Далёкие голоса...
Однажды, перебирая чемоданы, в поисках какой-то нужной вещи, я увидела кассеты. На них были переписанные со старого катушечного магнитофона голоса наших маленьких детей, голоса нестарых ещё бабушек и живого дедушки – моего папы. На каждой кассете была наклеена бумажка с годом записи… И мне вдруг так захотелось снова услышать эти голоса, вернуться в то время. Хоть ненадолго. Я вслушивалась в отзвуки исчезнувших во времени событий, узнавала бой наших стареньких часов и начинала снова ощущать себя той - давней…
Почти все эти записи были сделаны папой. Он всегда увлекался радиотехникой, разбирался в электричестве. И считался в нашем городе лучшим радиомастером. Многие обращались к нему с просьбой починить приёмник, радиолу , а позже - и телевизор… Помню, как я засыпала в нашей маленькой квартирке под звуки ремонтируемой аппаратуры, которые иногда бывали неожиданно громкими. И до сих пор, бывает, вспоминается резкий перелив переключения каналов…
Папа ушёл на войну из Симферопольского радиотехнического училища, в котором проучился год. Он не успел приехать домой на свои первые каникулы. Не успел попрощаться с родителями, братом и сестрёнками. В мае сорок первого ему исполнилось двадцать лет.
Он был определён стрелком-радистом и сразу приступил к боевым вылетам. Рассказывая о том времени, он называл себя и товарищей, с которыми воевал, неоперившимися птенцами.
В начале 43-го года его самолёт был сбит. Лётчик погиб, а папа с осколком в голове и контузией оказался в госпитале.
После выписки из госпиталя его направили в тыл. На работу в колхоз. Как было написано в выданном направлении: "для восстановления здоровья". Вот такой "санаторий"... Он три месяца проработал там. А затем снова отправился на фронт. Только воевал уже не в воздухе, а на земле. В ноябре в составе советских войск был направлен в Иран, где проходила Тегеранская конференция «большой тройки».
Родные не получали о нём никаких известий. Ответов на запросы, кроме как «пропал без вести», не было. И он тоже не знал, жив ли кто из них и, если жив, то где теперь находится. Их посёлок Александрены после немецких бомбардировок был почти стёрт с лица земли…
- Нет! – сказали мы фашистам, -
Не потерпит наш народ,
Чтобы русский хлеб душистый
Назывался словом «брот»!
– прорвался вдруг из магнитофона звенящий мальчишеский голос. Я вздрогнула. Это звучала запись семидесятых годов. Мой племянник Дима рассказывал отрывок из стихотворения Михалкова. Когда он закончил читать, раздались возбуждённые восклицания взрослых и их аплодисменты. Затем - голос папы. Началась другая запись. Кто-то из детей пел песенку, кто-то рассказывал смешные истории. Среди общего гомона я различила и голоса приехавших к нам тогда в гости из Кишинёва папиных сестёр. Тех самых сестричек, с которыми он не простился в сорок первом, уходя на войну…
Дорога в эвакуацию была очень тяжёлой и страшной. Вся семья, папины родители и трое детей, ехали в открытом товарняке. После нескольких дней пути двое детей, Миша и Клара, неожиданно заболели. Как оказалось, дифтерией. В Махачкале их в тяжёлом состоянии сняли с поезда и срочно поместили в больницу. Клара попала в детское отделение, а Миша – ему было уже семнадцать - во взрослое.
Наутро, едва переночевав, оставив младшую, Фриду, с вещами на вокзале, мама и папа помчались в больницу. Когда они зашли туда, врач сразу успокоил их, сказав, что девочке намного лучше – ей ввели сыворотку, и это помогло. Но вот парню в чёрной косоворотке, который тоже поступил к ним вчера, не повезло. Он, к сожалению, умер, потому что сыворотки в больнице больше не было. Парнем в чёрной косоворотке был Миша… Он навсегда остался в Махачкале.
В Киргизии их настигло очередное горе: заболел сыпным тифом отец – мой дедушка. И опять больница. Оставляя девочек под присмотром людей, приютивших их, мама каждое утро ходила в больницу, пытаясь что-то узнать о состоянии мужа и поддержать его хотя бы своим присутствием. Но в одно такое утро она встретила выходящих из дверей санитаров, которые выносили тело очередного умершего от тифа… Папиного отца похоронили в киргизском городе Джалал -Абаде.
В конце сорок шестого года моего папу демобилизовали. От знакомых он узнал, что родные вернулись в Молдавию. Нашёл он их – тяжело больную маму и двух сестричек – в селе Цыплешты, откуда они и были родом. Квартирная хозяйка, очень хорошо к ним относившаяся и помогавшая во всём, потихоньку подготовила маму к встрече с сыном. Ведь его считали погибшим…
А потом началась другая жизнь. Тоже нелёгкая. Но без войны.
… - Нет! – сказали мы фашистам, -
Не потерпит наш народ,
Чтобы русский хлеб душистый
Назывался словом «брот»! - опять услышала я.
- Что это? Два раза записано одно и то же?
Нет. Оказалось, что это звучала уже запись восьмидесятых годов. Наш сосед Владик, друг сына, декламировал то же самое стихотворение, а сын, тоже хорошо знающий все его слова, на заднем фоне чуть слышно повторял их…
Май, 2015.
Свидетельство о публикации №215050802586
Александр Парцхаладзе 13.10.2016 15:11 Заявить о нарушении
Говорят же, что случайностей не бывает. Значит я зашла к Вам не случайно! Прочитала Ваши комментарии Иракли Ходжашвили и захотела познакомиться с Вашими произведениями.
Если Вы не против, буду теперь к Вам заходить.
И буду очень рада видеть Вас на своих страницах Прозы.Ру и Поэзии.Ру.Всего Вам доброго.
С теплом.
Инна.
Инна Симхович 13.10.2016 22:38 Заявить о нарушении
Александр Парцхаладзе 14.10.2016 10:25 Заявить о нарушении
А с Ниной мы тоже знакомы, благодаря Иракли. Иногда общаемся в скайпе. Она делится со мной рецептами грузинской кухни. И правда, мир тесен!
Всего Вам самого доброго, Александр!
Инна Симхович 14.10.2016 20:36 Заявить о нарушении