Диаспора и метрополия

Множество встреч в конце восьмидесятых – начале девяностых годов в русской эмиграции в Европе и в США дало материал для общих наблюдений и концептуальных выводов. Прежде всего, бросилась с глаза чрезмерная разобщённость в русской диаспоре и большой её отрыв от метрополии. Русская диаспора была раздроблена и по поколениям (первая, вторая, третья волна, новые русские), и по мировоззрению. Преуспевали те, кто ассимилировался в западном образе жизни, отчего терял связи с русской традицией и эмиграцией. Кто пытался жить в традиции, как правило, не был социально и материально успешным, поэтому не мог особенно влиять на общественные процессы в эмиграции. Разителен был контраст с монолитным и динамичными эмигрантскими общинами других народов СССР. Жизнь всех диаспор выстраивалась вокруг храмов, доминантой было сохранение национальных культурных (прежде всего, языковых) традиций. Но во всех диаспорах религиозная жизнь казалась более напряженной и централизованной, а образ жизни более сплочённым, чем в русской. Среди русских бросалось в глаза чрезмерное обилие склок; малочисленные представители множества политических кругов вели яростную нелицеприятную полемику и были нерукопожатны друг для друга. Конечно, богатой и многогранной русской душе сложно было вместиться в сжатое эмигрантское пространство. В самой России естественное обилие позиций и мнений органично распределялось по обширным культурным и географическим пространствам. Но было понятно, что отсутствие единства и чрезмерный радикализм русской эмиграции объясняется не только русским характером (где двое русских, там три партии).
В других диаспорах более, чем в русской, выражено служение своей национальной метрополии, – в разнообразных формах. Во всех западных странах представители всех народов СССР, кроме русских, были многочисленными и успешными лоббистами политических, экономических и культурных интересов своих национальных метрополий. Я видел множество украинцев, кавказцев, евреев, прибалтов в госдепартаменте США, в европейских структурах в Брюсселе, в западных СМИ, русских же можно было встретить крайне редко. В 1990 году в Брюсселе в штабквартире Интернационала христианской демократии я вздрызг разругался с молодыми литовцами, которые кричали о русских оккупантах. Мои резоны, что все народы России, и русские больше других были оккупированы интернациональным коммунистическим режимом (интернациональным люмпеном), и что у всех общая трагедия и общая вина – только озлобляли оппонентов. В девяностые один из молодых людей стал министром иностранных дел Литвы. Понятно, как его воспитывали, какие интересы он защищал в Брюсселе, затем проводил в Литве…
Прежде всего, причины недееспособности русской эмиграции были историческими. После 1917 года эмиграция из России распределилась в основном по следующим потокам. Белоэмигранты, воевавшие с большевиками и потерявшие всё, кроме жизни, по большей части растворились в странах Европы, в основном во Франции, Германии, Греции, где вели труднейшую борьбу за существование. Многие из аристократии и монархических кругов осели в Южной Америке, где до сего дня теплится русская монархическая идея. В США же переехали многие представители либеральной интеллигенции и деятели проигравших большевикам партий: социалистов, кадетов, октябристов. Русским интеллектуалам нужно было оправдать своё поражение в России, и, как это всегда бывает, оправдание свелось к самооправданию: виноваты не мы – марксисты или бывшие марксисты (как большинство из кадетов), а русские большевики, которые извратили европейский марксизм и насаждают русскую азиатскую деспотию. Многие из русских либералов и социалистов стали  публицистами или профессорами американских университетов, где и делились своим историческим опытом. Несколько в меньших масштабах, но это имеет место и в других странах Запада. Конечно же, эти идеи пали на благодатную почву, так как западное общественное мнение всегда радо новым аргументам для доказательства извечного российского варварства, империализма, деспотизма… Ибо Западу надо было оправдывать себя за вековечную агрессию против России и потоки лжи о русском народе. Тут и оказались кстати авторитетные «свидетели». Больная совесть русских и западных либералов и социалистов нашла общий рецепт успокоения. Так зачалась мощная традиция сочетания русофобии с коммунизмофилией. Книга Бердяева «Истоки и смысл русского коммунизма» (1934 г.) очень поспособствовала росту её влияния. Русский философ своим авторитетом легализовал ряд злонамеренных мифов о России. Современные теоретики русофобии Пайпс и Бржезинский считают себя учениками Бердяева. Так самими русскими усиливалась тенденция гиперкритического и пессимистического отношения к России, её истории и культуре.
Разобщённость и маловлиятельность русской эмиграции объясняется и дискриминацией, которой подвергались русские на Западе, по сравнению с другими выходцами из СССР. В середине пятидесятых годов Конгресс США принял закон «О порабощённых нациях», который предписывал оказывать всяческую помощь «порабощённым» народам СССР, – всем, кроме русских, которые объявлялись «поработителями». США и их союзники бросали большие средства на разжигание националистических настроений среди нерусских народов СССР. Финансово и политически поддерживались и все эмигрантские диаспоры, кроме русской. Всем, кроме русских разрешалось работать в госструктурах и СМИ США, а также организовывать разнообразные лоббистские общества и фонды. Всем диаспорам, кроме русской, оказывалась разнообразной формы материальная поддержка.
Все эмигрантские организации, издательства и издания существовали на средства спецслужб США и их союзников, – не бескорыстно. Большинство магазинов русской книги, которыми обеспечивались приезжающие из СССР, содержалось спецслужбами США. Многие русские, искренне борясь с коммунизмом, во многом попадало под влияние антирусских сил, а некоторые становились их орудием. В том числе и это дало основания для вывода Александра Зиновьева: «Мы целились в коммунизм, а попали в Россию».
Это сказалось при крушении коммунизма в СССР. Все национальные эмигрантские диаспоры СССР, за исключением русской, организовывали мощную пропагандистскую работу из-за рубежа на территории метрополий. Во время референдумов и выборов украинцы на Украину, прибалты в Литву, Латвию и Эстонию поставляли большое количество литературы, издательской техники, финансов… Множество соотечественников приезжало для активной миссионерской деятельности, многие возвращались на постоянное жительство, аккумулируя колоссальный опыт и профессионализм, приобретённый на Западе, некоторые эмигранты становились министрами и президентами в своих странах. В Россию возвратились только единицы, никто из эмигрантов не стал значительной фигурой и не внёс заметный вклад в культурную, общественную или политическую жизнь России.
Тем не менее, русская эмиграция в целом выполнила свою историческую миссию служения России и русского миссионерства на мировых просторах. Эмиграция сохранила многое из того, что здесь было уничтожено и безвозвратно утеряно. Ныне настало время синергетического единения опытов – эмиграции и митрополии – в деле возрождения России. Решающим в этом является пример объединения Русской Зарубежной Церкви и Русской православной Церкви.