

Звезды сыпались ему прямо в ладони с уставшего и необыкновенно черного, как смоль, неба. В глазах искрился восторг и радость; в них отражалась необъятная  вата белых облаков, таивших в себе воды далеких океанов в виде легкого пара. Дыхание ветра поигрывало с короткими локонами его волос, свисавших на самый лоб, раздувало хлопковую рубашку на его продрогшем и мертвенно-бледном теле. Ключицы вырисовывались так четко, словно готовы были резать бумагу своей остротой, а вены-магистрали на руках восходили над кожей, как великие горные хребты.
Он думал о том, что ему давно пора было лечь спать, но вот бессонница сковала все его существо, и он вышел на балкон, чтобы собрать в раскрытые ладони немного звезд-сверчков с простиравшегося во все стороны океана. Он заметил, что в соседнем доме не все окна зияют чернотой, из некоторых еще струился теплый свет. Невольно задумываешься, что люди делают на свету в такой поздний час? Может, им просто страшно оставаться в темноте, которая заполняет каждый уголок их комнаты,  а потом начинает заползать и в душу?
День у него выдался довольно суматошный, слишком много сумбура для такого медлительного и спокойного человека, коим он является. Сначала поход в больницу, там пришлось выслушивать в очереди все сплетни и объяснения самых заурядных, недоступных его пониманию склок. Он чувствовал себя призраком из другого мира, потому что его совершенно не трогали те рассказы, которые он невольно услышал. Его вообще ничто не трогало. Чувства растворились в ночной тишине последний раз, когда она отпустила его руку и еле слышно произнесла: «прощай». Он мог проигрывать этот момент в своем воображении миллионы раз, каждый из них всегда отзывался противоречивой реакцией и тупой болью. Боль уже превратилась в его неизменную спутницу, в его путеводную звезду. Не чувствовать ничего было ему так же привычно, как, например, просыпаться с утра и опускать ноги с кровати. Хотя он часто жалел о том, что все-таки проснулся живым и может спустить в который раз ноги и почувствовать твердый пол. Он мечтал не родиться, мечтал, чтобы его жизнь отдали кому-нибудь другому, ведь она ему совершенно не нужна. Сейчас столько людей теряют дорогих и любимых, одного наверняка можно было бы спасти, если бы жизнь согласилась покинуть его и стать чьей-то еще. Но почему-то она упрямо держалась в нем, теплилась огоньком в глубине его заштопанного тысячью разных ниток сердца, которое уже еле сдерживалось от того, чтобы не разорваться на куски. Усталые глаза не отражали ровным счетом ничего, а круги под глазами росли после каждой бессонной ночи.
После больницы он отправился гулять по родному городу, который любил когда-то не меньше его. Судорожный взгляд все время пытался найти ее спину в толпе, чтобы радостно к ней подорваться и обнять и на этот раз никогда не отпускать. Он искал хоть какой-то намек на ее присутствие, водил незаметно носом в поисках знакомого запаха, нечаянно касался чужих пальто, чтобы почувствовать возможную колкость и вместе с тем восхитительный бархат ее родного пальто. Увы, ничего этого не было. Прогулка, какой бы хорошей она ни была, всегда омрачалась разочарованием, и его призрак просто мотало по всему городу, пока наконец не принесло обратно домой. Там – два часа кряду за компьютером, вносить свои переживания тонкой ниточкой в только что зародившуюся книгу.
Усталость наваливалась на него незнакомым телом, обхватывала плечи, ерошила волосы на голове, как заботливая девочка. Он отмахивался в этот раз с особой яростью, потому что не все его частички боли были вплетены в сюжет, а сделать это надо было обязательно, иначе он не сможет даже глаза закрыть.
А потом звезды сыпались к нему в ладони, и мыслями он был уже где-то совсем далеко.