Тень. Глава 5

В разгаре разыгравшейся беседы, как гром среди ясного неба, прозвучал глухой старческий голос, приказавший: «Неприметный и безликий, убери осколки из моего кабинета». В дверях стоял его Превосходительство. Перед тем, как вмешаться, он с полминуты смотрел на эту сцену, желая остаться в стороне.

Вильгельм поджал губы , почти незаметно кивнул Даниэлю в знак почтения и, точно в воду опущенный, поплёлся из гостиной, сказав: «Незамедлительно!» Это тот случай , когда тон реплики противоположен её содержанию.

В равной степени появлением Артура был удивлён и Даниэль. Он неловко поднялся с места и приблизился к старику. Смутившись, он  уточнил:
- Он Вильгельм.
- А Вы ? – смотря снизу вверх оценивающе, спросил «сильный мира сего».
- Даниэль , - неуверенно ответил юноша .
- А я стало быть, Ваш дед, Даниэль, - холодно подвёл итог господин Артур и протянул ему свою руку в знак приветствия. На это молодой человек весело залился смехом и крепко обнял его, торжественно и почти шёпотом сказав: «Привет…» И стоило этому немощному старику щекой прижаться к груди собственного внука, как тут же разбилась вдребезги его недоверчивая надменность. Сквозь сжатые бледные веки проступили слёзы. Они копились с тех пор, как он потерял всех , кого любил и берёг. Они тяготили ледяной глыбой сердце целых двадцать пять лет и теперь вырывались вместе со всей тоской и болью. На это Даниэль протянул:
- Та-а-ак, у нас нюни. Ну ничего страшного, поплачь, это же очень хорошо…
И он отвёл Артура на диван и сел рядом, точно он был для него не дед, а маленький ребёнок. Господин Велиар пристально посмотрел на него, затуманенными от солёной и горячей влаги глазами, и еле слышно сказал:
- Как же ты похож на него. Смех, голос …
- Тебе виднее, но мне всегда говорили , что я внешне очень похож на мать лицом. И недавно причёской стал окончательно походить… - в доказательство Даниэль оттянул двумя пальцами длинный локон своих волос , не теряя на лице того торжественного запала.
- Это сейчас модно? – неловко ухмыльнулся Артур, шмыгая носом и утирая слёзы.
- Упаси Боже, нет. Я просто немного музыкант. Я рад, что ты на меня не крестишься. А то из твоего поколения есть такие, кто думает, что я из-за обилия чёрной одежды и длинных волос какое-нибудь адовое исчадие. Но мне всё равно. Ладно , это другое… Ты прочёл письмо? Просто в стародавние времена хорошему гонцу за плохую весть отрубали голову. Не знаю, что делали в случае хорошей вести, может, приделывали ещё одну. Но что же мне конкретно ожидать? – и тут Даниэль замолчал, ожидая ответа. Анализируя сказанное, он сделал вывод, что впредь не будет нагружать разум старика таким потоком разнопёрой информации. Но чаяния нашего героя тщетны, ведь Артур его почти не слушал, а только лишь созерцал его, выделяя каждую черту и повадку, в которых мелькала тень Торесена. Но в конечном счёте старик понял, в чём суть вопроса и утвердительно покачал головой: «Да, я прочёл». И добавил, что за свою голову Дани может не волноваться.
- Не хочу ничего наглым образом выпытывать из ваших личных дел, но позволь я угадаю: он просил прощения, да ? – на этих словах Даниэль стал значительно серьёзнее, убрав задор и смех.
- Именно… - тихо промолвил Артур.
- Предполагал я, что он рано или поздно так сделает.
- Что с моим сыном?.. – спросил старик.
Дани напряжённо замолчал, как будто к чему-то готовясь. Он ещё по пути в Мидиан решил обдумать этот момент, хотя очень и очень редко что-то планировал наперёд…
- Я где-то читал, что в осознании дурного поступка уже заложено зерно его искупления. Осознание будит совесть, а та рождает раскаяние. А если человек кается за содеянное, то живёт не зря... – сказал Даниэль, но так и не договорил. Он не досказал самого важного, к чему вёл и что явилось бы логическим завершением его мысли. Он набрался мужества и произнёс отчётливо :
- Раз Торесен так поступил, то умер с облегчённым сердцем.
- Всё же умер … - на щёки Артура снизошла жемчужная бледность.
- Его не стало в августе, - промолвил Даниэль и надкусил один краешек нижней губы.
И последовала минута пустоты, казавшаяся Даниэлю мучительно долгой. Точно это был обряд минуты молчания по усопшему. И наконец, слабым и тающим голосом Артур проговорил довольно отрывисто и тяжко, указывая на  одно полотно немеющим перстом:
- Август… Вот эта картина, на которой я изобразил август. Ты верно подметил, что мои картины несут след горького и безутешного. Я просто думал, куда он мог уехать. Грезилось, что видит он перед своими глазами тот или иной пейзаж. Поэтому я начал их писать. Там я видел его тень, чуял его присутствие, хотя на них нет человеческого силуэта. Теперь его тень будет жить на этих полотнах бесконечно… Ты устал с дороги, мальчик мой … Пока отдохни здесь, а я побуду один. Тоже отдохну. Может, впервые в жизни. Только ты-то меня не оставляй!..
- Не оставлю, - тихо ответил Даниэль, и по тому, как он это сказал, слышалось, что он в самом деле его не оставит. Он обнял его ещё раз и вышел из гостиной, из этого бархатно-каменного сада цвета обсидиана и малахита - из чащи, под чьей сенью всё разрешилось. Последовало безмолвие. И только белые лилии , что по бокам органа, повествовали своим похоронным ароматом о том, что Артур наконец-то дождался возвращения своего сына