Как нас отсекали Кочаном

   Студенческое общежитие – это мир особый, бурный, овеваемый всеми жизненными ветрами, закаляющий и воспитывающий. Говорят еще, что и геология – это не профессия, а образ жизни.
И если учитывать свободолюбивую и бескорыстную геологическую специфику, то наша общага представляла собой своеобразный вариант  коммунизма, свершившийся в отдельно взятой ячейке общества, когда все делилось на всех – радость, печаль, контрамарка в театр, посылка из дома и даже  быстро улетучивающиеся финансы.

Потому тот, кто не жил этой первобытно общинной жизнью студенческого братства, вряд ли почувствовал вкус настоящего студенчества. Здесь страсти кипели, сердца горели, предательство презиралось, а дружба оставалась на всю оставшуюся жизнь. 

Иногда невозможно было понять, как четыре совершенно разных по характеру, привычкам и способу мышления человека в одной комнате, соединившиеся в ней случайным образом, умели не только находить общий язык, но и глубоко симпатизировать друг другу. И отчаянно тосковать, провожая закончивших свое образование друзей и подруг.

А я на последнем курсе вообще осталась из всей нашей компании одна. Улетели по разным экспедициям Союза мои дипломированные подружки, а мне предстояло  закончить учебу, защититься и только тогда получить звание молодого специалиста в каком-нибудь неведомом краю.

Я думала, кто же мне достанется в соседки на мой последний в институте дипломный год. Представляла: где-то сейчас  какие-то незнакомые мне девчонки заканчивают школу, пишут экзаменационные работы, не знают еще, что поступят! И попадутся прямо ко мне в руки, в опустевшую комнату под номером 1215… Интересно, кто они и какие? Наверное, хорошие, молодые ведь все хорошие!

Осенью две новенькие и зеленые, как тополевый лист, первокурсницы заняли места моих старших подруг.

Странно было видеть их вместо Жени и Наташки, совсем, ну совсем других и «не нашего времени».

И статус мой совсем изменился. Из опекаемой и младшей балды, я как-то сразу стала умной и взрослой старшекурсницей, у которой в первый раз кто-то попросил совета.
Они и вправду принимали меня всерьез! Волнующее, скажу я вам, состояние. Это меня, которая исхитрялась заблудиться в двух параллельных улицах, терявшая все на свете, забывающая, как меня зовут, и не умеющая отличить севера от востока.

Но они доверчиво спрашивают, каковы они, хороши ли для выхода в свет – на первые танцульки в ближайшую пятницу. Под шум и грохот институтского ансамбля «Кристалл».

Я смотрю на их беленькие блузки в рюшах и бусах, трогательные юбочки с разрезами от бедра, и сердце мое материнское разорвалось бы от умиления, если бы не было так смешно.

- Все снять и сложить аккуратно в шкаф. Понято? Хорошо. Теперь достать джинсы, желательно не новые, рубашку, если есть. Если нет, будем выбирать блузку спортивного типа.

Слушаются. Переодеваются. Эх, все-таки они у меня самые красивые первокурснички! (Но этого я им пока не скажу)
Ну, удачи!

Уходят. Здесь, на верхнем этаже, музыка почти не слышна. А  мне, старушке-дипломнице, остается только вспоминать свою отшумевшую юность и «места боевой славы».

Прилетают мои девчонки, переполненные впечатлениями, благодарные мне за благовременный совет! Ну, все, теперь я дуэнья-наставница по всем жизненным предметам.

Наполняется новой жизнью наша комната на двенадцатом этаже, улетают из нее воспоминания, колокольчики Женькиного смеха, прошедшие слезы о былом, осыпаются, словно листья со стен старого замка,  портреты, стихи и слова…

Мои младшие подружки чтят во мне Дипломницу! Я даже слышу иногда шепот у двери:
- Нет, к нам сегодня нельзя…у Тани-дипломницы завтра защита курсового!

И мне слегка стыдно за свое легкомысленное времяпрепровождение в воспоминаниях и мечтах.

Я, как тот физик из знаменитой книжки шестидесятых годов, годовую работу не умею выполнить за год, но только за три месяца. Вот и слоняюсь по общаге, заглядывая в комнаты, где мои однокурсники строчат и строчат, пишут, чертят и заглядывают в справочники.
Мое время еще не пришло. Растет моя тоска, сжимает мне сердце, зависть меня гложет, что у кого-то уже пошла переписка дипломной работы начисто…

А я пишу стихи, читаю «Дон Кихота» Сервантеса де Сааведра. Хожу в концертные залы. И печально пылится на полочке над кроватью желтая толстая папка с материалами, привезенными из Ангарской ГРЭ.

Но вот наступает момент, когда закрученная до отказа пружина выталкивает меня из моего параллельного пространства прямо в  океан мирской суеты. Ужаснувшись своему отчаянному положению, я вгрызаюсь в науку всеми тридцатью двумя зубами сразу. Я бываю одновременно в семи местах,  у семи консультантов по семи предметам! Карта моя геологическая, представлявшая доселе сплошное белое пятно, покрывается сетью горных выработок на девяти горизонтах. Растет не по дням, а по часам тектоническая глава. Очерчено рудное тело. Оценены запасы полиметаллических руд. Считается смета.

Девчонки мои смеются:

- Засыпаем, Таня сидит под лампой, просыпаемся, Таня все сидит под лампой. Когда же у нас Таня спит???

А в Москве весна. Шумят дожди, небывало дружно цветет сирень. Аллея молодых топольков под окнами нашей новостройки вытянулась и зазеленела. Запах ошеломляет, тревожит, волнует. В окошко доносится звук низкого поющего мужского голоса:

- И в прошлое ушла, наивна и светла, растаяв твоя маленькая тень…

Да ну зачем же так в самое сердце-то, а?

   А в апреле прилетают из разных концов Союза мои милые любимые девчонки! Они летят на мою защиту, специально так подгадали отпуска. Из Магадана, из Красноярска, из сорок первой ГРП в Казахстане.

   И обалдевшая комната не понимает, что происходит. Все смешалось. Мои юные соседки куда-то постоянно сбегают от шквала нашей болтовни. Я смотрю им вслед немного виновато: я их тоже люблю, но приехали ДЕВЧОНКИ!

Женька берется за мои карты – красить, потому что лучше нее это не сделает никто. Лена что-то там сшивает и нумерует, сворачивает и расчерчивает. Наташа просто смотрит на меня радостными глазами. А я почиваю на лаврах – все готово, господа присяжные заседатели! И все вместе мы говорим и говорим, потому что прошел год, и письма о двенадцати листах, можно сказать, не сумели рассказать ни о чем!

   Первого мая мы решаем дать себе заслуженный отдых. Первого мая мы пойдем на демонстрацию с родным институтом. Прошло время, когда туда нас загоняли комсомольские активисты, теперь, пожив в тайге, песках и тундре, девчонки мои не прочь гордо прошагать по брусчатке Красной площади. И мы собираемся, усевшись, как мартышки, по четырем углам маленького обеденного стола, как бывало раньше, разложив свои кисточки, помадки и косметички. И в нежной весенней раскраске покидаем корпус «Рудознатоков».

   На сборном пункте весело и шумно. Наша институтская колонна колышется от разноцветных шариков над головами, от громких и радостных приветствий, от светящихся молодых лиц.

Мы среди своих. Моих девчонок многие узнают, радуются им, приветствуют. Начинается построение в колонны. И тут что-то случается со счетом.
Взбудораженный голос громко орет:

- Кочан, почему у тебя счет не сходится?
- Да я уже пятый раз распределяю, не получается!
- Проверь лишних, или, может, кто-то не явился?
- Девушки (это нам), вы не лишние?
- Н-е-е-е-ет!  Мы наши!

Мы и правда наши, и нам в голову не приходит, что мы лишние.

Тогда из рупора по всем колоннам несется:

- Кто не студенты института, покиньте строй!

Вот же ж! Так всегда бывает. Раньше в строй было за уши не затащить, а теперь вот – покиньте строй!

Три мои подружки выходят, я с ними.

- Кочан, отсекай! – скандирует голос

Мы что-то пытаемся там проблеять о своей принадлежности, но неумолимый Кочан сметает, сдвигает нас на обочину.

И мы покидаем строй, отсеченные Кочаном. Пусть он теперь поломает голову, почему у него нет лишних, но не хватает одного.

   Долго мы не расстраиваемся, решив отправиться в Парк Культуры им. Горького и покататься там на Колесе Обозрения. Мороженого поесть! А если будет нам удача, так и на Чертовом Колесе прокатиться.

Едем, устроив стрельбу в метро. Это наши воздушные шарики, не выдержав давления громко ухают на лестнице-чудеснице.

   Но уж если удача отвернулась, так это надолго. В верхней над нами качалке Колеса неумело курит какой-то десятилетний пионер, а пепел от его сигареты сваливается на голову и за шкирку Ленке. Еле мы дождались, когда это злополучное путешествие закончится!

   Вечер заканчивается в Кремлевском Дворце, куда я   заблаговременно приобрела билеты для своих «деревенских сестер». Спектакль детский – «Снежная Королева». Потому, когда на сцену выбегают две пожилые тетеньки, изображающие Кая и Герду, я начинаю испытывать некоторое смущение от своего аристократического выбора.

- Где горшок? Где горшок? – голосит одна из тетенек в рубашке и подштанниках
- О розы, наши розы, - вторит другая

Мы потихоньку начинаем давиться. И переглядываться.

Вот вылетает на сцену Снежная Королева в балетной пачке… и с перевязанной коленкой. Она вертится, отталкиваясь здоровой ногой, а мы, как завороженные, смотрим, как крутится вокруг ноги бинт. Упадет? Не упадет? Не успел. Королева раскланялась и убежала за кулисы.

Слава Богу, антракт. С тихим значительным шепотом: блины! – направляемся в банкетный зал по самодвижущейся лестнице, наполненной желающими изысканно покушать. «Деревенские сестры» слегка подшучивают над выбором сестры столичной, которой, правда, вскоре предстоит стать камчатской жительницей, то есть заехать далеко за Магадан, бывший до этого в нашей компании крайней точкой.

В банкетном зале берем блинчики с красной икрой и коктейль с двумя пьяными вишенками на донышке. Здесь сдержанно шумно, хлопотливо, но всем все достается. Мягко проявляется звонок. Мы особо не спешим, было бы куда. Но спускаемся вовремя.

И кульминация действа наступает. Непредусмотренная режиссером, но явленная для зрителей.
После балерины с коленкой мы уж ничего больше не ожидаем. Но!

Но Герда уже вышла искать Кая.

Придвинувшись к самой рампе, тетенька взывает к небу, призывая, кажется, лебедей, ответить ей и помочь искать другую тетеньку, которая Кай.

И  в этот момент…

Раздается над нашими головами какой-то жуткий скрежет немазанного железного забора. Поднимаем испуганные глаза и, о ужас, видим, как по протянутому через весь зал скрипучему проводу, движутся, гогоча, жирные железные гуси. Причем скрежет нарастает, а тетенька снова что-то звонко орет.
 
Мне кажется, у меня от хохота случилась истерика. Я даже не помню, что там было с моими подругами, но удержаться я не могла. В общем, спектакль мы не досмотрели.

   А весенний вечер был все же прекрасен. Цвела сирень, и шелестел прохладный ветерок. Мы шли по мосту и ели московские конфеты "ну-ка отними!"

   Беззаботное время кончалось, наверное, навсегда.