Пирушка

Рассказ


Ткни пальцем в темноту. Невесть
куда. Куда укажет ноготь.
Не в том суть жизни, что в ней есть,
Но в вере в то, что в ней должно быть.

Иосиф Бродский




Утром 19-го февраля я подошёл к окну и застыл, любуясь доселе невиданной, сказочной картиной. Было тихо и безоблачно, и красноватое солнце уже зависло над чахоточными деревьями городского парка. И во всём этом не было ничего необычного. Необычным было то, что за окном всё сверкало. Небольшое потепление вчерашнего дня сменилось пятнадцатиградусным морозом, и водяные пары превратились в невесомые кристаллики льда. В лучах низкого солнца микроскопические льдинки сияли и сверкали, как искры бенгальских огней. Они кружили, взмывали, сталкивались друг с другом и наконец, уступая неумолимой силе гравитации, медленно оседали. Но, даже улёгшись на снег, возникшие из ничего сгустки материи продолжали излучать отражённый солнечный свет. Боже, выходит, и зимой мир может быть прекрасным!

Я придвинул к окну своё глубокое уютное кресло, погрузился в него и расслабился, не отрывая глаз от искрящегося зимнего воздуха. И, вероятно, в силу какого-то компенсаторного механизма мысли мои устремились к лету, к жаре, к озёрной воде, к островкам, заросшим ивняком, к узеньким чистейшим песчаным пляжам, к рыбалке, к ухе из судаков и к чудесным беседам у костра... И сквозь сверкающий морозный воздух я увидел другой мир. Но в том другом, безвозвратно ушедшем мире меня волновали не пейзажи, а конкуренция, любовь и тайны разума. «Какого разума? внутреннего или внешнего?» — повинуясь полузабытой привычке, спросил я себя, и сам удивился: — Что за чушь в голову лезет!» А ведь когда-то из-за подобной чуши я был готов спорить до хрипоты, до изнеможения. Поразительная сила заключена в невиннейшем вопросе: «Самостоятельны ли мы в своих действиях, или есть какие-то внешние силы, какие-то таинственные, как сейчас принято говорить, кукловоды, управляющие нами?» Ну а Борис, конечно, тоже хорош. «Я, — говорит, — не верю, что человечество вброшено в этот мир, как примитивная игральная кость, по воле слепых и равнодушных сил».

И я вспомнил тот застольный разговор на маленьком острове посреди широкого озера. Нас было четверо — трое мужчин и девушка, и все мы работали в одном институте. Я в свои сорок пять был самым старшим, и только я был связан узами брака.   
На вечерней зорьке мы сняли с жерлиц трёх крупных судаков. И по этому поводу было решено организовать грандиозную пирушку. Борис — мой способный тридцатилетний сотрудник — был мастером по кострам, жарке и варке, за что получил прозвище Маугли. Он и привёз нас сюда на своей моторной лодке. Мы с энтузиазмом почистили рыбин, а Борис, не мудрствуя лукаво, бросил их в ведро с озёрной водой, добавил соль, перец, пару головок лука и подвесил ведро над костром. Пока уха варилась, мы искупались, привели себя в порядок и, главное, настроились на праздничный лад. Наконец Борис объявил, что уха готова, и поставил ведро на низкий стол, сбитый из коряг, выброшенных штормами. А моя аспирантка Зинаида торжественно водрузила рядом с ведром двухлитровую бутыль разведённого до 20% лабораторного спирта. Мы уселись на рюкзаки, набитые тряпьём, и я как старший открыл заседание.
— Дорогие сослуживцы, дорогие друзья! Попробуем взглянуть на нас и на наш стол со стороны. В этом ведре содержится четыре литра концентрированного экстракта из трёх тучных судаков и их деликатнейшая плоть. А для утоления жажды — ведь, как известно, рыба воду любит — мы располагаем изрядным объёмом превосходного напитка. Вода — дистиллированная, спирт — чистейший. Никаких сивушных масел, никаких дрожжей и бактерий. И вот я подумал: а чем наша пирушка хуже пира афинских аристократов, описанного великим Платоном. Про еду там ничего толком не сказано, ну а про их питьё вообще лучше промолчать. Качество алкогольных напитков в те далёкие времена было настоль ужасным, что никто из присутствующих здесь не рискнул бы даже кончик языка своего опустить в их так называемое вино. Поверьте мне, это чистая правда. Но, друзья мои, в одном пункте платоновский пир превосходит все пиры, когда-либо происходившие на Земле, ибо вели беседу на нём умнейшие люди древних Афин и обсуждали они потрясающие по сложности проблемы. И вот я подумал, а почему бы и нам не обсудить на нашей скромной пирушке какой-нибудь важный философский вопрос.
— Ну и о чём бы вы хотели пофилософствовать — спросила меня Зинаида, и её светло-карие глаза, отразившие пламя костра, полыхнули янтарным блеском.
— Я предлагаю обсудить вопрос: для чего мы с остальными ныне живущими людьми портим экологию этой планеты? Иными словами, есть ли в нашем небокоптительстве хоть какой-то смысл? Мишель, — обратился я к своему приятелю — успешному сорокалетнему учёному и отличному собутыльнику, — может быть, ты выдашь нам что-нибудь для затравки?
Мишель вскинул к темнеющему небу свой аристократический лик, высокомерно усмехнулся, и, переведя взгляд на меня, пробурчал:
— Не понимаю, Сергей, чего ты так восхваляешь этих древних греков. Умнейшие люди, говоришь, а простейших вещей не знали и не понимали. Недавно читал один презабавный платоновский диалог. Ну просто животики надорвёшь. Трусливые мужчины, — говорит там некий Тимей — якобы самый великий их мудрец, — в следующей жизни становятся женщинами. Теперь вы понимаете, откуда берутся женщины. А самые тупые мужики в следующей жизни становятся рыбами. Вот, представьте, кого мы сегодня поедаем. А женскую матку тот Тимей (а по сути-то, сам Платон) считал диким зверем, которого нужно постоянно подкармливать спермой. Иначе матка взбесится и начнёт метаться по дамскому телу, кусая подряд все внутренности, вплоть до мозга, и этот кошмар проявляется в дамских истериках. Я по сему поводу полюбопытствовал и из словаря иностранных слов выудил, что слово истерика, представьте себе, происходит от греческого hystera, что, как ни странно, означает матка.
Борис засмеялся, обнажив свои корявые, будто изъеденные кислотой зубы. Зинаида же, напротив, сделала каменное лицо. 
—  Так, может быть, вы, Сергей Сергеич, и откроете нашу дискуссию? — обратилась она ко мне. Женская суть била из всех пор её шикарного тела.
— Ох, уж этот мне пресловутый смысл жизни, — начал было я, и замолчал, собираясь с мыслями. — Хорошо, я попробую на него ответить, но сперва стоило бы принять хотя бы по чуть-чуть нашего жаждоутоляющего.
«Виночерпия сюда!» — воззвал Мишель, и Зинаида с очаровательной улыбкой налила в каждую нашу кружку примерно по двести кубиков замечательного напитка. Мы сдвинули со стуком помятые алюминиевые сосуды и, не морщась, выпили.
— Итак, зачем живут люди? — медленно произнёс я, толком не представляя о чём говорить дальше. Но голова моя, слава богу, сама нашла выход: — Давайте сперва ответим на более простой вопрос: «А зачем живут кошки?» — Ответ ясен: они живут не зачем, а почему и как. Ну а, с точки зрения популяционной генетики, каждая кошка (в большей степени каждый кот) стремится внести в генофонд следующего поколения как можно больше лично своих генов. Вот и весь тайный смысл кошачьей жизни. А теперь перейдём к людям.
Человеческий детёныш начинает жить, потому что его родили. Он дышит, ест и пьёт и потому продолжает жить. Ему показывают игрушку, и он хочет её схватить. Он  сыт, у него ничего не болит, он улыбается и даже хохочет — он наверняка счастлив. Нет сомнений, младенец живёт текущим моментом и ни о чём не думает.
Но с возрастом у человека появляются мысли и мечты. Мальчик мечтает быстрее вырасти, чтобы стать сильным и отнять у сверстников сначала все их игрушки, а потом и более дорогие вещи. И ещё он мечтает отомстить всем, кто у него когда-то что-то отнял. Вот и весь смысл жизни мальчика вплоть до конца подростковой стадии.
А чем живёт взрослый мужчина? С момента появления на Земле разумных людей  мужчина-дикарь  всегда стремился к власти, богатству и славе, фактически, для того, чтобы увеличить свой гарем. Биологический смысл всего этого очевиден — более успешный мужчина (более смелый, более умный, более сильный) оставит после себя больше потомков. Такое положение вещей обеспечивало медленное, но неуклонное улучшение человеческой породы. Вот вам и весь тайный смысл жизни мужчины в естественной среде его обитания.
— Ну, ты даёшь! — хохотнул Мишель.
— Однако в ходе культурной эволюции человечества, — продолжил я, — наметилась тенденция к полнейшему равноправию полов, и в нынешние времена гарем нашего брата сузился до одной благоверной. Теперь ни сила, ни ум, ни мужество мужчины более не вознаграждаются пополнением его гарема. Выходит, культурный прогресс, лишил людей механизма их совершенствования — и физического и умственного. В этих условиях приходится изобретать другие цели. Увы, убогая мужская фантазия обычно не идёт дальше классической триады — построить дом, вырастить сына и посадить дерево. Вот и весь жалкий смысл жизни современного обывателя. Хотя временами нас дурят по-чёрному, выдвигая неожиданные цели типа построить коммунизм, или отдать свою жизнь ради интересов людей с хорошо подвешенным языком. Впрочем, в бесконечных войнах первобытных племён героизм смертника повышал шансы на выживание его сородичей — носителей многих его генов. Но в наши времена героизм на войне потерял свой исходный биологический смысл, а жажда подвига осталась, и этот психологический рудимент цинично и весьма успешно используют политики. Да и писатели с киношниками немало сделали для прославления героизма смертников. Кто из нас не встречался с таким штампом: смертельно раненого героя несут на холм, откуда несчастный может в последний раз взглянуть на мир, суженный до поля боя. Бедняга с трудом открывает глаза (или один глаз, в случае сэра Нельсона), и ему кричат: «Мы победили!». И герой умирает с улыбкой на устах. В этом случае политикам удалось убедить человека, что смыслом его жизни было — умереть за какую-то идею каких-то «наших».

— Вы тут говорили о смысле жизни мужчин. А как с этим делом обстоит у нас, у женщин? — глядя на костёр, непонятно кому задала вопрос Зинаида.
— Ну а про женщин мы бы хотели услышать от вас, Зиночка, — на благородном лице Мишеля прорезалась робкая улыбка.
— Ну что ж, попробую, — начала Зинаида, выпятив свою убойную грудь. — Во-первых, нормальная здоровая женщина не стремится к многомужеству. Ей хватит и одного мужика. Во-вторых, она ужасно хочет иметь детей. Но, в-третьих, мужчина её мечты должен быть сильным, умным, здоровым и удачливым, чтоб за таким, как за каменной стеной. Только от такого мужика хотела бы она иметь детей. Мне кажется, в этом и есть смысл жизни нормальной женщины.
— Зина, — полез я со своим комментарием, — описанное вами стремление женщины иметь детей от сильного и умного мужчины — это ещё один рудимент, доставшийся нам от первобытной эпохи. Заметьте, число успешных мужчин всегда меньше числа женщин, желающих выйти за них замуж. В дикарских постоянно голодающих обществах женщины, превозмогая ревность, добровольно шли в гаремы успешных мужчин, оставляя неуспешных бездетными. Так что в первобытные времена желания обоих полов были направлены на улучшение человека, и это в конечном счёте вело к возникновению более совершенной расы разумных существ. Но культурная эволюция распорядилась иначе.    
И тут гневно заговорил Борис:
— А я убеждён, что в жизни каждого из нас, и тем более в жизни всего человечества, заключён колоссальный скрытый смысл, не имеющий никакого отношения ни к генетике, ни к политике!
 
Резкий выпад Бориса возбудил Мишеля — нашего главного фантазёра, говоруна и романтика:
— Борис, боюсь, ты слегка перехватил, назвав скрытый смысл нашей жизни колоссальным, хотя и я охотно допускаю, что смысл разумной деятельности людей может быть продиктован вещами, которые нам и не снились. Помните слова Гамлета в одноименной пьесе Шекспира: «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам». К примеру, я не исключаю, что смысл нашей жизни продиктован высшими интересами социума в его стремлении познать причину своего появления. Это как мальчик, взращённый матерью-одиночкой, мечтает найти своего отца, чтобы посмотреть на него и поговорить с ним по душам. Сейчас я попробую набросать вам эскиз моего полотна под названием «Тайный смысл существования человечества».
Представим себе, что весь наш земной мир — с его озёрами, островами, судаками да и со всеми нами — лишь малая, ничтожная толика какого-то большого мира, в котором царят совершенно иные реалии, и которым правят какие-то ужасно долгоживущие, умнейшие, практически всемогущие и почти всезнающие существа, — увидев выражение изумления на лице Зинаиды, Мишель уточнил: «Наша Земля — это малый мир, а мир тех умнейших существ — большой». Зинаида улыбнулась, и он продолжил: — А теперь представим, что существа из большого мира решают  вопрос о смысле своей жизни. И вот один из них — какой-то крупный тамошний учёный — предположил, что их великолепная раса произошла от чёрной органической слизи, которую находят в разломах тектонических плит, выстилающих дно океанов их самой густонаселённой планеты. Естественно, тот учёный решил провести эволюционный эксперимент. Он выбрал малюсенький и совершенно стерильный мирок — нашу Землю — и забросил в её первичный океан немножечко той чёрной органической слизи. Вы, конечно, догадались, что в результате этого эксперимента на Земле появились мы — люди, ломающие голову над смыслом своего существования. Данный факт позволил научной общественности большого мира утверждать, что их умнейшая раса вполне могла развиться из той дурно пахнущей органической слизи чёрного цвета. Выходит, никакого тайного смысла в жизни тех богоподобных существ не оказалось. Зато появление человечества в нашем земном мирке обрело какой-то смысл, хотя бы потому, что подтвердило догадку гениального учёного из большого мира. Более того, тот же эксперимент обеспечил смыслом жизни и нас — существ, явно не блещущих умом. Не правда ли, презабавно! — воскликнул Мишель и рассмеялся. Я тоже рассмеялся, но Борис с Зинаидой были серьёзны.
— Не хотите ли Вы, Михал Степаныч, сказать, — медленно заговорила Зинаида, — что смысл нашей жизни состоит в том, чтобы отыскать в Космосе тех умнейших сверхчеловеков, создавших нас из придонной слизи?
— Зиночка! — прямо-таки взорвался Мишель. — Вы даже не осознаёте, как точно вам удалось выразить смысл моего небрежного иносказания!
И тут я, по праву старшего, решил навести критику на гипотезу приятеля.
— Твой большой мир, дорогой Мишель, по существу, ничем не отличается от нашего земного. Там живут богоподобные, почти всезнающие, почти бессмертные существа, но  озадачены они нашими проблемами. А почему бы тем мудрым обитателям большого мира не выдвинуть предположение, что и они появились в ходе эксперимента, проведённого учёным из ещё более обширного мира? Как видишь, мы попадаем в заколдованный круг, из которого нет выхода. На мой взгляд, твоя гипотеза едва ли верна, ибо ведёт к бесконечному умножению вложенных друг в друга миров.
В ответ на мою мягкую критику Мишель, что называется, подзакрутил:
— Но согласись, Сергей, что для решения проблемы скрытого смысла существования Единого Целого мы должны рассмотреть роли всех отдельных его компонентов (и всех комбинаций тех компонентов) в функционировании Единого Целого.
Ох, и туманен же ты, Мишель Великий! — рассмеялся я. — Хорошо, мы многого не знаем, но давай отбросим непроверяемые предположения о многомерном и бесконечно многообразном внешнем мире, а спокойно всмотримся в нашу Солнечную систему. Согласись, в ней нет места для проживания твоей могущественной и умнейшей расы гуманоидов.

И вот тут-то нашего Маугли прорвало окончательно.
— А мне, Сергей Сергеевич, категорически не нравится точка зрения, которую вы намерены нам навязать. Более того, она представляется мне чудовищным бредом. Я не верю, что человечество вброшено во Вселенную по воле слепых и равнодушных сил как примитивная игральная кость. Похоже, вы считаете, что мы существуем ни для чего, и что все поиски смысла нашей жизни искусственны и нелепы. Но вы совершенно не учитываете особую роль нашего разума, нашего сознания. Разум не вписывается в вашу картину мироздания. А вот в идее Михаила Степановича есть рациональное зерно. И вместе с Михаилом Степановичем я допускаю, что мы являемся подопытным материалом. Но опыт поставили над нами отнюдь не сверхчеловеки из плоти и крови, хотя бы потому, что таковых в пределах десятка парсеков от нас и днём с огнём не сыщешь. Истина, как часто бывает, лежит на поверхности, и она давным-давно найдена человечеством. Истинным Экспериментатором, истинным Демиургом явился Некто Нефизический, Некто Нематериальный, Тот Незримый и Могучий, у Кого нет проблем с пространством и временем, ибо Он везде и всюду, и Он вечен. Я утверждаю: материальный мир сотворён Божественным Духом, и цель Его эксперимента — решить обратную задачу, то есть заставить косную материю породить Дух.
— Дорогой Маугли, как ты пришёл к такой замечательной мысли? — не выдержал Мишель.
— Просто я продумал гипотезу Большого Взрыва. Физики говорят, что Вселенная возникла в результате стремительного расширения материи из нулевого объёма, из так называемой точки сингулярности. Эта точка обладает удивительными свойствами. Во-первых, она существует вне пространства и времени. А во-вторых, она наполнена гигантской энергией. Встаёт вопрос — что же такое эта сингулярность? Иначе говоря, какова природа источника, породившего нашу Вселенную? Одно ясно — источник этот не мог быть материальным, ибо материя не бывает вне пространства и времени. Но если сингулярность не материальна, то значит, она духовна, ибо третьего не дано. Стало быть, вначале был Дух, который, по собственной прихоти, взял да и сотворил материю. А она, следуя заложенной в неё программе, эволюционировала к человеку, чтобы породить его Дух. И теперь Дух человека стремится познать Дух своего Создателя.

— Физики, — заметил я, – не пользуются философским термином «материя» и стараются не говорить о свойствах того неизвестно-чего, сущего до момента Большого Взрыва. Просто их формулы теряют физический смысл в точке сингулярности. Они не утверждают, что в этой точке исчезают пространство и время. Просто у них нет информации о параметрах Вселенной до Большого взрыва. К тому же не забывайте, этот взрыв пока не более, чем гипотеза. Использовать его как доказательство божественного творения, я думаю, неправомочно. А вообще-то, Борис, вы молодец. Мне нравится ваша дерзость.

— А ведь позиция Маугли в данном эпизоде, пожалуй, выглядит предпочтительней, — буркнул Мишель.
— Ну что ж, — усмехнулся я, — у нас появился прекрасный повод дёрнуть по второй.
Мы выпили, развеселились и отдали должное судакам.

И тут на меня накатила сладкая волна опьянения. Я расслабился и предался созерцанию. Оказалось, за время нашего спора окружающий мир немного изменился. Теперь на небе сияла полная луна, а древесные фрагменты, питавшие пламя костра, превратились в россыпь тускло мерцающих углей. Но в них ещё продолжалось горение. Они потрескивали, попыхивали огоньками всех цветов, временами багровели, временами синели, но не гасли. А над островом, и над озером, и даже над ярко-белой луной уже навис чёрный космос — непостижимый и манящий. Почему-то вспомнил, что Платон считал его совершеннейшим живым существом, наделённым душою и умом. Интересно, увидел бы тот живой Космос нас? Да едва ли, для этого мы слишком холодны. Он мог бы увидеть лишь этот недогоревший костёр.
 
— Так что же, товарищи? — раздался звонкий голос Зинаиды. — Наш поиск истины завершился? К чему же мы пришли? Сергей Сергеич, где Вы? Ау! — Зинаида впилась в меня напряжённым выжидающим взглядом.
Приложив немалые волевые усилия, я вернулся к фактически завершённой дискуссии.
— Хорошо, давайте высказываться, — голос мой прозвучал хрипло и анемично.
Первым высказался Борис:
— На мой взгляд, беседа оказалась довольно удачной. Даже Сергей Сергеевич признал, что законы Дарвиновой эволюции более не властны над нами. Последняя материалистическая уловка рассеялась как дым. Но наше стремление познать причины своего существования осталось.
— В целом я солидарен с Маугли, — сказал Мишель. — Наш симпозиум (если не ошибаюсь, примерно так звучал платоновский пир на языке оригинала) заставил меня почувствовать и осознать, что за появлением на Земле мыслящего разума кроется какая-то тайна. — И, по-детски улыбнувшись, Мишель спросил: — Зинаида Модестовна, а не могли бы вы плеснуть мне ещё немножко нашего жаждоутоляющего?
— Для вас, Михал Степаныч, с превеликим удовольствием, — ожила Зинаида. И, глядя на костёр, задушевно добавила: — Сергей Сергеич очень неплохо отстаивал свою точку зрения, и всё-таки аргументы Михал Степаныча показались мне более убедительными.
— Ну что ж, — подвёл я итог, — большинство участников симпозиума считает, что у нашей жизни есть тайный смысл. Увы, я оказался в меньшинстве.

Тягостная пауза, повисшая после моих слов, была прервана весёлым и громким призывом Зинаиды: «Товарищи философы, давайте купаться! Уже стало темно, и невысокое качество наших купальных костюмов не будет бросаться в глаза».
Мне купаться не хотелось. Мне было приятно просто смотреть на угли догорающего костра и на чёрную водную гладь, прорезанную сверкающей лунной дорожкой. И Маугли отказался лезть в озеро, наверное, просто из-за лени. Один Мишель был готов что-то изобразить. Он разделся до плавок и медленно, по-бабьи охая и вздыхая, вошёл в неподвижную воду; Зинаида же скрылась в палатке. Однако буквально через минуту она выскочила оттуда, окутанная одним лишь лунным светом, и прекрасная, как богиня. С диким гиканьем пронеслась она по пляжику и плюхнулась в воду, подняв фонтаны брызг, ярко сверкнувших в лучах луны. «Михал Степаныч! — закричала Зинаида, — куда же вы от меня убегаете? Давайте поиграем!» Мишель оглянулся и оцепенел, будто от ужаса. «Что вы задумали?» — заорал он не своим голосом и бросился вплавь подальше от обнажённой девы. Плыл он технично, хорошим кролем, а за ним гналась быстрыми сажёнками красавица Зинаида. Но Мишель не зря занимался плаваньем в школе. Зинаида явно уступала ему в скорости, но не сдавалась. «А ведь они оба пьяные», — вдруг дошло до меня. «Борис, заводите мотор!» — крикнул я нашему Маугли. Вскоре мы догнали Зинаиду, которая уже стала выбиваться из сил. «Залезайте, Зина, я отвернусь, хотя чего вам стесняться, имея такую выдающуюся начитанность». (Начитанностью, в мои студенческие годы называли женскую грудь). Маугли подал ей багор, и бедняга с трудом залезла в лодку. Я набросил на неё куртку. Потом мы вытащили и Мишеля. Всю дорогу к берегу он молчал и иногда с нескрываемым ужасом поглядывал на Зинаиду.
В целях недопущения простуды было решено продолжить пир. Маугли разлил остатки напитка. Все дружно выпили, и Мишель, наконец пришёл в себя. 
— Что это на вас нашло? — с осуждением в голосе спросил он Зинаиду.
— А то не догадались, — процедила она. — Смысл своей жизни искала.
— Экой вы, Михаил Степанович, однако, непонятливый, а ещё Платона читаете, — солидно отметил Маугли. — Да просто матка у неё взбесилась…

Я рассмеялся и открыл глаза. За окном по-прежнему сверкал морозный воздух.