Вкус пескарей

 Когда тебе деревенские пацаны говорят, что возьмут с собой на рыбалку, то ты, конечно, расшибёшься, чтобы к ней подготовиться как следует. Вот и я тихонько залез в бабушкин шкаф и нашёл там приличный кусок тюля, ведь шли мы ловить не удочками, попробуй на них в такую жару поймай. Мы шли заводить, а это совсем другое дело, а какое, я и сам ещё тогда не знал.

  Моя бабушка, тихая, спокойная, молчаливая, худенькая, но румяная, даже в свои годы, всегда очень сильно переживала по любому поводу и на этот раз мне наказывала в глубину не лезть, купаться возле берега, ну, и вообще. Про тюль она  ещё ничего не знала.

  Но, слушайте, какая глубина? Пруд, что за током, был огромной, но мелкой лужей, в которой ила чуть меньше, чем воды. И утонуть в нём мог бы разве что только пьяный, да и то пришлось-бы потрудиться. Зато рыбы в нем водилось немерено:  карпы и сазаны, сазанчики и пескари.

  Поймать огромного карпа - это, конечно, мечта идиота, но кто из нас, ведя тюлевый «бредень» 2 м длины и метровой ширины почти по колено в иле и по грудь в воде, не мечтал о метровом, ну, хотя бы полуметровом красавце. Покажите мне его. Понятно, да? Не было такого среди нас.

  И когда тихонько тащишь «бредень», и на каждый более или менее сильный стук в сетку тут же его вытаскиваешь, сложив края вместе, наверх, сердце замирает, дух перехватывает, и, кажется, вот она удача. Но кроме 2-3 небольших, с ладошку, сазанчиков, да и то редко, ничего больше не попадало.

  И пробродив целый час и нагревшись на солнце до умопомрачения, начинаешь понимать, что карпа уже не поймаешь, а попасться на мелких сазанчиках, которых набралось чуть больше двадцати – это на пять-то человек, лановому - объездчику полей, запросто можно.

  А потом, очень даже понятно, будет хорошая взбучка от этого ланового или от бригадира, или даже от самого председателя колхоза. Ну, про председателя лучше и не вспоминать. Завидев по курящемуся над дорогой пыльному облаку его «бобик», даже взрослые  втягивали головы в плечи и начинали искать в себе вину.

  Крут был мужик, ничего не скажешь. Мог запросто не только по батюшке и по матушке, но и по тому, что ниже спины или по спине так батожком пройтись, что пелена с глаз сразу спадала и вся вина тебе становилась понятна, даже если её и не было вовсе.
 
  Поэтому от греха подальше решено было уйти в конец пруда, где было очень мелко, и рыба была явно некрупная, но зато место было безопасным, а значит спокойным. Мы решили ловить пескарей.

  -А что? Рыба хоть и мелкая, но вкусная!- сказал белобрысый, с выцветшими на солнце бровями и ресницами, краснокожий, упитанный, похожий на немца, Толька. 
  -Тем более что чистить их не надо - так, промыл и на сковородку, - добавил он.

  В общем, там, в конце пруда, где в него втекал небольшой мутный и тихий ручей, мы и решили их ловить. Главное, что мы выбрали правильную тактику. Двое перегораживали «бреднем» ручей, а остальные, громко и часто бултыхая ногами по воде, загоняли в него рыбу. Потом проходили метров 30 и опять перегораживали ручей. Потом менялись. О, так дело пошло лучше!

  Каждый раз мы вытаскивали десятка по два, а то и больше разнокалиберных, жирных усатых пескарей, пищащих, трепыхающихся, пусть не карпов, даже не сазанчиков, но на безрыбье, как говорится, и рак - рыба и это была уже добыча.

  По колено в иле, с обгоревшими спинами и лицами, но азартные и счастливые, мы часа через два наловили два полных 3-х литровых бидончика и еще майку пескарей и, сосчитав их, набралось где-то 800 штук, по-братски разделив, пошли каждый к себе домой.

  Гордость добытчика меня, конечно, распирала, и подбородок явно стремился вверх. Вниз смотреть было некогда, да и невозможно, иначе бы я заметил, что с моими ногами творится что-то неладное.

  Представьте, в полуденный зной, когда марево от нагретой земли устремляется вверх и нагревает даже небо, а вода в пруду становится горячей, как чай, вы по переменке ноги то мочите в этой воде, то вымарываете в иле. И так много-много раз. Ил засыхает на ногах, они покрываются коркой, потом смывается, а кожа незаметно  и неумолимо покрывается трещинками.

  В общем, я пришел и гордо водрузил на стол кучу пескарей, и только в сумраке хаты, отмывшись как следует, почувствовал боль и увидел потрескавшиеся ноги. Вот тут мне стало не до пескарей, а бабушке не до тюля. Бедная бабушка, поохав и всплеснув руками, запричитала, а потом принялась лечить меня народными средствами.

  Она обвязала ноги листьями лопуха, предварительно смочив их моей же мочой, и наказала сидеть дома. Доверие бабушке было полное – мочой, так мочой. А, ведь помогло. Не знаю, что больше, то ли молодость, когда всё заживает, как на собаке, то ли уринотерапия, то ли лопухи? Ноги болели сильно, и где-то два дня я не выходил из хаты вообще - на солнце нельзя было находиться.

  Но вкус жаренных с яйцами пескарей запомнился мне на всю жизнь. Когда хрустишь поджаренной корочкой и ешь их целиком прямо с косточками. Да какие там косточки- там же все прожаривается, и они становятся мягкими и, ну, практически не ощущаются.
 
  Навсегда запомнился и эффект от многократного смачивания и иссушения кожи тоже. Этот самостоятельный жизненный опыт мне потом помогал понять и физику, и химию, и медицину в придачу. И сейчас, когда я родителям моих учеников говорю о том, что те должны нарабатывать свой собственный опыт, то, поверьте, не голословно это утверждаю, на себе испытал.   
 
  Так что, если попросится ваш ребёнок пойти побродить пескарей, а вы не будете знать, пускать его, давать ему тюль или нет, помните, главное в жизни - это получение собственного опыта. Он и память его сохранит и жизни научит. Опыт, даже отрицательный, играет ах, какую положительную роль!

  А вкус жаренных с яйцами пескарей, конечно, незабываемый. А вы попробуйте, попробуйте!