Девий Дух. Глава 9. 3. Полезная встреча

Я, который реальный, и еще живой – вздрогнул, вышел из наркоза. Оторвал взгляд от мореного топляка, въехавшего тяжелой баржей в хрупкое окно. Хватит мультиков. Я и без них уже на грани истерики – на другой стороне бушующей реки остались родные и близкие, наверняка взывающие ко мне о помощи. Мысли работали только на одну задачу – как переправиться?.. Бездействие казалось сродни преступлению.
И тут, еще недовершенное мною преступление прервал странного спокойствия мужчина, средних лет (кажется, мы где-то раньше встречались) с банданой на голове. Я чуть не сшиб его с ног – стоящего словно истукана среди завалов человекокрушений.
– Я вижу, у вас те же проблемы? Могу подбросить по пути в Автозаводский район. Надеюсь, поможете отбиваться от мародеров?
Пребывая в пограничном психозе, я никак не мог вспомнить: как попал на место своей последней стоянки, где моя машина? Надо было хвататься за любой представившийся шанс:
– Буду должен! – «даже если он передумает, я все равно его заставлю!» – вероломно отработали рефлексы самосохранения. Теперь уже не отцеплюсь.
– Сочтемся. – повесил на меня долг незнакомец.
– Откуда знаешь про мародеров? – попытался я вызволить максимум известной ему информации.
– Да не знаю. Хочется ждать лучшего, но готовиться лучше к худшему. – к большому сожалению, мой новый друг тоже пребывал в потемках.   
Я попросил прихватить и свое снаряжение: палатка и прочие полезные походные причиндалы могли существенно оттянуть сроки моей… нашей безвременной кончины (в свете происходящих событий). Мой новый попутчик оказался счастливым обладателем Нивы, и был не против дополнительного груза. Тем более, что багажник его внедорожника был пуст… Наспех упаковавшись, мы двинулись по серпантину в сторону Жигулевска.
После села Бахилово было уже невозможно припарковаться на обочине даже в два ряда. По обеим сторонам дороги выстроилась кавалькада из машин. С головы колонны, по цепи разносилось предупреждение, что дальше плотная пробка. Можно оказаться запертым и не развернуться в обратную сторону. Но мой невольный попутчик (как оказалось – Володя) без лишней дискуссии невозмутимо следовал навстречу тревожной неизвестности.
Мы протиснулись до самой трассы М-5, но лишь для того, чтобы огорчиться глухим автомобильным тромбом в сторону плотины. Припарковались в третьем ряду, не доезжая до развилки, чтобы осмотреться и принять какое-то решение. 
В радиусе видимого обзора, с крыши стоящего рядом ЗИЛка – просматривалось, что автопробка забила асфальт и всю прилегающую обочину с кюветом до самого горизонта. Некоторые машины лежали заваленные на бок или перевернутые на крышу, вероятно в результате «дорожных войн», которые вспыхивали, когда еще предоставлялась возможность хоть какого-то передвижения.
Припекающее солнце предсказывало, что самой конвертируемой валютой скоро станет питьевая вода. Вокруг все шушукались вполголоса, чтобы случайно не поделиться с соседями какой-нибудь спасительной идеей.
Понятно, что ситуацию могла разрешить лишь четкая организация транспортного потока. Но правоохранителей или МЧС не наблюдалось даже в зародыше. Надвигалось страшное ощущение брошенности.
Хотя нет, один из барражирующих над нами вертолетов сделал полукруг и приземлился в трехстах метрах от нашей стоянки. Превозмогая ветер от вертушек, к нему поспешно потянулись людские ручейки – кто-то за информацией, а кто-то за счастливым билетом для эвакуации по воздуху.
Но где там – из винтокрылой стрекозы выскочили несколько автоматчиков из оцепления. Один из «небожителей» сделал короткое объявление по матюгальнику. Оценив, что его услышали и поняли, десант резво ретировался назад, и был таков в начинающем подергиваться дымкой небе.
Кстати, о дыме – немного восточнее Тольятти поднимался угрожающий шлейф черно-оранжевого цвета. Вероятно, бушевал пожар на химзаводах. И если раньше тонкую струйку рыжих сбросов горожане метко называли «лисьим хвостом», то сейчас он принял форму оранжевого шествия на украинском Майдане.
Объявление десантников задало центробежное расползание паники. Было видно,  как принципом домино люди поочередно хватались за голову и зачем-то бежали к своим машинам. Наконец-то, и до нас докатилась неутешительная новость – плотина прорвана, проезда на левый берег нет, и не будет. Над пробкой началась заниматься паника с истеричным женским воем, детским плачем и басовитой мужской руганью.
– Кажется, ожидаются перебои с водой и светом – перебьется Тольятти и округ, – мрачная шутка моего попутчика звучала приговором почти миллионному населению.
Я заметил, что по трассе началось поползновение в обратную сторону. Каким-то чудом одна полоса движения оказалась еще не забита.
– Давай в Жигули, пока не поздно?! – почти скомандовал я Владимиру.
Без рассуждений тот рванул свой внедорожник по предложенному мной маршруту, успев вклиниться в плотную автомобильную колонну.
– Тише едешь – хрен приедешь! – тут же пессимистично оценил наши шансы, знаменуя каждый метр пути двумя нажатиями педали тормоза. 
Село Жигули находилось по другую сторону федеральной трассы, вблизи безбрежного куйбышевского водохранилища, прямо напротив нового Тольятти. С одной стороны, это место было удобней для переправы – до моего дома оставалось махнуть всего двенадцать километров. Но сама водная преграда была в пять раз шире, чем ниже плотины.
Если же вернуться в Бахилову Поляну или Жигулевск, то переправа виделась проще (хотя, в узком месте и скорость течения выше), а сухопутный путь намного сложнее (не менее тридцати километров через три городских района и лесные массивы).
Оба варианта стоили друг друга по степени невыполнимости. Но в первом случае, хотя бы можно было двигаться вперед, в отличие от запрессованного тромба в сторону Жигулевска.
Вокруг занималась и затухала суета, иногда переходя в локальную панику. Все это было пока учениями войны, грозящей вылиться в таковую по окончании запасов воды и еды.
Справа и слева нашу Ниву постоянно подрезали желающие встрять в движущуюся колонну. Я уже десяток раз выскакивал из машины, чтобы отогнуть монтировкой вмятые от ударов передние крылья. Правое вообще завернулось в рулон и грозилось напрочь застопорить колесо при следующем столкновении.
В конце концов, очередным тычком джипообразного Порше, мою дверь окончательно заклинило. Развязный голос из-за приспущенного тонированного стекла, недвусмысленно приказал нам попятиться.
Я обернулся к Владимиру, который ледяным спокойствием продемонстрировал борзый отказ. Голос из иномарки видимо не привык к опротестованию своих требований и разразился вселенскими угрозами.
На просвет окон угадывалось, что этот разгоряченный баклан восседал в машине один, и уже только поэтому не заслуживал права первоочередного проезда. Впрочем, если бы мы разбирались, кто там сидит во встречающихся машинах, чтобы пропустить женщин с детьми, то не проехали бы за сегодня и ста метров. Да и поджимающий сзади минивэн постоянно толкал бампером при первом нашем замешательстве. Те, кто уже занял место в движущейся колонне, считали себя честно обилеченными судьбой и могли порвать любого за посягательство на их «заслуженное» право.
Наглец из пафосного джипа отреагировал долгим гудком на факт неуважения к себе со стороны какого-то старорежимного нафталинового внедорожника. Стекло водителя нехотя поехало вниз, выпуская столь дефицитный холод от кондиционера.    
Первой, из окна Порше небрежно свесилась холеная белая кисть с желтой бриллиантовой печаткой на мизинце (еще старая аборигенская традиция – менять родные природные недра на заморские бусы колонизаторов и блестящие зеркальца с оправой из крутых иномарок). Было очевидно, что этот театральный жест был отработан до автоматизма.
Какая расслабленная грация подлинного хозяина жизни. Сколько плебеев пасовало и каменело пред этим сверкающим глазом медузы Горгоны на мизинце?.. Вслед за мизинцем высунулась и голова самого патриция – почти без мимики, надежно стянутая смирительной рубашкой лоснящихся отеков, нашпигованных дорогими абсентами, текилами и коньяками. Еще не познавшие голод сальные губки, шамкали и счищали с зубов налипшие крошки из продуктовых бутиков, непреклонно оборачиваясь наглым бандитским оскалом из лихих 90-ых:
– Щас крутанешь баранку влево, станешь на ручник, я потесню тебя бампером вбок. Стой и держи колонну, пока я красиво не впишусь впереди тебя. Уляжется пыль – трогай. И зорко паси дистанцию!.. Я разлюбил одышку в затылок… – его чеканный бесстрастный рэп читался на запыхавшемся выдохе. А последнее – «разлюбил», прозвучало особенно спесиво, словно мы холопы, и должны впитывать и четко сечь барские настроения. Причем – в полутонах.
Ну, может мы и плебс, но со здоровым квасным патриотизмом:         
– Любишь, не любишь – устроил тут ромашку?! – выдавил я из себя по капле раба, и продолжил словесный базар уже языком тела: свесившись из окна (с сожалением к добротной технике) – врезал без замаха монтировкой по лобовому стеклу Порше… Жаль, что не по морде хозяину (безо всякого сожаления) для дрессировки свежих навыков: теперь ты больше не новый русский… не новый… не русский, и так – три раза.
Собака Павлова за рулем моментально усвоила новый рефлекс, и не желая проверять на прочность лобовое стекло своей бывшей пацанской гордости – быстро ретировалась взад.
– Такой мог бы и шмальнуть из чего-нибудь, а? – поделился я опасениями с Владимиром, но к моему изумлению, его не оказалось рядом.
Вращаясь в замешательстве, я заметил сквозь открытое окно злополучного джипа, как неестественно задралась голова хозяина Порше, как тот нелепо и остервенело пытался почесать пальцами–сардельками свою мощную шею. И тут же, чья-то рука сзади приставила и вдавила в орбиту его глаза блеснувшее лезвие ножа. Под подбородком проявилась странгуляционная борозда от удавки.
Еще секунду назад жизнелюбивая румяная морда подернулась синью асфиксии, а внезапно возникшее другое – до боли знакомое лицо, кажется преподавало ей наглядный урок вежливости (для рефлексивных хулиганов), по наставнически плотно прижав шевелящиеся губы к пельменному уху нерадивого ученика.
Посчитав, что урок усвоен, учитель ослабил хватку, позволив морде судорожно глотнуть живительного кислорода. Затем, слегка ударив пальцами по здоровому глазу и пошарив в бардачке машины, Володя ловко перетек на свое водительское место в Ниве.
Хамло осталось тереть руками глаза и трясти головой, пытаясь восстановить прежнюю зоркость и прогнать из ушей пульсирующий шум. Короче – нашел себе интересное занятие на ближайшие пару минут (за которые наш след благополучно простынет).               
– А разговорным жанром не пробовал? – укорил я своего рискового попутчика, намекая на излишнюю опасность его методов воспитания.
– Битиё определяет сознание! Ты вроде тоже, не метлой, а прямо черенком стегал! – вернул мне справедливой укор Владимир.   
– А если бы, пальнул в тебя?
– Пустой был, я обшмонал. Лишний раз подтверждает правило – не та собака кусает, которая гавкает.
– В таком нервозе, и беззубая насмерть засосет!
– При хаосе падут первыми самые борзые. Надо держаться середины: не отставать, не забегать, не выделяться.
Я с опаской обвел взглядом внутреннее пространство нашей Нивы, на предмет возможного проникновения лазутчиков. Пример Владимира оказался очень показательным, как можно бесшумно зайти через открытые окна машины.
– А чё уж тогда не додавил клопа? – слицемерил я.
По правде, меня мало беспокоило будущее недобитого клопа, но даже очень – реакция попутчика на жестокость, ведь мы теперь на один шампур нанизаны.   
– После смерти не раскаиваются! – порадовал меня Владимир правильным ответом… Зачет! Может и меня когда-нибудь пощадит этот милосердный.
Мы несколько раз переезжали что-то мягкое – и у меня в жару холодели ноги от предположения, что это были тела людей. Движение осуществлялось по «характерному стуку», не давая возможности зрительно контролировать пространство дороги перед бампером своей машины… Периодически, под ее капотом, что-то предупреждающе клокотало, угрожая сорвать крышку кипящего чайника. 
– Видала машинка виды. Ее ровесники уже далече. Как бы, не встать? – беспокоился хозяин за свою подопечную.
– Пешком пойдем, с чернью! – пусть неуместно, но юмор хоть как-то снимал острое моральное напряжение.
Неожиданно из передней Тойоты выскочили водитель с пассажиром. Я выскользнул из окна Нивы, на крышу, чтобы оценить причину задержки. Хозяева Тойоты попытались открыть заблокированную дверь впереди стоящего старенького жигуленка, из-под капота которого валил сизый пар от вскипевшего движка.
Пожилой водитель энергично выбрасывал вперед руки, что-то прося у нападавших. И они откликнулись – по своему… Один разбил окно, и уцепившись руками за багажник на крыше, ловко долбанул обеими ногами по голове водителя. Затем, открыл дверцу и вытянул его наружу, добавив для спокойствия коленом в живот.
Как только тот присел в проеме между стоящими машинами, агрессор вскочил за руль, а водитель Тойоты ударил взад жигуленку… Короткими тычками, им все же удалось воткнуть его в прогал на обочине, слегка растолкав заклинившие на парковке автомобили.
Все это происходило под единодушные возгласы одобрения со стороны очередников сзади колонны. По шумным разборкам стало понятно, что жигуленок давно вскипел, и Тойота двигала его с толкача, пока сама не начала хронически перегреваться.
На заднем сиденье Лады в состоянии тихого ужаса оставались пожилая женщина и девочка-подросток… Я смирился с мыслью, что иначе было нельзя. Да и наша Нива без отдыха молотила вентилятором уже битые пару часов.
Жара усиливалась, принуждая испытывать жажду машины и людей. Казалось невероятным, что не в какой-нибудь Сахаре, а в полноводном центре России можно загнуться от банального обезвоживания?!.. Все мы привыкли ездить даже «в булочную на такси», и кажется, вроде несложно отучиться обратно, если будет на то немного времени.
Но его не будет, не хватит – как здесь. Водопроводы на кухне и комки в шаговой доступности отбили нам генетическую память рационального расходования собственной энергии. Вот например, здесь и сейчас, чтобы здоровому мужику одолеть пять километров до Волги пешком, по пересеченной местности, напиться самому и вернуться с водой для других – придется израсходовать все силы, и придти пустым. А потому, что по дороге захочется пить. И еще захочется свалиться от усталости, с одним лишь желанием – поесть.
Типичный горожанин даже себя не сможет сохранить, не говоря уже о подопечных стариках и детях, попавших в непривычные экстремальные условия. Конечно, многие смогут выжить и переживут еще худшие времена. Но то будет торжество естественного отбора, зачастую бракующего лучшие человеческие качества, взамен на вульгарные, звериные – грубую силу, жестокость, подлость, эгоизм…