Необычные эпизоды из обычной жизни

Начну в форме диалога.
Это произошло в Ленинграде.
Был когда-то такой город, а теперь его нет.
- А почему нет?
- А потому, что Ленина нет.
- Как нет? А кто в мавзолее лежит?
- Так там же мумия его лежит.
- Он что - фараоном был?!
- Сам ты фараон. Иди, работай и не болтай языком. Доболтаешься, с работы выгонят, да ещё и без выходного пособия. И не посмотрят на то, что ты фараон. Ты спроси у своего начальника, знает ли он кто такой фараон? И вообще - это кто или что? А, в общем-то, не спрашивай - а то наверняка выгонят и потом никуда не возьмут, такого умного и пригожего, да к тому же ещё, такого прекрасного, на фараона похожего.
А то о чем я собираюсь рассказать, действительно произошло в Ленинграде, вскоре после Великой Отечественной войны (1941 - 1945 годы).
Тогда телевидения ещё не было, но радио было. И по радио звучали, в основном, песни и кантаты про нашего отца родного и учителя, любимого друга и вождя, товарища Сталина. Передавали также, оперные арии, русские народные песни и танцевальную музыку - краковяк, по - де - катер, польку и прочие бальные танцы. К тому же, школы были мужские и женские, так что нравственность блюли - не то, что сейчас. Сейчас уже в детском саду смотрят почти порнофильмы по сотовым телефонам, а может быть даже уже не почти, а именно их. Явный прогресс, а может быть и регресс. Ну, хватит умных слов, и без них тошно.
- Почему тошно?
- А ты кто? Стукач? Или кто? Почему задаёшь такие вопросы?
- Да нет. Ты что!?
- Ну, ладно - проехали. Устали - не доехали, пешочком добежали.
Так вот по радио кто-то из оперных певцов пел арию Мефистофеля. Там были такие слова:
«…люди гибнут за металл, сатана там правит бал…».
Я тогда не знал кто такой сатана, к тому же, певец почти не разделял слова «сатана» и «там», и мне казалось, что он поёт «…сатанатам…». Я долго думал, кто такой сатанатам и не мог понять. Потом, в конце концов, спросил у кого-то, но меня не поняли и «отмахнулись» - отстань, не до тебя. Но я продолжал задавать вопрос: Кто такой сатанатам? Меня наконец-то поняли - и объяснили, что не сатанатам, а сатана там. Я ходил разочарованный - я свыкся со словом, сатанатам и мне жалко было его терять, как что-то очень близкое и родное.
Кстати, или некстати, есть такой анекдот:
Был якобы такой случай. Брежнев, тога уже читающий слова по бумажке, встал рано и незаметно ушёл из Кремля. На улице встретил алкаша, достал из кармана бумажку и начал что-то читать ему. Алкаш его внимательно выслушал, и спросил у Брежнева (они стояли недалеко от мавзолея Ленина) ни хочет ли он, чтобы мавзолей был его, а не Ленина. Брежнев порылся в карманах, но бумажки больше не нашёл, надолго задумался, а потом сказал, что Брежнев хочет. Алкаш попросил у Брежнева ящик водки. Брежнев пообещал. Алкаш, как-то, непонятно как, но всё же взобрался на мавзолей и подрисовал над буквой «е» мелом две точки, получилось Лёнин. Брежнев опять порылся в карманах, а потом с трудом прочитал написанное слово. Немного подумал, очень обрадовался и повёл алкаша в магазин за ящиком водки.
А было ещё и так.
И в том же Ленинграде.
Есть такие стихи о Петре Первом: «На берегу пустынных волн (реки Невы) стоял он дум великих полн.» И далее: «Здесь будет город заложён назло надменному соседу…», может быть стихи не точны, но это не столь важно.
А у Лермонтова есть стихотворение: «Бородино». Там, в конце его, есть такие строчки:

Да, были люди в наше время,
Могучее, лихое племя:
Богатыри - не вы.
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля.
Когда б на то не божья воля,
Не отдали б Москвы.

Примерно, в то же время, когда я слушал арию Мефистофеля, я так же по радио услышал стихотворение: «Бородино» - Лермонтова, а немного раньше, стихи о Петре Первом. То, как он стоял на берегу реки Невы.
И вот по какой-то необъяснимой причине, стихи эти у меня в голове как бы объединились, а вернее произошла какая их взаимная то ли ассоциация, то ли ещё что-то. Но я почему-то услышал у Лермонтова не «не вы», а «Невы». Не знаю, как, но это произошло. Но с этим вопросом я ни к кому не приставал, даже не знал, как его сформулировать. И только потом уже когда прочитал, сам это стихотворение, понял свою ошибку.
А был еще такой эпизод всё с тем же стихотворением Лермонтова - «Бородино».
Но это произошло не в Ленинграде, а в Ярославской области, в селе Медягино.
Время было послевоенное. В селе, в домах, были русские печи. А к этим печам были так называемые рогачи - ухваты. Рогачи или ухваты представляли собой некий захват, которым можно было вынимать из печи горшки. Горшки были разных размеров, поэтому было и несколько ухватов с длинными, деревянными ручками. Русские печи топились постоянно - не тушились. Они нужны были и для обогрева и для приготовления пищи. На печах была лежанка, на которой вповалку спали старики и дети.
А со стихотворением произошло следующее. Там есть такие слова:

Полковник наш рождён был хватом:
Слуга царю, отец солдатом…
Да, жаль его: сражён булатом,
Он спит в земле сырой.

Я не понимал, что значит слово хватом. И как-то глядя на ухваты, вдруг подумал, что, наверное, не хватом, а с ухватом: «Полковник наш рождён с ухватом…». Почему я так подумал - не знаю. Но это было, именно так. Какие только причуды не приходят в детскую голову - просто удивительно.
А теперь о школе.
Это случай произошёл в Ленинградской 253 школе, находящейся на канале Грибоедова, недалеко от Сенной площади. После Великой Отечественной войны. После денежной реформы и, после образования государства Израиль.
А произошло следующее. Шёл урок литературы. Урок вёл учитель, который не любил ставить двойки. Наверное, его за это любили ученики и старались, лишний раз не «нарываться» на двойки. Но всё же всякое бывало.
И так, учили наизусть стихотворение Лермонтова «Мцыри». Каждый из учеников должен был выучить отрывок из него и рассказать во время урока. Потом ученики менялись частями выученного стихотворения. И, таким образом всеми учениками, училось всё стихотворение. Но не всеми.
Один из учеников закончил рассказывать выученную им часть стихотворения, которая заканчивалась словами: «…я кончил. Верь моим словам…»
К доске вышел следующий ученик и вдруг обнаружил, что он ничего не помнит. Хотя он учил свою часть стихотворения, как только вчера пришёл из школы и был уверен, что выучил, - а сегодня он почему-то, вдруг её забыл.
Он некоторое время постоял молча. Стараясь лихорадочно вспомнить, что там в этом стихотворении дальше, но не мог. И он в отчаянии повторил слова те, которыми закончил свой отрывок предыдущий ученик: «…я кончил. Верь моим словам…» и в ужасе замолчал, он ничего не помнил, что же там дальше. Он был в ужасном состоянии, не знал, что говорить. Начиналась внутренняя паника, он вообще, уже ничего не мог вспомнить. Даже как его зовут, и то, забыл. Это было ужасно.
И тут кто-то ему тихо подсказал: «…или не верь, мне всё равно…». И он как-то отрешённо, каким-то не своим, упавшим голосом, повторил «…или не верь…». Потом, немного помолчав, посмотрел в окно на канал Грибоедова, и сипло и хрипло, с отчаянием в голосе, очень тихо и безнадёжно закончил: «…мне…». И потом, после паузы: «…уже всё равно».
В классе стало совсем тихо. Учитель сидел и крутил в пальцах ручку. Ему очень ни хотелось ставить двойку нерадивому ученику. И тут в классе раздался первый неуверенный смех, за ним второй. И весь класс начал смеяться. Не смеялись только учитель и стоящий у доски ученик. Он продолжал смотреть на канал Грибоедова, понурым и отсутствующим взглядом. Ему, конечно же, было не до смеха. И он вдруг, совсем некстати, вспомнил анекдот:
На Суэцком канале евреи живут по одну его сторону, а арабы по другую. А на канале Грибоедова евреи живут по обеим его сторонам.
А, ведь верно - подумал он.
Он невольно улыбнулся, и начал среди учеников, пытливым взглядом, отыскивать евреев.
Улыбку его и пытливый взгляд, учитель расценил по-своему и, улыбнувшись, сказал:
- Вот поставишь ему двойку, а потом выяснится, что, нежданно-негаданно, погубил великий талант, будущего клоуна. Так что, иди, садись на своё место, а к следующему уроку, чтобы отрывок этого стихотворения знал «назубок». А если не выучишь, то получишь в четверти двойку.
Учитель шёл домой и думал:
- Как дети похожи на древнегреческих рабов. Один из них плачет, а остальные над ним смеются. Они забывают о том, что завтра кто-то из них может оказаться на его месте, и над ним тоже будут смеяться остальные.
Он вспомнил, что читал, в каком-то древнем манускрипте, как провинившегося раба, рабовладелец подвесил над горящими углями, чтобы прижечь ему ступни ног. Подвешенный раб кричал и плакал, а остальные рабы смеялись и подбрасывали на угли сухие ветки, чтобы сильнее прижечь рабу ноги. Кстати, такому же рабу, как и они сами. Они не думали о том, что каждый из них, завтра может оказаться на его месте. Такова психология раба, не думать о завтрашнем дне, жить одним днём.
Откуда я всё это знаю? И тем более подробности всего, что тогда произошло в школе. А вот откуда. Лет через пятнадцать после описанных событий, я случайно познакомился с этим «нерадивым» учеником. О причине знакомства рассказывать не буду - долго и неинтересно. Он недавно закончил какое-то учебное заведение, связанное как-то с цирком, и действительно, как предрекал учитель литературы, начал выступать в цирке, помощником клоуна. Он-то мне и рассказал историю со стихотворением «Мцыри», и сказал, что учитель литературы уже на пенсии и дал мне его адрес. Я зашёл к бывшему учителю, с коробкой дорогих конфет из магазина Елисеева, и он рассказал мне недостающие подробности, и кое-что о рабах и учениках, а так же о пользе методического образования, которое должно заменить образование специальное, но только там, где это необходимо.
Немного о необычном.
Мы учились в институте. Один из студентов отличался тем, что мог без подготовки «сходу» рассказывать стихотворения, практически любой длинны, составленные из строчек взятых из различных стихотворений разных поэтов, как правило, хорошо известных классиков.
Приведу один фрагмент из его стихотворения:

Мчатся тучи, вьются тучи.
Во глубине сибирских руд
Полки ряды свои сомкнули.
На дровнях обновляют путь.

Его убийца хладнокровно,
Как денди лондонский одет.
Там чудеса, там леший бродит,
Нарушил скучный тет-а-тет.

А вы надменные потомки,
На берегу пустынных волн
Таите гордое терпенье,
Как мимолётное виденье.

И я там был. Мёд, пиво пил.
И шестикрылый серафим.
Я кончил. Верь словам моим.
Или не верь. Мне всё равно.

Помнится, что после сдачи какого-то очень трудного экзамена в летнюю сессию, мы пошли купаться на речку. Погода была прекрасная, мы накупили сухого вина, и пили его, разводя наполовину водой. Предстоял следующий экзамен, и пьянеть было нельзя. Надо было готовиться к нему.
С нами пошёл загорать на речку и этот студент. В общем-то, поэт-пересмешник.
Так вот он в течение почти целого дня рассказывал нам практически одно стихотворение, прерываясь только для того чтобы выпить вина, и для прочих мелких дел. Он к тому же, обладал, очень тонким юмором, и составлял своё стихотворение так, что волей или неволей, все покатывались со смеху, а у одной девчонки даже началась истерика от смеха.
Пляж был небольшой и все присутствующие на пляже начали постепенно собираться около нас, чтобы послушать его и, конечно же, посмеяться.
Жаль, что никто не догадался записать его на магнитофон. Тогда об этом никто не думал. А читал он свои стихотворения, как профессиональный актёр.

3 мая 2015 года.