Чудный блеск I

Человек, который сев на поезд, медленно отдалялся от зоны комфорта, частицы прошлого. Человек, который пытался отпустить все прошлые годы, пытался понять, отчего сердце стучит так быстро, опережая здравый рассудок. Он любил подолгу смотреть в стены и говорить с самим собой. Нет, он не был сумасшедшим, разве что в какой-то мере, однако в жизни это не проявлялось настолько ярко, нежели в тексте, который могло бы посчастливиться прочесть очередному незнакомцу. Его поезд шел без опоздания, приближаясь к заветному городу N с какой-то мучительностью, насколько долго это было, насколько интригующе, со сладостью на кончике языка. Время будто остановилось, по правде говоря, лишь в его голове, ибо люди вокруг не считали, что секундная стрелка на часах начала двигаться медленнее, скорее это было игрой воображения одного закомплексованного человека, который даже стыдился произнести свое имя и прятался под маской.
В помещении было душновато, а яркий луч из окна светил прямиком в висок, раздражая своей нахальностью, однако он продолжал лежать и даже не шевелился, ведь зачем, если это все равно не убивает? Убить может лишь поезд, который несется на тебя либо нечто более худшее, в духе "Я разочарован в тебе", все остальное легко и поправимо, кроме того, что на тебя мчится поезд и через пару секунд ты даже не сможешь додумать эту мысль. Забавно, не так ли? На что стоило бы потратить последние секунды, ведь их осталось ничтожно мало, однако он не стал углубляться в подобные рассуждения, погрузившись в чтение. Строки расплывались перед глазами, буквы плясали друг с другом, текст отслаивался от пожелтевшей бумаги и старался забраться в его голову, однако был настолько бесполезен, что и это ему не удалось. Солнце садилось, духота сменялась приятной прохладой, люди из тихих слушателей превращались в разговорчивых наблюдателей, а музыка раздражала своей динамичностью. Столько назойливых факторов, но он все равно был весел, а пальцы на ногах дрожали от волнения, в ребрах ощущалось покалывание. Так обычно бывает, когда ты ожидаешь нечто приятное, однако вместе с этим приходит и страх. Нечто в духе "Когда привязываешься, приходится и плакать", конечно же не в прямом значении, но что-то в этом было. Правда он не плакал, он много читал и слушал заезженные строки, которые срывались с его губ прежде, чем о них кто-то пытался напеть. Долгий день, куда длинная ночь и очень короткое утро, которое даже не успело окончиться. Он просто потерял счет времени, как и ранее в той душной камере, когда стрелки на часах остановились.
Глаза не были какими-то особенными, глаза как глаза, правда с характерным блеском и с его привязанностью к их обладателю, а в большей степени и ничего. Об этой персоне хотелось говорить множественными прилагательными, однако выходило слащаво и вызывало горький смех. Руки были холодными, то ли его, то ли того, кто сумел его увлечь. В общем руки были холодные и не было смысла продолжать об этом говорить. Строчки срывались с языка, он не мог их остановить, это было безумие. Он просто не мог замолчать и перестать смотреть на обладателя чудесных глаз с этим блеском. Кто же он такой? Это были не чувства, скорее оправданное ожидание, оргазм души, приятное покалывание под ребрами и воображаемые насекомые где-то на уровне желудка. Но все еще было утро, стрелки на часах не сдвинулись с положенного места, но ему еще рано было понять, что все это было лишь миражом, время просто летело, с такой невозможной скоростью, что за ним было не угнаться. Однако прекрасные глаза имели и другие значимые достоинства. К примеру, приятный овал лица и нежность кожи, чувственные губы и изящные надбровные дуги. Разве каждое ожидание может похвастаться таким результатом? Будто бы прекрасный цветок, который до того прекрасен, что его даже жаль срывать чтобы поставить в вазу, охота чтобы любовались все. Но он был не настолько добродушен, однако цветок в вазу и не поставил, но запретил и другим на него смотреть, правда мысленно, полушепотом. Он говорил в своей голове чертовыми синонимами, перефразируя свои фразы на более человеческие, более легкие к осознанию, он улыбался, однако вдыхал приятный аромат кожи и проваливался в сон. Время шло, стрелка перегоняла возможности, впервые оно казалось настолько ненавистным, до того раздражающим, нежели человек, который лежал рядом и выдыхал в своем особенном ритме, его плечи были полуопущены, глаза спокойно прикрыты, а грудь изредка вздымалась. Серая майка, как некий барьер между страстью и нежностью. Черный ошейник на запястье как знак его преданности и милосердия его обладателя. Все было некой взаимностью, однако голос в его голове начинал нашептывать нечто новое, куда более значимое, чем было до этого. Когда с губ срывался сладкий шепот, рвалось и нечто иное. Чувства, смешанные с эгоизмом, которые горьким дымом погружались в легкие, но даже этот самый дым казался особенным, с послевкусием из мягких теплых губ. Теплый весенний вечер, однако ощущения ненавистного лета, которое он мог полюбить в считанные секунды, он мог полюбить время года, мог полюбить солнечную погоду или же прикосновения чужих людей к его руке, однако он полюбил чудный блеск в глазах и кроткую улыбку в уголке губ. Бледная кожа, будто сделанная из мрамора, чудесный румянец в области скул и без пробуждения. Он закрывал глаза довольно ритмично, множество раз хлопая ресницами, однако реальность не пропадала. Именно в тот момент пришло осознание: время летит, однако впервые он успевал бежать следом. И все казалось не сказкой или же вымыслом, а былью. Человек, который настолько сильно погрузился в себя, что загадочный незнакомец слишком неожиданно вытащил этого человека из его собственной черепной коробки и внедрил чувства в другой жизненно важный орган. Человек не любил закрывать глаз, не любил когда к его запястью прикасаются чужие теплые пальцы или же губы. Он казался айсбергом для чужих и чем-то более оттаявшим для чудесных глаз. Я был этим человеком.