Дети войны. Воспоминания труженика тыла

Вспоминая о военных годах, я нередко думаю и одобрительно киваю головой - как государство чутко и внимательно отнеслось к тем, кто трудился в тылу врага - а наш народ от мала до велика работал тогда на фабриках и заводах, вывезенных в Сибирь, и в сельском хозяйстве, создавая все необходимое для наших войск - технику, боеприпасы, горюче-смазочные материалы, обмундирование и, конечно же, продукты питания, без которых наши доблестные воины-защитники были бы небоеспособны и не смогли бы победить сильного, обеспеченного всем врага. Государство присвоило им статус « труженик тыла». И мне, как подростку, трудившемуся в те годы, государство присвоило это звание и наградило медалью «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны». Я думаю, что вполне заслуженно, и попытаюсь рассказать о своем нелегком труде в годы войны в своих, так называемых мемуарах.

Я, житель Ростова, волею судьбы оказался в селе. Вы можете поинтересоваться, как так распорядилась судьба?- Я сейчас расскажу об этом. В начале войны нашим войскам трудно было сдерживать натиск фашистских полчищ, и нависла угроза захвата немцами города Ростова. Партия и Правительство приняли тогда решение перебросить часть перспективного населения в глубокий тыл страны с целью укрепления обороны и усиления боеспособности войск - это мероприятие называлось эвакуация. Предприятие « Облрыбпотребсоюз», где до призыва на войну работал мой отец Семенцев Михаил Потапович, участник двух войн- с Финляндией и Германией - включило в список эвакуируемых и нас: маму Галину Александровну, рожденную в 1912 году, меня, Юрия Михайловича, рожденного в 1933 году и сестру Валю, 1939 года рождения.

В один из тревожных дней, к нам приехала машина, которая нас, с котомками, посильными для переноса, доставила на берег реки Дон, где уже шла активная погрузка эвакуируемых на довольно большие баржи в трюм. Ждать отъезда в трюме долго не пришлось, и караван барж ( точно не могу сказать, сколько было  судов- от пяти до десяти), буксируемых катерами, поплыл вверх по Дону в сторону Волгограда. Уже в пути, находясь в районе станицы Багаевской, мы услышали жестокую бомбежку Ростова. В дальнейшем, по пути следования, в районе станицы Кочетовской, наш караван судов было обстрелян фашистским самолетом без повреждения судов. Очевидно, это был самолет-разведчик.  А в районе станицы Цимлянской наш караван был обстрелян несколькими самолетами, в результате чего были человеческие жертвы и были повреждены несколько катеров. По этой причине караван сделал вынужденную остановку, причалив к берегу у станицы Цимлянской. Моя мама, зная, что недалеко от этого места находится родительский дом отца, попросила разрешения у руководства каравана посетить его, так как ремонт  предположительно должен был занять несколько дней. Вернувшись назад, мы не обнаружили каравана и, таким образом, отстали от него, оставшись жить в родительском доме с его сестрой тетей Дусей в хуторе Карнаухов, в десяти километрах от станицы Цимлянской.

Вскоре мы оказались на оккупированной территории. Это были годы опасности, унижения и голодания. Нашу семью спасли запасы зерна, заготовленные братьями и сестрами отца (в семье было пятеро детей- 3 брата и 2 сестры) перед войной. Этих запасов хватило на время оккупации, которая длилась с 16 июня 1942 по 3 января 1943 год.

Сразу после изгнания фашистов из Цимлянского района началась новая жизнь. В нашем хуторе был организован колхоз «Новый путь», впоследствии вошедший в колхоз «Большевик». Условия для работы в колхозе были сложнейшие (не было техники: тракторов, машин и др.), из трудоспособного населения были, в основном, женщины и мужчины либо пожилые, либо инвалиды. Вскоре молодые женщины тоже были призваны в Армию, в том числе и наша тетя Дуся (сестра отца), и мы остались одни в родительском доме.

Многих трудностей становления колхоза я не знал, но я видел жесточайшую дисциплину труда. На работу по оповещению утром выходили все беспрекословно. Строго выполнялись всеми задания. Со временем в колхозе появились трактора, машины, комбайны и другая сельскохозяйственная техника. Не имея средств для существования, мама и я просили ежедневно работу у руководства колхоза, и наши просьбы охотно удовлетворялись. Вот так, с  ранних лет я познал и радость, и тяжесть сельского труда.

Постараюсь вспомнить все работы, освоенные мной и доверяемые мне. Начну с весны. Весенний период назывался «посевной кампанией» - время посева  зерновых культур (пшеница, рожь, ячмень) и подсолнечника и  огородных культур (помидоров, капусты рассадой). При посеве зерновых работал на прицепной сеялке с задачей устранять непроходимость зерна в сеялке и засыпать в сеялку зерно. После всходов посевов хозяйство мобилизовало большое количество людей на прополку. В то время поля очень сильно были засорены осотом - самым ранним и вредным сорняком. Выставляли нас рядами по фронту, закрепляли за каждым несколько рядков (в зависимости от засоренности поля 3-5 рядков), вооружали истиками (металлическая пластинка, заостренная на одном краю и прикрепленная к держаку), и мы шли фронтом, срубая осот. Позади фронта находился, как правило, контролер качества работы.

По тому же принципу организации труда собирали колоски после скашивания зерновых комбайном. В то время потери при уборке комбайном были большие. Запомнился лозунг, который вывешивали в полевой бригаде и нередко произносили перед началом работы. Он гласил: « На одном метре потерял колосок, а на гектаре - центнер».

Помимо комбайна, зерновые скашивали лобогрейками (косилка с площадкой - накопителем). Их применяли при сильно засоренных полях, когда комбайн давал большие потери зерна, т.к. зеленая масса мешала отделению зерна и частично забивала барабаны. Барабаны приходилось чистить вручную, с большим трудом и затратой времени. При скашивании лобогрейками формировались небольшие копны, которые в летний зной быстро, всего лишь за несколько дней, высыхали и затем, при подборе их комбайнами, легко перерабатывались. Работа на лобогрейке была для меня самой тяжелой, особенно, когда она цеплялась к трактору. Он тащил лобогрейку почти без остановки и быстро. А задачей работника на ней было захватывать вилами скошенную массу, укладывать ее на накопительную площадку, и затем сбрасывать.  Если поле было сильно засоренное, захватываемая вилами масса была в 2-3 раза тяжелее, чем масса в чистом, без сорняков (осота, лебеды, донника), поле. Полегче было работать на лобогрейке, когда ее тащили быками (волами). В этом случае быками руководил человек. Молодых, не достаточно обученных животных, приходилось вести за налыгач (веревка-поводок), а поводырь - да и быки быстро уставали, поэтому при такой работе им и мне давался отдых – а мне большое удовольствие!!

Работал на копнителе комбайна. Задача здесь была тоже не из лёгких и состояла в том, чтобы переработанную массу (солому) равномерно распределить по площади копнителя и, по мере наполнения, нажать на педаль сброса копны. Когда копнитель исправный, а хлебная масса не засорена - не требовалось большого труда сбросить копну, в противном же случае, приходилось залезать в копнитель и прыжками добиваться сползания копны, и даже обращаться за помощью к комбайнеру.
Легкой работой считал отвоз зерна на машине от комбайна на ток. Здесь задача состояла в том, чтобы равномерно распределить зерно из шнека комбайна по кузову, а по приезде на ток- разгрузить машину лопатой.

Довольно желаемой работой на току было провеевание зерна с помощью веялки, вращаемой вручную. Здесь, если устал, можно было отдохнуть - никто не понукал.
И вот зерно собрано на току в гурты. Здесь его приходилось перелопачивать от так называемого возгорания. Когда зерно с примесью зеленой массы - а было это часто- оно внутри гурта нагревалось (возгоралось), и если этому процессу не помешать- переворачиванием пластов лопатами- оно заплесневеет и испортится.
Нужда переворачивать гурты возникала и в случае попадания на него дождя или снега.
Иногда доставалась и почетная работа - погрузка зерна на машину и отвоз на элеватор под лозунгами:  «Первый хлеб - государству!», «Все для Победы!», « Все для разгрома врага!».
После окончания работ на току в полевой бригаде начинались работы по скирдованию соломы в поле и на животноводческой ферме. Взрослые рабочие доверяли мне, в основном, раскладку соломы на стогу т.к. навильники соломы забрасывать наверх у меня не хватало ни силы, ни роста.
По утрам бригадир нередко мне поручал смазку колес телег колмазью ( смазка типа солидола) и мелкий ремонт колес - в основном, крепление ободов хомутами.
В течение года довольно часто приходилось работать на быках, а именно,- пахать, быть погонщиком при перевозке разных грузов на телеге или бричке или санях зимой. Запомнились на всю жизнь ситуации, когда при перевозке больших грузов в непогоду ( грязь, глубокий снег) быки останавливались от непосильного труда и тогда, чтобы заставить быков тронуться с места и  идти дальше, приходилось использовать разные методы принуждения, нередко жестокие - самый последний из которых, но надежный и верный-крутить хвост быкам. (Отсюда и поговорка-страшилка в народе, когда родители говорили детям, плохо относившимся к учебе: «Не хочешь учиться - пойдешь в колхоз быкам хвосты крутить»). Эта процедура очень болезненная для быка, и, чтобы избавиться от боли, бык из последних сил трогался с места и тянул телегу ( или плуг, при пахоте). Помню, детскому сердцу было очень жаль быков, но необходимость заставить быков идти дальше побеждала жалость. Не забыть мне запечатлевшиеся на всю жизнь поездки зимой за соломой на большие расстояния- 3, 5, даже 10 километров. Снега были большие, до пояса взрослых, и морозы трескучие. Спасали меня валенки отцовские и овчинный полушубок. Нередко были случаи, когда, из-за заносов, терялся след дороги. В этих случаях  следует, по советам стариков, не командовать быками, а просто погонять, и они, основываясь на своем чутье и инстинкте, сами находят дорогу домой. Со мной случилось такое однажды. Из-за заносов я потерял след дороги, остановил сани, походил вправо, влево, пытаясь отыскать дорогу, потом вернулся к быкам и пустил  на их усмотрение - и они вернулись в хутор на ферму. Но такие поездки не прошли для меня бесследно. Бегая по полям в поисках дороги, забываешь о сильном морозе, и его жертвой становятся уши - они превращаются в ледышки - бледно-красные и холодные. Обнаружив это, их приходилось трудно и долго отогревать. Поэтому и сейчас, в старости, они не переносят мороза, и приходится их своевременно защищать.

Весьма интересные наблюдались в поле случаи (не только со мной), когда, в летний период, запряженные в телегу быки, вдруг, пускались  в бегство, не слушались человека и неслись, что есть сил. В этих случаях пытаться управлять или остановить их бесполезно и следует занять место в конце телеги и ждать, пока быки сами не успокоятся. В случае со мной, они забежали с телегой в воду пруда, оказавшегося поблизости, и сразу остановились. Такое поведение объясняется инстинктивной боязнью овода ( насекомое, которое нападает на быка и откладывает на спине яйца, а личинки, образовавшиеся из них развиваются затем и образуют на спине под кожей шишку-желвак). Об этом я узнал позже, обучаясь в институте на ветврача.

А теперь о работах в огородной бригаде. В колхозе основными культурами, в выращивании которых я принимал участие, были помидоры. Капуста, перец и баклажаны. Заготовленную в теплицах рассаду мы высаживали в нарезанные плугом борозды- это элементарно и не трудно.  Затем их пропалывали, поливали, собирали урожай и свозили на склад, или «в кладовую», как тогда его называли.

О поливе расскажу подробнее, так как техника полива была особенной. Для полива использовали «чигирь»- огромное колесо со специальными ведрами по окружности. Колесо располагалось вертикально, погружаясь нижней частью в воду (в речку). Колесо вращалось с помощью быков, которые двигались по кругу у колеса и приводили колесо в движение с помощью системы передачи. Ведра захватывали воду и, двигаясь вместе с колесом, сливали ее в специальную емкость - корыто, из которого, по уклону, вода поступала по бороздам в поле и где далее, при помощи системы заслонок, вода уже распределялась по бороздам. Позднее, вместо «чигиря» стали использовать насос, приводимый в движение трактором. Помню, урожаи были отменные, видимо, из-за плодородной, отдохнувшей в пойме реки Цымла,  земли. В зимнее время, в основном, работал в животноводстве: раздавал корма, чистил стойла и вывозил навоз в навозохранилище; на санях, запряженных быками, привозил солому с поля.

До настоящего момента, я рассказал о моем труде в колхозе после освобождения от фашистской оккупации, т.е. с июля 1943. Но я, с гордостью, хочу рассказать об особо благородном труде в период фашисткой оккупации, в который скептики могут не поверить. Это была работа по поручению партизанского отряда. Суть работы была в следующем: наша семья конспиративно получала партии шерсти (из соседних овцеводческих районов), мы эту шерсть пряли на самопряхе, а тетя Дуся и мама вязали вручную носки и рукавицы и через кого-то передавали - не знаю этих людей,  но знаю, что предназначались вещи солдатам нашей Красной (Советской) Армии. Участвовал в организации этой работы и мальчик - беженец из Украины, еврей по национальности Руслан Аввакумов, 1933 года рождения, укрывавшийся от преследования фашистов в нашем доме и тоже выполнявший с нами задания партизанского подполья.
Любой читатель-собеседник поинтересуется, а как же оплачивался наш труд в то время? Ответ очень прост: за каждый выход на работу мы получали «трудодни», которые ежемесячно оплачивались продуктами: зерном, мукой, растительным маслом, макухой (подсолнечным жмыхом). В каком количестве, вспомнить не могу. Знаю, что ежегодно размер увеличивался, и полученных продуктов хватало на  пропитание нашей семьи.

Вспоминаются приятные моменты.  Один из них - это отдых после работы. В полдень каждый работник получал обед из трех блюд: борщ, суп или лапша на первое, мясо с гарниром (кашей) на второе, компот или чай на третье. Работники, имевшие дома корову, добавляли в борщ (суп) молоко или сметану и, относясь уважительно ко мне, делились тем же со мной. Это внимание было очень приятным.

Другой приятный момент связан с мельницей, принадлежащей колхозу и расположенной в займище реки Дон на территории колхоза на реке Цымла в 40 километрах от хутора Карнаухов. В каком году, при каких обстоятельствах и на какие средства она была установлена, я сейчас не смог установить. Но в памяти свежи ее примечательности.

Перечислю их. Во-первых, она работала за счет перепада воды - небольшого, по моим меркам, всего 1.5-2 метра, образованный, благодаря возведенной плотине длиной порядка 10-15 метров. Плотина создавала два рукава сброса воды – рабочий, обеспечивающий вращение мельницы и аварийный - для сброса лишней воды в половодье.

Во-вторых, сама мельница была немецкого производства. Я отчетливо помню немецкие слова на ее чугунном корпусе. Мне не хватило детской в то время  любознательности установить, из какого материала был сделан перемалывающий механизм - из камня или металла.

В-третьих, качество помола было лучше, по сравнению с «Парамоновской», находящейся в  40 километрах, в Морозовском районе Ростовской области.

В-четвертых, рукав сброса воды после вращения вала имел приспособление для переброса  рыбы, идущей весной на нерест в запруженную часть реки (т.е. выше мельницы). Браконьерский отбор рыбы, при этом, как мне казалось, не допускался. Но удочкой лов рыбы разрешался в любое время, как выше, так и ниже плотины, причем более крупная рыба (линь, карась) ловилась выше плотины. О как это было интересно! И как радовалась мама каждому моему улову!

На этом, дорогие соплеменники и потомки, я заканчиваю свои воспоминания, с чувством удовлетворения оттого, что  смог Вас ознакомить с одним из фрагментов тяжелейшей жизни в годы Великой Отечественной войны- с работой в колхозе- , которая помогла нашей семье выжить, а стране победить коварного врага - фашистскую Германию и обеспечить свободу и независимость России.