Киномеханик и председатель

КИНОМЕХАНИК И ПРЕДСЕДАТЕЛЬ
Кто только не обирал колхозы! Особенно в семидесятых годах. Это время я хорошо помню, уже более десяти лет работал в районной газете. А может быть - и всегда? Песню Исаака Дунаевского «Дорожная» подправили на свой лад, и процесс пошел! Припев песни такой:

Любимая, знакомая, широкая, зеленая,
Земля родная - Родина! Привольное житье!
Эх, сколько мною езжено, эх, сколько мною видано,
 Эх, сколько мною пройдено! И все вокруг - мое!

Но произошло следующее. В одном из старых советских фильмов героиню Нонны Мордюковой поймали на воровстве огурцов, она, искренне возмущаясь, выдала фразу, мгновенно ставшую афоризмом: «Все вокруг – колхозное, все вокруг – моё!» И народ стал напевать: «И все вокруг колхозное, и все вокруг моё!»

Как и в городе, в селе были свои несуны. Брали всего понемножку, а получалось, что в колхозе и урожай получался низкий, и надои коров маленькие, не сравнить с домашними. В иных селах воровство настолько укоренилось, что мужчины, направляясь на работу, несли под мышкой пустой мешок. За день всегда найдется, «что плохо лежит».

Простые жители уносили продукты малыми частями. Руководители брали по-крупному. У колхозных складов можно было видеть автомобили работников райкомов партии и исполкомов райсоветов, милиции, налоговой инспекции, банков и многих проверяющих организаций. Самих руководителей там, как правило, не было, только водители - верные ординарцы во все времена. Платил ли кто в кассу или не платил, для рядовых тружеников оставалось загадкой. Но они были уверены, что продукты брали бесплатно. Значит, тем можно, а почему им нельзя?

       Х     х     х     х     х

Киномеханик Кузьма Юношев был коренным жителем, родился и вырос в родном селе. А посему ничем не отличался от других.

Вечером после сеанса возвращался он домой с двоюродным братом, Щуркой Щербатым. Тот приехал к нему из города погостить. Разговаривали, пару анекдотов рассказали друг другу. И вдруг Кузьма оживился.

- Ты знаешь, я сегодня чуть было не влип в одну историю! Вот послушай!

Вообще-то, если бы это был кто-то другой, кто-нибудь из односельчан, то Кузьма и не подумал бы рассказывать ему о своем приключении. Да и слушать его не стали бы. Мало находится наивных людей, которые верят рассказам Кузьмы. Шурка тоже относился к их числу. Кузьма мог на ходу сочинить такое, во что и поверить трудно. Любил «заливать» киномеханик.

В селе его недолюбливали. Кузьма под любым предлогом избегал колхозных работ. Хитроватый мужик, себе на уме. Даже в самые напряженные дни, когда всем селом, и стар, и млад, выходили спасать урожай, он отлынивал. Закрывался в кинобудке и делал вид, что у него неотложные дела. А потом врал:

- Мне такую порванную ленту прислали! Испорченную, можно сказать. Целый день склеивал куски. Спина болит, глаза устали. Вам хорошо: пришли и смотрите! Брошу я эту работу, пойду на комбайн!

Колхозники смеялись: «Разбежался! Его на колхозные работы калачом не заманишь!»
Все знали, что Кузьма первым появится в поле после сбора помидоров, огурцов, картофеля, винограда или других продуктов. Спина у него тогда не болит. Он соберет то, что осталось. А после студентов да городских девчонок потери большие. Колхозники тоже не с пустыми руками уходят с поля. Они не ждут, когда получат оплату за свой труд деньгами или продуктами. У них, как и у Кузьмы, к осени погреб под завязку забит заготовками на зиму.

- И что же случилось? – спросил Шурка.

- А ты никому не расскажешь? Дай слово!

- Ладно, обещаю. Так что?

- А то! Решил я наломать початков молодой кукурузы, чтобы себе сварить, курам и свиньям дать. Початки сейчас молочно-восковой спелости, самые вкусные. Стебли вымахали высокие, зайдешь в кукурузу, и нет тебя.

Ломаю я початки на выбор, в мешок складываю. Велосипед в лесопосадке спрятал. На дороге – ни души! И вдруг машина неподалеку остановилась. Я затаился. Слышу, дверцы захлопали. А потом голос председателя  колхоза услышал:
- Ты, Иван, поезжай домой, на сегодня свободен. А мы с Дусей пешочком пройдемся. Целый день заседали, размяться надо.

Голосище у нашего председателя, Семена Егоровича, особенный, басовитый, далеко слышно. Он по жизни шумный. Привык разговаривать громко, как команды отдавать. Он человек боевой, отчаянный. К нам его прислали по партийной линии. В селе, чтобы ты знал, все бабы его. А колхозный кассир, Евдокия Михайловна, его отвергала. Она женщина умная, содержит себя в строгости.

Водитель уехал. А председатель и Евдокия Михайловна остались. Они медленно пошли по дороге вдоль кукурузного поля. Мне все слышно, о чем они говорят!

- Вчера, Дуся, у меня гости были знатные. Первый секретарь райкома партии и инструктор обкома с ним. Ты их знаешь, не первый раз приезжают. В колхозной столовой закатил я им, как всегда, великолепный  ужин. Кое-что в багажник загрузили. Выпили крепко. Под такую закуску почему бы не выпить? Ну, ты же знаешь: с начальством нужно дружить! От этого только польза. Проводил я их. Потом еще дома добавил стакан коньяку. И спал, как убитый!

Совещание в райкоме назначено на девять, а я только проснулся. Еду с опозданием. Голова трещит. Остановился по дороге, в буфете выпил дважды по сто пятьдесят. И являюсь.

А первый секретарь, старый мой приятель, в это время распекает недотепу из числа «правильных» - председателя отстающего колхоза. Он со своим парторгом взяли низкое социалистическое обязательство по урожаю сахарной свеклы. Увидел меня первый и с ходу спрашивает:

- А ты, Семен Егорович, сколько принял?

Я честно отвечаю:

– Триста.

- Вот видишь – передовые хозяйства нацелены на высокий урожай, - подхватил секретарь. - А больше можешь, Семен Егорович?

- На обратном пути еще добавлю.

- Фу, ты! Я не об этом! Сколько центнеров сахарной свеклы обязуешься собрать с гектара?

Тут я врубился и говорю:

- «Триста пятьдесят».

- Вот! А ты – «двести»! При таком подходе никогда колхоз не выведешь из отстающих.

Они там, на дороге, немного помолчали. Чувствую, что парочка подошла напротив того места, где я прячусь.

- Давай, Дуся, посмотрим, какой у нас урожай растет?

И они вошли в кукурузу. У меня сердце от страха чуть не выскочило из груди! Это рядом, в нескольких метрах! Только они в первых рядках, а я в глубине. И убежать нельзя, заметно будет по колебаниям кукурузы. Увидит меня председатель – под суд отдаст за воровство.

Слышу, возня началась, стебли затрещали. Евдокия Михайловна сдавленным голосом говорит:

- Что Вы делаете! На надо! Что люди подумают!?

А Семен Егорович только сопит. Потом громко так, чуть ли не вскрикнул:

- Ну, перестань! Ты же мне кочан отломишь!

Стою я, ни живой, ни мертвый. Если председатель узнает, что я не только початки ломал, но и слышал, как он Евдокию Михайловну зажал, то точно меня убьет!

Потом они тихо переговаривались. Слышу, друг другу помогают одежду отряхнуть, привести в порядок. Вышли они из кукурузы и отправились в село так же неспешно, как и шли. Прогулка у них! А я еще долго стоял, ждал, пока они в село войдут. Пошел на то место, где они боролись. Целую поляну вытоптали! И золотые часы лежат, листьями прикрытые. Я посмотрел, а на крышке выгравировано: «Рязанцеву Семену Егоровичу за безупречную службу в органах КГБ». Что мне с ними делать, с такими часами? Положил их на место: хватится председатель, приедет и найдет.

- В большой опасности я сегодня был, как видишь! Да Бог миловал. А вот мы уже и дома. Сейчас поужинаем, самогонки выпьем. В городе таких продуктов и такой выпивки ты только во сне можешь увидеть. А у меня все есть. Хоть и зарплата у киномеханика совсем маленькая. Хочешь жить – умей вертеться! Правильно я говорю?