Палачи

Началось это довольно-таки давно. В те дни люди только начали использовать разум, как топливо для нехитрых машин. Новая технология позволяла не тратить природные ресурсы, которые в свою очередь получили заслуженный тысячелетиями отдых. Теперь страны, ранее процветающие и развитые за счёт своего территориального расположения, разом обессилили и поддались власти более “умных” государств, придумавших эту технологию. Премьер-министр сказал, что, если не можешь придумать что-то сам – укради и измени. Пусть это и были одни из его последних слов на верховном посту, поскольку после них плёнку с его изъяснениями отправили в высший совет, но это в корне ничего не изменило. Одно государство воровало у другого, другое у третьего, и так до бесконечности. Но здесь назревает вопрос – кто-то же должен быть началом этой цепи? – конечно же, был старт, но о нём никто ничего не знает. А если есть начало, то будет и конец. Система, стремительно вошедшая в обиход большинства народов, была людям в новинку и поначалу мало кто соглашался на данную процедуру. Мозг, подключённый к электродам, был неким источником энергии, который позволял не только разогревать продукты в микроволновке, но и разжигать огонь в сердцах-моторах. По средствам датчиков и одной тонкой, но поначалу чувствительной иглы все системы приводились в действие. Конструкция находилась на затылке и ставилась только по достижению восемнадцати лет. Длинная игла входила в череп и оставалась в промежуточном мозгу до конца жизни. Аппарат ставили насильно, объясняя это чрезвычайной мерой альтруизма и экономии. В день совершеннолетия каждый из вчерашних детей приходил в эко-стол и становился, отныне и навсегда, взрослым. Доктора хоть и вели сводки погибших при вживлении иглы, но не оглашали – никогда и ни кому.
Всхлипы женщин, – старых и молодых, - потерянные лица мужчин – живущих и существующих, отцов и их предков. Все эти картины смешиваются грязью в один огромный натюрморт, выражающий ту идеализированную скотобойню, которая ранее называлась “стремлением к чистоте”.

Что понедельник, что вторник, что любой другой день недели не обходился без смертей. Сегодня, увы, не исключение. В коридоре, пропахшем лекарствами и анестетиками, отчётливо был слышен один голос. Прислушиваясь, можно и различить второй – такой редкий и слегка безразличный. Светлым халатам была свойственна отчуждённость и хладнокровие. Словно на стенах белого цвета на них не было ни одного пятна. Однако потолок начинал трескаться.
- Где твой бог? Где, сука, твой бог?
- Успокойтесь, эта процедура необходима каждому, – говорил Врач больше похожий на чиновника – поступая иначе, вы провоцируете людей на неповиновение государственному строю и порядкам всего мира. Ваш эгоизм здесь не нужен, как впрочем, и эгоизм вашего сына, который не хотел быть человеком нового общества. Если бы свыше не хотели нашей эволюции, то эта бы техника и вовсе не появилась. Всё идёт своим чередом, а старый век уже не вернуть – ни вам, ни мне.
Врач не стал тратить время на глупого, как все остальные, человека и ушёл прочь по своим делам. Ведь единственно верным в данной ситуации будет решение продолжать делать свою работу. Палач, будучи, занося топор над головой смертника, не станет расстраиваться и бросать своё дело лишь потому, что этот самый приговорённый был помилован и отпущен в самую последнюю минуту. Палач также не будет убивать уже мёртвого человека. Приговорённый мальчик, будучи безголовый, посмотрит на него и робко спросит:
- Вы отрубите мне голову, ведь так?
Махина с топором наперевес промолчит и механически опустит лезвие на пустое место, слегка касаясь первого шейного позвонка “атланта”.

Мужчина, стоявший и уже принявший окончательный вердикт, никак не мог отойти от состояния растерянности и сна наяву. На его глазах читалось смятение и гнев. Два чувства, которые не раз в истории побуждали людей на необоснованные и безумные поступки. В эпоху средневековья лишь рыцари, закованные в доспехи, могли отличаться такой смелостью. Японские камикадзе руководствовались другими принципами, но корень проблемы был тем же. Дело становится иглой лишь посредством гнева, неизбежно претерпевая метаморфозы в своей плоти из духа.