89. Зеленый ад, дерзкие глаза за маской

http://www.proza.ru/2015/05/10/1520

        ГЛАВА ВОСЕМЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ,
        ЗЕЛЁНЫЙ АД, ДЕРЗКИЕ ГЛАЗА ЗА РАСКРАШЕННОЙ МАСКОЙ

        Утро пришло так же внезапно, как ночь - без долгих сумерек, почти без перехода от темноты к свету. Солнце с трудом пробивалось через плотный молочный туман, окутывающий кроны деревьев. Потом туман начал клочьями сползать вниз, на стволы и лианы, и медленно таять. Утренняя таинственность джунглей сменялась дневными звуками и шорохом пальмовых листьев.

        Гретхен нисколько не отдохнула за ночь, чувствовала себя усталой и разбитой. Пугала одна только перспектива опять провести день в лодке. Шах-Веледа в вигваме уже не было. Она нехотя умылась остатками вчерашней воды и вышла наружу. Лагерь давно проснулся. Индейцы свернули свои одеяла, и каждый чем-то занимался. Причём некоторые из них освежали краску на лицах. Гретхен усмехнулась: кажется, надо распрощаться с надеждой, что они вскоре смоют с себя эти красно-белые маски, и можно будет видеть вокруг человеческие лица. Однако странно, если они раскрасили лица, чтоб выказать своё уважение гостье, как утверждает старик, то это ведь уже состоялось, встреча - дело прошлое. А они опять красятся. Значит, процесс длится. Какой? Сопровождение её? Но в таком виде они больше похожи не на сопровождающих, а на участников какого-то ритуала.

        Тут внимание Гретхен привлекли несколько индейцев, занятых сооружением некой конструкции, назначение которой она не могла понять.

        - Доброе утро, - подошёл Шах-Велед.
        - Пусть бы оно, в самом деле, было для нас добрым, - улыбнулась Гретхен. - Что такое они мастерят?
        - Носилки.
        - Для старика? - удивилась Гретхен. - Он плохо себя чувствует?
        - Это вторые. Первые стоят у его вигвама. А у берега нет лодок.
        - Что это значит? - медленно повернулась Гретхен к Шах-Веледу. - Неужели надо будет идти пешком через лес? Только не это!
        - Надеюсь, что вам не придётся. Вас они понесут.

        Гретхен покачала головой:

        - В весёлую историю я вас втянула, Авари.
        - Да будет вам! - улыбнулся он. - Не забывайте, я индиец, я мало чем отличаюсь от них.
        - Вы пошутили? Не ждите, что я оценю вашу неудачную шутку.
        - По крайней мере, правда то, что джунгли я вижу не второй день в жизни. Они для меня не такое открытие, как для вас. Я вырос среди подобного.
        - Это меня утешает.

        Подошёл индеец-переводчик, поклонился с почтением:

        - Ахау Кан Май просит вас позавтракать вместе с ним.

        Старый индеец как будто абсолютно забыл о вчерашнем разговоре, о словах обвинения и угрозы, брошенных разгневанной Гретхен. Видимо, он предпочёл об этом не помнить.

        - Как чувствует себя солнцеликая? - заботливо поинтересовался шаман. - Ахау Кан Май желает сказать, что сочтёт за великую радость служить ей. Не надо терпеть усталость и боль. Надо верить Ахау Кан Маю и Великому Духу, избавляющему от страданий.

        - Я не измеряла, насколько велик дух моей богини-покровительницы. Но верю, его вполне достаточно, чтоб позаботиться об одной-единственной женщине. Я не желаю обременять Ахау Кан Мая…

        - Скромность моей гостьи равна её красоте, но… - попытался старик прервать Гретхен, однако она, не повышая голоса, продолжала:
        - …и Великий Дух мелкими заботами. Возможно, я попрошу у них помощи, когда сочту это необходимым.

        Помедлив, старик склонил голову в знак того, что удовлетворен словами Гретхен.

        - Мы уходим с протоки, - сообщил он. - Нам предстоит пеший путь через джунгли.
        - Долго ли идти? День? Два?
        - Может быть, два. Или три. Вечер скажет яснее, насколько быстро мы сможем идти. Воины будут оберегать женщину, они возьмут себе тяготы её пути.

        В тот день джунгли предстали перед Гретхен во всей "прелести" зелёного ада. Вокруг громоздились деревья - чудовищные исполины и тщедушные карлики - увитые лианами и лохматые от лишайников. Они росли так тесно, что их раскидистые вершины переплелись в сплошной, непроницаемый покров. Солнечным лучам было не под силу пробить его, потому внизу царил серо-зелёный сумрак.

        Трава в этом лесу не росла. Зато привольно разрослись мхи, грибы и папоротники. Деревья, каждый побег, стебель, всё росло в немыслимой тесноте, всё должно было бороться за свет и за жизнь. Растения безнадёжно переплетались, перекручивались, образуя непролазную чащу - мрачную, душную, сырую. Мхи пышными зелёными мочалами окутывали стволы болотных кипарисов, свисали с узловатых щупалец лиан, покрывали гниющие стволы, землю, лежали на поверхности густой жижи, заполнявшей ямы. Нередко индейцы шли краем неподвижной воды. В ней, как в чёрном зеркале, отражались папоротники и орхидеи. По "зеркалу" лениво пробегало тяжёлое колыхание, когда голова всплывшего аллигатора раздвигала его.

        Шли медленно. Индейцам стоило многих усилий расчистить проход в чудовищных дебрях. И наверняка уже через два дня эту тропу невозможно будет различить в сплетённом зелёном хаосе. Индейцам можно было только посочувствовать - прорубаться сквозь джунгли, нести поклажу из двух разобранных вигвамов, одеяла, кожи, продукты, воду, сухую растопку для костров… Кроме того - оружие. И ещё два сооружения, нечто вроде портшезов, в которых сидели на одеялах шаман и белолицая женщина. И хотя воинам приходилось тяжко, но сидящим в этих носилках путешествие тоже доставляло мало удовольствия. Неровные раскачивания и толчки, остановки, когда носильщики опускали свою ношу на землю, затем опять поднимали - приходилось постоянно держаться за тонкие вертикальные столбики, чтоб не вывалиться.
       Уставала спина, затекали от долгого сидения ноги. Время от времени Гретхен приказывала остановиться и шла сама. Под ногами чавкало, они то утопали во мху, то обрубленные лианы свивались змеями, ловили в жёсткие петли. Гретхен приходилось опираться на руку Шах-Веледа, прибегать к его помощи, когда надо было перебираться через поваленные деревья и всевозможные завалы. Скоро она начинала обливаться потом. Стояла ужасающая жара, духота - дышать было нечем. Воздух был абсолютно неподвижен. Никакого ветра. Ни самого слабого дуновения. Пахло гнилью, и вокруг сырость, сырость… Даже деревья, их жесткие листья покрывались испариной. Капли влаги скользили по гладким, будто навощённым листьям и падали с листа на лист. Теперь и Гретхен довелось услышать, как звенит в джунглях капель непрекращающегося дождя, которая была мучительной пыткой для да Ланга.

        Через короткое время она с облегчением возвращалась на своё место, поражаясь выносливости индейцев.
        Шах-Веледу тоже приходилось нелегко, хотя шёл он без поклажи. Может быть, он и был знаком с джунглями, и рос в подобном климате, но Гретхен была уверена, что привыкнуть к джунглям, освоиться - невозможно. Они противоестественны человеку. Можно научиться жечь костер из сырых дров, знать меры предосторожности, когда приходится ночевать в этом ужасном лесу, не путать змей с лианами и привыкнуть к резкому запаху, состоящему из оглушающих цветочных ароматов смешанных с болотными испарениями и гнилью. Но привыкнуть, почувствовать себя комфортно в этих условиях - невозможно!

        Постоянно хотелось пить, однако вода не утоляла жажды. Тёплая, впитавшая запах бутыли - узкие продолговатые емкости были изготовлены из плода, напоминавшего тыкву. Гретхен мутило от этой воды, она уже не могла её пить и, глотнув, вылила оставшуюся воду себе на шею и на грудь. Платье не стало более мокрым, по крайней мере, ненамного. Но и облегчение пришло на минуту, не больше. Как хотелось ей лечь ничком, и чтобы её перестали толкать и встряхивать. Закрыть глаза, не видеть плывущей грязно-бурой, ядовито-зелёной пелены, в которую сливается цвет джунглей. Оглохнуть, не слышать пронзительных криков, звона этой опостылевший капели.

        Один из индейцев тут же принёс ей новую тыквенную бутыль с водой - Гретхен раздражённо отстранила его руку. А через несколько минут рядом с её носилками опять появился индеец, другой. И протянул ей большой и спелый плод манго. Приложив руку к груди, он повёл её в сторону Гретхен, раскрытой ладонью вверх. Гретхен невольно обратила внимание, что запястье его было обмотано полоской замши, тёмной от пота. Такое сердечное подношения она не могла отвергнуть и взяла из его руки плод. Ей показалось, что индеец не сразу выпустил его, по крайней мере, что-то заставило её взглянуть ему лицо. Оно представляло собой такую же раскрашенную маску, как у всех остальных… но глаза были другими - живыми… дерзкими… Гретхен чуть нахмурилась, и он склонил голову, отступил и исчез из поля её зрения. В ту минуту  Гретхен почему-то подумала: стоит ему размотать запястье, и она ни за что не отличит его от других. И испытала сожаление.

        Манго оказалось сочным и вкусным, и свежестью своей на некоторое время избавило её от жажды.

http://www.proza.ru/2015/05/10/1613