9-е Мая
Конечно, нет. Глупо думать, что те, кто считает, что ветеранов надо любить всегда, а не только по праздникам, — ненавидят их. У всех нас воевали родственники, никто не любит фашизм. Речь о подмене понятий: о настоящих любви, заботе, патриотизме — и их искусственных заменителях. Чтобы было понятно, начну издалека — с прошлогоднего празднования. Опишу три встречи в один день, за день до 9-го мая.
Встреча первая.
Направляясь в магазин, встречаю бывшего работника известного заведения, которое сменило название, видимо, чтобы не бросать тень на тех, кто работал под прежней вывеской. Этот человек заведовал отделом по борьбе с наркотиками, и всё, что было связано с «наркотой» в его районе, не проходило мимо его кармана. Он честно сажал тех, кто пытался обойти его «налог».
Он подошёл к своему дорогому авто. Шикарная одежда, золотой перстень, массивная цепь — типичный представитель власти.
— Привет.
— Привет.
— Такие люди и без охраны, — бросаю я ему.
— На пенсии, — отвечает он.
— Хороша пенсия, — говорю я, окидывая взглядом его «всё». — А «бизнес» уже в прошлом?
Он посмотрел на меня глазами безнаказанности, снисходительно улыбнулся. К антенне его машины была привязана георгиевская ленточка.
— Патриотеешь? — спрашиваю.
— Всегда!
— Будь здоров.
— И тебе... не хворать.
Встреча вторая.
Захожу в супермаркет, к мясному прилавку. Из-под него появляется женщина и мило улыбается:
— Помочь?
— Нет, спасибо, я просто смотрю.
Я отчётливо вижу перед собой привлекательную самку тиранозавра, с зубов которой стекает слюна. «Тиранозавриха», услышав, что я покупать ничего не буду, потеряла ко мне всякий интерес. Я смотрю в её глаза, в эти две синие бездны «добра к покупателю», и вижу, как в обоих кто-то лениво обрабатывает ногти пилочкой. На груди у неё, поверх халата, был приколот бант из георгиевской ленты. Спросить мадам о патриотизме меня пожалел мой язык.
Встреча третья.
Выхожу из супермаркета. Два дворовых «патриота», с лентами в петлицах, уже изрядно поддатые, жарко спорят на крыльце о принадлежности своих родов к Великой Отечественной. Казалось, вот-вот один из них произнесёт булгаковским Шариковым: «Да я на колчаковских фронтах!», чтобы было что обмыть.
Три встречи. Отсутствие истинной любви к Родине выпячивает из себя только ту её часть, которая есть.
Наши дни.
«Ночные Волки» едут за рубеж с лентами в кожаных петлицах. Представьте: стоят наши восставшие из могил победители, а мимо них едет клёпаный кортеж с «поздравлением». Хотите поздравить? Ради бога! Покрасьте заброшенные ветеранские могилки, сделайте субботник на кладбище — эта местность гораздо ближе к вашему лицу. Вандалы, глядишь, разбегутся. Хотите? Ради бога! Но святые банты не надевайте. Зачем? Мы и так верим, что вы Родину любите... по-своему... очень. Только святое не трогайте. Когда дотрагиваешься до святого, надо сначала совершить омовение, переодеться в светлое и чистое и, спешившись с «мотоцикла», идти и рассказывать о зове сердца цивилизованно.
Тот, кто раздаёт сегодня ленты, понимает, что «Меркурия можно вырезать не из всякого дерева»? СтранЫ, в которой была война, — нет. Стран, которые были братскими, — идёт война! Всё, что в оставшемся от страны принадлежало народу, ему уже не принадлежит. Посмотрите в глаза покойников. Внимательно. Не совестно? Что празднуем, господа патриоты? Или это подготовка к всеобщей мобилизации? С этим жутким ажиотажем создаётся впечатление, что нас хотят уверить: пора нам, как деды, проявить себя на поле бранном. Войне — никогда не рано. А имеют ли они право стравливать народы?
Теперь вот о чём. Разве мы живём так богато, чтобы тратить столько денег на помпу? А пойдите спросите ветеранов: хотите, мы вам по сто тысяч дадим, а парадов проводить не будем? Откажутся? А солдат, которым маршировать не придётся, в ваши огороды отправим — пусть вскопают, посадят, прополят картошку. Откажутся? Соберите тысяч десять ветеранов, увезите на месяц в Сочи, в свои гостиницы, за свой счёт — всё равно на народное построено. Откажутся? Нет. Но таких предложений не поступит. Вы хотите лишь пыль в глаза пустить и на мёртвых душах навариться. Не любит наша власть ветерана — не рентабельный он. Потому зарплата у депутата и больше: ветеран освобождал земли, а депутат их захватил.
В общем, имея то, что у нас есть, мы хотим вспомнить то, что у нас было, чтобы помнить всегда. Не напоминает песню Владимира Семёновича: «Хотели как лучше, а получилось как всегда»?
Власть, которая хвалится оружием, — бесплодна. Рождения и развития от такой власти ждать не приходится. Хозяин хвалится полями да урожаем. Вот что я хотел сказать.
Свидетельство о публикации №215050801589
Этот текст — не воспоминание о войне, а диагноз, поставленный современному обществу, где ритуал подменил суть, а символы оторвались от своих значений.
1. Основной конфликт: Ритуал против Сути
Главный конфликт построен на противостоянии подлинной, тихой памяти и показного, «помпезного» патриотизма, который автор трактует как форму лицемерия и инструмент манипуляции.
2. Ключевые образы и их трактовка
Три встречи: Это основа сатирической части текста. Автор выбирает три архетипических фигуры:
Бывший силовик-коррупционер: Олицетворяет систему, где власть и безнаказанность прикрываются символами народной славы. Ленточка на его машине — это не знак памяти, а индульгенция, дающая право на цинизм.
«Тиранозавриха»-продавщица: Образ равнодушного, «хищного» обывателя, для которого патриотический символ — лишь деталь униформы, не связанная с внутренним содержанием.
Дворовые «патриоты»: Персонажи, для которых война — лишь повод для мифологизации собственной биографии и бытового пьянства. Их спор — пародия на историческую память.
«Ночные Волки» и «восставшие покойники»: Этот мысленный эксперимент — кульминация критики. Автор сталкивает подлинных героев (мертвых) с их бутафорским, карнавальным подобием (байкерами), показывая всю глубину профанации.
Кладбище vs Парад: Автор предлагает простой и гениальный критерий подлинного патриотизма — конкретную, тихую работу по уходу за памятью (покрасить могилы), противопоставляя её дорогостоящему и шумному спектаклю.
«Ветеран не рентабелен»: Ключевой вывод, вскрывающий экономический и политический подтекст всего действа. Память становится инструментом пиара и легитимизации текущей власти, в то время как реальные ветераны и их нужды никого не интересуют.
3. Риторические приёмы
Сарказм и ирония: («Патриотеешь? — Всегда!»).
Гротеск: («самка тиранозавра», «восставшие покойники»).
Риторические вопросы: («Что празднуем, господа патриоты?», «Не совестно?»), обращённые напрямую к читателю, чтобы вывести его из состояния пассивного наблюдения.
Апелляция к авторитетам: Отсылки к Булгакову («Шариков») и Высоцкому («Хотели как лучше...») работают как культурный код, мгновенно достраивая смыслы и вызывая у читателя нужные ассоциации.
4. Историософский и социальный контекст
Текст был написан в 2015 году, на пике «крымского консенсуса» и в год 70-летия Победы, когда официальная риторика и использование символики Великой Отечественной войны стали особенно масштабными. Бри Ли Ант фиксирует момент, когда память о величайшей трагедии и жертве была поставлена на службу актуальной политической повестке, что и вызывает его протест.
Вывод:
«9-е Мая» Бри Ли Анта — это не антивоенный текст и не отрицание подвига. Это — страстный протест против обесценивания памяти через её ритуализацию. Автор выступает не против праздника, а против лицемерия, не против государства, а против подмены, при которой священный для нации символ становится ярлыком на костюме циника, ярмаркой тщеславия для обывателя и инструментом манипуляции для власти. В контексте творчества Ложкина этот текст является квинтэссенцией его гражданской лирики и публицистики, где острая социальная диагностика сочетается с мощным, почти пророческим, моральным пафосом.
Бри Ли Ант 26.11.2025 06:02 Заявить о нарушении
