Не выходи из комнаты

Здравствуй. Меня зовут… В прочем не важно как меня зовут. Моё имя давно утратило смысл, так как, менялось десятками псевдонимов. Значение имеет лишь мой образ. А образ не шуточный я хочу сказать. Совсем не шуточный. Я один из тех, кого при жизни признали гением. При чём не дешёвым таблоидным гением, а настоящим, тем, кто меняет мышление миллионов, если не миллиардов.
Всё началось в детстве. Я ездил на школьные олимпиады по литературе и языку. В 13 лет стал победителем городского конкурса юных писателей. В 15 мне покорилась страна. В 18 Европа. В 22 я получил «Золотое Перо», считайте, что меня официально признали лучшим писателем планеты. После этого каждый мой роман становился бестселлером. Каждую книгу, на обложке которой красовался моё имя переводили на десятки языков, книги продавались миллионными тиражами.
Деньги, много денег хлынуло в мой карман. К 25-ти годам я стал самым богатым писателем планеты, чуть позже вошёл в сотню богатейших людей планеты. Мне ставили памятники и в мою честь называли улицы в разных городах.
Моё слово победоносной поступью шагало по планете. Я мог возвеличивать и уничтожать людей. То что я говорил о ком-то или о чём-то тут же становилось официальным мнением «мыслящей часть населения планеты», так я окрестил своих читателей. Наглая ложь.
Это я осознал немного позже, когда с ужасом понял, что люди не видят и половины того, что я пишу. Они не пытаются заглянуть за строку, не ищут смысл, просто читают и пересказывают прочитанное. Они даже подумать не могут, какой философский пласт скрыт за тысячами написанных слов, стоит лишь немного копнуть и истина подобно фонтанирующей нефти пробьёт их черепные коробки, промыв мозги серной кислотой, протерев наждаком и засунув обратно, заставив увидеть мир таковым, какой он есть, а не таким, каким его показывают экраны мониторов и посты в социальных сетях.
В этот момент моё сознание пошатнулось. Я впервые с 12-ти лет засомневался в своей гениальности. Это было ужасно.
Всё дело в людях. Они были не теми людьми, которых обожествляли в эпоху просвещения, они не заслуживали гуманизма. Они были телами, не более.
Поняв это, я стал откровенно глумиться над этим бессмысленным стадом, глумиться в своих произведениях. Они читали и восхищались. Я поливал их дерьмом со страниц своих книг, а они верещали от радости и требовали ещё. 
Затем я осознал свою истинную цель. Я был пастором этого пустоголовом стада и должен был заставить их узреть суть.
Одно уже было хорошо — они начали читать, я бы даже сказал много читать. В первую очередь конечно меня, а немного позже и десятков авторов, которые пытались нагреться в лучах моего величия. Они считали себя моими последователями, хотя были лишь падальщиками, которые подбирали объедки после львиного пира. Но мне было всё равно, пока они писали в моей манере, всё было хорошо.
Для увеличения масштабов пропаганды своих идей, мне нужен был подобающий образ, я его разработал достаточно давно, осталось лишь выбрать момент для внедрения в массы.
Момент не заставил себя ждать. Группа религиозных фанатиков совершила жуткий теракт с огромным количеством жертв. На следующий же день, я дал большое интервью. С тех пор я одеваюсь лишь в одежду чёрного цвета. В меру дорогую, довольно стильную, но главное полностью чёрную. Я объяснил это своим личным трауром по человечности, которая была бессмысленно расстреляна в тот день. Я похоронил радость своей жизни вместе с сотнями невинных жертв. Всё сработало идеально, мои рейтинги подскочили до небес. Я стал популярнее известной ливерпульской группы, которая в своё время была популярнее Иисуса. К старости можно было закладывать новую религию имени меня.
Не подумай, что я этим пользовался ради себя, нет, я действительно хотел изменить мир, разрушить общество потребление, которое пожирало само себя.
После я занялся своей жизнью. Выиграл несколько громких судебных процессов против папарацци, по-этому они меня не беспокоили, самим людям смог внушить, что моя личная жизнь их не касается, хотя подумали они, что просто не достойны знать чем я живу. Я ведь был гением, полу мифическим существом. 
Чуть позже почти перестал общаться с прессой и с публичными людьми в принципе. В свет выходили лишь мои книги.
Сам не знаю почему, но я стал довольно скептически относиться к женщинам, в том плане, что появилась некая фобия, что они ничего хорошего в мою жизнь не принесут. Я не печатался в издательствах, в которых руководящие роли занимали женщины. Не давал женщинам-журналисткам интервью, за подобные деяния заслужил праведный гнев едва не всех феминисток планеты, но их выпады в мою сторону, были слабее комариного жала для слона, но мои рейтинги всё же поднимали.
Принципы принципами, но либидо удовлетворять нужно было. Для этого были специально обученные девушки, которые работали в элитных эскорт агентствах. Эдакие жрицы любви люкс-класса. 
Больше года я ходил к одной и той же девушке. Не знал её имени, называл её Афиной. Это имя ей действительно шло. Я щедро платил, она выкладывалась на все 100% при работе со мной.
Я договорился, что бы кроме меня они ни с кем не работала. Позже мы встречались уже у меня дома. Она приложила свою женскую руку, к храму гения нашего времени, вынужден признаться в храме стало уютнее.
Она жила у меня неделями, я изливал ей душу, она была первым читателем моих творений. Несколько раз мы летали с ней на острова, во истину — рай на земле. И всё было бы хорошо, если бы она не отказалась брать деньги за свои услуги.
- Не смей даже думать иначе. Ты шлюха. Шлюхой была и шлюхой останешься. Если ты возомнила, что можешь спрятаться в моей тени, то очень ошибаешься, знай своё место, на большее не рассчитывай, - я был зол, швырнул ей деньги, она их не взяла, убежала в слезах, больше я её не видел. А ведь всё было так хорошо, вот нужно было ей всё испортить!
После я открыл своё издательство. Наверное лучшее в мире. Издаться в нём было честью для знаменитейших писателей.
Наверное ты думаешь, что моя жизнь грандиозна? Нет. Она была пустой до того дня. В тот день я встретил её.
Не буду называть имя, оно сейчас не важно. Суть в том, что та девушка была совершенным созданием. В миг нашей первой встречи, я впервые столкнулся лицом к лицо с чем-то прекрасным. После этого понял, что нельзя так просто разбрасываться таким словом, всё что вы называете прекрасным, является уродливым и убогим по сравнению с ней.
Называть её просто — девушкой и принимать как девушку, было для меня наинизшим богохульством. Она была чистейшим примером идеальной красоты.
В момент нашего знакомства в моей голове грандиозным фейерверком буквально взорвалась фраза: «Красота спасёт мир». Я всё понял, она была мессией для человечества.
Идеальным в ней было всё. Внешность, черты лица, линии тела, цвет глаз, цвет и запах волос, походка, улыбка, осанка, голос. Это всё в совокупности было куда внушительнее чудес, которые когда-либо являли миру боги и святые. Я забывал как дышать, когда она входила в комнату, от её запаха я терялся в небесах. Девушка просветления, так я окрестил её в своём сознании, общение с ней, было чем-то вроде медитации. Она знала слишком много, для простой девушки. Прекрасно играла на рояле, писала стихи, писала пейзажи и портреты близких и друзей, проштудировала всего Достоевского и Камю, знала несколько языков. Была выдержана, если её голос и повышался, то только в звонком смехе. Я даже не хотел любить её, лишь поклоняться, обожествлять, совершать подвиги ради неё. Из окон её квартиры доносился запах печенья и фруктов и звуки композиций Баха и Вивальди.
Когда я оказался у неё дома, то не поверил своим глазам, как можно было сделать простую, маленькую квартирку на столько уютной и светлой? В гостиной были книги на 3-х языках и картины, к углу стояло пианино. Я сел на диван, она щебетала о чём-то потом грациозно, подобно кошке проскользнула мимо, оставив шлейф духов, и исчезла на кухне.
Вскоре чайник уже начинал свистеть по нарастающей, она играла вальс №7, до минор, Шопена. Моё сердце болезненно сжалось. Она не видела во мне гения, полубога, я был для неё талантливым писателем и хорошим человеком.
Я едва сдерживал слёзы, ноты выскакивающие из-под её пальцев ранили меня, ранили в самоё сердце, словно вырезая там место лишь для неё.    
В моей голове всё перемешалось. Я понял, что должен использовать её совершенство что бы спасти мир, это была моя цель, смысл моей жизни. Я был не богом, лишь проводником между истинным божеством и миром ничтожных людей. Все эти годы моего величия разбивались под звуки прекраснейшего вальса. Хотелось умереть от совершенства момента.
Но я должен был сделать всё так как нужно.
Я поднялся, достал из внутреннего кармана пиджака револьвер.
Вытянул руку и остановил мушку на её затылке. Она играла, а по моим щекам катились слёзы. Я знал, что совершаю самый вероломный и мерзкий поступок в истории нашей жалкой цивилизации.
Ещё мгновение. Всё. Грохот выстрела. Её голова закинулась вперёд, упёршись подбородком в грудную клетку, но спина и плечи остались недвижимыми, руки продолжили летать над клавишами, по которым бегали длинные тонкие пальцы. Вальс продолжился. Я упал на колени и разрыдался.
У меня не было выхода. Этот ничтожный мир поглотил бы её. Одного луча райского света не достаточно, что бы охладить этот ад. Она бы погибла, а я вместе с ней, но погибла осквернённой человеческой ничтожностью, а я бы с ней.
В руке всё ещё отбивалась отдача, а в ушах стоял гул от выстрела. Я поднялся. Её руки на мгновенье застыли, вальс прервался, тело обмякло на стуле. Кровь стекала по нотной тетради и капала на белые клавиши.
Она ушла так ничего и не поняв. На лучшее ей не следовало надеяться в этом мире.
Я поднёс дуло револьвера к виску, начал медленный спуск курка, но вдруг остановился, понял что не могу это сделать. Не смей думать, что я струсил!
Эта квартира, её тело, моё тело. Сюда ведь потом придут люди. Нас похоронят, придумают какую-то историю о несчастной любви, а потом напишут много книг, они будут наживаться на свете моей погасшей звезды. Нет, это нельзя было так оставлять.
Её квартира это храм, её тело это святыня, а я… Я её верный слуга. Они бы всё осквернили самим своим присутствием. Этого нельзя было допустить. Я пошёл на кухню, открыл все конфорки. Закрыл все окна. Зашёл обратно. Не смотрел на неё, боялся поймать её взгляд. Прошёл мимо книжной полки, увидел Бродского. Взял книгу. Сел на диван, стал ждать. Уже чувствовался запах газа. Открыл книгу с середины - «Не выходи из комнаты». Символично. Этот стих я знал наизусть. Уже кружилась голова от газа. Я вспомнил о соседях, ведь скорее всего весь дом рухнет, люди погибнут, что же, я дарую им такую честь. Они сгорят в пламени погребального костра павшей богини, они будут подобны рабам, которых хоронили вместе с фараоном. Наконец я понял, что действительно являюсь гением. Я смог увидеть богоподобное создание, смог распознать его и смог спасти. Суть гениальности, в том, что она даёт возможность видеть истину. Когда другие думают, что я её убил, я понимаю, что спас её не от смерти, а от этого мира, от которого и сам устал. Всё же есть вещи хуже смерти и сейчас я избавляюсь от них. Я заканчиваю свой земной путь, начатый простым ребёнком, продолженный гением, законченный жрецом истинной богини.
Я уже почти потерял сознание, но сумел достать спички из кармана. Одна спичка, ознаменует взрыв супер новой в этом микрокосмосе, буквально умственном вакууме, прощай.