Крылатые. Глава 16

Оставшееся немалое расстояние он преодолел на метро. На станции, где предстояло сесть в вагон, Даниэль заметил под высоким потолком зала беспокойно мелькающего воробья. Видимо , он залетел в переход, а потом уже оказался здесь. Его щебет заглушал гул метро и толпы. Даниэлю даже представить было страшно, как может птица быть без неба... Ей нужно безграничное небо, а не свод подземелья. Картина жалостливая и лично его задевающая. Он всё-таки решил подойти к охраннику: «У вас там воробей…» Охранник, сипя, засмеялся : «Сейчас вызову спасателей, чтоб поймали и отпустили его, конечно! Или принесу стремянку…»

Этот жест Даниэля был вызван не его наивностью – он отлично понимал , какая последует унизительная реакция.  Просто он хотел сделать хоть что-то с крохой надежды, что бедного приблудного воробья вызволят. Он чуть прикусил край нижней губы и сел на скамью в ожидании, когда прибудет его состав. Рядом уже была женщина, уткнувшаяся в книгу и к тому же держащая на руках девочку лет не более пяти. Та тоже обратила на пернатого гостя внимание. Она отслеживала с сопереживанием всю  ситуацию между Даниэлем и охранником. Вскоре наш герой почувствовал к своему плечу осторожное прикосновение и обернулся. Ребёнок тихонько проговорил : «Не плачь. Ты хороший. Правда-правда».

Через мгновение её мама, не отрываясь от чтения, встала с места, и они исчезли в людской гуще . Напоследок мелькнул только кроваво-багровый переплёт книги в руках у женщины и взаимная улыбка маленькой девочки. Это длилось считанные секунды, но за такое время Даниэль стал счастливее. Советы детей нужно слушать всегда – они ведают и понимают порой более, чем умудрённые опытом жизни взрослые. Дитя увидело истину: у Даниэля в самом деле были слёзы, но они не такие, какими в распространённых случаях их воспринимают. Глаза могут быть абсолютно сухими , потому как плач печальным пластом трепещет на дне. Но так или иначе Дани, перед тем, как зайти в открывшиеся двери вагона ещё раз взглянул на птицу и мысленно пожелал ей: «Загадь им всё тут. Я верю в тебя».

…Читатель сталкивается с особенностью главного героя прикусывать один край нижней губы не в первый раз. У него даже темнела на той стороне крохотная родинка под губой точно мишень. Насколько вы помните, его изречение по поводу кончины Торесена, которое он адресовал Артуру, увенчалось именно такой же чертой. Это его давнишняя привычка выработанная ещё в то время, когда он был ребёнком, и Мартин пока не забрал его из отцовского дома. Тогда произошла аналогичная ситуация, что Даниэль прекрасно запомнил, как и многое хорошее и плохое с тех пор. Она должна быть описанной.

Вверху рамы высокого окна, в прямоугольной выемке трепетала бабочка : она непрерывно билась о стекло. Дани это заметил и обратился к папе, который в похмелье лежал на диване в соседней комнате:
- Там у нас бабочка …
- И что ?
- Её надо выпустить! А я её не достану.
- Ещё чего… Отстань со своими причудами. Иди спать .
- Но я только что проснулся. Папа, бабочке плохо, страшно!..
- Какая забота ! Батюшки !.. Ну, помучается и умрёт.
- Даже умрёт !.. – и тут маленькому Дани так безгранично стало больно за несчастное и обречённое создание, что он тихонько всхлипнул , разочарованно вздохнул и тут уже собрался плакать, как получил легонько нравоучительного подзатыльника от Торесена, ко всей обиде ещё и сказавшего, что его сын – девчонка и такая размазня, что фу . Тогда юный мужчина закусил рот и понял, что никогда не будет плакать. Он построил странное и шаткое сооружение из стула, пуфа, табурета, нескольких больших книг и решил всё сделать сам, обделённый подмогой. Когда он взбирался вверх, то не было неприятного ощущения страха, а когда бабочка уже с трудом попала в чашечки его ладоней, то он посмотрел вниз, на словно качающийся пол. Чудом он благополучно слез и дрожащими руками уже во дворе дома выпустил заключённую, которая радостно вырвалась из путов и полетела рассказывать другим бабочкам о своём приключении. С тех пор он не только сделал для себя соответствующий вывод про слёзы, но ещё и патологически недолюбливал высоту.

Теперь же, спустя годы, надкушенная губа означала собственную боль или горечь сострадания к кому либо: от насекомого до Артура и от человека до мира вообще. И теперь же, спустя годы, он понял, что сооружения из подручных средств недостаточно, чтобы что-то исправить. Мысль эту подкрепляли бесчисленные толпы со своими насущными проблемами и тяготами – люди не обращающие внимания ни на что, ни на кого, кроме себя. Даже в садах , обрамляющих дорогу от его родового особняка до Мидиана было более единства между недвижными деревьями: они создавали союз из ветвей, мудро молчали, пили одну и ту же воду, читали книгу сменяющихся непрерывно сезонов…

Люди в метро тоже читали. Причём очень заинтересованно, но глазами почти стеклянными. В руках многие держали кроваво-красные переплёты. Мимоходом Даниэль прочёл название на кричаще-ярком фоне обложки: «Изотерические основы и тайны мироздания. Автор: Андерс Вун.» Как подсказывал Даниэлю опыт, здесь не пахло ничем изотерическим, тайным и повествующим о мироздании. Скорее, чувствовался явный дух наживы Андерса Вуна. Может, автор преследовал не только цели личной корысти. «Ну, конечно… Мода на запудренные мозги не пройдёт никогда!»- заключил иронизируя Даниэль в своём уме. Он чувствовал себя неуютно в тесном вагоне. Но единственное воспоминание про ту трогательную и умиляющую сцену с девочкой, имени которой он даже не знал, сглаживало впечатление от давящего окружения. Воспоминание точно давало ему невидимые крылья.

Вот так он обнаружил в метро две примечательные вещи: ангельскую улыбку ребёнка, что способна развеять ночь в самом глубоком подземелье, и творение Андерса Вуна, достойное самой тьмы подземелья .