Я - Донбасс

Я - ДОНБАСС
Автор:  Кириченко Алексей Георгиевич


Все события, описанные в книге, являются подлинными










В О Й Н А
    «Двадцать второго июня, ровно в четыре часа, Киев бомбили, нам объявили, что началась война»
     Мы это ощутили в ту же ночь: сплошной грохот канонады. Затем наступило какое-то затишье, и мои родители решили эвакуировать меня из города Енакиево Донецкой области. Со дня своего рождения (3.09.1937 г.) я жил у деда Богданова Петра Елисеевича. Поговаривали даже, что дед заберет меня насовсем, а мать себе ещё родит. Дед был очень крутого нрава, и спорить с ним бесполезно. Он был участником и героем войны 1914 года. За боевые заслуги имел три креста и даже дарственную шашку, которой, будучи в подпитии, любил помахивать ею, попутно рубя в доме мебель. Тем не менее, учитывая боевую обстановку, решено меня срочно увозить. Отец выяснил, что сформирован последний железнодорожный состав, вечером отправление. Под грохот канонады мы отправились в сторону Харькова через Сватово. В дороге наш состав уже бомбили и обстреливали передовые части немцев. Мы отдались на волю судьбы и в лежачем положении доехали до Сватово, куда прибыли ночью около четырёх часов. А снаряды уже рвались на площади. Дома сразу же легли спать все на полу. И тут я попал во «враждебную для себя обстановку». Братья – Борис, Гена, Василий – взяли меня в оборот, стали допрашивать и требовали подробный рассказ о самолетах у деда, о парашютах, танках. Учитывая военную обстановку, я им ничего не сказал,  за что получил множество тычков по рёбрам. И, тем не менее, проблему нужно было решить мирно. К утру бомбежка стихла, и мы стали пробуждаться и вставать, щупая, все ли живы. С нами спал наш родственник – дед, старший брат нашего отца, дед Елисей. Мы начали его будить, он не вставал. Затем мы заметили в его животе небольшую дырочку. Это залетел через окно осколок фугаса. Мы кричали: «Дед, вставай! Ты же обещал нам сделать лыжи, скоро же зима! Как мы будем без лыж!» Мы кричали и плакали, до конца не осознавая трагедию происшедшего. Вскоре в город вошли немцы и стали занимать дома жителей. Зайдя в наш дом, они вышвырнули нас из комнат на веранду. Это летнее помещение было обшито тонкой вагонкой. Мать была в панике, но что делать. Стала обшивать стены мешками, натасканными из разбитых складов. Утеплив кое-как помещение, мы все впятером разместились на веранде. Дедушка в это время был уже на марше, отступал в сторону Сталинграда. Мать даже одежду пошила нам из мешков с немецкими гербами. Немцы стали хозяйничать в нашем доме, развернули наш большой складной стол и, на наше счастье, накрыли его большущим покрывалом. Все дни они сидели за столом и бражничали – одни уходили, другие приходили, очевидно, с маршрутов и постов. Осмелев, мы ползком забрались под стол и собирали крошки еды, падавшей со стола. Осмеливались вылезать только ночью. Но однажды эта халява прекратилась. Как-то пришли с караула двое солдат, сели за стол и начали бражничать. И что-то у них не заладилось, стали жестоко драться. А в доме повсюду были разложены штабелями гранаты, детонаторы и пр. Под столом, где мы прятались, в драке один сидел на другом и дубасил гранатой как попало. А я попался под эту кучу-малу и граната угодила мне по кисти правой руки, раздробила мне указательный палец так, что он превратился в месиво. Вот тут-то я и заорал. Прибежали другие немцы, мать. Кто-то догадался вызвать фельдшера-немца, он взял у мамы швейную иголку, нитки, облил палец шнапсом и стал зашивать. Я до сих пор помню, как это было больно. На этом наша эпопея жизни под столом закончилась. Да, кстати, ранение пальца я ощущаю всю жизнь.
               


ГИБЕЛЬ ПОДПОЛЬЯ
    Когда война уже шла вовсю (1941-1942 гг.), немцы рвались в Донбасс, им было нужно срочно захватить его ресурсы. А это уголь, выплавка металла, аргонный газ, химическое производство и другие. Но и власти готовились к тому, чтобы не отдать эти ресурсы даже ценой их уничтожения. Партийные организации создавали партизанские отряды и подполье. Эти отряды должны были помешать воспользоваться ресурсами Донбасса. Подполье начало действовать как только фашисты оккупировали Луганскую и Донецкую области, в том числе и город Сватово, где проживала наша семья.
    В одном из партизанских отрядов жил как сын полка мой друг Леша Мурашев, сирота. После войны я был у него учеником токаря.
    Одним из руководителей Сватовского подполья был дядя Миша Поденежко - муж тети Наташи, папиной сестры. Мы жили почти одной семьей. До войны дядя Миша работал руководителем на одном из заводов, поэтому партийная организация и поручила его возглавлять одно из направлений в подполье.
     После удачно проведенных акций, немецкая контрразведка стала усиленно искать выходы на подполье. Руководство областной подпольной организации отдало приказ: после проведения последней акции - взорвать железнодорожные мосты и железнодорожное полотно, поджечь крупнейший в районе элеватор, затем выйти на сборный пункт и идти на соединение с партизанским отрядом в Крименские леса.
    Когда шла усиленная подготовка к эвакуации, в дело вмешался непредусмотренный случай. Дело в том, что в подполье состоял один плюгавый мужичек (не помню его имени). Он выполнял мелкие поручения как связник. Он понял, что его могут не взять в эвакуацию. Тогда он решил выдать подполье, во всяком случае то звено, которое ему было известно. Это 5 человек, в том числе и наш дядя Миша. "Плюгавый" зашел в немецкую военную комендатуру и выложил все дежурному. Но, видя его внешний вид, немцы не очень то ему поверили, но запись в журнале сделали., а его отпустили. После некоторого раздумья военный комендант все же доложил информацию в Гестапо, которое располагалось в городе Старобельске. Те свое дело знали и немедленно выехали в Сватово, где с пристрастием допросили "плюгавого". И пошли аресты. На беду у "плюгавого" адрес дяди Миши был, и фашисты устроили ему засаду. А дядя Миша, получив приказ двигаться в партизанский отряд, решил проститься с женой, с которой у него была изумительна любовь. Но проститься так и не удалось.
    После недолгого дознания  с пристрастием  фашисты решили расстрелять пленников и выбрали для этого место вблизи автотрассы Харьков - Северодонецк, на опушке леса, у глубокого оврага.
    Нас, родственников и соседей, все с маленькими детьми, выгнали из домов и гнали, подхлестывая плетьми, за город. У места казни всех окружили немцы и полицаи, подпольщиков выстроили, что-то читал офицер, приговоренных заставили разуться. Когда раздались выстрелы, матери стали прижимать нас лицом к себе, кричали: "Не смотрите, не смотрите!" Убитые казненные падали в овраг. Люди боялись, что будут расстреливать и родственников. Поднялся крик, плач. Мы побежали в сторону города. Казненных родственникам так и не выдали для захоронения, овраг засыпали землей.
    А с предателем произошла своя история. Его поставили в колонну с приговоренными подпольщиками, обещали ему жизнь, но расстреляли вместе со всеми. Протокол же его допроса немцы переписали от имени подпольщика Дъячко. Он один из подпольщиков сумел выбраться из города. Какое то время воевал в партизанских отрядах. Узнал о приговоре, вынесенном ему партизанской организацией за "предательство" и, зная, что не сможет доказать, что никого не предавал, Дъячко перешел в Американскую зону. Через систему фильтров попал в Канаду, где и осел на всю оставшуюся жизнь. Писал письма семье, пытался посылать посылки. Семья не принимала. Ведь все считали его предателем.
    Архив о разгроме Сватовского подполья долгие годы был засекречен КГБ и лишь много лет спустя стала известна подлость, которую устроили фашисты.
    У Дъячко была семья: жена и двое детей. Сын Виктор ходил с нами в школу, закончил ее с золотой медалью, поступил в автодорожный институт и, после окончания, попросил направление на строительство автозавода в г. Тольятти, где и работал на различных руководящих должностях. Это был самый престижный автозавод в Союзе.  Мать Виктора вскоре умерла от тяжелой болезни. Младшая сестра жила в психоневрологическом интернате, где и скончалась. Вот так фашисты по-иезуитски разрушили очень хорошую счастливую семью.
    На месте расстрела подпольщиков был поставлен обелиск с фамилиями погибших героев. Приезжая в отпуск, мы всегда носили к памятнику цветы и кланялись героям, вечная им память! А потом по непонятным причинам обелиск перенесли в центр города. А, может, это и к лучшему. Иначе бы новые порошенковские фашисты  его уничтожили, тренируясь на нем в стрельбе из своих гаубиц.



ДОБРЫЕ      ЛЮДИ
    Как мы выживали в голодные послевоенные годы? Я все помню. Отец восстановился после ранений, пошел работать на завод., где платили не деньгами, а облигациями 3-х-процентного займа, которые до сих пор никому не нужны. Мать покупала на вокзальном рынке яйца и перепродавала их в центре города. А выгода была почти как бульон от яиц. Иногда она брала в городской столовой картофельные очистки, дома их мыла и варила похлебку, добавляя траву-лебеду и крапиву. Иногда мать нанималась на какие-нибудь поденные работы. Однажды она договорилась, что прополет грядки в огороде за плату продуктами (банку молока). Пришла и сразу же взялась за дело, работу выполнила и пошла к хозяйке в дом за расчетом. Та ответила, что молоко взяли другие, и расчета ей сегодня не будет. Мать ушла, рыдая, но не домой, а решила утопиться в речке (река Красная). Села на берегу, нашла тяжелый камень, привязала его веревками от передника и села у воды, прощаясь с жизнью. В этот момент по тропинке шла старушка божий одуванчик. Она всегда ходила в церковь и со всеми здоровалась. Мы ее знали, и она знала всех, кто жил у площади Воли. Бабулька сразу увидела, что с мамой творится неладное., заставила выбросить камень и повела к себе домой, дом был недалеко от церкви. Расспросила мать о ее беде, потом накормила, напоила, дала с собой хлеба и молока.
    Вот так мы и были спасены. Спасибо вам, добрые люди!
    Мать - Ольга Петровна Кириченко (в девичестве Богданова), 1914 г.р.



ТРИ  КОЛОСКА
    Шел ужасный 1947 год. Закончилась Великая Отечественная война. В средней полосе стояла жесткая засуха. Листья на деревьях в один момент свернулись и осыпались, как поздней осенью. Мы ходили на поля и откапывали какие-то съедобные корешки, которыми и питались. Мы слышали, что США и другие страны предлагали Советскому Союзу гуманитарную помощь. Однако Сталин гордо отказался. Более того, были приняты меры карательного порядка. Верховным советом и СМ СССР был принят указ "о трех колосках", т.е. за маленькое хищение на полях зерновых культур полагалось тюремное заключение. Но голод гнал нас, и детей и взрослых, на поля, где шла уборка урожая. Мы, пацаны, брали заплечные мешки и ползали по уже скошенной стырне и собирали упавшие колоски. Все это надо было делать быстро и скрытно. Домой возвращались также скрытно, используя овраги и другие складки местности. Дома эти колоски мы разминали, извлекая зерна, а родители толкли их в ступках и варили кашу, сдабривая ее подсолнечным маслом, если такое имелось.
    В те годы рядом с нашим домом поселилась семья: мать и четверо маленьких детей. Отец пропал без вести на войне. А был такой закон, что если кормилец пропал без вести, пособие на содержание семьи не выплачивалось. И вот мать четверых детей выкручивалась как могла, чтобы прокормить их. Чем могли и соседи помогали.
    Однажды, когда мы собирались на поля за колосками, соседка взяла два мешка и отправилась с нами на скошенные поля. Эти поля, как правило, охраняли совхозные охранники на лошадях, всегда пьяные и с плетками. Завидев сборщиков колосков, охранники задерживали их и гнали в город, где сдавали в милицию. В процессе сбора кто-то из нас по очереди нес дозорную службу. И вот, увидев охранника, мы стали звать соседку, чтобы убегала с нами, т.к. мы знали все ходы и выходы на полях. Но было уже поздно, у соседки было собрано два мешка, она пыталась бежать, но охранник настиг ее и приказал следовать за ним в город. Он гнал ее, как скотину. периодически похлестывая плетью. Мы прятались в оврагах и шли за ними. Я впервые увидел как бъют взрослого человека, да еще и женщину. Меня стало тошнить и я побежал домой. Дома уже вся улица знала, что соседка арестована. Соседи забрали ее детей и заботились о них. Затем все соседи собрались и пошли в милицию. Они организовали стоячую забастовку с требованием отпустить соседку, рассказала, что у нее четверо детей, что  живет без пособий государства. Через трое суток соседку отпустили, а спустя некоторое время, мы узнали, что нашелся ее муж, который в тяжелом состоянии находился на излечении в госпитале. А вскоре и сама соседка собрала детей и уехала к мужу. А мы долго вспоминали, как за несколько колосков, собранных на скошенном поле, можно было угодить в тюрьму.
Донбасс, 1947-1948 гг, г. Сватово.









КУПАНИЕ  В  КОЛОДЦЕ
    Перед началом войны у нас родился братик Вася, теперь нас было уже четверо. Представляю как было трудно маме, отец мобилизован, идет война. По случаю мать купила 2,5 литра рыбъего жира, которым по утрам нас пичкала. Затем недалеко от нашего дома немецкая авиация разбомбила склад зерна, вот его мы натаскали домой, сколько смогли. Этим и питались.
    Как то, когда брату было около 3-4 месяцев, мать пошла с ним за водой к колодцу, который находился рядом с домом. Пока вытаскивала журавлем ведро с водой из колодца, брат выскользнул из ее рук и упал в колодец. На нем была длинная рубашка из шелка, она вздулась на нем, как пузырь, что и спасло ему жизнь. Но мать кричала в истерике. В течение нескольких минут прибежали женщины-соседи, но никто не знал, что делать. На наше счастье в соседнем доме временно проживала женщина беженка, еврейка. Эта была решительная и смелая женщина. Она отдала команду тащить лестницы, у кого какие есть. Колодец был глубокий, поэтому пришлось связывать несколько лестниц. Затем опустили всю связку в колодец, и женщина полезла в колодец. Вася все плавал в своем пузыре и кричал, кричал. Женщина ухватила его за рубашку и поднялась на поверхность. Как ни странно, он после такого купания он даже не заболел, а соседи долго судачили о его чудесном спасении. Женщина-спасительница скоро уехала. А мы даже не знаем, кто она такая, как зовут. Она уехала вместе с детьми, спасаясь от немцев, зная, что евреев немцы расстреливают.
    А братик-купальщик вырос, ушел в армию, где закончил ускоренные офицерские курсы, служил, дослужился до подполковника, затем, по выслуге лет демобилизовался. Конечно, в его жизни происходило много удивительных событий, но это было самое незабываемое.
Мой брат - Кириченко Василий Георгиевич, 1941 г.р.



















НОВАЯ ЖИЗНЬ И ПОБЕДА
    Как-то утром мы проснулись и почувствовали, что что-то изменилось. Оказалось, солдаты были другие. Ушли немцы, а позиции сменили итальянцы. От них не исходило вражды, пытались играть с нами, показывали фотографии своих семей. Любимое у них занятие было ловить лягушек (но не жаб!). Но делали это неумело, а мы приспосабливали крючки и на них налавливали лягушек целыми гроздьями. Затем подходили к итальянцам и предлагали их в обмен на еду, но не очень-то они раскошеливались. Однажды у солдата ничего не было для обмена, а завладеть куканом лягушек хотелось. Тогда он снял с карабина деревянный штык и предложил нам. Ну, на такой обмен мы согласны ловить и ловить! Штык был очень красивый, из твердых пород дерева.
    Вскоре загремела канонада с запада, и всё приближалась и приближалась, затем нашу площадь снова стали усиленно бомбить. Всю ночь свистели осколки по окнам, но мы прятались и на полу, и в подвалах – где попало. А ночью высадился наш десант, и погнали фашистов, и погнали.  К утру всё было кончено. Народ (одни женщины и дети) высыпал на улицы и стали собирать имущество, в основном парашюты  – это очень хороший материал на одежду. Достался и нам один парашют, но тут пришла специальная команда и собрала все остальное. А мать впоследствии нашила нам из парашюта рубашек. Но на площади были груды железа, автомашины легкие , танки, мотоциклы, зенитные установки. Ну, тут нам, пацанам, было чем поживиться. Но особое беспокойство вызывали стрелковое оружие, боеприпасы, гранаты, мины, снаряды всех калибров. Очень много ребят подорвалось, погибли, стали инвалидами. Это была уже другая война. И редко кто из пацанов не носил стрелковое оружие, выходили на окраину города и стреляли, стреляли, стреляли. Одно время мишенью выбрали неразорвавшуюся бомбу и шмаляли по ней, даже не осознавая опасности (впоследствии сапёры её взорвали).
    И всё-таки Донбасс был свободен! А война ушла всё дальше на запад и мы ещё не могли расслабиться, голод и холод всё ещё держал нас в железных рукавицах. О еде думалось круглые сутки. Я мечтал, когда же наступит время и наемся хлеба вдоволь.
    Когда наши войска откатились на запад, мы, пацаны, всё чаще гуляли ватагами, на травке играли в лапту или прыгали «через козла». Никакого спортивного инвентаря и в помине не было. А как хотелось погонять в футбол, волейбол. Вот однажды мимо нас ехал на лошади мужчина, пьяненький, и бормотал какую-то песенку. Лошадь была кавалерийская, высокая и красивая (но о ней – это отдельный рассказ). Дорога была изрыта воронками, а мужик возьми да и пришпорь её рысью. Мы видели, что к седлу приторочены две большие переметные сумы. Когда лошадь поскакала рысью, сумки оторвались и улетели в траву вдоль дороги. Мы долго думали, что мужик вернётся за ними, когда решили расходиться по домам, решили поискать мешки сами. И нашли их. Это были кожаные, настоящие переметные мешки. Решили развязать и увидели настоящие сокровища: в одном лежали большие куски солёного сала, в другом полностью набитый мешок денег. Их уже обменивали на новые рубли, но очень неохотно. Мы долго думали, как поступить: был соблазн съесть, да! В сумке была булка домашней выпечки (круглая). Проблему решил взять на себя Женька Сластён, он был без одной ноги до колена (оторвало во время разряжения снаряда). У него одного был настоящий складной нож. Нас было человек пять, трое мы – братья. Делил он очень тщательно и честно. Мы немного поиграли в футбол мешком с деньгами, затем он развязался, деньги рассыпались и стали нам не интересны, мы взяли по несколько купюр показать родителям и разошлись по домам, забрав каждый свою долю из находки. Дома, отец уже был ходячий, находку снова поделили и долго-долго вспоминали, какое счастье нам привалило. Я и сейчас вспоминаю, как мы могли принести такую находку, не отщипнув и крохи. У друзей было то же самое. А уже наступал самый голодный 1947 год, мы уже ели лебеду и другие травы и жаловались на кровяной понос. Помощи не было ниоткуда. Процветал каннибализм, разбои, убийства.
















ВЗРОСЛАЯ ЖИЗНЬ
    Закончилась война, нужно было восстанавливать хозяйство, а работы у людей не было. Фронтовики ходили пачками, пропивали завоёванные ордена и медали, но они тоже кончились, а самый простой способ добычи денег – это разбой, грабёж, бандитизм. Объявились банд-формирования в виде «Черных кошек», «Попрыгунчиков» и проч. А по утрам слышно: убили, ограбили, изнасиловали. Помню, одну «черную кошку» судили – это была крупная банда из бывших офицеров, очень дерзкая. Наш сосед Н. был внедрён уголовным розыском в эту банду и погиб в момент разоблачения и задержания бандитов. Очень хороший был человек, молодой, любил с нами общаться на равных. У него была одна старенькая мать.
    В 15 лет я стал задумываться, куда пойти работать, хотелось самому добывать хлеб насущный. Упросил отца утроить к нему на завод токарем. В один из дней отец разбудил меня в 6 часов утра и буквально за руку повел в токарный цех и сразу же определил учеником к хорошему веселому парню – Алексею Машурову, который стал моим другом (светлая ему память). Он почти мой ровесник, был в партизанском отряде. Отец подобрал его на вокзале, где он бродяжничал. Сирота. И отец устроил его на завод. Мы с ним подружились на всю жизнь. От него я быстро получил четвёртый разряд токаря и вскоре самостоятельно встал за станок «Универсал». План выполнял на 130%, даже прогремел в городской газете.




ЗА ХЛЕБОМ
    Шёл 1947 год, самый тяжелый год в нашей стране. Особенно потерпела восточная часть Украины – Донбасс. Образовалось ужасное природное явление – суховей. Это когда дует непрерывно горячий воздух степей. У нас на глазах сворачивались от жары и ветра листья и осыпались. Если мы питались кое-какими листьями и цветами, то и их не стало. Есть было совершенно нечего. Правительством введены были хлебные карточки. Они выдавались на каждую семью помесячно из расчета 100 гр.  на взрослого человека  и 50 гр.  на ребёнка. Люди были прикреплены, каждая семья к определенному магазину. Выдача хлеба производилась ежедневно, и эта обязанность ложилась на нас – пацанов. Установили очередь между собой, так и ходили с карточками за хлебом. Бывало, простоим целый день, а хлеб не привезли, и уходили не солоно хлебавши. На следующий день всё повторяется сначала.
    Вечером садились ужинать, а ели в семье один раз в день. Отец тщательно резал хлеб на кусочки, а крошки давал съесть каждому по очереди.
    И вот наступила очередь идти за хлебом одному из братьев – Г. Утром взял он сумку и карточки и ушел за хлебом. Наступил вечер, отец уже пришел с работы, а брата с хлебом не было. Отправились искать – не нашли. На следующий день отец обошёл все вокзальные закоулки, встретился с вокзальными воришками, он их знал и иногда отбирал на работу или учёбу. На вокзале брата не было. Ещё день прошёл, и кто-то отцу сказал, что видел мальчика в кустах на берегу речки. Отец взял меня, и мы пошли к речке (река Красная) обшаривать кусты, глубоко под кустом мы увидели брата, он был без сознания, сидел, прислонившись спиной к стволу кустарника. Сумка лежала у него на коленях совершенно пустая: ни хлеба, ни карточек. Отец взял брата (сына) на руки и пошли домой, километра 2 до дома.
    Что с ним случилось и как пропали карточки мы так и не узнали, а он ничего не помнил.
    У матери была и радость  и истерика одновременно, радость от того, что сын жив, а истерика по поводу утраченных (украденных) хлебных карточек. Они ведь не восстанавливаются. Помогли соседи: несли кто хлеб, кто талончик на хлеб от карточки. Все знали, что у нас большая семья! И всё-таки мы выжили!















ДАВНО НЕ БЫЛ Я В ДОНБАССЕ
                Давно не бывал я в Донбассе,
                Тянуло в родные края,
                Туда, где доныне осталась в запасе
                Шахтерская юность моя…
    Но не удалось мне побывать в Донбассе в мирное время. Закончилась учёба в Горном техникуме, практика под землёй. Были какие-то планы жизни в Донбассе. Но! Пришло время, Родина призвала служить в армии. Затем учеба, и новая служба под присягой, и вновь учёба, и вновь Государева служба Родине. Вот так, получив все возможные и невозможные образования, в звании полковника ушел в отставку. Жизнь прошла как бы по плану. Но! Началась война в Донбассе и вся наша семья не пропускает ни одной сводки военных действий в Донбассе. Смотрим репортажи журналистов, где показывают разрушенные города и посёлки, предприятия и шахты. Убитые старики, дети и женщины. Спрашивается: Кто? и За что? Разрушены святые и культурные ценности. Красивейшие города, созданные людьми Донбасса.
    Моё поколение пережило Отечественную войну, но люди отстроили города, восстановили предприятия. Люди зажили счастливой жизнью, по сравнению с Киевской Украиной, люди Донбасса работали и создавали ценности. Вот и возникло два антипода в труде, две идеологии, одна из которых – новая фашистская,  укров. Им невмоготу было наблюдать, как люди живут красиво и счастливо. Создают и поют красивые песни.



                …И вот я в Донбассе,
                Вот беленький домик её.
                Сегодня хозяйка на чистой террасе
                Спокойно стирает бельё.
                Стою я в сторонке безмолвно,
                Душа замирает в груди,
                Прости меня, Галя, Галина Петровна,
                Не знаю, за что, но прости…
    Это же песня про меня! Была у меня соседка одноклассница Галя. Вместе мы прошли с ней все трудности войны и послевоенных лет. И вот сейчас ее не стало.  Её домик снарядом гаубицы силовиков разнесло в щепки. А Галю нашли за 20 м от домика всю иссеченную осколками. Похоронили на ближайшем кладбище, поставили крест и надпись: «Галине Петровне». И я знаю, за что прошу прощения у Гали. 
    И моя душа требует мщения, я ведь служил с оружием в руках и всегда был готов дать отпор врагу, а случилась беда, и я не мог защитить мою Галину Петровну. Вот за это меня и прости. А недавно я узнал, что разрушен мой любимый город Енакиево, и прямым попаданием гаубицы наш домик покойного деда Богданова Петра Елисеевича превратился в щепки. А ведь в этом доме у деда родилось 9 детей, все были достойны своей Родины – Донбасса! Жили люди богато и счастливо, а теперь даже места нет, где всё это происходило.               
Хочу отмщения!

                Кириченковщина
    Когда мне исполнилось 15 лет, стал задумываться: как помочь родителям материально, какую специальность освоить.  Мы, старшие братья-школьники, часто ходили к отцу на завод, в основном , чтобы он помог нам решать школьные задания. Несмотря на то, что он закончил 4 класса церковно-приходской школы (свидетельство за 4 класса уже выдавали), упражнения по математике он решал даже за 10 класс. Находясь у отца на работе, мы попутно знакомились с производством. Не знаю как братьям, а мне нравилось токарное дело. Я представлял, как пойду с работы домой по улицам в замаслянной спецодежде, а в боковом кармане будет торчать штангель-циркуль, что выдает мою принадлежность к почётной профессии.
    И вот едва мне исполнилось 16 лет, отец взял меня буквально за руку и повёл на завод. В отделе кадров оформили учеником токаря. В то время уже по КЗОТ-у с 16 лет можно было официально оформиться на работу.
    Учеником определили меня к моему другу Лёше Машурову. Его также в 16 лет на вокзале нашел мой отец и привел к себе в цех. До того он воспитывался в детдоме, родители погибли в войну, а в 41-41 г.г. он воспитывался даже в партизанском отряде, много мне рассказывал о жизни на войне. Лёша быстро научил меня профессии токаря. Вообще, он всё делал быстро, но качественно, самую ответственную работу поручали ему. Работал легко, и при этом пел или насвистывал различные мелодии.  В обеденный перерыв мы быстро съедали свой скудный завтрак, а это кусочек хлеба и чай, иногда мать нам с отцом давала маленькую бутылочку молока. И мы бежали по цехам «хулиганить». В основном, проверяли голубиные гнезда, где находили яйца, выпивали их даже иногда с зародышами птенцов. Затем бежали в кузнечный цех и отковывали из крепкой стали (а это старые клапаны автодвигателей) ножи или ещё какие детали. В то время многие пацаны ходили с ножами, время-то было послевоенное. Ножи были, как правило, с наборными красивыми рукоятками, хромировались или полировались нами. Хороший нож был предметом гордости, а когда гуляли вечером в парке, демонстрировали их. Поэтому к нам редко кто привязывался.
    И вот прошло три месяца. Настало время мне сдавать экзамены по профессии токаря. Собралась квалификационная комиссия. Сначала теоретические вопросы (устройство токарных станков), затем техника безопасности и, наконец, контрольное изготовление детали. Я, конечно, не подвёл своего учителя, за подготовку ученика мой друг Лёша получал надбавку к зарплате.
    А у меня началась самостоятельная жизнь, самое тяжелое время в пять часов утра – гудели на заводах первые гудки, нужно было встать, умыться попить чаю или ещё чего. Затем гудел второй гудок, и мы с отцом выходили из дому. Автобусы не ходили – разруха, мы долго шли пешком, не меньше часа- полтора. На одном из перекрёстков нас ждали другие мужики и, чтобы не скучно было, травили анекдоты, идя на работу.
    Первая зарплата мне запомнилась на всю жизнь, выдавали её на втором этаже в кассе бухгалтерии. Мне хотелось быстрее её получить и принести матери, которая выбивалась из сил, чтобы накормить нас. Когда подошла моя очередь, я расписался в ведомости и получил вместо зарплаты облигации 3% займа, ну, и немного денег. Я стал громко возмущаться. А тут подошел мой отец и так же стал возмущаться такими порядками. «Когда же это закончится!» - кричал он. Мужики в очереди угрюмо молчали. Вскоре нас вызвали в заводоуправление к замдиректору по общим вопросам, мы его называли «замполитом». Он вечно носил сталинский китель, полувоенную фуражку, из кармана кителя торчала газета «Правда». В войне не участвовал, был на партийной работе. Нас завели в кабинет «замполита», где он стал кричать, даже топал ногами и всё это по поводу нашего возмущения, что завод отбирает нашу зарплату, а у меня уже опухали суставы рук от голода, трудно было крутить ручки станка. «Замполит» кричал: «Я искореню на заводе эту « Кириченковщину»», грозил арестовать, посадить в тюрьму, а ведь и мог бы. В то время если опаздывали 2-3 раза на работу, даже на 15 минут, можно было попасть в суд и получить наказание от трех месяцев до одного года исправительных работ. И я действительно встречал людей, которые были осуждены и отрабатывали здесь же, на заводе, исправительные работы с вычетом до 30% с зарплаты. Уйдя от «замполита», мы с отцом долго переживали и ждали, что вот-вот за нами придут или вызовут в суд. Но, на наше счастье, уже шел 1953 год – в марте умер Сталин. На его смерть рабочий класс правильно отреагировал, плачущих людей я не видел. А «замполита» рабочие посадили в тележку, на которой из цеха вывозили металлическую стружку, и возили его по цехам. Больше на заводе мы его не видели.
    Вскоре я уехал в Лисичанск учиться в горном техникуме и своего друга Лёшу Машурова не видел много лет. Я уже служил в МВД и в звании майора приехал в отпуск к родителям. И как-то младший брат Генннадий загадочно улыбнулся и позвал к себе в гости. Возле его калитки на скамеечке сидел мой друг и учитель Лёша Машуров! Это была незабываемая встреча, к тому же у брата в дубовой бочке созрело собственное вино, вкус которого запомнился на всю жизнь. Брат нас сфотографировал на той же скамеечке, фото у меня имеется. Но Лёшу Машурова я больше не видел. Светлая ему память.





       ЛЮДИ! ОСТАНОВИТЕ ПОРОШЕНКО!
    Смотрю на фото убитого солдата ВСУ, лежащего у верстового столба №749  с опознавательной биркой, сделанное спецкором КП из Львова, но почему-то неопознанного, хотя все признаки для опознания имеются. Это же выгодно украм: не надо платить компенсацию семье, страховку, возмещение расходов на похороны и т.д., и таких «неопознанных» в ВСУ много – десятки тысяч.
    Я в малолетстве жил со своими братьями (6 человек) в годы Отечественной войны в Донбассе и всё хорошо помню, те годы фашистской оккупации. Нас было 6 человек малолетних детей и мать. Старшему брату было 6 лет. Но мы уже добывали хлеб себе сами. Ходили стаей и брали у фашистов всё, что плохо лежит. Иначе не выжили бы. А злость и обида сидит до сих пор, ведь они повели нас всех за город,  на расстрел, к месту казни подпольщиков города Сватово Луганской области, схваченных фашистами при выполнении терактов. В числе задержанных был и наш любимый дядя Миша Поденешко (предводитель подполья). Нас, родственников, вели под охраной полиции, не давая возможности сбежать. Но когда раздались первые выстрелы, мы побежали в сторону города. Сейчас подпольщики перезахоронены в центре города Сватово, и вечная им память, если только местные власти не разрушили этот памятный обелиск.  9 мая 2015 года мы всё узнаем, с тех пор мы все - братья, сестры, -разбрелись по белому свету. Нашу любимую овчарку Джульбарса немцы застрелили, а мы (пацаны) насыпали холмик на его могиле и долго его оплакивали, он ведь помогал нам выжить, притаскивая в дом различные съедобные куски (собачьи, конечно). И сам я от немцев серьезно потерпел: в драке между собой фашисты мне гранатой разбили указательный палец правой руки, что до сих пор даёт о себе знать.
    И долго смотрю на газетный снимок Порошенко и не могу увидеть хоть одну извилину, складку на лице. Это лицо самодовольного борова, деревянного истукана, клопа, упившегося человеческой кровью, а теперь переваривающего её. Он представляет себя фараоном Древнего Египта, те прославили себя в веках тем, кто больше уничтожит людей, а им безразлично – своих погубить или врагов, и теперь они (фараоны) так же равнодушно взирают на мир. А ещё Порошенко представляет, как бегала за ним по пятам канцлер Германии Меркель и заглядывала в глаза, а он думал: «О! Я великий человек, может, даже фараон». И что ему до страданий вдовы убитого солдата у верстового столба №749.  У него рабов ещё много, вот и снова готовится гнать на бойню людей, чтобы упиться человеческой кровью. А для этого рыщет по миру и просит: «Ну дайте же оружия, ещё немного оружия, и лучше высокоточного, чтобы убить сразу всех». У него уже начинается трясучка, ломка, срочно нужно крови, свежей крови! А ещё грозит захватить Крым и Кремль в дальнейшем. Порошенко! Если бы у тебя была нормальная разведка, они бы доложили, что в России имеется такое оружие, которое за один приём сдует все твои войска, твои намерения и тебя с твоими приспешниками. Будь готов к этому.
    Дорогие журналисты, если будете в городе Сватово, загляните на мемориал и могилы в центре города, поклонитесь всем героям, в том числе и нашим родственникам. Вы большое дело делаете, что находите безвинно погибших людей, помогаете родственникам, слава вам! И с великой победой.

Подробности в КП ( www.kp.ru) от 17/03/15 на 7 стр.
 Алексей К.