Донбасс непоборный. Саур-Могила

            

   




                Донбасс непоборный.

                Саур - Могила.


       Впервые я побывал на этом месте, когда мне было шесть лет. Из детских воспоминаний и впечатлений, наиболее ярко остались в памяти моменты, когда мужчина в военной форме брал меня на руки чтобы помочь взобраться на танк, и как захватывающе интересно было лазать по этой зеленой, железной громадине вместе с другой ребятней. А еще салют, вираж летящего в небе самолета.
       Но, как оказалось, не все так было просто. Нечто непостижимое, всесильное, глобальное впитал я тогда своими восхищенными глазами. С тех пор, этот участок рельефа, кусочек Донецкого кряжа манит меня к себе всемогучей силой. Это – курган Саур – Могила.
       Теперь - то я понимаю, что вся магия этой возвышенности не только в том, что на ней расположен мемориал воинской славы солдат Великой Отечественной, но и в том, что эта гора – место силы, некий сакральный, мистический центр донецких степей.
       Не было года, чтобы я, в тот период, когда стал самостоятельным и независимым от воли родителей, не устремлялся на его вымощенные песчаником террасы. В погожую погоду в теплую пору года, на попутных машинах, личном мотоцикле или велосипеде, я мчался туда и мое сердце ликовало. Однажды мне захотелось побывать там во время осеннего ненастья, и я это сделал: промокший до нитки догнал я до мемориала своего железного коня, и, взобравшись по ступеням до вершины, стоял и слушал, как ревут над макушкой обелиска ветры. В тот момент на всю округу кроме меня не было ни одного человека. Именно на такой высоте, когда твоему взору открываются горизонты на десятки километров, в голове проясняется, и ты смотришь на собственные проблемы свысока, прекрасно понимая как именно можно их решить. Наиболее важные поступки, шаги моей жизни, я обдумывал на этой высоте.
      Лето 2014 года стало переломным для судеб огромного количества жителей юго-востока: кто-то принял решение выбрать в качестве тихой гавани  Россию, кто-то напротив – уехал искать спасения в Украину, а кто-то подобно мне, ни минуты не сомневаясь, остался жить на этой земле. Кто знает, возможно, именно Саур - Могила, протянула тогда к моему сердцу невидимые нити, которые оказались крепче страха смерти, и заставила меня упрямо цепляться за жизнь на земле, в которой закопана моя пуповина.
    Несчетное количество атак пережил курган: бомбежки и ракетные обстрелы авиацией, попадания РСЗО  и крупнокалиберной артиллерии. Помню, как с ненавистью смотрел я тогда в небо, в котором разворачивался для нанесения удара украинский штурмовик, а каждый грохот боезаряда, взорвавшегося в святом для меня месте, отзывался болью в моем сердце.
        Еще тогда, кровавым летом прошлого года, я дал себе слово, что обязан постараться и приехать к мемориалу на День Победы. За время войны на Донбассе, Саур-Могила стала для меня еще более ценной святыней, чем была ранее. Как оказалось, не только для меня.

      Чем ближе я подъезжал к дорогим моему сердцу окрестностям, тем явственней чувствовался дух праздника: улыбчивые люди, георгиевские ленточки, флажки в руках детей. Приехав в Шахтерск, я тут же отправился на местный рынок, но купить георгиевскую ленточку мне не удалось – она мгновенно раскупалась покупателями. На улицах непрестанным потоком двигались автомобили с атрибутикой Дня Победы, большая часть из них двигалась к выезду из города в восточном направлении. Туда же мчались и многочисленные байкеры: одна колонна за другой. Притороченные к мотоциклам, над их головами развивались флаги ДНР, Новороссии, реплики знамен Советской Армии. Повернув на цветочный ряд, я приготовился купить гвоздики, но вездесущие мотоциклисты меня опередили: скупив все, что было можно, оставив двое-трое жалких гвоздичек, уже усаживались в седла своих чопперов. Ничего не оставалось делать, как купить десяток желто-красных тюльпанов. 
       Я вышел на трассу, поднял руку, стал голосовать. Спустя десять минут сменил тактику – вынул из рюкзака кусок картонки и маркером жирно написал «Саур-могила». Одна машина за другой проезжали мимо, как вдруг, старенький белый жигуленок принял вправо и притормозил. Из водительского окна высунулась рука и пригласила  садиться в салон.
       Это был мужчина средних лет, в очках от солнца, с седой бородой и в военной форме. Тут же расспросив, кто я и откуда, он нажал на педаль газа. В военное время его вопросы являются весьма резонными, ведь деятельность вражеских ДРГ еще никто не отменял. Между нами завязалась беседа, из которой я понял, что этот человек – ополченец, один из первых, кто начинал движение сопротивления на Донбассе. А воевал он как раз в окрестностях Саур-Могилы.  Далее выяснилось, что в его планы посещение кургана не входило, ему нужно было ехать в Торез, но из-за меня он согласен изменить маршрут. Мне повезло: я услышал несколько военных историй, которые произошли с ним и его товарищами в этих местах. И еще раз, когда один из многочисленных постов ГАИ посоветовал остановиться и пропустить идущую позади колонну. Мой новый знакомый не стал церемониться с полицейским, но просто показал в открытую дверь... протез левой ноги. Мы продолжили ехать дальше, а я замолчал пораженный, шокированный, и пристыженный. Черт, так стало неловко!
        Проезжая село Петровское, последний населенный пункт перед курганом, ополченец, имя которого я даже не удосужился спросить, показывал мне в окна сожженные дома местных жителей: мало ли не каждое жилище не подлежит восстановлению, магазин расстрелян танком, тот самый, в котором я любил покупать газировку и бутерброды. Воин говорил, а я молчал, погрузившись в ступор. Странно, и страшно, но я поймал себя на мысли о том, что уже привык к таким картинкам за окном, к рассказам о смерти, к человеческому горю. Уже не задаю себе вопрос, ПОЧЕМУ это все произошло, КАК такое могло произойти в нашей стране?
        И вот, наконец, мы приехали. Припарковаться пришлось совсем не там где я представлял, потому что ближе было просто невозможно.
         - К машине! – Скомандовал ополченец. Я недоуменно уставился на него. – Я говорю выходи, и становись рядом!
       Меня озарила догадка. Смущенно я пролепетал, что забыл, что уже двадцать лет прошло, как вернулся из армии.
       Захлопнув дверь, я огляделся и обомлел: никогда еще я не видел в своей жизни такого количества автомобилей  и мотоциклов – до самого горизонта, куда хватал глаз, виднелись крыши авто. А на кургане шевелилось нечто, будто там вдруг вырос лес. И неумолчный гомон человеческих голосов раздавался вокруг. Потрясенный я подошел к ополченцу, протянул деньги в качестве оплаты за проезд. Меньше всего я хотел его обидеть, всего лишь отблагодарить за помощь.
       - Вот, возьмите - промямлил я. – Отметите праздник с друзьями.
        Впервые за все время нашего знакомства этот мужчина снял темные очки. Глядя на меня светлыми, уставшими глазами, он отказался от денег, поздравил меня с праздником. Я проглотил подступивший к горлу ком, проговорил:
        - Спасибо! Вообще, и за проезд, и за все остальное…
        Когда я уходил, мне подумалось, что глаза этого мужчины видели такое, что мне  не снилось. Вскоре я забыл об ополченце, потому что то, что я увидел дальше, захватывало дух.
       Тысячи людей заполняли подступы к вершине кургана, а на самой вершине дрожали на сильном ветру два огромных флага на высоких мачтах. Какое-то движение начиналось снизу и медленно и торжественно поднималось к верху кургана и опоясывало его, словно огромная змея из легенд. Я поспешил к действу, там, на самой верхней террасе, где когда-то стоял громадный обелиск, люди несли длинную георгиевскую ленту. Шествие сопровождалось приглушенным рокотом тысяч людских голосов.
       Я поднимался вверх знакомыми ступенями, с болью видел варварские разрушения, которые претерпел мемориал. То, что сделали руки людей труда, руки народа-созидателя, при помощи авиации и артиллерии разрушили «герои» новой эпохи, проявившие свою доблесть в боях с безоружным мирным населением, его жильем, имуществом, памятниками, зато сотнями человек сдающиеся в плен Армии Новороссии.
        С моего места была хорошо видна округа на десятки километров, города Торез, Снежное. Четко видны шахтные терриконы. Однажды я слышал, как жители Западной Украины говорили, что их Карпаты выше, чем наши терриконы. Оно - то так, но есть одно обстоятельство: Карпатские горы создавала природа в течении миллионов лет, а Донбасские терриконы насыпаны человеческими руками за какие-то десятилетия. Вообще, мне не понятны все эти бахвальства своими достопримечательностями. В разнообразии регионов состоит единство страны.  А вон там, на востоке, начинается громадная страна, самая большое государство в мире.
С южной стороны сохранился небольшой обломок обелиска, на нем надпись: - «Это наша земля».
       Расчехлив камеру, я ходил около парапета, выбирая удачный фон для снимка, как вдруг послышался нарастающий восторженный шум. Послышались овации, кто-то крикнул:
       - Слава героям Новоросии!
       Огромное количество людей аплодировали, восхищенными глазами смотрели куда – то вниз и влево. Я просунулся в образовавшуюся между людьми брешь и увидел того, кого по праву называют первым лицом республики. Опираясь на костыль, он прошел дальше и исчез за людской стеной. Окружающие меня люди хлопали в ладоши, улыбались, я оглядывался на их лица, и видел, что их чувства совершенно искренни.
       Когда я ехал домой, просматривал на экране цифровика снятые кадры. Но они не могли передать даже малой части тех впечатлений, что я получил, тех эмоций, что овладевали мною в те моменты. Летом прошлого года я видел нескончаемые вереницы машин с беженцами, и, я думал, что мой родной край станет разобщенным и надолго опустеет. Я ошибся, мы сплотились, нас много и станет еще больше. Нас не побороть!