Лес

                Любовь - это нож, которым я копаюсь в себе.

Далеко за пределами города раскинулся Лес. Никто никогда не бывает в нем - тропы между высокими, тёмными стволами столь узки, что пройти по ним невозможно, не исцарапав руки тонкими ветвями, не заметными в полумраке крон, сплетшимися в зелёное хмурое небо. Земля скрыта корнями, выбивающимися из ее глубин и щупальцами оплетающими поверхность, поэтому каждый шаг кажется незаконным вторжением в это обособленное царство и может привести к падению, после которого - я чувствую - едва ли возможно встать. Изредка где-то высоко, в вершинах, слышится клекот птиц.
Что меня держит здесь - это воздух. Наполняя мои легкие жизнью, он безмолвно разрешает мне продолжать себя мучить, и я знаю, что если выйду и вдохну чужой, внешний, не пропитанный дыханием темных исполинов, - он превратит мои легкие в кровоточащие язвы, подобно тому как тонкие веточки исполосовывают мою кожу.
В темноте я с трудом могу разглядеть своих мучителей и чем глубже иду - тем больше путаюсь, тем чище забываю ориентиры и путь. Силуэты сплетаются между собой в единое существо с неразличимыми очертаниями, которое отдаляется от меня тем дальше, чем ближе к его центру я подхожу. Если бы в моей голове поселилось знание, что через несколько шагов я не буду помнить ни себя, ни весь мир вокруг, кроме Леса, - я бы шёл вечно.
Я наклоняю голову и прикладываюсь потрескавшимися губами к руке; провожу сухим языком по коже, собирая крохотные капли крови - воду, подаренную мне Лесом.
Неожиданно - серый маленький корень, спрятавшийся между двух громадных своих старших братьев, словно маленькая змейка среди питонов, цепляется за мой ботинок - и я падаю вниз, падаю тихо, без вскрика, чтобы не потревожить своим человеческим, низменным, природным рефлексом царственную тишину. Мои распростертые в глупой попытке устоять, руки цепляются за шершавую, острую кору стволов, избавляя ладони от огрубевшей кожи, открывая неглубокие раны, которые пылают своей алой искренностью - я пытался держаться. Моя грудь сталкивается с выгнувшимся уродливым узором корнем, и я не могу дышать от его глухого, сильного своим молчанием, удара.
Темнота уходит из глаз, и я чувствую в кулаке жесткий предмет - выпрямляю пальцы и подношу к глазам искривленную ветвь - что-то неестественное мерещится мне в ее потрескавшейся коре. Я прищуриваюсь, пытаясь в сумраке, который у земли превращается в мглу, разглядеть ее тонкую кожу, но чем сильнее я сосредотачиваю свой взгляд, тем более зыбкими становятся очертания. Я встаю на ноги, неожиданно позабыв о былых страхах, и неотрывно гляжу на украденное мною у дерева ветку. Поднимаю её к свету и понимаю - в руке моей горсточка пепла.
Лес рушится вокруг меня, засыпая серыми хлопьями глаза, рот и нос; воздух извне врывается внутрь и сводит судорогой мои лёгкие; птицы усыпают своими черными телами землю. Я моргаю - и вижу солнце.