День какой-то там Победы

От вчерашнего праздника осталась грусть. Не потому, что я не увидел ни одного ветерана. Но единственный пожилой дядька, на груди которого висели штук шесть орденов и медалей, был максимум восьмидесяти лет, наверняка наблюдавший войну в лицах своих родителей, но чья история была во многом похожа на миллионы других послевоенных детей тех лет. И всё.

Да, я пришел поздно, не попав на шествие Бессмертного Полка и я согласен, что наличие ветеранов не является безусловным критерием празднования Дня Победы, равно, как не является это решающим обстоятельством для огня в глазах ещё живых, но как же странно было смотреть на молодых ребят, обмотанных ленточками и машущих флажками, изредка и нестройно горланящих избитые речовки, смысла которых они не понимали. "Спасибо деду за победу! Слава ветеранам войны!" - и накатывает дурацкая тоска от того, что завтра какого-нибудь деда на дребезжащей ладе обматерит один из этих пацанов только за то, что старый пердун слишком медленно едет.

Меня передергивало от вида георгиевских ленточек, намотанных на всё, что только можно было себе вообразить - от пуговичной петлицы, до растирающих весеннюю грязь автомобильных дворников, я не понимал смысла невнятных, пафосных и надуманных лозунгов, торжественно декламируемых голосом псевдо Левитана, мне было странно видеть потрясающе жидкий салют, уступавший прошлогоднему Дню Города так же неизмеримо, как разнятся между собой для сознания нормального человека эти дни. Собственно, это и было похоже на обычный День Города. Просто очередная возможность погулять и поглазеть друг на друга. Люди жующими ртами вяло кричали "Ура!" и не впитывали грохочущий салют счастливыми глазами победителей, а снимали на сотовые телефоны, чтобы никогда больше его не посмотреть. Не было искренности. Был обычный выходной день, запестревший флагами и лентами от попытки самым примитивным способом поднять патриотизм. Внешний патриотизм. Сегодняшний. Сиюминутный. И опять же - для каждого свой. Потому что один испытывает эмоциональный жар от езды через город на машине, выставив в окно матерящийся на ветру флаг, а другой - сидя дома перед рюмкой водки и держа на коленях фотографию человека, которого больше нет. Ничего не изменилось. Но как много стало тех, кто горланит о Победе, ничего о ней не зная. Не чувствуя её. Да и не желая загружать ею свою, забитую кредитами, голову. Время, сука. И нравы, они же.

Запомнились две мамы, катящие коляски с детьми и пьющие что-то алкогольное из бутылок, замотанных в полиэтилен. Они несли в руках фотографию какого-то ветерана, напоминая об утреннем шествии Бессмертного Полка, и пели, сбиваясь и хохоча, "День Победы", перебивая друг друга мягкими матами. Им немузыкально подвывал весьма исхудавший папа, одетый в растянутую майку и нетвёрдо маршируя по центральной улице в шлёпанцах на босу ногу. Фантасмагорическая картинка стала для меня именно тем, чем она казалась в сумерках уходящего вечера: этот праздник ушел. И боль за него ушла. Вместе с теми, кто не смог прийти на него сегодня. Но мне хотелось бы верить, что сегодня я просто не увидел тех, кто по неизведанным причинам оставался дома, находился в дороге, в гостях или вообще чёрт знает где. Кто мог бы влить в этот день свежую кровь. А поэтому я подожду. И даже готов к тому, что одной из этих вливаемых капель буду я.


GC