Жил-был я. Кн1. ч4. гл3. День победы 4

 

Глава 3 День Победы 4

          Молодежь шла по улице Харью в сторону площади Выйду (Победы). Ярый ступал по брусчатке, его спутники - по тротуару. Проходя мимо бронзовой вывески «Tallinnfilm», Мыслитель благоговейно провел пальцами по выпуклым буквам. Девушка Тайна понимающе посмотрела ему в глаза - он, признательно, ей. Ярый же задумчиво смотрел вперед. Потом повернув голову в их сторону, прищурился. «Ха-а!» - воскликнул он и выбросил в их сторону руки.
         - «Ой! Ты что?!» - испугалась Девушка Тайна.
         Мыслитель вздрогнул: «Ах ты!».
         Они спрыгнули с тротуара и «налетели» на Ярого: «Ну держись! Хенде хох!».
         - Всё! Все сдаюсь! Сдаюсь! Нихт шиссен!- наигранно заслонился Ярый.
         Друзья обнялись, потом взялись за руки и, смеясь, пошли навстречу солнцу. Так они пересекли улицу Мюйревяхе, последнюю улицу Старого города.
         Слева - осталась «Gloria»: утонченный и любимый морскими офицерами всех времен и народов ресторан. Справа - облюбованный дамами довольно немолодого возраста, кафе «Тallinn».
             .....................................................
         Кафе "Тallinn". Слышится задумчивая песня-тоска Эдиты Пьехи: «Где-то есть город тихий, как сон......»*.
         Редкий дождь чертит по толстому стеклу витрин мокрые косые линии. Линии оплывают вниз крупными каплями. Места у больших окон - витрин, как всегда, заняты. Призрачные струйки сигаретного дыма. Тонкие пальцы. Белые фаянсовые чашечки. Маленькие столики. Удобные полукресла. Теплый томный уют. Нога на ногу. Из–под челки, шляпки, вуалетки, устремленный в одну только им явную даль, задумчивый, с поволокой, взгляд. Изящность. Эстетика. Ожидание.
            
          Подвал «Каролинка». Тяжёлый дым дешевых папирос и сигарелл, типа «Ватра», «Tuluke», «Север» смешался с перегарным духом подогретого бросового вина «а-ля глинтвейн». Гулкий гам, мат и толчея. Под подошвами - скрип песка  на грязном, заплеванном, скользком каменному полу. Грубость. Серость. Тупик.
                   А на улице цветет Весна, зеленеет молодая листва, брызжет солнце! На улице Май. На улице Праздник!
На улице легкий ветер. Слышно как шелестят листья. Еще шаг и молодые люди выйдут на нарядную площадь.
        Но…
          Площадь
                Победы
                пуста.




            Пройдя мимо гостиницы и ресторана «Выйт», церкви Святого Яана, вдоль здания государственного художественного салона (в праздник он, конечно же, был закрыт, а то бы они, по обычаю, не преминули бы посетить его), ребята направились на Тыннисмяги, к Вечному огню. Они так были воспитаны - в день Победы прийти к Вечному огню.

            Им не надо было объяснять, что такое война. Они, рожденные в конце пятидесятых годов, еще обладали четкой генной памятью о боли и ужасе войны, о лютой ненависти к врагу, о горьком вкусе победы.
            Они, воочию, видели следы той жестокой войны - разрушенные дома, оплывшие, но узнаваемые шрамы траншей и окопов, не убранные с полей сражений: изорванные конструкции старых взорванных мостов, причалов, депо, вокзалов, выбросившихся на мелководье расстрелянных кораблей и судов.
            А сколько разбросанного по земле  железобетона? Будто нечеловеческая сила вырвала из ее чрева плиты, а то и целые стены. И торчат из курганов, во все стороны, их перекрученные внутренности - ржавые стержни арматуры.
           Молодые люди читали книги, написанные участниками Войны, смотрели кинофильмы, снятые очевидцами Войны. Они знали о войне по рассказам родителей, бравых и скромных ветеранов Войны. Молодых и старых. И чем старше был рассказчик, тем, меньше и неказистей казался, не многословный его рассказ, но смысл повествования поражал глубиной и значением.
           Ярый бывал в Питере и видел раны Войны - на телах атлантов, что поддерживают архитрав Нового Эрмитажа, статуях Клодта Аничкова моста, величественных колоннах Исаакиевского собора, закопченных руинах Петергофа, сожженного Екатерининского дворца в Пушкине.

           У каждого из них был свой счет войне.
           У Тайны - разрушенный белокаменный красавец Севастополь и передавшийся  от близких людей липкий ужас Бабьего Яра.
           У Мыслителя - истерзанная, расстрелянная, но не сломленная белорусская родня. Тонущая, девочкой, вместе с торпедированным транспортом , у полуострова Ханко, мать.
           У Ярого – надпись «Граждане! ПРИ АРТОБСТРЕЛЕ эта сторона улицы наиболее ОПАСНА» и пустое место во внутреннем дворе квартала, что ограничен проспектами Кировским и Большим П.С. , аккурат, по диагонали от кинотеатра «АРС».
          «Здесь был наш дом. Я ходила за хлебом. Карточки..... отоваривать.. Началась бомбежка. Я - в бомбоубежище…. Когда вернулась, смотрю, а...... дома нет…. И никого тоже….нет», - как - то заведя меня в этот двор, рассказала мне мать и тихо заплакала. – «Помни об этом, сын».
          Эй, вы! Благодушные европейские добрячки, скудоумные талейранчики! Я никогда вам не прощу этих слез моей Матери, никогда, и дети мои тоже не простят. Что, Европа, не удалось победить мою страну в открытом бою? Вы решили пересмотреть историю. Но тогда вам придется "пересмотреть" и нас. Финал этих пересмотров вы знаете.
".. Так высылайте ж к нам, витии,
    Своих озлобленных сынов:
    Есть место им в полях России,
    Среди нечуждых им гробов" **

Вот, что они видели в Вечном огне.
Вот, что они чувствовали, вглядываясь в суровое лицо Бронзового солдата.
Вот, что они понимали для себя.
Вот, что они расскажут своим детям и внукам.
---------------------------------------
Упокойтесь с миром.
----------------------------------------
Вечная память о вас, воины – защитники.
----------------------------------------
Слава тебе, Народ-победитель!




       Тем временем, я не торопясь, пошел по улице Вана - Пости к площади Звезды, как я сам себе называл этот перекресток. Там пересекались три улицы – Мюйревяхе, Суур – Карья и, собственно, сама ВанаПости. Шесть концов – шесть лучей. Площадь Звезды.
        А вот и он, мой старый добрый друг - кинотеатр  «Sыprus» - «Дружба», мой уверенный путеводитель по миру серьезного кино, «кино не для всех». Дело в том, что по завершению кинофестивалей, в «Сыпрусе» «прокатывались» фильмы, сплошь новые, авторские, со своим пиететом. Кассовые и некассовые. Конечно, был великолептный «Коsмоs» - официальный центровой кинотеатр столицы. И там бывали. Но «Сыпрус» обладал своим микроклиматом, своим магическим очарованием.
Был еще старый кинотеатр «Lembitu», тот, что за вокзалом, в Копли. Так там показывали другие фильмы.
        Кстати, на улице Виру, совершенно незаметно для незнающего прохожего, в щели, располагался совершенно маленький кинотеатрик, «Pioneer». Там демонстрировались фильмы второго экрана и повторного показа. И поэтому, если не попал на интересующий тебя фильм, знай: через месяц он вынырнет в «Пионере».
       Каждый был по - своему мил. Но, «Сыпрус» своей монументальностью затмевал всех. Одна колоннада, чего стоила! Шесть граненых колонн с удивительными капителями, поддерживали свод. Строгий фриз. Лепной карниз.
Я поднимаюсь по его широким гранитным ступеням и уже предвкушаю его дух - запах кинотеатра. Знаю, что внутри продают развесное мороженое и пирожки с повидлом. Что взять на последние пятнадцать копеек? Мороженое или пирожок?
        Я старался никогда не упускать случая зайти в «Сыпрус». Однажды, холодной больной зимой, в расстроенных чувствах, я брел с улицы Татари, из центральной военной поликлиники. Меня «списали в чистую» – признали негодным для службы в армии по здоровью. Попахивало «белым билетом». Совершенно растерянный я очнулся в фокусе гиперболоида кинотеатра. И пропал. Как завороженный, вошел в кинотеатр и просидел там, на сеансе, зачарованный очередным киношным опусом. По - моему это был какой-то фильм Бергмана. А потом, по дороге на вокзал, на Суур-Карье, ступая под впечатлением, рассеяно, в очередной раз, наступал в одну и ту же промоину, наполненную  холодной жижей воды и серого льда.

         Я отступаю в тень белёсых шестигранных колонн. Передо мной маленькая вытянутая деловая площадь, окруженная старинными, не более ста лет, серыми домами. Разные дома: с лепниной и без таковой, колоннами и подворотнями, пыльными окнами, нитяными тюлями, зеленью на подоконниках, высокими железными крышами, жилыми чердаками. Тут всегда была толчея. Еще бы, как, никак, здесь сходилось шесть улиц. Все, то же самое. Ничего не изменилось.
А почему должно измениться? Если сейчас Девятое мая 1975 года. По-летнему солнечный день. Из кинотеатра доносятся звуки духового оркестра. Вдохновенные ветераны поднимаются по ступеням, проходят внутрь здания.
        Просто праздных прохожих мало. Наверное, потому что праздник. Теплый непоседа - ветер пылит вдоль пустынных улиц.
        Я стою спиной к выходу, предо мной открывается перспектива до Тыннисмяги. Вдруг окружающий мир стал дрожать, как марево, и видоизменятся. Я увидел перед собой преображенные помолодевшие дома, нарядно одетых людей, бегающих вокруг фонтана детей. Фонтан! Журчание прозрачных холодных струй, тонкие изящные скамейки, столики и стулья, цветные флаги и навесы.
Вогнутый гиперболоид «Сыпруса», искривляя  пространство и время, показал мне толи прошлое, толи  будущее. Неважно. Но фонтан всегда «просился» на это место.
Я пошел к нему, но изображение поплыло, померкло и иссякло. Все стало таким же, как и было, до того. И только сухой ветер бесшумно закручивал венчики пыли вдоль уличных бордюров.


          Оставив площадь Звезды, я засунул руки в карманы брюк и прогулочным шагом двинулся по улице Мюйривяхе, потом по Малой Стадной, пардон, Вяйке - Карья, и вышел на Пярнусское шоссе. Я уже понял, почему в городе пустынно и наметил себе цель – Певческое поле. Осталось только сесть в трамвай и поехать.
Однако, меня втянуло на улицу Валли. Недаром ее название переводится как «промежуточная», «разорванная». В общем - разрыв, провал, омут. Шутка.
Это очень миловидная коротенькая улочка – полуростик, со своими колоритными древними домами, замшелой кладкой поднятого на двухметровую высоту сквера. Альпинария. Улица гладкая, «под горку». По ней легко идти на парадную улицу Таллина - Виру, с её знаменитыми воротам. Легко идется, легко дышится.
       «Топ-топ», - стучат по асфальту подошвы ботинок. «Раз, два, три» - я уже у ворот Виру. Поворот направо, в стрельчатую арку, и я выхожу из Старого города.
Иду вдоль каменной стенки сквера, который как я уже говорил, расположен выше меня. Мимо киоска «Союзпечать», мимо лотков с сувенирами. Поднимаюсь по лестнице вверх, прохожу сквер насквозь и прямо на Пярну - мантэ. Нарушая правила дорожного движения, (каюсь), бегу через дорогу, к остановке, и вскакиваю в отходящий трамвай номер три.
        Трамвай звякнув, тронулся по рельсам.

        Вперёд! На Певческое поле!

*"Город детства" музыка А.Флярковского текст Р.Рождественского
**А.С. Пушкин.  Стихотворение "Клеветникам России".

Продолжение: http://www.proza.ru/2015/05/17/2032