Порфирион

Ждали главного режиссёра…
     А он всё не ехал и не ехал…
     А его всё ждали и ждали…
     - Какой бюджет у вашего фильма? – спросил журналист у Гадеса. Плюгавенький такой журналистик из околокультурной братии. Все околокультурные журналисты плюгавенькие. Брандахлысты, а не журналисты.
     - Четыреста талантов, - ответил Гадес. - В крайнем случае – пятьсот…
     - Что-то я не соображу, - сказал журналист, - это много или мало? Более чем или менее как?
     - Достаточно, - сказал Гадес. – Для хорошего фильма – в самый раз, а для говённого, сколько ни давай, всё мало.
     Гадес был похож на крота, щурился от яркого света, будто только что выбрался из-под земли, и поводил носом – вроде как принюхивался к солнечным лучикам.
     - Понятно, - сказал журналист, хотя ничего не понял из того, что сказал ему Гадес. - А состав киногруппы у вас определился?
     - А то нет, - сказал Гадес. И опять принюхался.
     - И какой – в смысле – состав?..
     - Самый что ни на есть звёздный, - ответил Гадес. - Продюсер – громовержец Зевс, он же главный режиссёр и оператор-постановщик. Ассистент режиссёра – Гермес: никто лучше его не в состоянии организовать все стадии киношного производства. Арт-директор, разумеется, Аполлон…
     - Бельведерский?
     - Бельведерский. Выбор актёров тоже за ним, хотя в нашем случае в качестве профессиональных исполнителей выступают участники того самого исторического события. Уникальная ситуация, кстати, исключительная. Вряд ли когда-нибудь что-нибудь подобное повторится. Руководитель производства – ваш покорный слуга. За звук отвечает козлоногий Пан. Одного его крика достаточно, чтобы фильм имел оглушительный успех, я бы сказал - панический. То, что многие зрители наложат в штаны, можете не сомневаться. Спецэффект, да и только! С запахом…
     - А композитор у вас кто?
     - Ну, конечно же, Вагнер! Кто ещё в состоянии наполнить мелодией битву гигантов?
     - А музы в вашем фильме играют?
     - Музы не играют, музы – живут.
     - Все девять? – воскликнул журналист.
     - Все девять, - подтвердил хозяин преисподней.
     - И Афродита?!
     - Ну как же без Афродиты? Да вот и она…
     И действительно к ним подошла Афродита – собственной персоной.
     - Слушай, ты, говорят, деньги разменять не можешь? – обратилась она к Гадесу.
     - Не могу. Ни в одном обменном пункте их не меняют. Не положено, говорят. Бумажные деньги – пожалуйста, а золотишко - нельзя. У нас, дескать, и курс для подобных операций не установлен. Представляешь?..
     - Значит так, - сказала Афродита. Иногда она бывает деловой до изумления. Диву даёшься порою – такая деловая. – Значит так, ты всю сумму хочешь поменять или частями?
     - Да я хотел было десять талантов обменять – для начала…
     - Десять процентов комиссионных тебя устроит, если я организую подобный обмен?
     - Пять, - сказал Гадес.
     - Замётано, - сказала Афродита. И глянула по сторонам. – Кто бы помог мне эти таланты до обменника донести?
     - Я, - сказал журналюга. – Я помогу, если не возражаете.
     Афродита смерила его взглядом сверху вниз… до пояса – ниже она даже опускаться не стала и сказала: - А ты знаешь сколько весят десять талантов?
     - Понятия не имею, - сказал журналюга, - но согласен.
     - Пошёл вон! – сказала Афродита.
     - Гы! – отреагировал на её слова огромный и неопрятный гигант с седой бородой и длинными космами. Сидел он на земле возле свеженасыпанной каменной кучи, казавшейся чёрной, как антрацит, и если б не тучки над головой, она бы сверкала и искрилась.
     - Может этот поможет? – спросила Афродита, имея в виду неопрятного незнакомца.
     - Да ты с ума сошла! – свистящим шёпотом сказал Гадес. – Это ж Порфирион!
     - Тот самый? – удивилась богиня и с любопытством стала разглядывать гиганта. Тут только она заметила Геракла, опиравшегося на свою незаменимую дубину. Стоял Геракл поодаль и вроде как равнодушно и в то же время злокозненно поглядывал на Порфириона.
     - Слушай, мы же их всех уничтожили, - недоумённо сказала Афродита.
     - Значит не всех, - ответствовал Гадес. – Некоторых оставили, в том числе и этого засранца. И сидели они в Тартаре – вместе с титанами – дожидаясь лучших времён. Теперь, кажется, эти времена наступили. Амнистия, итить её в титю!
     И он опять повёл носом, словно принюхиваясь к новым ароматным мгновениям.
     - Ладно, - сказала богиня, - хрен бы с ними, с этими гигантами - золото кто потащит?
     - Да найду я носильщиков, - сказал Гадес. – Ты мне обменный пункт накнокай куда я эти таланты снести должен.
     - Замётано - найду, - сказала Афродита, подхватила виноградную кисть из открытого ящика с незатейливой надписью "Эллада" и пошла той волнующей походкой… Впрочем б этом я уже писал – в "Глашатае".
     Её, разумеется, тут же нагнал околокультурный журналюга.
     - А вы тоже в фильме сниматься будете?
     - Буду, - ответила она на ходу. - Для завлекухи. Мелькну в паре эпизодов в своём истинном обличии…
     - Голой что ли?
     - Ну, - сказала Афродита, общипывая виноградную кисть. И держала она её над головой - так, что ягодки просвечивали и, казалось, сияли в праздничном ореоле.
     - С ума сойти… - сказал журналюга. - Какая вы отрывная, офигенная до одури… Сексапильная…
     - Слушай, отстань, а? – Афродита остановилась. – Слова-то какие выискиваешь - из задницы достаёшь что ли?.. Уйди с глаз долой, кому сказала?.. Или Геракла позвать, чтобы ты отцепился?..
     - Ухожу-ухожу, - сказал журналист и ретировался так быстро, словно его и не было.

И в этот момент на киносъёмочную площадку пожаловал главный режиссёр нешуточного фильма о битве гигантов. Вышел из чёрного "Мерседеса", не спеша открыл дверцу и выпустил из роскошной утробы жену свою Геру. Она явилась на всеобщее обозрение в ослепительно белом пеплосе, уже готовая для съёмок и кивком головы поприветствовала родственников. Из них состояла съёмочная группа. Родственники плотным кольцом окружили главного режиссёра.
     - Мальчики и девочки! – сказал громовержец. – Дети мои. Братья и сёстры. Сегодня – день в день - исполняется пятьдесят веков со дня исторической битвы гигантов. Битвы, определившей судьбу человечества на тысячелетия вперёд. Собственно говоря, и человечества никакого бы не было, если бы мы, олимпийцы, проиграли то историческое сражение. Проиграли войну этим нечестивцам.
    И он указал перстом на Порфириона.
     - Гы! – коротко и ясно высказался в свою очередь гигант.
     Видимо его "гы" на этот раз было похоже на "га", потому что харита Аглая тут же передразнила его: "Гуси-гуси – га-га-га! – Есть хотите? – Да-да-да… У - урод! Как дам по башке!"
     И замахнулась на него хлопушкой. Обладание этим немудрёным ударным инструментом возвышало её в собственных глазах несказанно и без всяких Пегасов уносило в беспредельную высь.
     Зевс между тем ударился в прошлое. Он говорил о том, как притушил звёзды, как солнце и луна, бывшие с олимпийцами заодно, преждевременно скатились за горизонт…
     - Надо же – помнит! а я уже всё позабыла, - сказала Гестия.
     - Вот и Мнемозина жалуется на память, - сказала Деметра. - Склероз, говорит, такой, что каждый вчерашний день, как сегодняшний, а сегодняшний, как вчерашний. Девочек своих путает, не помню, говорит, какая из них Клио, какая Евтерпа… Таллия… Калиоппа…
    Наконец Зевс окончил речь, поздравил творческий коллектив с началом съёмочного процесса и отошёл с Гермесом в сторонку.
     - День-то какой, а? В самый раз для съёмок! – воскликнул громовержец. - Вели Борею, чтобы и завтра он обеспечил нам такую же благодать, как и сегодня. Ни одного чтоб лишнего облачка не было на небесах, но и дефицита, чтобы не наблюдалось.
     Заглянул в режиссёрский сценарий, набросанный на восковой дощечке (не мог ни на секунду расстаться с этой привычной для него вещицей), и распорядился:
     - Доставишь завтра из Тартара Эврита, Клития, Палланта, Миманта, Ипполита…
     - Не слишком ли много, отец? Опасно это - у нас кроме Геракла их охранять некому.
     - Думаешь? – в свою очередь засомневался громовержец.
     - Они нам вместо киносъёмок бунт поднимут, да такой, что мало не покажется!
     - Может быть, может быть, - раздумчиво произнёс громовержец. – Ну что ж, будем снимать по одному. А послезавтра я хочу слетать на Ключевскую сопку. Облететь её в максимальном приближении к кратеру, чтобы запечатлеть величественную панораму.
     - Своим ходом полетишь или на самолёте?
     - Своим, разумеется, - не доверяю я ихним летательным аппаратам.
     - А почему Ключевскую сопку, а не Этну?
     - Масштаб не тот, сынок, – несоизмеримый. Вот если Везувий разбудить, да шарахнуть лавой по нескольким италийским городам! А?
     - Да, это было бы интересно, но мы же не кровопийцы, правда, отец?
     - Не кровопийцы, - тяжко вздохнув, согласился с ним громовержец. - Ну что – к делу?..
     И тут раздался грохот. Качнулись светильники, раскатистым громом прогрохотал лист железа.
     - Что случилось? – всполошился главный режиссёр.
     - Что-что – п…здюлякнулась! – недовольно сказала Гера. – Какая сволочь разложила здесь этот вонючий кабель? Уфффф… Колено в кровь содрала.
     - Йодом надо прижечь, - предложила помощь участливая Гестия.
     - Только не йодом!– закричал громовержец. – Жди, когда выдохнется! Промойте перекисью водорода и обработайте хлоргиксидином. Так, давайте-ка ещё раз пробежимся по этой сцене, как пальцами по клавишам. Порфирион, прыгай с каменной кучи.
     - С этой? -  спросил Порфирион.
     - А – что – есть ещё какая-нибудь куча?
     Порфирион огляделся по сторонам  и сказал: "Нету".
     - Так какого…
     И режиссёр позволил себе выражение, в котором мата было больше, чем костей в скелете на совесть засушенного музейного динозавра.
     - Понял, - сказал Порфирион. – Только зачем кричать, ругаться, нервничать?
     И прыгнул.
     - Теперь беги к Гере, - скомандовал громовержец. – Крадучись беги, крадучись. Мимо Афины… так… так… А ты чего вылупилась? – закричал он деве Палладе. – В позу встань! В позу! Стоп… стоп… стоп…
     Зевс сглотнул комок возмущения, откашлялся, отдышался и вежливо полюбопытствовал у Афины:
     - Ты зачем мне цирк устраиваешь?
     - Так уж прямо и цирк… - промямлила дева Паллада.
     - Конечно, цирк! Я сказал в позу, а ты ко мне тылом повернулась. Ты кого хочешь удивить двумя понюшками табака? Меня?! Порфириона?
     - Гы! – осклабился Порфирион.
     - Никого я не хочу удивлять… - сказала дева Афина. - Делать мне нечего что ли …
     - Возьми щит в левую руку, меч – в правую…
     - Ну, взяла… - сказала дева Афина. – Так и сказал бы: "встань в боевую стойку", а то – "в позу, в позу"… Что я семи пядей во лбу, чтобы сообразить, чего вы все от меня хотите?
     - Начнём сначала, - вздохнув, сказал громовержец. И скомандовал Порфириону. – Лезь на каменную кучу…
     - Как - опять?! – возмутился Порфирион.
     - Не опять, а снова, - сказал режиссёр.
     - Понюшки табака… понюшки табака… - бурчала в это время Афина, напяливая на голову свой знаменитый шлем. Напялив, взмахнула руками, шлёпнула ладонями по тощим бёдрам. – Как вам всем толстожопые нравятся! Хлебом не корми – дай толстожопую…
     - Тишина! – распорядился громовержец и скомандовал Порфириону: - Прыгай!
     Порфирион прыгнул и, крадучись, как и предписывал режиссёр, пронёсся мимо девы Паллады (та приняла боевую стойку и даже зубы оскалила – для правдоподобия). Подскочил к Гере…
     - Сорви с неё пеплос! – закричал громовержец. - Так… брось его на землю… А теперь - овладей ею!
     - По-настоящему? – учтиво поинтересовался Порфирион.
     - Нет, конечно. Продемонстрируй намерение.
     - У меня от его намерений уже язык вываливается, - сказала Гера.
     - Ой, только не надо! – сказал Порфирион. – Я до тебя даже не дотронулся!
     - Не дотронулся, - сказала Гера, - а он уже вывалился…
     - Разговорчики! – прервал несанкционированную перепалку режиссёр. – А дальше, - он обратился к Порфириону, - к тебе подскакиваю я и перунчиком – ласково, можно сказать - нежно, прохаживаюсь по твоим причиндалам… Всё понятно?
     - Всё, - ответил Порфирион. – Понятней некуда.
     - Смотри не опоздай, - сказала Гера мужу. – А то он со своими намерениями…
     - После его перунчика от намерений останется только пшик, - вздохнул Порфирион. – Он так произносит слово "перунчик", будто это перо, а не молния. Так что могла бы и снизойти…
     - Перебьёшься, - сказала Гера, - много вас тут таких шустрых шатается – перунчиков не хватит… все пёрышки облетят… как листики с дерева… голой останешься…
     Зевс между тем обратился к Гестии и Деметре.
     - Вы, - распорядился он, - участие в битве не принимаете, стоите поодаль и в страхе заламываете руки…
     - А как их заламывают? – спросила Гестия.
     - Ты что же не знаешь, как заламывают руки?
     - Понятия не имею!
     - Дай покажу, - сказала Афродита и с удовольствием заломила одну, потом другую длань. – Понятно?
     - Ага, - сказала Гестия и последовала её примеру. – Больно, однако…
     - А ты чего ждёшь, словно тебя это не касается? - напустился Зевс на Деметру. – Заламывай, заламывай, не стесняйся…
     - Да заламываю я, - сказала нараспев Деметра. – Заламываю…
     - А я до локотка могу языком достать, - сказала харита Аглая. И достала.
     - И укусить могу. - Отложила хлопушку в сторону – и укусила. Харита – что с неё возьмёшь!
     - Детский сад, - сказала Деметра.
     - А вот и нет! - радостно сообщила Аглая. – Я давно уже не девочка…
     Зевс, однако, быстро прекратил эти никому ненужные телесные упражнение и призвал съёмочную группу к порядку. "По местам" – сказал Гермес.
     Зевс оглядел подчинённый ему коллектив – все ли при исполнении, поймал взглядом Аглаю – она держала в руках хлопушку и с ненавистью поглядывала в сторону Порфириона…
     "Мотор!" – закричал громовержец и сам себе скомандовал: "Начали!"