Венцы Глава 5

              В ущелье гулял ветер. Небольшой, едва уловимый, но Арсений его чувствовал. Давно забытая свежесть  забиралась  под китель и ласкала холодом тело.  А оно,  раскалённое  степной жарой, ему   не противилось.

Ещё не тронутая войной земля в долине, свежая и чистая после ночи,  испуганно ждала войну. Её раскаты гремели рядом, а дивизион спал. Измотанные отступлением и жарой, раскинув руки под катюшами, моряки  набирались  сил.

Арсений выспался. Он был рад этому. Жара и война, пыль степных дорог и нетронутые красоты долины внизу, горы,  скинувшие туман  и блестевшие снежными вершинами рядом. Ему не хотелось воевать.  Хотелось раскинуться   на зелёной траве в долине   и ни о чём не думать.

Мессеры вдали утюжили переправу. А здесь было тихо. Он увёл дивизион в горы и дал ему  отдохнуть. Внизу лейтенант с разведкой рекогносцировали  долину по вводной. А вводная  была проста: не дать немцам зайти в ущелье. Дать  время советским войскам, тянувшимся в долине  нескончаемой лентой, отойти пешими перевалами к морю и прийти в себя от сумасшедшего отступления.

Он всматривался в карту и визуально уже с высоты видел  в ней первые казачьи станицы. Долина просыпалась. Просыпалась трудно, как с похмелья. Рядом гремела война.  Бездушные высоты  на карте, дав разгуляться долине у Майкопа, сдавливали её в горах в бутылочное горло. Там пешие перевалы к морю. Они  не ахти, но сохранить личный состав  позволяли.  Главный перевал в стороне от Арсения. Он не главный, он единственный, как родник в расклеенном жарою поле. И он забит отступающей техникой, беженцами  и идущими  навстречу им  с моря  частями советской армии, которые, оседлав  господствующие  высоты, спешно готовились  их защищать.

 Хаос отступления, спешно выстраиваемая линия обороны, рама, стаи юнкерсов и сотни немецких штурмовых орудий, идущих к перевалу, и сытые немцы, отдыхающие по ночам и педантично расстреливающие их днями. Город,  перемешавший своих с чужими, мосты через  реку Белая, защищающие перевал, и немецкие танки в последней судороге  с авиацией,  стремящиеся совершить последний бросок к перевалу и поставить русским  на нём жирную точку.

Казалось, в этой суете нет порядка, и  ими руководит интуиция. Но это было не так, и Арсений знал это. Порядок в отступающих частях присутствовал. Догма – не побежать подобно скоту у переправы - стучало  в  каждом солдатском сердце набатом  и те высоты, те метры к ним, которые  немцам  казались легкими, были для них последними. Немцы обжигались, тыкались в другое место, но и там  отступления безоглядного как в степи уже ими не наблюдалось.   

Немецкие танки с Венцов, напоровшись на вкопанный  танковый батальон из курсантов  танкового училища под Майкопом и потеряв сходу семь танков, ушли   от города к северу. Там два его бывших дивизиона «Катюш»  и незатихающая канонада. А ему воевать с  немецкой мотопехотой, которая обещает им в ущелье кровавую баню.
Грузины целуют горы. Вдали за ущельем их Грузия. Это далеко, но они уверяют, что она рядом и замолкают.  Немцев в ущелье не видно. Две разведки, его и армейская, пылят дорогами внизу. Армейская  остается в долине, а его склонами пылит дальше.   Направляющие «катюш», кроваво красные, с  отливающими серебром фугасами,  направлены  на вход в ущелье.

 Предварительная зона обстрела пуста, только пыль от проехавшей разведки оседает как туман  на истоптанную людьми землю. Полупустые станицы, женщины с грудными детьми на руках, старики со скарбом  и скотом,  устало уходящие  в горы.  Появилась «рама», долина пустела и пряталась от неё. 

Она летела низко,  и Арсений отметил про себя: по  их душу.  Дивизион укрывался. Разведка спала. Уставшие  за ночь, пропитанные пылью ночных дорог,  они  валялись у «катюш»  снопами.  Лейтенант простукивал колёса американского студебеккера. Машина, изрешечённая пулями, запылённая в разведке, просела полуспущенными колёсами.   Уставший, с заспанными глазами лейтенант  ждал его.
 
 - Товарищ капитан второго ранга, курсанты отошли и ведут бой на окраине города,  в городе много диверсионных  групп, говорящих по-русски, немецкая мотопехота  концентрируется у входа в ущелье, но пацаны из курсантского танкового корпуса войти и произвести разведку немцам в ней  не дают. По курсантам лупит немецкая штурмовая артиллерия.  Два моста в городе заняты,  третий к перевалу нет. Языка не взяли, немцы осторожничают, ждут, держа передний край на большом расстоянии.  В обход ущелья движение немцев не замечено.

Странно,  неужели войдут в ущелье, как на параде? Арсению было жаль уставшего лейтенанта, жаль разведку, не выспавшуюся за ночь, но час-полтора сна и надо отутюжить   противоположный склон ущелья. Знать каждую выемку в рельефе местности, каждый камень в зоне  предполагаемого залпа «катюш», изгиба дороги  за ним было  для  него важно.

Война - это игра и у него должна быть своя инициатива,  пусть маленькая и крохотная  в дальнейшем, но она должна быть. Он уже  охватывал правый край обороны,  он был широк и тянулся вдоль ущелья. Город слева, За городом к перевалу генерал. Полки под ним  в долине по реке, дальше по ущелью морская пехота  и заградотряд.  Он доложил Гуденко данные разведки и с облегчением узнал, что комбриг с полками  ушёл  в горы. 

А это означало, что комбриг  идёт к ним  в то место, куда через час он должен послать разведку. Он просчитал расстояние, ход бригады и с сожалением понял, что комбригу ещё сутки пути до предполагаемого места соединения. Сведения были скудными и противоречивыми, и как оно было на самом деле,  Арсений не знал.  Он просчитывал  отступление и всё больше склонялся к тому, что  на Венцах случилось обратное. Комбриг ушёл  один.

 Мысль, как озарение, как будто он висел в небе над Венцами, подсказала ему. Верхний полк остался, не дрогнул и до последнего  закрыл собой отход бригады в горы. Он опустился взглядом ниже по реке  и увидел, будто наяву нижний полк и немецкие танки. Немцы отжимали их, старались зайти бригаде в спину, но у них это не получилось.  Линия обороны дрожала, временами вот-вот  должна была лопнуть, но  смять себя уставшие и измотанные бойцы не дали.

Что это было, почему он сразу уверовал в это, Арсений не знал и не хотел знать, как - будто это была аксиома и не требовала доказательств. Не побежали ребята, не побежали на штурмовые орудия и танки немцев у хутора.  Так оно было, и он верил в это.  Ничего, комбриг, жаль, связи нет, а воевать ты умеешь.  Он вспомнил старика у хутора, его длинные жилистые пальцы,  уверенно  скользящие  по карте.

 Колючий старик, но поверил ему Арсений. Вывел комбригу,  только им двоим  понятные знаки  на карте, зашифровал дорогу старика в горы. Знал, что комбриг перепроверит данные, вышлет разведку, но данные  Арсения со стариком будут для бригады главными. Ершистый старик, но это был случай. Один из ста. Лишь бы не подвёл старик с дорогой. А это жизнь.  Он опять был над Венцами, видел разведку, посланную комбригом в ночи, перекат скользкой  горной речки, лес и  дедову  дорогу.

 Верхний полк, стоявший насмерть, и нижний,  отбивающий атаки немецких танков.  И всё. Видения закончились.  Прорыв бригады канул в бездну.  Надо будить разведку. Надо углубить её в месте предполагаемого соединения. Но как это будет, он не представлял. Он доложил в штаб фронта Гуденко свои умозаключения, их приняли, получил  опять приказ стоять на месте и ни в коем случае не пустить немцев в тыл  к генералу. 

Генерал – это генерал, у него за спиной, как у Христа за пазухой, а в пазухе этой перевал и  вдали  дорога к нему  с севера. Там идут тяжёлые бои.  Нашли  немцы слабину. Навалились  с севера скопом, а у них с генералом тишина. Оттягивают немцы кровавую баню. Перевал им нужен. Любыми средствами перекрыть его. Тогда  случиться страшное. День, два и закончатся боеприпасы. А восстановить линию фронта  удастся ли? А пока витает над позициями вопрос  неопределенности.

Ищут они  с двух сторон  упор, а упор прочным должен быть, чтобы опереться на него и перевернуть ситуацию.  А ситуация  в перевал упирается, в его  разбитую  грунтовую дорогу, зигзагами  уходящую в горы. Кормит она фронт, как нянька грудного дитя с ложечки. А им бы с ложки глотнуть, да и черпак они бы осилили.  Крохами пополнение идёт. Автоматов нет.  По всей шкале у немцев преимущество.  Только горы, да реки способствуют им.  От того и цепляются они  за  высоты и сражаются за мосты.

 Опять появилась рама.  Пара мессеров на бреющем полёте, угрожающе пролетела над ущельем,   будто  коршуньё,  чтобы вспугнуть добычу. В небе появились  немецкие бомбардировщики.  Скоро пойдут мотопехотой, щупать  будут их по склонам.  Ущелье затаилось.  Хлопали ставни, замирали куры  в казачьих станицах непривычные к тяжёлому  басовитому гулу.

  Хейнкели бомбили  генерала.   В ущелье спешно под их прикрытием вкатывалась немецкая мотопехота. Полки внизу молчали, не раскрывались. Арсений ждал. Мессеры вернулись, рама стояла на ними,  бомбардировщики,  отбомбившись, улетали, другие, смутив горизонт, надвигались на них чёрной тучей. Долина молчала, только корректировщик огня, молодой безусый парень с перископом  в руках, методично докладывал своей полковой артиллерии   обстановку.

- Около сотни  немцев в амбаре для сушки табака. Спрятались. Координаты.  Танков нет. Артиллерии тоже. Только бронетехника и мотопехота. Продвигаются осторожно.  Вот она и артиллерия. Выкатывают шестиствольные миномёты «Ванюши». Арсений водил биноклем, всматривался в долину, но миномётов не находил.

-Товарищ капитан второго  ранга, да вот же они, левее вот той сопки и чуть спуститесь, там их много.
-Сибиряк?
-Так точно.
-Вижу, глаза  у тебя цепкие. Молодые!

 Он усмехнулся.  Ребенок совсем. Сопки.  Гордые горы, могущественные в своей высоте, как и многие  века назад равнодушно рассматривали  их сзади. Красиво все-таки.  И белобрысый, кстати. Смышлёный и смешной.  Комбат, идущий на соединение, и рама,  пока не нашедшая их, и долгожданные немецкие «Ванюши». Это их цель, из целей цель.Спасибо землячок,  живи. Ждут тебя в далёкой Маньчжурии, а его ждут в далёком Канске.Ждет мать, отец, а Анютка с сыном затерялась.В Канске должны быть, так договаривались. Но нет их там. Скупые письма от отца это подтверждают.   Он вызвал разведку, ему ответили, и на грузинском языке передал им координаты «Ванюш».  Молоденький грузин, пуская в эфир «словесную» дымовую завесу, улыбался.
- Товарищ капитан второго  ранга,  нэ беспокойтэс, нэт у них грузына, нэт. Грузын, это э..! Он подымал указательный палец, пронзая им небо.
 - Есть боец, есть, дело времени, но будем надеяться.

Всё  теперь дело случая. Как  поведут себя немцы?  Сразу пойдут и откроются для залпа или осторожничать будут. Давай лейтенант, веди их. Знаешь, ведь что нам надо. Всего - то открытую площадку.

Немцы пошли вперёд. Заработала внизу полковая артиллерия.  А Арсений с дивизионом  молчал. Доложил Гуденко и вновь получил команду молчать на основной позиции. Внизу шёл бой.  Немцы как долотом долбили генералу во фланг. Фланг с полками держался из последних сил. Соприкосновение  было близким, и произвести залп без своих потерь уже не представлялось Арсению возможным. Только менять позицию, выходить вниз к реке и бить прямой наводкой.

Арсений ждал. Немецкие миномёты затаились. Рация молчала. Разведка тоже. И на душе у него заскребли кошки. Что у них там в штабе? Неужели забыли о них. Двенадцать машин его, накрытые маскировочной сетью, готовые в любую  секунду взорваться сотней трассирующих фугасов по долине, молчали. Он тупо всматривался в рацию, в частоту, которая ровным слабым гулом  говорила ему о том, что связь со штабом фронта присутствовала. 

Но Гуденко молчал.  Зона залпа «катюш» пустела. Только отдельные одинокие немецкие цели, особо не задерживаясь в ней, исчезали в близ лежащих станицах. Бой нарастал, жесткость его удвоилась, но сдвинуть оборону с реки немцам не удавалось.
 - Товарищ капитан второго ранга, немцы ещё пошли. Да много их.  Бронетехника и штурмовые орудия.

На этот раз он видел их. Вольготно идут. Засвистела рация. Появился Гуденко. Приказ был краток. Произвести  залп и менять позицию. Добавил с хрипотцой.
- Только один,  второго залпа для тебя нет. 
Арсений оглядел небо, в нём вновь висела немецкая авиация.
- Понял, залп и меняю позицию, второго  залпа для меня нет.

Выждал просвет в небе, дал команду и восемь пристрелочных фугасов ушли в  долину.  Он был спокоен. Немного подкорректировал огонь  и залп дивизиона   из двух сотен  фугасов, ошеломив немцев, накрыл долину всполохами  огня и дыма.  Белобрысый полковой наводчик светился.
- Горят, горят немцы, товарищ капитан второго ранга, горят.

«Катюши» уходили, смышлёный наводчик менял  дислокацию.  Молодец  белобрысый, молодец,  двух хороших вояк стоишь. Лейтенант у него  такой же, как рыба в воде юркий, как будто всю жизнь  к войне готовился. А через минуты здесь будет ад. Немецкая авиация была уже на подлёте. Он приказал забрать наводчика, опустить его ниже по склону, но тот упёрся. 
- Танки, танки товарищ капитан второго ранга, танки в долине.

Он передавал координаты вниз, распластавшись на земле,  и ёрзал на ней  рядом с рацией. Да, это были танки, они разворачивались в строй и разрывы от них всколыхнули  немецкие позиции.  Они двигались в зоне поражения «катюш», земля  ещё дымилась от дивизионного залпа, а уцелевшие немцы в ней разбегались.
-  Наши, это наши, точно, наши танки, товарищ капитан второго ранга.

Немцы у реки засуетились,  панически забегали, занимая круговую оборону. Да это же курсанты, ай да пацаны. Арсению сдавило грудь. Танки выкатывались в поле, образцово по уставу держали интервал, а немецкие тылы, как куры, разлетались  из-под  курсантских  гусениц в стороны.  Всё в котле  перемешалось: три десятка танков Т – 34, вперемежку с тяжёлыми танками,  не встречая никакого сопротивления, давили передний    край немцев. Вновь заработала  рация. Он доложил Гуденко обстановку и получил приказ.   Занять запасную позицию и ждать, без команды за миномётами не гоняться.

- Видел?
Сразу  добавил.
- Хороший день.
- Отличный день! 
И это было для Арсения правдой.
А день перевалил за полдень. Котёл затих, немцы вдали тоже.  Только немецкая авиация, как заведенный часовой механизм,  методично обрабатывала склоны. Полки притихли. Волна немецкого наступления, прильнув к горам,  не отхлынула в долину, а понеся несравненные потери, растворилась в ней.

Только курсантские танки, монотонно урча, двигались вдоль реки к переправе. Дымящая немецкая техника и изредка длинные очереди со склона по скоплению бегущих немцев, напоминала всем об ушедшем жутком бое. Очереди были малоэффективны, из-за дальности расстояния не приносили особо немцам зла, но против них душа Арсения не противилась.

Радовалась пехота, транжиря патроны, радовался и он. Впервые  за долгое время Арсений  чувствовал себя хорошо. Горы, притихшие к закату, спрятавшись за дымкой уходящего солнца, вновь  блистали изумрудами  в его голове. Он не знал,  почему и как курсанты  таким чудным образом оказались у реки. Как  и кто вывел их в тыл к немцам и его залп «катюш», предвосхитивший это. Он просто радовался и,  как мальчишка, гордился этим.

   Партия их с немцами, открытая в степи, с горами перешла в эндшпиль. Старик с ладьёй и двумя пешками, упёрто защищающий себя в Ростовском парке, не капитулировавший рубль, выглядывавший из-под доски, и пешка старика, упрямо  идущая в ферзи. И прошла тогда.  Провели и они свою сегодня. Доска от немецких фигур  пуста, долина тоже. Он не  думал в этой партии, думали за него  и хорошо думали. Фронтовоё чутьё его, приобретённое в боях,  увидело свет.

Свет был  еще слаб и не блистал  над советскими позициями. Но он был. И длинные залихватские пулемётные очереди говорили об этом. Грузины опять целуют горы. Размахивают руками и кричат немцам об их обещанной им кровавой бане.  Жесты их по-мужски энергичны и понятны всем без исключения.   Он вновь связался с разведкой, приказал углубиться частью её навстречу бригаде, а остальным вести наблюдение за  минометами.