Сказка о трёх сёстрах

Жил-был на свете лесник и было у него три дочери: слепая, немая и глухая. И любили девочки лес, как свой дом и постоянно играли в нем. И не было их счастливей.
Старшая любила с нежностью гладить каждую былинку, каждое деревце, каждый камешек, и шла она, будто плыла, и глаза ее были чернее ночи и глубже озер. И не видели они яви, не зрели.
Средняя восхищалась всему вокруг: закатам и рассветам, бегу облаков, полету бабочек, свету, падающему меж крон. Постоянно вертелась она, жадно оглядывая все вокруг. И не слышала она голосов ни птиц, ни сестер своих.
А младшая была спокойна, будто вода. Наслаждалась она покоем и гармонией. Чувствовала мир этот каждой клеточкой, каждым волоском в толстых косах, и любила его. Любила молча, никому не рассказывая тайн его.
И не мыслила каждая о жизни другой. И не помыслила бы, кабы не случай.

Шел однажды по лесу человек один. Человек перехожий, дорожный. Болталась у него через плечо сума одна, да истертая так, что и цвета не разобрать, как и куртка, и вся одежка. Брел тот человек понуро, медленно, будто давила на него сверху ноша тяжкая, ноша горькая.
И встретилась ему на пути сестра старшая, черноокая, темнокосая. Остановилась, шаги заслышав, замерла. И встрепенулся путник, поднял голову, заговорил:
- Здравствуй, девица, здравствуй, милая. Не пугайся меня, не обижу. Долго я хожу по свету, вот и поистрепался весь.
- И ты здрав будь, путник. Не боюсь я тебя: не дано мне видеть вида твоего, но по голосу слышу - добрый ты, да гложет тебя что-то.
Изумился путник и смутился. Неуютно ему было оттого, что дева повстречавшаяся слепой оказалась. Стыдно стало, непонятно от чего. Но все же ответил, не утаил своей беды.
- Гончар я, жил, трудился, горшки да миски продавал. И вот радость у меня случилась - невестушку себе нашел, красу мою ненаглядную. Всю неделю перед свадьбой как на крыльях летал, ничего перед собой не видел. А пришла ко мне о ту пору ведьма наша местная, пиалу себе заказала особую, с глазурью, с рисунком определенным. Ну я и сделал. Кое-как, за что мне по сю пору стыдно. А ведьма как увидела заказ свой - осерчала. Ты, говорит, болван растреклятый! Рисунок кривой получился, неправильный! А если б я, говорит, не заметила, и ритуал провела?! Ты хоть понимаешь, чурбан влюбленный! А я так растерялся, что ни слова ей сказать не мог, ни пол-слова.
Нахмурился путник, исказилось лицо его горем. Вздохнул он тяжко, протяжно.
- Прокляла она меня. Чтоб неповадно было. Дитя твое, сказала, родится все в отца: не будет видеть оно ничего вокруг, не будет слышать слов мудрых, да и сказать в свою защиту ничего и никогда не сможет!
Всплеснула руками слепая сестра, прижала к груди. Опустил голову путник, будто постарел на десяток лет.
- Тут уж я нашел слова, крикнул в лицо ей, что негоже за рисунок неточный так дитя невинное клеймить, коли я провинился, так и мне ответ держать. И ответила она мне "Все мы смелы, коли только за себя ответ несем, а ведь помнить надо, что связаны мы с родными пуповиной единой: что у нас деется, то и на них отражается. А работа - раз уж взялся, так делай хорошо, или вовсе не делай!" И склонил я голову, "Все так, да разве можно - дитя нерожденное? Открой, можно ли исправить сиё?" И поведала она мне, что коли я найду людей, что добровольно пожертвуют ребенку моему свои слух, взор или голос, то родится он с тем, чего не пожалеют. И вскричал я в третий раз, что готов я, все отдать готов - руки-то при мне останутся, а лепить и без того можно. Но покачала ведьма головой: кровные родичи не подходят, ради своего дитяти каждый последнюю рубаху снимет, а ты чужих людей неравнодушных попробуй сыскать. И ушла, больше и слова не сказав.
Узнав все это, заплакала жена моя любимая, но ничего не сказала. И стал я по друзьям ходить, да никто мне ничего дать не мог: самим нужно было. И оставил я жену свою на попечение брата с его женой, чтоб приглядели за моей любушкой, а сам пошел по свету - искать людей, что смогли бы помочь.
- Бедное дитя, - сказала слепая, и по щекам ее текли слезы. - Было бы у меня зрение - отдала бы не задумываясь.
Кивнул путник, попрощался с девой отзывчивой, да дальше пошел.
Долго шел, коротко ли, да встретил он в лесу среднюю дочь, глухую, да резвую.
И замерла она, как лань, увидев незнакомца. И, как и прежнюю, успокоил он ее словами ласковыми. Но покачала девушка головой, указывая на уши с простыми сережками.
- Здрав будь, путник. Глухая я, от рождения. Сложно мне, по губам я читаю или знаками общаюсь. Но если будешь ты говорить помедленнее - выслушаю, ибо вижу - беда у тебя приключилась.
И снова удивился и смутился путник: глухая девушка! Как тут не смутиться? И рассказал он ей, где попроще говоря, а где и знаками себе помогая, беду свою.
И заплакала дева от несправедливости такой, и рубанула рукой наотмашь:
- Да коли был бы у меня слух - так не раздумывая отдала бы!
Кивнул путник с невеселою улыбкою, попрощался, да дальше пошел.
Долго ли, коротко, а встретил он в лесу третью сестру, младшую, тихую.
Поздоровался, как и прежде, успокоил. Да взмахнула рукой она и улыбнулась ласково. Затем прикрыла рот ладошкой, да головой как сестра покачала. И понял путник - немая перед ним, и в третий раз смутился он и удивился.
Хотел он было уже попрощаться, да и пойти своей дорогой, но остановила его девушка жестом, протянула ладонь вперед, поводила ею около рта, мол, рассказывай, и глянула так внимательно. Не удержался путник, все ей рассказал, как на духу.
Скатились слезинки по розовым щекам, прижала немая руки к сердцу, затем будто зачерпнула что-то ладонями у рта, прижала к груди и протянула на раскрытых ладонях. И понял путник: кабы был у нее голос - не пожалела бы, отдала.
Кивнул он ей ласково, улыбнулся невесело, да и дальше пошел, попрощаться не забыв.
А девушки, домой вернувшись, рассказали отцу о встрече.
Почесал он в затылке, на дочерей своих с любовью глянул: разве плохи они, что не всего могут? Нет, хороши, а все одно, скверная история. И вспомнил он тогда поверье одно.
- Говорят, есть в нашем лесу заветный камень, и сокрыт он от глаз людских. Вот кабы найти его, может, и помог бы он беде той.
Переглянулись тогда девушки и решили найти камень тот. Кто еще лес так знает, как они? Лишь отец, да он один, а их трое - все проще искать, все веселее.
Шли они по лесу, корни да камни оглядывали, в ямы-овраги спускались да все дальше в чащу забирались, в самое сердце леса. Шли они, шли, да и вышли к Царь-дереву, к дубу древнему. Поклонились сестры старику-великану, поздоровались. И показался им тогда из дупла дух лесной, заговорил голосом нечеловеческим.
- И вы здравы будьте, девы милые. Чего ищете вы в чащобе лесной, да в самом ее сердце?
И вышла тогда вперед старшая.
- Дедушка леший, ищем мы камень заветный, от людских глаз спрятанный. Не знаешь, где он, и можно ли его найти?
Засмеялся дух, от смеха того ветер по всему лесу гулять пошел.
- Знать-то знаю, а вот найти... Правильные вопросы задаешь, дева, не по годам мудрая. Позволю я вам найти камень заветный, любы вы мне. С самого детства растете с лесом вместе, не отделить вас от него, наши вы. А потому и пещеру покажу нужную, ничего для вас не пожалею!
И встал дух на ветвь темную, да крепкую, и притопнул три раза, и прихлопнул три раза, да и грянулся оземь у самых корней. И исчез, как и не было его.
А у корней самих разверзлась земля, показалась лестница.
Переглянулись сестры, взялись за руки, да и пошли вниз, в самое нутро земли. Страшно было им, но чувствовала каждая теплую родную ладонь, и легче становилось.
Долго ли, коротко они так шли, не знаю, но открылась им в конце пути пещера. А в пещере, в самой середине, возвышался камень чудной, камень волшебный. И светился он всеми цветами радуги. Округлились глаза у зрячих сестер, а глухая так и вовсе ахнула.
Подошли они поближе, и случилось тут чудо чудное, диво дивное.
Увидела слепая, будто лес перед ней, а над головой - небо, и такое оно пронзительно-синее, манящее, и такие цветы в лесу яркие, сочные, что и не описать.
Услышала глухая, будто ожил вокруг привычный лес и заговорил с нею голосами странными, голосами прекрасными: слышала она и песню ветра, и крики птиц, и собственный счастливый смех.
Привиделось немой, будто идет она по лесу и песню поет,и до того легка песня, до того слова правильны, до того хрустален голос, что и птицы замолкают и слетаются послушать. И была та песня о жизни самой.
Столь живы и прекрасны были видения, сколь и коротки.
"Мой голос!"-вскричала, всплеснула руками немая.
- Мой взгляд! - укрыла лицо в ладонях слепая.
- Мой слух! - простонала, протягивая руки, глухая.
И засветился камень пуще прежнего, и вдруг потух, разбрасывая последние искры по стенам пещеры.
"Как странно," - подумала-сказала каждая, - "как волшебно. Волшебно и страшно".
И поняли девы, что камень скрывает, о чем сказать пытался. Вернул он им то, чего у них никогда не было, с чем они еще недавно были готовы расстаться не раздумывая.
Повернулась к сестрам сестра старшая. Взглянула на них, узнавая и не узнавая, запоминая на всю жизнь, и произнесла:
- Не ждала я такого подарка дивного, не просила. И вижу я, что прекрасен он. Так пусть же достанется он ребенку тому, коего еще до его рождения такого лишили.
И снова тьма упала на глаза сестры старшей, сестры великодушной. Тяжко было ей расставаться со зрением, когда успела она увидеть красоту мира вокруг. Но знала она, что и дальше без зрения проживет, как и раньше жила.
И тряхнула головой сестра средняя, закусила губу. Странно ей было слышать голос сестры старшей, сестры любимой. Но согласна она была: подарок нежданный передать надобно.
- Коли шли мы за помощью не для себя, так не для себя мы ее и получили. Отдаю свой слух, как обещала!
И укрыла тишина уши сестры средней. Горько ей было, что раньше не знала она красоты звуков, но уверена была, что правильно поступила.
И склонила голову сестра младшая, ничего не сказала.
Поблагодарили сестры камень волшебный, да и обратно к свету пошли.
Как ступили они на травы лесные, так и исчез проход в пещеру, как и не было его.
Шли сестры домой и молчали, каждая думала о даре негаданном. Старшие вспоминали дары с благодарностью и светлой грустью и только младшая шла, понурив голову: не смогла она расстаться с подарком дивным, заворожила ее песня легкая, песня правильная, ее голосом исполненная. Хотелось ей поделиться с каждым песней той, чтобы услышали ее и покой нашли, жизнь почувствовали.
И не знали, не ведали о том сестры старшие.
Дома оказавшись, поведали сестры отцу о диве дивном, камне волшебном. Наперебой рассказывали, а младшая стояла тихо в уголочке, да и вовсе потом в лес ускользнула. Стыдно было ей пред отцом и сестрами, да и перед самой собой, но жгло грудь девичью неистовое желание петь. Петь - как никогда в жизни. Петь - для всего и обо всем. Для каждой травинки малой, для каждой звезды далекой, о ветрах диких, о реках быстрых, и все - об одном.
Весь оставшийся день в лесу провела младшая лесникова дочь. Ходила она меж деревьев, с каждым обнималась и пела, пела... А все одно - как неприкаянная была. Не давал ей песней насладиться стыд жгучий. И хотелось ей все сестрицам да отцу рассказать, спеть им песню прекрасную. Но страшно было, что не поймут, осудят. Так и маялась она весь день, а по темноте домой воротилась.
Ничего не сказали сестры. Обняли ее крепко, усадили на лавку, за руки взяли.
- Не кручинься, сёструшка. Чудеса приходят и уходят, а мы всегда с тобой останемся.
- Не терзай себя, солнышко. Что бы ни было у тебя на душе, мы рядом.
И не выдержала младшая, не стерпела, рассказала своим новым голосом, как расстаться с ним не смогла.
А сестры и виду не показали, что удивились чистому хрустальному голосу, зазвучавшему из уст их немой сестры, а может, и не удивились вовсе. Так и сидели, тесно прижавшись и внимательно слушая. И расплакалась младшая. Поняла она, что не осуждают ее, да и никогда не осудят ее сестры старшие. Правду они сказали: что бы ни было, а они рядом останутся, и ее примут: немой ли, говорящей.
Поняла младшая сестра: не нужен ей голос, чтобы ее понимали.
Вскочила она тогда да и крикнула:
- Не нужно мне чужое! Пусть дар достанется, кому обещан!
И отнялся язык, как прежде. И снова их было трое: слепая, немая и глухая.

А на следующий день вышли они погулять, да и встретили давешнего путника. Шел он обратной дорогой, сгорбленный пуще прежнего. Встретили его сестры улыбками, рассказали о чудо-камне. Не поверил путник сперва счастью своему, чуть чувств не лишился. Тогда его в дом пригласили да накормили. Уговорил он на радостях девушек в гости к нему пожаловать, чтобы мог он их хоть как-то отблагодарить. Согласились девушки. А в родном городе гончара ждал их подарок. Да какой подарок - всем подаркам подарок!
Родилась у жены гончаровой дочка, да такая прелестная, да все дары при ней оказались - не было предела родительскому счастью. Праздновали родственники семь дней и семь ночей по такому случаю: пили, ели да плясали.
А когда пора уезжать настала, подошла младшая сестра к малышке и взяла ее на руки. И засмеялась девочка прекрасным хрустальным смехом. И с радостью поняла немая: будет еще кому на свете ту песню спеть.