Нато

Нато* летела в самолете. Первый раз за свои тринадцать лет. Справа от нее сидела тетя Манана. Слева был иллюминатор, в который Нато неотрывно смотрела, повернув голову так, чтобы не было видно слез. Нато летела в Канаду. Тетя, папина сестра, со своим русским мужем, дядей Лёней, уже несколько лет жили в Канаде, переехав туда из Москвы. Раз в год они приезжали в Тбилиси и привозили подарки. А недавно они купили квартиру в Торонто, в большом доме с бассейном, рядом с парком. Тетя показывала снимки и рассказывала, как у них хорошо и как здорово жить в Канаде. У тети детей не было. А у дяди Лёни была дочь Вика от первого брака. Жена его скончалась, когда дочке было девять лет. Потом, поехав по делам в Тбилиси, он встретил тетю, и они поженились. Теперь Вика замужем, имеет двоих детей и живет в Миссиссаге, недалеко от Торонто. Тетя с ней не очень-то ладит, Нато это знала из разговоров взрослых.

В последний свой приезд тетя привезла Нато красивую кофточку и была с ней особенно ласковой, потом спросила, не хочет ли она поехать с ней в Канаду. Нато сначала обрадовалась, но когда поняла, что речь идет о том, чтобы поехать насовсем, даже удивилась, как можно придумать такое. А тетя и вовсе всех удивила – сказала, что хочет удочерить Нато. Не официально, конечно, при живых родителях это почти невозможно, но чтобы Нато жила у нее как дочь, а она будет ей мамой.

Сперва эта мысль вызвала у всех недоумение, но потом родители начали прислушиваться к тетиным доводам. Она говорила, что Нато будет хорошо в Канаде, ее ждет прекрасное будущее, она закончит школу, поступит в университет, выучится на врача или адвоката, а свою квартиру они оставят ей, т. к. Вике она не нужна, у нее самой большой дом с садом, муж ее преуспевающий бизнесмен.

Нато сначала показалась дикой идея проживания вдали от семьи, в другой стране, даже в другом полушарии, да еще в качестве тетиной дочки, бред какой-то... Но тетя сказала, что она сможет вернуться назад в любое время, если ей не понравится в Канаде, и что любая девочка на ее месте мечтала бы туда поехать. И Нато начала воображать, как будет здорово, когда став канадкой и научившись болтать по-английски, она вернется в Тбилиси и пройдется по улице в модных шмотках, чтобы все вокруг попадали от зависти. А главное, она привезет с собой кучу подарков маме, папе, бабушке, дедушке и сестренке Дорико, которой всего два годика и которую она обожает. Она купит ей дорогие игрушки и розовое платье с кружевами, такое, как у ее двоюродной сестрички, дочки папиного старшего брата, дяди Вано, у которого много денег. Через три года она уже сможет подрабатывать и посылать домой деньги. Папа Нато никак не может устроиться на работу, а если и устраивается, то что-то обязательно случается: компанию закрывают, или его увольняют, или сам уходит, говоря, что не может работать с жульем. Он часто пьет, чтобы поднять себе настроение, но настроение не поднимается... Мама Нато работает уборщицей – убирает офисы, а вернувшись домой, продолжает убирать дома, не может остановиться. Когда уже нечего чистить, выходит в подъезд, моет лестницы. Бабушка говорит, что это болезнь.

Бабушка с дедушкой, папины родители, живут в однокомнатной квартире на первом этаже, а Нато с семьей – в такой же, на пятом. Нато представила, как она заработает в Канаде кучу денег и купит для всех красивый, большой дом в Тбилиси. Ради этого стоило ехать на край света. Но как же ей будет не хватать всех родных, уже не хватает. Нато вспоминала, как ее обнимали и целовали в аэропорту, а мама никак не могла ее выпустить из рук, хотя уже объявили посадку... Она быстро смахнула слезу и выждав немного, пока глаза высохнут, оглянулась на тетю. 

Тетя Манана сидела, наклонив голову и закрыв глаза, спала, наверное. Тетя небольшого роста, полная, лицо у нее пухлое, доброе. Мама говорит, что она добрая, надо только с ней быть поласковей, слушаться, не перечить, и все будет хорошо. Ей очень не повезло, бог не дал ей детей, она будет любить Нато... Дядя Лёня тоже хороший, веселый, любит пошутить, говорит, что с таким грозным именем Нато ничего не страшно. В прошлый раз привез им компьютер, почти новый...

За окном чистое небо, внизу белые облака. Нато закрыла глаза: все будет хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо...

Все будет хорошо, думала Манана. Она не спала, только прикрыла глаза, чтобы ей не мешали думать. Манана была довольна собой, все получилось так, как она хотела. Ей удалось убедить мужа, что, удочерив Нато, они обеспечат себе уход и заботу в старости. Не на Вику же надеяться, которая даже отца в этот раз забыла поздравить с днем рождения, на второй день только позвонила. А Нато все же свой человек, племянница, у нее такие же карие глаза, как у Мананы. Она веселая, шустрая, будет помогать по дому, чистить, убирать, мыть посуду. Если она такая же чистюля, как и ее мать, то в доме все будет блестеть. Конечно, закончит школу, потом, наверное, колледж, надо же получить образование. На врача или адвоката учиться не стоит, очень долго, и потом будет получать столько, что, глядишь, сама себе купит дом. Нет, надо чтобы зарабатывала, но не слишком, чтобы был стимул ухаживать за тетей. А если выйдет замуж? – думала Манана, боявшаяся остаться на старости лет одной (муж был старше нее на десять лет), – что ж, все равно квартира будет нужна, не ей, так Дорико, это же целое состояние. А еще всякие золотые вещи, которых у Мананы немало: кольца, серьги с бриллиантами – тоже ведь ей достанутся, если будет хорошо о ней заботиться. Да и что сейчас думать, может и не выйдет замуж. Вон она какая маленькая и плоская в свои тринадцать лет, на вид больше девяти не дашь, только глаза очень умные. Другие девочки в ее возрасте уже барышни, с вполне развитыми формами. Не сравнить с Викой. Та в ее годы была выше Мананы на голову. Когда она отправляла ее летом к своим в Тбилиси, те лишались покоя. За юной блондинкой толпами ходили грузины. Мать Мананы просила: забери ты ее от греха подальше, боюсь, не уследим.

Вика была послушной, приветливой девочкой, хорошо училась, по дому все делала, буквально все, только туалет чистила Манана, Лёня не позволял поручать это Вике. А потом Вику словно подменили, после того как она поступила в институт и у нее появилась новая подруга с курса. Она-то и ее мать, как считала Манана, и повлияли на Вику. Она начала дерзить, когда Манана отчитывала ее за плохо выглаженное белье или невымытую посуду, и перестала просить прощения. Манана надавала ей пару раз пощечин, после чего Вика перестала называть ее мамой. Правда, потом снова начала, отец уговорил. О, как Манана мечтала о своем ребенке! Чего только ни делала, ходила по врачам, принимала разные процедуры. У нее нашли поликистоз яичников, сделали резекцию. Наконец она забеременела, но на третьем месяце случился выкидыш. После этого, как ни старалась, не могла снова забеременеть. А Вика, нахалка этакая, вышла замуж, развелась, переехала вслед за ними в Канаду, снова вышла замуж за богатого канадца и теперь имеет двоих детей. А разве она это ценит? У них в доме огромный пес ходит по комнатам и сует морду в детские кроватки, а когда Манана однажды пнула эту псину ногой, Вика на нее взъелась: как можно, это же член семьи! Ну Манана и отругала ее при отце и муже как следует, сказала: дура, вот он, твой член семьи, который – голый, лежит в одной распашонке, мерзнет! Сама небось кофту надела и ногти накрасила – какая ты мать!
Ничего не оставлю ей, все отдам Нато, теперь у меня есть дочь, – думала Манана и, открыв глаза, спросила:
– Хочешь жвачку? 

                ***
С первых же дней своего пребывания в тетином доме Нато ощутила печальную разницу между воображаемой ею жизнью в Канаде и реальностью. Причем разницу эту создавал не дядя Лёня, что было бы еще не так обидно, а родная тетя. Она сразу же заявила, что Нато приехала в Канаду не для того, чтобы валять дурака и плавать в бассейне. У нее теперь есть обязанности: чистить полы, умывальники, ванну, плиту, мыть посуду. Нато, конечно, не была белоручкой и дома всегда помогала маме, хотя та и не требовала этого, наоборот, старалась не слишком обременять ее, чтобы Нато успевала сделать уроки и поиграть во дворе с друзьями. А тетя еще и сердилась, если она забывала стереть пыль с какой-нибудь безделушки, или недостаточно хорошо, по ее мнению, натирала раковину. Тетя сердилась из-за всего. «Не копай масло, что за привычка!» – говорила она, когда Нато брала ножом масло из масленки. «Не ходи так часто в бассейн, грибки подцепишь!», «Не говори так долго, это же деньги!» – кричала она, когда Нато разговаривала с мамой по телефону, и отбирала у нее трубку.

В доме были две спальни: в большой спали тетя с дядей, в маленькой был дядин кабинет. Нато спала в Г-образной столовой, большой и неуютной, в которой было много мебели, но ничего не радовало глаз. Единственное, что оживляло эту скучную комнату и представляло какой-то интерес, был аквариум с рыбкой. Вообще-то – целой рыбиной, длиной в 30 см, серовато-бурого цвета, довольно уродливой на вид. Рыбу купил дядя Лёня, чтобы тете не было скучно, когда он уезжал по своим делам. Он хотел купить щенка или кошку, но тетя сказала, что с ними много возни. Рыба не отличалась приятным характером. Она раздраженно носилась по аквариуму, злобно глядя на всех выпученными глазами, жадно бросалась на еду и, проглотив, уходила на дно. Но к дяде Лёне как будто испытывала чувства. Когда он подходил к аквариуму, она подплывала к нему и упиралась лбом в стекло. Вскоре рыба стала подплывать и к Нато. Она назвала ее Дзаглика, что по-грузински означает «щенок».   

Через пару недель после приезда Нато начала ходить на бесплатные курсы английского. Язык давался ей легко, она учила его в школе и потом до приезда месяца три занималась с учительницей, маминой подругой.

Однажды на выходных поехали к Вике, в Миссиссагу. Вот уж действительно, не дом, а замок, такой огромный! Нато ходила по комнатам и удивлялась. В доме даже была прислуга. Вика была веселой и дружелюбной, она ей очень понравилась. Дети говорили между собой на английском, старшая учила также французский и, по настоянию отца–бизнесмена, китайский. С Нато они говорили на ломаном русском, хотя Нато сама его неважно знала. В школе у них был урок русского языка, потом его отменили, затем снова ввели, но дома говорили только по-грузински.

Тетя Манана при Вике была с Нато очень ласковой, то и дело обнимала ее и называла доченькой. Вика при этом насмешливо морщила нос. На прощание Вика подарила Нато шикарный набор: шампунь, гель, лосьон, дезодорант, а также модный лак для ногтей и приколки для волос. Вика сказала, что в канадских школах действуют те же неписаные законы, что и во всех других школах, и вообще в жизни: если позволишь себя обидеть, так и будут обижать. Она дала Нато номер своего телефона и электронный адрес, сказав, что Нато может звонить ей, если что-то понадобится или просто захочется поговорить.

За неделю до школы поехали в супермаркет, чтобы купить Нато рюкзак и школьные принадлежности, а также кое-что из одежды. То, что нравилось Нато, не нравилось тете, и наоборот. За Нато вступался дядя Лёня и покупал вещь, если цена была сносной. Тетя сердилась на него, говоря, что он ее балует.

Манану почему-то раздражало, что муж, вначале весьма скептически относившийся к появлению Нато в доме и почти не разговаривавший с ней, начал постепенно даже к ней привязываться. Придя домой, он приносил ее любимые чипсы и томатный сок, а также питу. Нато складывала лепешки пополам, намазав их маслом и покрошив сыром, и пекла их в духовке. Получалось вкусно, вроде хачапури. По вечерам он играл с Нато в шахматы, к которым Манана была равнодушна. Ее огорчало и злило, что Нато отказывалась называть ее мамой, хотя муж объяснял ей абсурдность этого требования. Но больше всего ее возмущало поведение брата и невестки. Они чуть ли не каждый день звонили из Тбилиси и подолгу разговаривали с Нато, особенно невестка. После этих звонков Нато становилась заметно упрямой и дерзкой. Манана часто подслушивала их разговоры, подняв в спальне трубку. Один раз, не удержавшись, вмешалась, когда невестка говорила Нато, что та в любой момент может вернуться домой, если ей плохо.
– Что ты ей голову морочишь! – рассердилась Манана, – почему ей должно быть плохо?! Живет как у Христа за пазухой, ест, пьет в свое удовольствие, покупаем ей все, что захочет, вон сколько всего купили, уж не говорю, сколько денег ушло на ее приезд! А она и спасибо не скажет, вот как вы ее воспитали! 
– Это тебя плохо воспитали, какое ты имеешь право подслушивать! – возмутилась невестка.
– Такое право, что твоя дочь живет и ест за мой счет! – кричала Манана.
– Никто тебя не просил об этом, ты сама нас уговорила!
– Да, я хотела сделать из нее человека, чтобы не была, как ее мать – уборщицей!
– Лучше быть уборщицей, чем как ты – кекелкой!
– Дура, деревенщина, дрянь! – орала Манана.
– Сама ты дрянь! Не смей кричать на мою маму! – вступилась за мать Нато.
Манана бросила трубку и влепила Нато пощечину.

Вечером она, плача, жаловалась мужу, говоря, что Нато ее оскорбила, требуя, чтобы он ее как следует отчитал. Она сказала, что Нато наврала родителям, будто к ней здесь плохо относятся, а те, поверив ей, накинулись на Манану. Дядя Лёня строго отчитал Нато, сказав, что одной из самых некрасивых черт характера является неблагодарность, а за вранье в прежние времена отрезали язык. Нато пыталась объяснить, как все было, но тетя, вмешавшись, заявила, что она все врет, и схватилась за сердце, говоря, что Нато хочет ее угробить.

Нато было очень обидно, особенно за маму. Мама закончила филфак и работала уборщицей, потому что другой работы не было. К тому же оба дома были на ней, ведь она и для бабушки все по дому делала: стирала, убирала, готовила обеды. А тетя совсем не ценит это! Нато перестала общаться с тетей. Тетя с ней тоже не разговаривала. Если хотели что-то сказать, обращались к Лёне: скажи ей... А тут еще началась школа.

В первый же день, как назло, случилась ужасная история. Учительница, представив Нато классу, сказала, что она из Georgia, но не из штата, а из страны, которая тоже так называется. Один из учеников тут же сострил: ничего другого не смогли придумать, и почему Georgia, а не Texas или Oklahoma. Класс захихикал. Нато, с трудом подбирая слова, сказала, что ее страна существовала за много веков до образования Штатов, и жаль, что он таких простых вещей не знает. Парень, осклабившись, хотел что-то возразить, но учительница, призвав всех к порядку, приступила к уроку. На перемене этот тип, долговязый, похожий на второгодника, подошел к Нато со своим дружком и, смерив ее взглядом, процедил сквозь зубы: «Ты все еще здесь, shorty?** Kатись в свою f...ing Georgia!»

Нато побледнела. Это слово она хорошо знала, ее просветила Вика, давая советы по школе. Она в упор смотрела на дылду, в то же время отводя назад правую руку, потом, резко вскинув ее, врезала ему кулаком в нос. Этому удару ее научил в Тбилиси соседский мальчик, занимавшийся боксом. Дылда не успел уклониться, не ожидая такого оборота. Он дико взвыл, закрыв лицо руками, из-под которых потекла кровь.

Манане позвонили из школы и попросили срочно прийти к vice-principal (замдиректора), сообщив, что Нато нанесла телесное повреждение своему однокласснику. Манана поехала в школу. В кабинете замдиректора сидела хмурая Нато. Vice-principal, черная женщина с желтыми крашеными волосами, рассказала Манане о том, что случилось, сказав, что парень в шутку назвал Нато shorty, а та ударила его в нос, что подтверждает другой ученик, свидетель сцены. Она сказала, что их школа славится хорошей дисциплиной и подобные агрессивные выходки неприемлемы. Нато дается первое и последнее предупреждение. Если она еще раз нарушит порядок, ее сразу отчислят. А сейчас она должна извиниться перед пострадавшим, что она отказывается делать, говоря, что он плохо выразился о ее стране. Но свидетель утверждает, что ничего подобного не было, и нет оснований ему не верить. В школе учатся дети из разных стран, и никто никого не дискриминирует.
– Пожалуйста, объясните ей, что она должна извиниться, – сказала vice-principal, – сейчас приведут парня.
Она позвонила секретарше, та вызвала ученика. Манана смотрела на Нато, та смотрела в окно.
– Ну, доигралась?! – сказала Манана мстительно, – неудивительно с таким характером... 
– Он оскорбил меня!
– А ты бы его оскорбила, зачем кулаками размахивать, что за плебейские штучки! Из-за тебя я должна краснеть перед этой мымрой!
Манана махнула рукой в сторону vice-principal. Та согласно кивнула головой, решив, что на нее ссылаются.
– Он сказал нехорошее слово... про Грузию...
– Ну ты все что угодно выдумаешь, я тебя знаю, зачем ему нужно было, вот и свидетель говорит, что ты врешь!
Нато смахнула с ресниц бессильные слезы. Вошел пострадавший. Он держался уверенно, стараясь придать лицу честное выражение, но глаза беспокойно бегали. Все смотрели на Нато, выжидая.   
– Извинись! – приказала Манана.
Нато молчала.
– Я бы на твоем месте немедленно извинилась! – сказала vice-principal.
Парень насмешливо смотрел на Нато. Она молчала, уставясь в пол. Подождав еще немного, vice-principal заявила:
– Ты сама усугубляешь свое положение. Нам придется принять меры, я поговорю об этом с директором. А сейчас все свободны. Ты иди в класс, – сказала она парню, – а ты иди домой и жди решения. Мы дадим вам знать, – обратилась она к Манане, – спасибо, что пришли. 

Дома было продолжение пытки. Манана рассказала мужу о случившемся. Дядя Лёня строго смотрел на Нато, говоря, что теперь ее могут отчислить из школы и что своим поведением она огорчает тетю, которая для нее так много сделала и продолжает делать. Нато даже не пыталась оправдаться, зная по горькому опыту, что дядя Лёня ей не поверит, а если и поверит, то сделает вид, что не верит. Почему? Потому что так легче жить. Иначе тетя устроит ему «веселую жизнь»... Позвонить Вике, что ли, – думала Нато. Так плохо ей никогда еще не было. Она набрала Викин номер.

Вика ей сразу поверила, сказав, что не стоит расстраиваться, из школы ее вряд ли отчислят, и что перезвонит ей позже, так как она сейчас на презентации. Тетя, поняв с кем Нато говорила, сказала, хмыкнув:
– Нашла с кем советоваться! Она и своими-то детьми толком не занимается, все делают муж и прислуга, а она гуляет по выставкам – занялась фотографией, дура, какой из нее фотограф! И до тебя ей нет дела, только делает вид, а ты веришь! Одна дура другой голову морочит, ха-ха!
Почему она так не любит Вику, – думала Нато, – и меня не любит, и дядю Лёню, и рыбу...      

Через час ей позвонила Вика и сказала, что она все правильно сделала и не обязана извиняться, разве что этот тип извинится первым. Тетя, подняв в спальне трубку, крикнула:
– Не вмешивайся не в свое дело, и без тебя как-нибудь разберемся!
Потом позвонили из школы и сказали, что Нато может прийти завтра в класс, но если она еще что-нибудь выкинет, то сразу вылетит из школы, и вряд ли другая школа ее после этого примет.

На другой день Нато, собрав все свое самообладание, отправилась в школу и прошла тяжкий путь от двери до парты с непроницаемым видом под любопытными взглядами одноклассников. Никто к ней больше не приставал, на нее смотрели с опаской и интересом.

Но дома... Не успела Нато войти в дом, как тут же услышала: «Убирайся, знать тебя не хочу, ни тебя, ни твоих полоумных родителей, ты мне не дочь и не племянница, а твой отец мне больше не брат!» Из дальнейших отрывочных фраз, перемежавшихся проклятиями и рыданиями, Нато поняла, что в ее отсутствие произошел крупный разговор между родителями и тетей, и они сильно повздорили, скорее всего, из-за нее. Пока Нато соображала, раздался звонок, Нато бросилась к телефону. «Нато, возвращайся домой, больше ты не будешь там мучиться! – взволнованно говорил отец. – Если бы я мог, прямо сейчас забрал бы тебя, но придется подождать пару дней, пока купим билет и пошлем тебе по почте!» Пoтом взяла трубку мама и сказала, что скоро Нато будет дома, и все будет хорошо. Нато хотела сказать, что с ней все в порядке, но не могла, к горлу подкатил ком, она только кивала головой, радуясь, что ее так любят, и скоро она будет дома.

Через несколько дней Нато получила билет. Часть денег одолжил дядя Вано, остальное – мамины родственники. В аэропорт ее повез дядя Лёня. Тетя Манана, обмотав голову полотенцем, лежала на диване, и когда Нато подошла попрощаться, отвернулась от нее, плача. Нато даже стало ее немного жаль. Она махнула рукой Дзаглике, которая подплыла к ней, вильнув хвостом.

Нато летела в самолете, глядя в окно на удалявшуюся землю, и думала: почему в жизни все оказывается не таким, как вначале кажется. Тетя Манана совсем не добрая, дядя Лёня совсем не веселый, канадская школа хуже грузинской, круассаны хуже хачапури...  А взрослые люди, казалось бы, должны все понимать, но так мало понимают, и все хотят быть счастливыми...



* Нато (ударение на «о») – грузинское имя
**shorty – коротышка    


Рецензии
Очень хорошо вышло!

Ран Нуш   29.05.2019 17:50     Заявить о нарушении
Спасибо!

Маро Сайрян   29.05.2019 18:51   Заявить о нарушении
На это произведение написано 11 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.