Дело в трубе

- Лежи ровно!
- Да я лежу, Боря, лежу - это ты мне локтем в ухо все время тычешь. Отдай бинокль!
- На, держи - все равно ничего не видно. Блин, меня уже подташнивает в такой позе, - Боря при-жался лбом к плексигласовому окошку.
- Еще вырви тут! Это ты предложил – сюда про-пихнуться. «Самое удобное место для засады, никто нас в детской трубе не обнаружит», - прогундосил Городецкий. - Засада из детского сада, а у меня, Бо-ря, между прочим - задница на полметра выше го-ловы, а ноги – еще на полметра загнуты! Противо-естественным образом. Я в такой позе – как та ко-рова вагю, только веса не набираю.
- Ну, ты же видишь, Саня – больше здесь негде спрятаться!
Недостроенная детская площадка (Ильза уговори-ла Женьку заморозить эту мини-стройку: конец се-зона, а с маленькими детьми приехали человек шесть из пяти сотен постояльцев) уткнулась в са-мый дальний угол парусовского парка, отгорожен-ная от трудностей взрослой жизни высоким забо-ром.
Закрытая труба горки, изгибаясь в месте засады, имела небольшое утолщение с мутной бульбой, вы-пученной от страха перед будущими детками-четырехлетками. Именно через это окошко и можно было видеть место встречи, которое изменить нель-зя – скамейку. Единственную, зато качающуюся и под навесиком. Лежа в этой трубе на животе ногами вверх-назад, Сан Саныч чувствовал себя внутри ве-селого, но не по-детски прожорливого дракона.
Разноцветна кишка, к тому же, была еще и недо-делана – но заглушка на горочной спирали стояла почему-то снизу, а не сверху. И заглушка эта была крепка и надежна: ниже их на метр скопилась дож-девая вода.

- Мы тут, Боря, как два хитрых глиста. «Посмот-ри, сынок: это – Родина».
- Мы не в заднице, мы – в кишке пока еще, - про-бурчал, ерзая, Боря. - И кишка эта, к сожалению, Саня – не прямая. Повтори давай еще раз – как Иль-за сказала?
- Да, кишка тонка, - согласился Сан Саныч. Вдво-ем действительно было тесно, плечам их в этом расширении - еще ничего, но бедра – бедра были притиснуты, как хвостики безголовых шпротин. – Повторяем по заявкам радиослушателей: Филиппо-вич передал мне слово в слово, как Ильза по теле-фону сказала: в пять чазов возле зкамейки-качалки буду ждать. «Для наз взе решитзя зегодня» - зачем ей назначать в таком глухом месте встречу? Каби-нета мало?
- И она так свободно – при дворнике твоем болта-ла?
- Боря, я тебе как бывший рыцарь метлы и совка скажу откровенно: дворника никто не замечает, хоть ватник скинь и – голым мети.
- А тебе этот одетый метелкин – доверяет уже полностью? Вот так, с нуля?
- Нет, блин  - я пароль назвал!
- «Чисто не там, а там, где убирают, а там, где не сорят» - этот? Или про уважение к трупу уборщи-цы? Подвинься, не видно из-за тебя местности.
- Боря, не толкай меня в голову. Блин, от тебя ни-какого спокойствия нет никогда, ты как бесконеч-ная песня, девять слов из десяти у которой повто-ряются.
- А ты из тех, кто громче всех кричит: «Тише! Тише!»
- Ух ты  - точно подметил! Давай – мир, а? Что нам делить в этой трубе, а? Давай чем-то интеллек-туальным займемся.
- А давай займемся. Хочешь, Саня, задачку тебе загадаю? В доме прорвало сразу две трубы – горя-чую и холодную. Из холодной трубы выливается по 70 литров ледяной воды в минуту, а из горячей – по 12 литров в секунду. Утонут жильцы этой квартиры в ледяной воде или сварятся?
- В каком доме? – напрягся Сан Саныч.
- В любом. Да вот – хоть в дурдоме, например. Что? Это Зара Маратовна вчера попросила помочь решить задачку для сынишки.
- Замужем?
- Мальчик? Саня - он в пятом классе!
- Маратовна, блин! Маратовна – замужем?
- А, Маратовна. Нет, наверное - глазки еще бле-стят.
- Слышишь, Боря, а ты когда-нибудь хотел соба-ку?
- Ты что, сдурел? – отпихнул горячее тело друга мужественный отставник.
- Да не в том смысле! Щеночка, поиграться – в детстве хотел?
- А, поиграться… Нет, Саня. У меня и так еды бы-ло мало по жизни, еще с собакой делится? Нет, ни-когда.
 
- Посмотри – уже пять? А то у меня руки к телу прижаты.
- Отогни голову, Боря. Пять ноль три.
- Опаздывает. Я полежу пока с закрытыми глаза-ми. А ты бди давай, твоя смена, - Боря замолчал на секунду. – Знаешь, когда мы с Лизуней собирались куда-нибудь – она всегда в конце неожиданно зави-сала. Как-то оделись – и она уже покопалась-повозилась всласть и, вроде – готова, и мы на выхо-де стоим, и я ей: на улице тебя жду. И – нет ее и нет! Через восемь с половиной минут только дверь подъезда хлопнула; я ей упрек, вот столько време-ни, мол, на посту тут вышагиваю, а она: в следую-щий раз, говорит - через девять с половиной недель меня дождешься! А? Подкалывала?
- Да. Это из фильмов, западных. Просто ты только наши смотришь. Слушай, Боря – тебе Терентьевич про Боцмана что-то рассказывал?
- А что там рассказывать? – покряхтел Борис. - Обычный кусок: все кривое выпрямить, все ровное - загнуть, остальное покрасить.
- Да нет, не обычный. Кстати: Гильза твоя – по этому Боцману сохнет. Вернее – мокнет. Об этом все говорят.
- Саня, ты сейчас в морду получишь.
- Не наваливайся так на меня, блин, не дави, дай я скажу! Дай скажу! Ну, не злись, Боря: я имел в виду – что она каждый день у него в бассейне четыре по четыреста кролем нарезает. В полчаса, между про-чим, укладывается. Кстати, ты хотел с ней кросс бежать, да?
- Ну и что? Убери голову, – Боря просунул вперед руку.
- Так вот: она триатлетка, двукратная призерша Лиепаи. На Олимпиаду шла. И все накрылось - со-бачка под велосипед кинулась. Перелом лодыжки. Боря, не пинайся! Боря, блин, не бей меня по кос-точке!
- Откуда эта деза? – Борис прижал локтем голову товарища.
- Не дави, там же ухо! У меня тоже связи есть: у тебя в кадрах, а у меня – в мусорном баке. Дворник бесхозный там пылился, «отставной уже свежести, но ничего еще в целом, боеспособный». Понял? Да не дави! Боря, ты бьешься ногой!
- Не называй ее больше так.
- Как? Ой! Хорошо!
- Так. Как ты в начале ее назвал. Ее имя – Ильза. Запомнил?
- Запомнил. Прекрати драться в тесноте и в обиде.


...продолжение следует.