Почему молчала учительница?

                Любовь Баканова
- Ну чаго, чаго ты смеешься? Ето ж не мои слова! Я табе как человеку сказала, а ты ха-ха-ха, - моя тетка с укоризной глядела на меня и добавляла утвердительно-оправдательно: - И не один раз такое бувало - как устренить игде, так и кричить: Мурка! Какыя ж у тибе ноги красивые!
Я смотрела на стоявшую передо мной босоногую мою тетку с деревянным аршином в руке - только что бегала по колхозным полям, делала замеры пахотной земли, ибо работала бригадиром полеводческой бригады - и вправду не могла сдержать улыбки.
Я еще не особо разбиралась в прелестях женского тела, хотя была уже не ребенком - четырнадцатилетней девицей - и ноги моей дорогой тетушки не вызывали у меня  эмоций. Обычные женские ноги, на мой взгляд даже немного коротковатые, с круглыми выпуклыми коленками, тугими "бочонками"- икрами. ""Бутылочки"!
Но, собственно, почему восхищаться ими должна я?! Это естественная прерогатива счастливых или несчастливых мужчин! Того же Николая Ивановича, о котором она и завела речь, заметившего в теткиных ногах какую-то свою, особую, понятную только ему красоту.
Этот полноватый, с довольно приятным лицом мужчина имел "музыкальную" фамилию. Не более не менее - Рахманинов. В нашем же деревенском простонародье Николай Иванович Рахманинов был наделен кличкой "Крахмал". Конечно, в глаза его так никто и никогда не называл в отличие от всех других случаев с другими кличками других мужиков, ибо Коля Рахманинов занимал немалую колхозную должность агронома. Теперь-то я понимаю, почему зачастую усевшись за столом, выпив по стограммовому стаканчику, пели-заливались моя теть Мура с подругой Райкой: "Выходил на поля молодой агроном,
Говорил, что земля вся в наряде цветном..."
Две одинокие женщины, две "бригадирки" - так их называли в селе - пели со "значением", глядя в глаза друг другу, каждая ясно понимая про свою бабью долю. Прошедшая война выкосила мужчин, мало-мальски подходящих по возрасту парней, многим не досталось личного женского счастья, а ведь каждой так его хотелось, так о нем мечталось! И редкое мужское внимание как эликсир на душу!
Коля Крахмал обладал довольно необычным голосом, а именно, в его нотках слышалось некое поскрипывание. И кличкой такой его нарекли наверняка благодаря необычному голосовому нюансу: крахмал, ведь, продукт скрипучий!  Казалось бы, "нюанс" должен был раздражать, отталкивать, но тут совершенно обратный эффект: голос Крахмала интересовал, притягивал. Даже у меня, девочки-подростка, тембр агронома уже начинал вызывать какое-то волнение. Что говорить о моей бедной тетке?!
Как жилось ей, оставшейся одной  в неполные тридцать лет с двумя сынами на руках? Первый родился в самом начале войны, второй - в послевоенном сорок шестом. А в сорок седьмом Сергей, муж тетки, удачно прошедший всю войну, неудачно упал со строительных лесов, разбился насмерть. Сколько слез было пролито, сколько укоров высказано неполюбившей тетку судьбе! Наверное, как раз с тех пор и не плакала больше тетка, во всяком случае, я никогда не видела ее слез. И еще я не слышала, чтобы моя теть Мура громко ругалась, что, вообще-то, очень свойственно нашим деревенским бабам. Уж если кто какую доведет, то будет вспомянута, "поднята на гора" вся многочисленная родня вплоть до седьмого колена. И каждому мало не покажется! А тетка моя, в ответ на какую-нибудь ругань, лишь опустит голову, буркнет, вроде для отместки, самой себе нежелаемое - так не хочется ей ругаться -  и пойдет своей дорогой. Ходит она по хатам, оповещает на работу, а в хатах то работник с утра пьян, то мается на печке с похмелья, а то и просто пошлет "бригадирку": "Иди-ка, ты, Мурка, со своей работой! Я на картохе прокормлюся!" И пойдет Мура, запохрамывает - к сорока годам стали болеть ее "красивые ножки". Оно немудрено: побегай-ка столько по лугам-полям до глубокой осени да еще босиком!
Я любила теть Муру. Часто ночевала в ее хате, убирала скот - кормила, поила, чистила навоз - ибо моя "бригадирка" чуть свет бежала на правление колхоза или уже пополуночи возвращалась с вечерних заседаний. Мне нравилась ее непохожесть на других баб, ее стремление к чему-то красивому,  высокому. Выезжая в район на разные пленумы-конференции, она всегда возвращалась с новой прической - благо, шикарные волосы позволяли экспериментировать. А еще... моя тетка красила губы, что для деревенских баб являлось высшей формой осуждения. И когда кто-то из моих сверсников выражениями своих мамок-бабок начинал насмехаться над теткой, я грудью вставала на ее защиту.
Она умела все: и запрячь коня, и косить, и даже пахала на тракторе. Стахановка! На отдыхе в праздничныз застольях не отставала в пении: невысоким грудным голосом старательно выводила мотивы старинных народных песен.
Каждый декабрь на "Николу" мы выезжали с ней на одолженном у того же Крахмала коне в соседнее село. Кто там только мою теть Муру не знал! И все зазывали и все угощали.  Я, признаться, к концу праздничного дня начинала переживать и волноваться. За тетку. Но теть Мура знала во всем меру! И когда наш конь Огонь мчал обратно, она, взнукивая вожжой, кричала мне: "Запевай, Любаха! Про етого... как яго... про товарища!" И я тоже кричала: "Я песней как ветром наполню страну, о том, как товарищ пошел на войну...", -  а этот самый ветер, зимний, студеный захлестывал глотку, не давал петь. Теть Мура силилась поддержать:"Мы хлеба горбушку и ту пополам..." Да, она всем делилась со мной...
Считая  уже достаточно взрослой, тетка доверяла мне. И в этом не ошибалась. Не далее как в прошлогоднюю Троицу я стала невольной свидетельницей короткого теткиного счастья. Конечно же, она этого даже и не подозревала, ибо ее тайна стала и моею. В тот день, когда весь деревенский люд с полной отдачей и отрадой предавался веселому гулянью, мы, девочки, десяти-тринадцати лет, тоже отмечали этот удивительный праздник. По-своему. Мы хоронили "кукушку". "Кукушка" - обыкновенный деревянный чурбачок, принаряженный  в куклу, должна быть закопана в землю с тем, чтобы следующим летом быть найденной и вновь перезахороненной. Такой вот необычный "троицкий" ритуал! При этом мы "кумились". То есть, обменивались лентами, становясь друг для дружки кумою.  Предпочтение отдавалось широким цветным капроновым лентам в отличие от узких атласных.
Ватажка девчонок во главе с "лидером", которым по негласному договору всегда выходила я, ушла в недалекую от села рощицу, здесь мы планировали схоронить "кукушку". Долго искали-выбирали место, одурманенные праздничным настроем и волнующе-пряным ароматом разноцветья, разнотравья...
Но не только нам вольный дурман кружил головы. Я первая наткнулась на распряженную подводу и отпрянула пораженная: вся подвода (по-нашему, "колесня") была закидана охапками васильков и ромашек! Невдалеке пасся конь Огонь. Этого рыже-огненного коня знали все. Как и его хозяина. Завороженная, я не могла оторвать взгляда от букетов на "колеснях", а когда опустила глаза вниз, увидела затаившихся,  лежавших в обнимку, Николая Ивановича и мою драгоценную тетушку. К девчонкам, поспешающим ко мне, я бросилась как на амбразуру, стараясь ни в коем случае не дать заметить нелицеприятную картину. Это же разговора на все село!
 Девчата углядели коня: "Глядите, глядите, Огонь! Откуда он здесь?!"  Развернув своих "кумушек", я торопливо обещала каждой из них подарить по капроновой ленте, чем вызвала немалое удивление, самое же главное, отвлекла их.
Как ни тяжело было расставаться с лентами, несколькими из них пришлось пожертвовать ради спасения репутации дорогой тетки. Николаю-то Ивановичу, Крахмалу-то, что?! Он мужик! Хотя и женатый. И двоих детей имеет: Олега и Лариску. Жалко вот только Пелагею Петровну. Жену его. Потому как Пелагея Петровна -  моя первая и любимая учительница. В противоположность своему крепкотелому высокому мужу она совсем небольшого роста и очень-очень худенькая. "Цубылка!" - как-то с сердцем обронила моя, вообще-то, незлобивая тетка. Нет, это не было ругательным словом - так у нас называют былинку, тоненькое хилое растение, но на этот раз я глубже поняла и оценила его значение.
Пелагея Петровна была очень доброй учительницей. И справедливой. И строгой. Ко мне она проявляла какое-то особое душевное расположение, выделяя из всех учеников. Когда перед классом зачитывала мои изложения-сочинения, глаза ее увлажнялись - такое  умиление вызывали у нее мои первые "опусы".
Пелагея Петровна Ощипина...  Мне очень хотелось  спросить: почему у нее совсем другая фамилия, но не хватало духу.  Ладно бы хоть Щепкина, как у великого актера (я мечтала стать артисткой) или Щипачева, как у известного поэта (грезилось мне и поэтическое поприще)... Нет, Пелагея Петровна проигнорировала даже такую красивую, мировой известности, фамилию... Рахманинова... Впрочем, наверняка тому были важные причины и мотивы...
Пролетели десятилетия... Давно нет ни моей тетки-страдалицы ни Коли Крахмала, Николая Ивановича Рахманинова. По иронии судьбы на сельском погосте их могилы напротив друг друга. С оригинально изготовленной глыбы черного гранита с веселым прищуром посматривает бывший агроном в грустные глаза моей тетки на скромной фотографии скромного памятника. Помнится, в одну из родительских суббот последнего года ее жизни, навещая могилы родных и близких, теть Мура, заметив чей-то безымянный холмик, тихо попросила меня: "Ты уж хуть палку какую мне ткни на могилку, но чтоб обязательно с карточкой! А то, вот видишь, ляжить человек, а хто ляжить..."
Так уж случилось, что героиней моих первых рассказов и повестей стала она,  моя незабвенная тетушка с необычным именем Мура. Мурка. И мои книги о ней - самый дорогой, самый богатый памятник! Свои первые публикации, дабы похвалиться, я, конечно же, не замедлила отослать, прежде всего в родное село, в родную школу.   
От моих земляков, дорогих учителей я получила столько признательных слов, столько восхищения и восторга, что не сравниться никаким гонорарам! Они писали, что всегда знали и верили именно в такое мое жизненное предназначение. Не получила ответа я всего лишь от одного человека. От Пелагеи Петровны Ощипиной. Каждый год я справлялась у земляков о жизни, здоровье моей любимой учительницы. Мне сообщали, что она спокойно доживает свой век с сыном Олегом, бизнесменом.  Я надеялась, я ждала...
Почему же молчала учительница?
   
                БОГАТАЯ БАБУШКА
               
                Любовь Баканова

Я самая богатая бабушка. Не поверите, у меня аж двадцать внучат!
Семь девочек и тринадцать мальчиков. Имена моей ребятни и определяют новое веяние моды в этом направлении, и заставляют вспомнить старое, даже старинное время. В самом деле, мои сверсники сплошь да рядом были Вали, Гали, Коли, Толи; поколение наших сыновей-дочерей обретают имена уже более интересные, ближе к иностранным: Мишель, Анжелика, Артур, Руслан; а вот внуки наши возвращают нас в русскую "именную экзотику". Судите сами, среди моих подопечных имеется Гаврик. В полном звучании - Гаврила. Вспоминается моя бабушка, любимым ругательством которой было укоризненное: "Эх, гаврики вы непутевые!" А мой Гаврила очень даже путевый! Спокойный, серьезный мальчик. Не задира и не "стонота", как, допустим, обладатель другого старинного имени Прохор. Прошка - парень еще тот! Требует к себе повышенного внимания, особого отношения. "Прошка, Прошка! Ну посиди немножко! Побудь немного паинькой, мой внучонок маленький!" - упрашиваю я.
Но, конечно же, всех своих внуков и внучек я сердечно люблю и жалею. Хотя порой и не обходится без повышенных тонов и интонаций, даже крика, а что поделаешь - их ведь двадцать голов! И все такие разные! Как разные имена...
Считается, имя дает определенную характеристику его "носителю". Я с этим не согласна. Все можно свести к мистике, особым знакам доброй судьбы или злого рока, чем можно обнадежить или огорчить ни в чем неповинного человека. Но случаются и совпадения.  Например, Гордей. Тут родители моего внука попали в самую точку! Гордей гордый! Мальчик старается делать все сам и даже малейшая помощь вызывает у него раздражение. 
Внуки: Марк, Лука, Матвей, Иван. Двух последних я дополнительно окрестила Матфеем и Иоанном, ибо вся именная четверка почему-то ассоциируется у меня с известными библейскими евангелистами. Не хватает только святых апостолов Петра и Павла - ни Павлика ни Петруши среди моих ребяток нет. 
Уж не знаю, какими пророками-проповедниками они будут, но Лука и Матвей уже сейчас имеют задатки вышеприведенных тезок. Они любят доказывать, "проповедывать" друг другу и остальным ребятам свою истину, свою детскую правду. Правда, их правда (простите за каламбур) вообще-то зачастую одинакова.Как одинакова она и в Евангелиях библейских героев. Лука и Матвей любят уединение. Притворившись нагулявшимися, усталыми, они прсаживаются на первую попавшуюся скамейку. Интересно при этом наблюдать за ними. Лука смотрит в облака, а Матвей-Матфей упирается взглядом в землю. Оба задумчивы. Не по летам! Какая дума тревожит вас, мальчики? Может, в ваших детских душах уже рождаются-зреют ростки будущих философов?!
Мальчик Ваня-Иоанн - настоящий хитрован; он, как русский мужичок, остренький на язычок. Как-то смотрел, смотрел на меня пристально и заключил: "А ты ведь старенькая!"
"Да ты что, Ванек! Я совсем молодая!" - рассмеялась, погрустнев душою. Что ж, устами ребенка глаголет истина. Которую мне никак не хочется принимать.
Четвертый из "евангелистов" Марк- Маркуша. И его я переделала в Карпа-Карпушу. Коренастенький, приземистый, даже немножко сутуловатый, уж очень он мне напоминает криминального персонажа Карпа из известного телефильма по роману братьев Вайнеров. Но мой Маркушка-Карпушка такой ласковый, такой нежный, похоже, будущий сластолюбец. Как говорится, "ласковое теля двух маток сосет". Пока я натягиваю ему колготки (мальчик плохо одевается сам: слабая моторика), внучонок исцелует меня и в плечи. и в щеки, и даже ухитрится чмокнуть в губы. Вот ведь, будущий герой-любовник!
Есть среди моих внучат и озорники-непослушники: три мальчишки-"заводилки" Глеб, Савелий и Кирилка. Поняв добрый характер своей бабки, они вовсю пользуются этим. На прогулке за ними нужен глаз да глаз. То куда-нибудь спрячутся, то вовсе норовят ускользнуть с поля зрения, перебежав на другую сторону улицы. Любопытны!
Леонтий же очень щепетильный! Ни за что не отойдет от меня, пока одежка не будет идеально застегнута, заправлена: - Не-ет, ты шарфик затяни потуже! - тянет он. -  Заправь сапожки под резинку! Ушки, ушки заверни под шапочку!
Все внучата давно одеты и ждут сигнала отправления на прогулку, а Леон-Леонтий находит все новые и новые недоработки в моем одевании. Наконец вся орава вываливает на улицу.
- А у тебя красивый ротик, почему? - спрашивает самый маленький Иван Евгеньич, когда я наклоняюсь вытереть его носик. Да-да, вы не ослышались, именно Иван Евгеньич. Об этом внучонке сказать придется особо. Как вы поняли. у меня уже имеется внук Иван, который "евангелист Иоанн". При появлении нового Ванечки, родители которого настояли именно на таком варианте, я шутливо заметила: "Ну будет теперь у нас два Ванюхи!" На что "новый" Ванюха отреагировал низким басом мультфильмовского Умки: "Никакой я не Ванюха. Я Иван Генич Шеланный!" Ну уж раз Желанный, то ничего не сделаешь! Оставайся Иваном Геничем! Хотя Шеланный-Желанный иногда нежеланно писается в кроватку, мальчишка он обаятельный. - А глазки у тебя зеленые, почему? - продолжал расспрос Иван Генич, тыкая пальцем в мои веки. Я постаралась объяснить ему про губную помаду и тени для век, с помощью которых бабушка хочет продлить молодость. но внучонок прервал мой экскурс в косметику, заключив: "Потому что ты крокодил!" Вот те и на! Спасибо, Иван Евгеньич, на добром слове!
Этот малыш так привязался ко мне, что не торопится к любящей маме. "А можно я буду тебя зачищать? - цепляется он за мою юбку. "Я буду скучать по тебе!" - кричит, упираясь, уже на дороге, влекомый за руку мамой.
Есть еще внучок Демид. Простоватенький на вид. Не трус, не забияка - хитер однако! Время к обеду движется - Демид к бабушке "лижется": "Какой сегодня супчик? - Гороховый, голубчик!"
Надо сказать, для своих внучат я, наверное, дороже родителей. Особенно во время процедуры приема пищи. Тут прямо разгорается драка в борьбе за раздачу ложек-вилок. Все хотят быть дежурными. Бедные папы-мамы ведь целыми днями трудятся, "деньгу заколачивают" и только вечерами видят своих милых чад. А бабушка  с ними рядом ежедневно. Да еще кормит! Потому-то детишки и привязаны ко мне. И озорники и тихони.
Которые похитрей да посмелей так и норовят быть ближе к кухне. Как говорится, плох тот матрос, что не любит камбуз! Так вот и в тельняшечке Демид, ближе к хлебу норовит. Уж этот хлеб! Вышла у меня с ним оказия. Никак вначале я не понимала: отчего Демид просит и просит курочку. Уж как не разнообразила рацион,  продукты из курочки подавала  чаще других, и понятно, по каким причинам: все ж, дешевле. А Демид просит и просит курочку, плачет даже, орет.
"Ну уж будет тебе курочка! -  решила я и отвалила любителю курятины целый отварной окорочек, что и для взрослого многовато. И опять крик: "Курочку! Дай, пожалуйста, курочку!" В замешательстве я даже разозлилась, отвернулась. Возникла небольшая пауза тишины и вдруг басистый рев маленького Ивана Евгеньича. Я глянула на обеденный стол. Успокоившийся Демид грыз корочку хлеба, к которой с плачем тянулся Иван Евгеньич. Ах ты, боже мой! Недогадливая бабка! Вот какая "курочка" оказывается! Корочка хлеба!
Да, интересны мои парни! Но и девочки подобрались - сплошные индивидуальности. Соревнуясь между собой, ни одна не уступит другой.
- Никогда мне не быть первой! - совершенно по-взрослому, отчаянно плачет Ульяна.  - Ну что ты, моя хорошая! - успокаиваю я ее, - вот уже завтра ты станешь победительницей, быстрее всех оденешься на прогулку.
Ульяна затихает, верит мне и с надеждой ждет завтрашнего дня. Мне надо будет прибегнуть к какой-то незаметной хитрости, дав ей возможность действительно опередить ребят, чтобы не сформировалось у девчонки комплекса неполноценности.
Коль два имеется Ивана, то Марьюшек, конечно, две! Одну из них я называю Аве Мария. Кроткая девочка с иконописным ликом-личиком. Другая же Мария - Манька - сорви-голова! Крепко сбитая, резкая, быстрая. Манька отличается тем, что выговаривает все слова, даже очень сложные, многим ребятам вовсе неподдающиеся. Умница! Но Манька еще отличается и тем, что при обеде, успев быстро слопать свою порцию, не преминет, не застесняется стащить понравившуюся котлетку или колбаску у зазевавшегося соседа. Девочка самая рослая среди всех внучат и, конечно же, для удовлетворения растущего организма требуется повышенная норма питания. Она счастливая, еще не задумывается о своей фигуре и я, умиляясь, непременно даю ей добавку.
Василиса и Алиса - две подружки неразлучных. Любят меняться не только игрушками, но и платьями.
Евочка - красавица девочка. Белое кукольное личико с носиком-кнопкой; открытые голубые глазки в опушении черных-пречерных ресниц. Конечно же, пока Евочка не осознает в полной мере, не понимает своей красоты, но, тем не менее, в ней уже присутствуют элементы кокетства и даже некоторого высокомерия. Она сама себе выбирает девочку, с которой на данный момент хочет играть и дружить. а остальные девочки. пусть еще по-детски, но уже чувствующие ее превосходство, терпеливо ждут выбора красивой подружки. Какой же Адам уготован нашей Еве?!
Я бабушка объективная. И несмотря на любовь и обожание своих внуков, все ж, вижу у некоторых намечающиеся отличия. В той же красоте, обаянии. Вот девочка с прекрасным старинным именем Ярослава. Может быть, по взрослении природа и исправит свои ошибки, дав шанс из гадкого утенка превратиться в прекрасного лебедя, но пока что Ярослава лишена хоть каких-либо черт изящества. Это нисколько не умаляет моей нежности к ней. Более того, Ярославу любят, обожают все мои мальчики. Особенно Савелий. Они всегда вместе: то заливаются-хохочут, то ревут в два голоса, если кого-то из них кто-то обидел. При встрече обнимаются и целуют друг дружку. Даже в туалет ходят вместе. Будут потом вспоминать:"на одном горшке сидели!"
Девочки есть девочки! В них уже сейчас чувствуется основной женский инстинкт, заложенный природой: быть любящими, нежными, мягкими. Не только я собираю их на прогулку, но и они меня. Ульянка с Ярославой стараются застегнуть мою куртку; Василиса с Алисой подносят сапоги. стараются обуть бабушку; даже красавица Евочка не пренебрегает натянуть на мою голову шапку.
Милые, кристально-чистые детские души... Как долго сохранитесь вы в своем первозданном природном естестве?! Хватит ли силы сохраниться?! Лукавы лозунги, кричащие: "Человек сам делает свою судьбу!" Как далеко неверно это! Юный человек попадает в сложившееся общество, в мир людей и вольно и невольно начинает жить по их законам и правилам. И мир этот, к сожалению, далеко неидеален: агрессивен и жесток...
Все мои дети очень любят сказки. Только вот беда - старых добрых сказочных героев моего детства Деда с Бабкой с их любимыми чадами Колобком и Снегурочкой, а также обитателей лесной чащи Мишку косолапого, Лисичку сестричку и Зайку трусишку им заменили иностранные пришельцы: Человек Паук, Черепашки ниндзя, всякого вида роботы и даже Зомби. Громко, стараясь перекричать друг друга, мои мальчишки орут: "А Человек Паук как даст! А Трансформер как врежет!"
 - Что такое трансформер? - спрашиваю я  Глеба. - Ты что, бабушка, не догоняешь?! - округляет глаза внук. - Это же робот такой!
Но больше всего меня страшит "Зомби". Зачем это маленьким детям?! Будет ли верным у них представление о красоте и доброте?! Воистину, человека делает социум, окружающая среда. И как бы я не пыталась привить моим подопечным любовь к старым русским сказкам, их маленькие души тянутся уже к другому, зачастую уродливому и непонятному, хотя и пытающемуся, все ж, прививать понятия  добра и зла. Но уж так много агрессии в "новом сказочном направлении"!  Даже в деянии добра. А, может, оно действительно должно быть с кулаками?!
Я еще та бабушка. Бабушка философ! Мне думается, человек, считающийся последним эволюционным звеном природы, вовсе не является венцом ее творения. Эволюция продолжается! Человечество семимильными шагами прет к ее новой стадии. В недалеком будущем не будет живого человека - будет плод высочайшего достижения его мысли, электронно-компьютеризированное дитя.  Робот-Трансформер!  Но и эта стадия эволюции незавершающаяся! После глобальных катаклизмов, по вине бездушных воинственных все тех же роботов, на нашей планете возникнут новые, высшие формы живой разумной материи! Которые трансформируются затем в одну единственную клетку, являющуюся и венцом-концом творения природы и началом нового витка жизни.
Я верю, что на других планетах других галактик обитают разумные формы жизни. Мало того, они знают о нас! Знают о нашей планете, ибо ими пройдена вся цикличность природного существования, задействована-использована вся сфера самого главного, таинственного аппарата - головного мозга, коим здесь, на Земле мы обладаем лишь мизерной частицей.
Да, меня, как любого мыслящего человека, глубоко волнуют, интересуют высокие, вечные вопросы мироздания. Но и, конечно же, я "заземлена". Возникает множество обыкновенных житейских вопросов. Почему так или иначе складывается судьба человека?
Что ждет вот этих пока счастливых детишек? Удасться ли им быть избранными в обществе или удостоиться печальной участи изгоев?
И самый больной, самый лично-трагичный для меня вопрос: почему у меня, любящей и обожающей детей, всего один-единственный сын? Почему мой любимый сын не осчастливит меня потомством?.. Почему... почему... почему...
Я с умилением смотрю на разметавшихся в уютных кроватках детишек. Как безмятежен их сон! Некоторым снится что-то приятное - они улыбаются. Улыбнитесь и вы! Вы в детском саду "Улыбка".   
                апрель-май 2015г.