Сказка о Драконессе. Глава 15

Подражая Панкеевой, сгорая от зависти к Андерсену...


Глава 15.

Утро было холодным, но безоблачным и сулило ясный погожий день. Западный край неба ещё синел акварельно-чистой ночной лазурью, истаивающей к зениту до прозрачной бирюзы, у горизонта гасли последние звёзды, а на востоке уже расцветала заря, и первые лучи невидимого пока солнца вплетали в её нежно-розовое сияние золотистые отсветы.
Во дворе замка тарахтел мотором "Лотор". Драконесса, зябко поводя плечами и норовя спрятать нос в поднятый воротник своей любимой курточки "с листьями", спустилась с крыльца и поспешила юркнуть в карету. Симон проворно уселся на своё, ставшее для него таким привычным, переднее пассажирское сиденье и немного ослабил платок не шее – в "Лоторе" было уже достаточно тепло.
– Всё, поехали? – зевнув и тряхнув головой, спросила Драконесса и, услышав утвердительное "угу", повела карету в сторону ворот.
– Госпожа Драконесса, можно спросить?
– Э... да... – Драконесса подавила очередной зевок. – Извини, пожалуйста...
– А что за дела у вас на ювелирном заводе в выходной день?
– Партия драгоценностей отправляется на международную выставку. К ним нужен пакет сопроводительных документов. В последний момент выяснилось, что подготовили не всё, и я, как совладелец, должна подписать недостающие бумаги.
– Как совладелец??? – изумлённо вытаращился на неё Симон. – Но это же, вроде, собственность короны.
– Формально – да. – Драконесса улыбнулась уголком рта. – У короны контрольный пакет акций – пятьдесят один процент. А у меня – сорок девять.
– Ничего себе!.. – от удивления Симон готов был сползти с сиденья на пол. – А откуда они у вас?
– Король по блату удружил! – усмехнулась Драконесса. – Чтобы наделала себе безделушек, сколько моя душенька пожелает. Шучу, конечно. По случаю достались много лет назад. И потому мне всегда бывает немного смешно и очень-очень грустно, когда какая-нибудь несчастная германская принцесса, у которой всего состояния – фамильное кольцо прабабушки, несёт мне это самое кольцо в качестве выкупа за своего принца. А принц порой и этого кольца не стоит. Был у меня один такой в плену. Похитила на свою голову, потом не знала, как избавиться. Пока в замке жил, весь намёками изошёл на тему, как бы ему со мной объединить и ложе, и, желательно, состояние. Я не уставала поражаться отсутствию границ его наивной наглости. Или наглой наивности... Хотя какая разница? В любом случае, объединять моё состояние с его пустыми амбициями меня как-то, знаете ли, не прельщало, а уж ложе – и подавно! Дождаться не могла, когда же за ним придёт хоть кто-нибудь. И вот, когда я уже отчаялась дождаться и готова была сама его домой отправлять, за ним явилась одна очень решительно настроенная принцесса с тем самым пресловутым колечком прабабушки. От колечка я, естественно, отказалась и предложила ей забрать принца даром, лишь бы забрала. Но принцесса категорически настаивала на том, чтобы всё проходило по установленным традициям и никак иначе.
– Как Маня? – уточнил Симон.
– Да, как Маня, – согласно кивнула Драконесса. – Такая же принципиальная. Она предложила поединок на ткацких станках, а именно – ткать гобелены. Я не стала спорить, отделалась простенькой работой, а Хелен – так принцессу звали – что называется, упёрлась и целый месяц сидела за станком с утра до вечера, даже спала около станка. Она соткала тот самый "Рыцарский турнир", который ты видел у меня в кабинете, помнишь? Я была откровенно поражена уровнем исполнения. Думала, таких мастериц уже не осталось. А по девушке было видно, что деньгами она отнюдь не избалована, несмотря на весь свой талант. Сперва у меня сдуру возникла мысль предложить ей продать мне это гобелен за неплохую сумму. Дескать, работа намного превосходит требования поединка и всё такое... Хорошо, что я это вслух не сказала, вовремя поняла, что обижу её. Тогда я решила пойти другим путём: предложила ей организовать фирму по производству товаров для рукоделия, где я была бы инвестором, а она – руководителем и идейным вдохновителем, и постепенно выкупила бы у меня этот бизнес. Она согласилась. Оказалось, что Хелен не только искусная вышивальщица и ткачиха, но и прирождённый организатор. Фирма очень быстро встала на ноги, сделалась популярной, а сейчас и вовсе чуть ли не монополист на нашем рынке. Называется она "Торговый дом "Волшебство гобелена". Возможно, ты слышал о ней, хотя вряд ли...
– Нет, слышал, – ответил Симон с лёгким оттенком самодовольства. – Мама часто повторяет, что у них самые лучшие нитки.
– Да, Хелен строго следит за качеством, – улыбнулась Драконесса. – Она давно выкупила у меня почти все акции. Я хотела, чтобы она выкупила их полностью и была единоличной хозяйкой своего дела, но она настояла, чтобы я оставила себе, как она шутит, подарочный процент. Так что я ныне – счастливый обладатель одного процента акций процветающего бизнеса госпожи Хелен Грю, с которой приятельствую вот уже добрых полтора десятка лет и периодически, к взаимной выгоде, привлекаю её мастериц к работе над новыми коллекциями у Каро.
– А принц? – спросил Симон. – Тот, за которым она пришла тогда. Он куда делся?
– Да забрала она его... – скептически протянула Драконесса. – Правда, не знаю, зачем. Наверно, из сострадания, только не могу сказать, к кому больше – к нему или ко мне.
– И замуж за него вышла?
– Нет, замуж она в итоге за другого вышла. А принц... Только обещай не слишком громко смеяться.
– А что?
– А то, что принц... до сих пор у неё секретарём работает!
"Лотор" испуганно вздрогнул от их обоюдного хохота и попытался вильнуть на встречную полосу, хвала Создателю, пустую в этот ранний час.
– Какая шикарная карьера для принца! – съязвил Симон, более-менее отсмеявшись.
– И не говори! – весело отозвалась Драконесса. – Он эту-то еле тянет. Хелен каждый раз, как мы с ней кофе пьём, сетует, что давно бы выгнала это недоразумение, так ведь помрёт он с голоду, никому не нужный.
Симон смотрел на её профиль, на длинные, чуть загнутые ресницы, на выразительно очерченные губы, на высокую шею, изящество которой было выгодно подчёркнуто воротником курточки. Он смотрел и думал о том, как Её милость красива, особенно когда так беззаботно смеётся. А улыбается так нежно, что хочется забыть обо всех своих сомнениях и... и, может быть, вечером...
Драконесса притормозила и включила сигнал поворота.
– Госпожа Драконесса, почему мы сворачиваем с трассы? – удивлённо спросил Симон.
– Не хочу через столичную окружную дорогу ехать, – объяснила она. – Там сейчас обычные для субботы утренние пробки, народ шныряет – кто в гости, кто на развлечения. Просёлками по расстоянию немного дальше выходит, зато спокойнее.
– Как? Мы же в столицу, вроде, едем. В "Королевские ювелирные мастерские", на завод.
– Ну, да, на завод, – пожала плечами Драконесса и в свою очередь с некоторым удивлением глянула на Симона.
– А он разве не в столице?
– Нет, ангел мой. В столице только головной офис и дизайнерская мастерская, а само производство несколько лет назад перевели в другое место. Туда мы и едем.
– Извините, я не знал, – немного стушевался Симон. – И что это за место?
– Городок небольшой, от столицы до него примерно час ехать. Адиньон называется. Ты о нём, наверно, слышал.
– А... Да, – деревенеющими губами произнёс Симон.
Адиньон!.. Тот самый Адиньон, из которого он пять лет назад бежал, как из зачумлённого, а годом позже извернулся ужом, чтобы не попасть туда снова. Этот город всё-таки  "догнал" его, не с одной стороны, так с другой. Симон никогда не задумывался, где находится королевский ювелирный завод, но кто же знал, что именно там!
Драконесса что-то говорила ему о заводе; он механически кивал, почти не слыша её голоса, и чувствовал, как внутри него разрастается ледяной ком. Он не хотел ехать в Адиньон. Он чувствовал себя сейчас хуже, чем когда лепетал "я подумаю" в ответ на предложение Ланье, и к языку подбиралась малодушная мысль попросить Драконессу остановиться и высадить его из кареты, а уж обратно он как-нибудь сам...
Усилием воли он подавил в себе панику, на несколько секунд овладевшую его существом, и попытался включить логику.
"Кто тебе сказал, что Жюстин до сих пор в Адиньоне? – начал он раскладывать по полочкам. – С чего ты взял, что вы обязательно столкнётесь, когда ты туда приедешь? И кто сказал, что она тебя вспомнит, если увидит? А если и вспомнит, то не будет же кричать на всю округу: "Посмотрите, вот идёт сопляк-недотёпа, который не смог меня нормально трахнуть!". Смешно, ей-богу. На самом деле тебе просто неприятно видеть это место. Потому что с ним тебя связывают не лучшие воспоминания. Вот и всё. И – не забывай – рядом с тобой будет такая дама, что Жюстин, доведись ей с вами встретиться, останется только лопнуть с досады".
Мысль о той даме, рядом с которой ему предстояло шагать по адиньонским мостовым, немного утешила его, и он украдкой бросил взгляд на Драконессу. Она сосредоточенно глядела вперёд, на дорогу, пролегавшую сейчас через сонную деревеньку. Воротник курточки с правой стороны задрался и смешно топорщился, но Драконесса этого не замечала. Она краем глаза перехватила взгляд Симона и улыбнулась ему. Пригляделась повнимательнее, встревоженно нахмурилась:
– Что-то ты погрустнел. Ты не болен, ангел мой?
– Нет-нет, просто не выспался немного.
"Какой же я... И, вроде, неловко, и, в то же время, так приятно, когда она беспокоится обо мне. Но как некстати эта поездка, как некстати! Я только настроился на решающий разговор... Куда угодно, в столицу, в Леовилль, в Руа-де-Пон, да хоть в Петервелле или даже в Марене, но только не в Адиньон! И почему всё так по-дурацки?..".

Производство "Королевских ювелирных мастерских" расположилось в старом корпусе, некогда принадлежащем какой-то давно разорившейся фабрике. Новые хозяева, восстанавливая его, позволили себе только одно кардинальное изменение – расширили окна, в остальном же постарались максимально сохранить его архитектурный стиль.
Симон не особо приглядывался к зданию, больше озираясь вокруг и пытаясь понять, в какой части города они оказались. Похоже, что где-то недалеко от центра, и сама улица показалась ему знакомой, но он не слишком хорошо успел изучить город в свой прошлый приезд, да и память уже поистёрлась.
Из кареты он выходил, весь внутренне подобравшись, как бегун перед стартом. Драконесса же, в отличие от него, находилась в приподнятом настроении. Её губы то и дело норовили сложиться в улыбку, на щеках играл румянец, глаза блестели. Вся она была словно в предвкушении какого-то праздника. И это могло бы показаться Симону странным, но он ничего не замечал.
– Посмотреть сам процесс изготовления украшений мы не сможем, – сказала Драконесса, поднимаясь на крыльцо. – Мастера сегодня отдыхают, в отличие от клерков, ну, и от нас с тобой. – Она весело подмигнула Симону и приглашающим жестом указала на дверь. – Заходи!
Они прошли через тамбур, больше напоминающий речной шлюз – внутренняя дверь открывалась только после того, как наглухо закрывалась внешняя. Через бронированное стекло в боковой стене было видно помещение поста охраны, где сидел скучающий охранник. При виде владелицы он встал и поклонился, но делал это неспешно, как бы с ленцой.
Из тамбура они прошли через небольшой холл и поднялись по лестнице на второй этаж. Там, в коридоре, царил мягкий полумрак. И тем больше был контраст, когда они вошли в кабинет управляющего производством. Симону пришлось зажмуриться на несколько секунд, чтобы глаза вновь стали видеть.
Через высокие, до самого потолка, окна, забранные фигурными решётками, рекой лился солнечный свет, в его лучах весело кружились редкие пылинки. Посреди кабинета за большим столом для совещаний, с угла, сидела пожилая дама в тёмном строгом платье, с собранными в низкий пучок чёрными волосами и в массивных роговых очках и что-то быстро набирала на клавиатуре портативной умной машины. По одну сторону стола, ближе к входной двери, стоял атлетического сложения брюнет лет сорока, в серых брюках и белой рубашке, с листком бумаги в одной руке. Воротник рубашки был расстёгнут, галстук ослаблен. На ближайшем стуле лежал небрежно брошенный пиджак. По всему столу небольшими аккуратными стопочками были разложены документы. По другую сторону стола стояла невысокая девушка в светлом брючном костюме и выкладывала документы в ряд в соответствии с тем, что зачитывал мужчина.
– Сорок девять дробь один,  "Лунная рапсодия", браслет.
Пауза не более секунды.
– Есть.
– Сорок девять дробь два,  "Лунная рапсодия", колье.
– Есть.
– Сорок девять дробь три,  "Лунная рапсодия", серьги.
Мужчина обернулся на звук открывшейся двери.
– Доброе утро, Ваша милость! – Он увидел за спиной Драконессы Симона и коротко кивнул ему. – Здравствуйте! Через пять минут мы закончим, и можно будет подписывать.
Симон машинально кинул взгляд на настенные часы, висевшие в проёме между окон. Они показывали без пяти девять.
– Доброе утро Бен! Госпожа Эстер. Мари. – Драконесса поздоровалась со всеми и представила им Симона. – Это Симон Анжелюс...
Симон был уверен, что сейчас она добавит: "Мой пленник", и мысленно поморщился, но она продолжила совсем по-другому:
– ...Наш гость. А это – Бенджамин Смитсон, руководитель производства. Госпожа Эстер, старший консультант-правовед. Мари, секретарь.
Симон по очереди поклонился дамам и пожал руку Смитсону.
– Бен, будьте любезны, сначала проводите нас в хранилище, – попросила Драконесса. – Я хочу показать господину Анжелюсу нашу продукцию.
– Хорошо, – с невозмутимым выражением лица ответил Смитсон. Только чуть приподнявшиеся брови выдавали его удивление. Вероятно, допуск посторонних в хранилище был чем-то из ряда вон выходящим, но просьба Её милости обсуждению не подлежала.
Он достал из сейфа, стоящего в углу кабинета, ключ и пошёл к выходу.
– Пойдём, ангел мой, – тихо сказала Симону Драконесса, дотрагиваясь до его руки. – Пока я буду долго и нудно подписывать всю ту кипу документов, что лежит у Бена на столе, предлагаю тебе заняться куда более приятным делом.
Они прошли по коридору, свернули в ещё один и остановились перед внушительного вида двустворчатой стальной дверью, снабжённой двумя замками и электронной сигнализацией. Смитсон отдал Драконессе ключ, нажал несколько кнопок, отключая сигнализацию, потом извлёк из кармана целую связку ключей. Драконесса вставила свой ключ в один замок и выжидающе смотрела на Смитсона. Тот подобрал ключ для другого замка, тоже вставил его и глянул на Её милость. Она кивнула.
– Раз, два, три! – скомандовал Симтсон, и они одновременно повернули ключи. Смитсон провернул похожую на штурвал ручку посредине рабочей створки и потянул её на себя:
– Прошу вас!
– Подождите меня в коридоре, – попросила его Драконесса, а сама прошла внутрь и поманила за собой Симона.
Внутри хранилище готовых украшений являло собой нечто среднее между складом и ювелирным магазином. Это было большое помещение без окон, уставленное стеллажами и столами, сплошь занятыми самыми разными коробками и коробочками.
– У меня к тебе будет одна просьба, – Драконесса немного застенчиво улыбнулась Симону. – Вот здесь, – она показала на один из стеллажей, – лежит то, что поедет на выставку. Ты постарайся посмотреть его в последнюю очередь или не слишком сильно приглядывайся, если будешь смотреть сначала. А в первую внимательно посмотри то, что не едет, и подумай, что бы ты сам отправил выставлять. У тебя свежий взгляд, не замутнённый профессиональными соображениями. Возможно, мы при отборе что-то упустили. И не бойся ошибиться. О вкусах не спорят. Ты бы видел, какой кич иной раз выставляют производители! Так что не думай о том, что кто-то осудит твой выбор.
– Я постараюсь, – пробормотал Симон, смутившись.
– Ты как раз не старайся,  – Драконесса улыбалась широко и весело. – Ты просто смотри в своё удовольствие. И всё! Я ухожу заниматься бумагами, скоро вернусь. Дверь прикрою, но запирать не буду. Если захочешь уйти отсюда раньше, чем я приду, то позвони мне. Звони из коридора – здесь, внутри, сигнал не проходит. И подожди, пока кто-нибудь придёт закрыть дверь. Договорились?
– Договорились, – кивнул Симон.
Драконесса вышла, ещё раз улыбнувшись ему от двери. Дверь закрылась с негромким металлическим звуком. Симон остался один, ощущая лёгкое замешательство, которое, впрочем, быстро прошло, уступив место любопытству. Сперва он стал смотреть украшения для выставки, но их было не очень удобно снимать с полок на стеллаже, и Симон перешёл к столам посреди хранилища, решив оставить выставочные экземпляры на потом.
Кольца, колье, цепочки, серьги, браслеты. Золото, платина, чернёное золото, серебро, чернёное серебро. Драгоценные камни всех мастей, царящие в гордом одиночестве и собранные в созвездия... Скоро у него начало рябить в глазах от окружающего великолепия. Симон честно пытался выполнить просьбу Драконессы и что-то отмечал в своём блокноте, но чувствовал себя откровенно потерявшимся среди этого бескрайнего моря драгоценностей. "Ещё десяток перстней – и я окончательно ослепну" – попробовал он подшутить над собой, переходя к следующему столу.
Первое и единственное, что он увидел на этом столе, было очень странное украшение – не медальон и не колье; нечто такое, чему он не мог подобрать названия. Остальные драгоценности как будто исчезли, растворились в параллельном пространстве. Осталось только оно, ни на что не похожее, как магнитом притянувшее к себе взгляд. И откуда-то возникло смутное ощущение, что он видит эту вещь не в первый раз.
Золотая пластина подчёркнуто-неправильной формы, близкой к треугольной, подвешенная на массивную цепь. Золото тускло-жёлтое с сероватым оттенком, чуть тронутое чернением в местах углублений узора, замысловатые переплетения которого шли, повторяясь, по всей пластине. Эти завитки завораживали Симона, пробуждая в памяти туманные образы то ли мерного покачивания волн, то ли колыбельной без слов.
Из центра пластины немигающим бледно-зелёным глазом смотрел продолговатый нефрит. В его матовой глубине проглядывали неясные, размытые тени, как некое фантасмагорическое эхо узора на пластине. Симон всматривался в них, пытаясь ухватить взглядом очертания, и ему казалось, что тени оживают и начинают двигаться в такт неслышной музыке, что зазвучала в нём, когда он увидел это диковинное украшение.
"Вот бы потрогать..." – шелохнулась, толком не успев оформиться, мысль, а руки уже сами потянулись к футляру, пальцы заскользили по звеньям цепи, не решаясь прикоснуться к пристально наблюдающему за ним, как ему чудилось, нефритовому оку. Резкий порыв ветра ворвался в сознание...
...Он на краю, опять на краю, и голова кружится, как тогда – когда? – но он точно знает, чувствует, что не упадёт, и осталось совсем чуть-чуть, надо сделать только шаг, единственный шаг, отделяющий его от чего-то, что он обязательно должен найти, понять, постичь...
"Я хочу это надеть! Я обязательно должен это надеть!" – некая неведомая сила завладела им, лишая воли, не оставляя возможности сопротивляться. Медленно, как во сне, он поднёс украшение к груди и нагнул голову, заводя руки вверх и назад.
Заскрежетала дверь хранилища. Симон вздрогнул от неожиданности и обернулся на звук, непроизвольно прижав руки к груди. Охвативший его морок схлынул, оставив после себя едва ощутимую дурноту и тянущее под ложечкой чувство незавершённости.
В хранилище входила Драконесса в сопровождении Симтсона. Она глянула на своего пленника, на украшение в его руках, и вдруг её лицо изменилось до такой степени, что на какую-то долю секунды Симон перестал её узнавать. И на ту же долю секунды его пронзил абсурдный, нелепейший страх: что если он позволил себе лишнего, и госпожа Драконесса будет недовольна его самоуправством?
Мысль была, что и говорить, глупа до невозможного. Наверно, ему действительно не стоило вынимать украшение из коробки, только гневаться на это Драконесса уж точно не собиралась. В том, как она лихорадочно переводила взгляд от лица Симона к украшению в его руках и обратно, чувствовалось, скорее, крайнее изумление, смятение вплоть до неверия собственным глазам, но никак не гнев.
Они стояли как вкопанные, ошеломлённо глядя друг на друга, и обоим казалось, что время остановилось.
Драконесса очнулась первая, подбежала к Симону, торопливо перехватила цепь из его рук и, пробормотав "Сейчас вернусь", выскочила обратно в коридор, жестом позвав за собой моментально сделавшегося бледно-серым Смитсона. Симон успел услышать разъярённый шепот Драконессы: "Кто допустил, что оно оказалось здесь???" и покаянное бормотание управляющего: "Мастер поздно закончил... Спецхранилище было уже закрыто".
"Значит, дело не во мне, – с облегчением подумал Симон. – Но всё-таки зря я взял эту штуковину. Что-то здесь не так...".
Через несколько минут Драконесса возвратилась одна, почти как ни в чём не бывало.
– Извини, что так вышло. Накладка получилась, – сконфуженно улыбнулась она. – Как ты здесь, не заскучал? Что-нибудь понравилось?
Она ещё нервничала и хотела поскорее замять произошедший инцидент – это было очевидно. "Что-то здесь определённо не так" – вновь подумал Симон и, усмирив на время своё любопытство, принялся показывать Драконессе те украшения, которые отметил у себя в блокноте.
Постепенно Драконесса успокоилась, заулыбалась и то и дело лукаво посматривала на Симона, перекладывая на свободный стол очередную выбранную им драгоценность. "Интересно, как же он выбирал? – думала она. – Как будто подсознательно на меня примерял. Все вещицы – те, что подошли бы именно мне. Ни одной мимо". Симон заметил её взгляд и смутился.
– Что, всё не так? – робко спросил он.
– Что ты, ангел мой! – воскликнула Драконесса. – Всё так. Вот это и вот это, – она показала на браслет и серьги-подвески с александритами, – сейчас оформим, пока время есть. Не знаю, почему мы их проглядели при отборе. Глаз "замылился", наверно. Насчёт кулона с жемчугом тоже. Когда отбирали, Бен был за, а я против. Но раз ты тоже обратил внимание, значит, есть в нём нечто такое, чего я не увидела. И, пожалуй, вот это колье, – рука Драконессы легла на футляр с золотым колье очень тонкого плетения. – Здесь уже я была за, а Бен против. Пусть будет один-один.
Она весело засмеялась. Симон тоже улыбнулся.
– Пойдём в кабинет к Бену, – предложила Драконесса. – Мари обещала напоить нас кофе. Пока будем пить, доделают документы, и можно будет домой собираться.
– Госпожа Драконесса... – в голосе Симона, как бывало много раз прежде, боролись смущение и любопытство. – Я бы хотел у вас спросить...
– Слушаю тебя, – ласково откликнулась она. "Я чувствую, о чём ты хочешь спросить. Спрашивай, не бойся!".
– А то... э... ожерелье, которое вы унесли – оно поедет на выставку?
– Нет, ангел мой. – Драконесса отвела взгляд. – Это частный заказ, он вообще не должен был здесь находиться. Ещё раз извини, что так получилось.
По её виду Симон понял, что больше она ничего не скажет, и выспрашивать дальше не стоит даже и пытаться. "А жаль, – разочарованно подумал он. – Но что же это за вещь такая была, что её в какое-то там спецхранилище надо прятать? Уж не магический ли артефакт?".
Пока они пили чудный кофе с корицей и угощались свежими, мистическим образом появившимися в кабинете круассанами ("Никакой мистики! – смеялась Мари, – из ближайшей булочной посыльный принёс!"), недостающие документы были подготовлены, и Драконесса их подписала. Мари унесла пустые чашки; госпожа Эстер в последний раз придирчиво просмотрела и пересчитала бумаги и удовлетворённо кивнула.
Драконесса поднялась из-за стола.
– Ну, что ж, мы с господином Анжелюсом, пожалуй, откланяемся. Дальше вы справитесь без меня. Как только отправите груз, пришлите мне сообщение. И потом тоже держите в курсе.
– Да-да, я всё помню, Ваша милость! – подобострастно закивал Смитсон, вся заносчивость которого осталась на пороге хранилища.
– Это хорошо, что вы помните, – не удержавшись от соблазна, съязвила Драконесса. – До свидания, Бен! До свидания, дамы!
– До свидания! – попрощался со всеми Симон и вслед за Драконессой покинул кабинет.

Улица встретила их пьянящим, обманчиво-летним теплом. Симон, успевший застегнуть свою куртку в прохладном вестибюле, потянул молнию вниз. Драконесса остановилась на верхней ступеньке крыльца и, сощурившись, подставила лицо солнечным лучам.
– Как хорошо... – пробормотала она и глубоко вдохнула сладковатый, совсем не осенний, воздух. Потом посмотрела на Симона. – Давай покатаемся немного? Город посмотрим...
Симон попытался изобразить на лице подобие согласия и нехотя кивнул. Надежда на то, что они уедут из города сразу по завершении дел, рухнула. "Ладно, в карете ехать – не пешком идти" – попытался он успокоить себя, усаживаясь на своё переднее пассажирское.
Драконесса, не спеша, повела карету по улице в сторону центра. Стёкла в дверцах она опустила, и по салону гулял лёгкий ветерок; снаружи доносился негромкий разноголосый шум отдыхающего города.
Симон смотрел в окно, преисполненный двойственным чувством. В такой замечательный солнечный день грех было предаваться унынию. Утренние дела позади, он в карете вдвоём с самой лучшей жен... ах, да... драконихой, и, может быть, сегодня вечером он наберётся смелости сказать ей, что не так уж слеп и глух, как она думает. С другой стороны... Пока он находился в помещении, воспоминания утихли и не донимали его, но теперь, когда он одно за другим узнавал места, по которым проезжала карета, нахлынули с новой силой, превращая прогулку в пытку.
Он надеялся, что они просто прокатятся по городу и поедут ещё куда-нибудь, но и эта его надежда не оправдалась. Когда до его слуха донеслись приглушённые расстоянием звуки духового оркестра, у Симона всё оборвалось внутри. "Сегодня же суббота! – с ужасом вспомнил он, – неужели они до сих пор по субботам?..".
Драконессу же, напротив, услышанная музыка крайне заинтересовала.
– Ты слышишь?.. – спросила она, сбрасывая скорость.
– Что? – Симон сделал вид, что ничего не слышит.
– Прислушайся. Музыка где-то... – Драконесса наклонила голову, чтобы лучше услышать, и радостно закивала. – Ну вот, слышишь? "К тебе, Маргарита..." – подпела она доносящейся мелодии. – Теперь слышишь?
– Слышу, – обречённо выдавил Симон.
Драконесса, казалось, не замечала его убитого вида.
– Давай подъедем, посмотрим! – воскликнула она и сразу же, не дожидаясь ответа Симона, повернула карету с центральной улицы, по которой они ехали, в сторону парка, откуда всё явственнее раздавалось натужное уханье тромбонов и повизгивание флейт.
Для Симона эта бравурная какофония оказалась последней каплей. Самообладание дало трещину, и вся мерзость его унижения пятилетней давности, которую он остатками воли пытался удержать на дне памяти, выплеснулась наружу, отравляя разум и подчиняя его себе.
Драконесса припарковала карету на стоянке у входа в парк и выскочила из неё, не дождавшись, когда Симон откроет ей дверь. Она была в прекрасном, даже каком-то подозрительно прекрасном и энергичном настроении и едва ли не притоптывала от нетерпения.
– Я до этого никогда не бывала здесь по выходным и понятия не имела, что тут есть такая прелесть! – с радостным возбуждением говорила она. Симон шёл, на её взгляд, слишком медленно, и Драконесса стала поторапливать его. – Ну пойдём же, не отставай! Когда мы ещё послушаем живой духовой оркестр? И потанцевать можно!
Танцевать было последним, о чём сейчас мог мечтать Симон. И уж если танцевать, то только не здесь, где до сих пор та же плитка на танцплощадке, те же подстриженные кустики вокруг, даже розы на клумбах, усыпанные тяжёлыми полуувядшими цветками, казались ему пришедшими из той, другой субботы.
Погода – и та издевалась над ним, будто специально сделав последний день сентября по-летнему жарким. И если он сейчас не ущипнёт себя, то увидит впереди рыжевато-каштановые колечки локонов Жюстин, рассыпавшиеся по её плечам.
Он ущипнул себя и увидел отливающие медью в солнечных лучах волосы Драконессы, собранные в её любимый хвост. Драконесса обернулась посмотреть, идёт ли он за ней, и, нетерпеливо дёрнув головой, пошла чуть быстрее.
Симон плёлся, как на плаху. Всё, чего он хотел –  это набраться смелости и сказать: "Госпожа Драконесса, увезите меня отсюда! Не могу я здесь, тошно мне!", и только мысль о том, как он опозорится в её глазах, удерживала его от этого вопля. Он скорее согласился бы умереть, чем рассказать ей, почему для него каждый шаг здесь – как по раскалённым углям.
Драконесса шла немного впереди, от волнения покусывая губы. Не будь Симон так занят собственными переживаниями, он бы непременно заметил, насколько она взвинчена. И её преувеличенное веселье, и резкие, порывистые движения, которых она уже не могла сдерживать – всё говорило о колоссальном внутреннем напряжении, снедавшем её. Ещё в заводском хранилище, когда Симон так трогательно прижал руки к груди и робко поднял на неё свои чудесные глаза: "Что, всё не так?", её ножом резануло ощущение, что всё должно решиться сегодня, сегодня или никогда, и если она упустит этот шанс, то другого у неё уже не будет. И теперь она лихорадочно придумывала тот единственный беспроигрышный ход, который позволил бы ей как бы случайно подтолкнуть ситуацию к объяснению. Непринуждённая атмосфера танцплощадки показалась ей вполне подходящей.
И её всегда забавляла и немного удивляла одна курьезная условность: люди, мало знакомые или даже вовсе незнакомые, под звуки музыки совершенно спокойно прикасаются друг к другу, берут за руки и за талию, чего ни за что не позволили бы себе в другой обстановке. Они танцуют несколько минут, а потом раскланиваются как ни в чём не бывало, и всё это в порядке вещей. Она надеялась, что сейчас эта условность сыграет ей на руку.
Если бы она знала, что значит для Симона адиньонская танцплощадка! Но она ничего не подозревала об этом и упорно тащила своего ненаглядного пленника танцевать, наивно уповая на то, что своими прикосновениями сможет направить его в нужное русло.
Они едва успели войти на танцплощадку, как музыканты, вскинув инструменты, выкрикнули финальное "Хэй!", и "Маргарита" закончилась. Танцующие начали потихоньку расходиться к краям площадки, кое-кто остался на месте, нерешительно переминаясь. Дирижёр отошёл куда-то в сторону, оркестранты переговаривались друг с другом. Кто-то, отложив инструмент, достал бутылочку с водой, кто-то тыкал пальцем в кнопки телефона.
– Как, неужели всё? – Драконесса потерянно оглядывалась. – Ну вот... – Она готова была заплакать от огорчения, но позволила себе лишь слегка надуть губы и вздохнуть. – Ладно. Раз уж пришли, давай хоть погуляем здесь, что ли... Может, тут мороженое продают где-нибудь, – добавила она совсем упавшим голосом.
Они пошли вдоль края площадки с тем, чтобы выйти в парк по другую её сторону.
В это время вернулся дирижёр, постучал палочкой по пюпитру и что-то негромко сказал оркестрантам. Они сразу подобрались и деловито зашуршали нотами. Дирижёр выждал некоторое время, оценил на взгляд готовность, кивнул: "Начинаем!" и взмахнул палочкой.
Над танцплощадкой поплыли первые осторожные, словно на цыпочках, звуки, затем резкое крещендо, и через несколько тактов под мерное "пум-та-та, пум-та-та" басов, как доброе выдержанное вино, полилась мелодия старинного вальса.
Драконесса замерла, её лицо расцвело восторгом:
– Это же "Грёзы осени"! Под него мои папа с мамой когда-то... – она чуть не сказала "друг другу в любви объяснялись", как, собственно, и было на самом деле, но успела вовремя остановиться. – ...танцевали. Сударь! – она присела перед Симоном в шутливом книксене. – Не хотите ли пригласить даму на танец?
Симон сжал зубы. "Несколько минут потерпеть... Зачем обижать её отказом? Да и как я объясню ей? Всего лишь несколько минут потерпеть... " – уговаривал он себя.
Драконесса восприняла его нерешительность по-своему.
– Ты позволишь мне пригласить тебя? – она протянула ему руку, и ему ничего не осталось кроме как проследовать за ней к центру площадки, где уже кружились пары.
Симон шёл и чувствовал, как с каждым шагом тяжелеют ноги, а в горле набухает ком. "Я не смогу!" – попыталась пробиться на поверхность паническая мысль. Он торопливо затоптал её, не дав высунуться, но на смену ей пришла другая: "Вальс – это почти объятия", и у него тут же вспотели ладони.
Они встали друг напротив друга, глаза в глаза. Драконесса подняла правую руку, и Симон послушно подхватил её; это оказалось легко. Но теперь надо было взять партнёршу за талию. Симон кое-как пристроил дрожащую руку, стараясь касаться курточки Драконессы только кончиками пальцев.
– Ну что ты, как неродной? – с натянутой улыбкой попеняла ему Драконесса, легонько подтолкнула его руку под локоть, чтобы та легла плотнее, и уверенно положила свою руку ему на плечо.
Танцевала она очень хорошо, Симон почувствовал это, несмотря на своё подавленное состояние. И она очень чутко прислушивалась к нему, моментально подстроившись под его уровень. В первую секунду она пробным движением постаралась определить для себя, насколько он лёгок на ногу и на какой темп способен, и тут же, укоротив шаг, стала постепенно уводить Симона в сторону внутреннего, более медленного круга танцующих, тогда как сама могла вальсировать гораздо более энергично.
При других обстоятельствах Симон не преминул бы с иронией отметить, что обычно кавалер ведёт даму в танце, однако Её милость и тут умудряется "вести" его, совсем как в остальной жизни. Но он этой тонкости уже не заметил. Воспоминания окончательно раздавили его, и он сам не понимал, где он и с кем – июльским вечером с Жюстин или с Драконессой в полдень на исходе сентября. От чудовищного раздвоения реальности у него раскалывалась голова, в глазах рябило от бесконечного кружения; больше всего он боялся, что упадёт и этим опозорится окончательно.
Драконесса смотрела на его неподвижное, сумрачное лицо, на плотно сжатые губы. Пыталась поймать его взгляд, но Симон упорно смотрел куда-то поверх её плеча и лишь изредка переводил взгляд на её подбородок. С нарастающим отчаянием она ощущала, как мелко подрагивают его руки.
"Великий Создатель, неужели всё так плохо? Неужели ему так противно прикасаться ко мне? Пора заканчивать этот фарс. Я устала. Но – не здесь. Не здесь... Слишком шумно для серьёзного разговора".
– Что-то у меня голова закружилась, – солгала Драконесса, останавливаясь, и крепко сжала руку Симона. – Прошу тебя, пойдём отсюда.
– Вам плохо, госпожа Драконесса? – он немного очнулся от своих галлюцинаций, с тревогой посмотрел на неё.   
– Нет-нет, всё хорошо. Просто давно не танцевала. Отвыкла. И солнце очень яркое. – Она улыбнулась ему ободряюще и повторила свою просьбу. – Пожалуйста, пойдём к карете.
На выходе из парка они остановились у киоска с напитками выпить по стакану лимонада. Симон чувствовал себя лучше, сознание начало проясняться. Драконесса, напротив, казалась поникшей. Она пыталась улыбаться, и это ей почти удавалось, но время от времени на её лицо словно набегала тень. В её взгляде, который она помимо воли то и дело останавливала на Симоне, пробивалось что-то жалобное.
Когда они сели в карету, Драконесса задумчиво побарабанила пальцами по подбородку и спросила Симона:
– А на природе ты хотел бы погулять?
– Да! – не раздумывая, ответил тот.
– Тогда предлагаю вот что, – она говорила и чувствовала, как радостно подпрыгивает сердце: "Может быть, ещё не всё потеряно?". – Мы поедем потихоньку в сторону дома и  по дороге заедем в одно место. Там очень красиво. Такие высокие холмы, почти горы, и с них открывается совершенно потрясающий вид.
"А ещё это – "моё" место. Когда жизнь окончательно прижимает меня, я еду туда, чтобы посмотреть на закат, подумать, успокоиться. Теперь я еду туда с тобой. Мне очень хочется, чтобы ты почувствовал то же, что и я, почувствовал магию этого места. И, может быть, тогда... Нет, лучше не загадывать".

Они выехали из города по шоссе, ведущему в столицу, и почти сразу свернули с него в сторону видневшихся вдали холмов – начала той возвышенности, что тянулась от окрестностей Адиньона далеко на северо-запад, до самого океана.
В карете Симону стало гораздо легче, реальность вернулась на своё место. Остался только вяжущий привкус во рту, и на него вполне можно было бы не обращать внимания, если бы не сдавливающее горло чувство стыда за свою душевную слабость, за неумение держать в узде собственный разум. То, что Драконесса ничем, на первый взгляд, не выражала своего недовольства, было для Симона слабым утешением. "Ничего, как-нибудь оправдаюсь... потом..." – думал он, стараясь не встречаться с ней взглядом; с преувеличенным интересом он пялился в окно, за которым, к счастью, было на что посмотреть.
Они забирались всё дальше в холмы; местами карета ехала по некоему подобию горного серпантина, и дорогу с одной стороны теснил крутой склон, а с другой обрыв так резко уходил вниз, что туда жутковато было заглядывать. Симон невольно крепче вжимался в сиденье и исподтишка поглядывал на Драконессу. Она, в начале пути весело щебетавшая ни о чём, теперь замолчала; крутые повороты дороги забирали всё её внимание. Её лицо оставалось спокойным, и Симон распрямлял пальцы, инстинктивно вцепившиеся в сиденье.
Когда позволяла дорога, Драконесса старалась кинуть взгляд на своего пленника, и каждый раз видела одно и то же – полуотвернувшись, он смотрел в окно. Пока они ещё ехали по равнине, она пыталась о чём-то говорить, несла какую-то ерунду то о предстоящей выставке и последних веяниях в дизайне украшений, то о красоте проплывающих мимо осенних пейзажей, тщетно надеясь разговорить Симона. Он по большей части отмалчивался, отделываясь односложными репликами, и, чем дольше он молчал, тем сильнее её давило отчаяние, и всё лихорадочнее билась в голове паническая мысль: "Что же делать? Что делать?".
Благополучно проехав очередной крутой поворот, Драконесса свернула с шоссе на неприметную грунтовку, укрывшуюся за кустами, и "Лотор", взрыкивая мотором, пополз по холму вверх. Примерно на полпути к вершине дорога закончилась небольшим ровным пятачком, на котором Драконесса остановила карету.
– Дальше только пешком, – сказала она, заглушая мотор.
По узенькой тропинке они поднялись почти к самой вершине и вышли на каменистую площадку над обрывом. Выше них была только округлая макушка холма, покрытая редкими кустиками. А внизу как на ладони расстилалась вся долина, по которой они ехали сюда.
Золотая осень постепенно уступала место своей старшей, багряной сестре. Зелёного цвета толком не осталось, вчерашняя нежная позолота вызрела до глубокого янтарного оттенка, и без того густое красное потяжелело, налилось бурым и тёмно-бордовым. Деревья частью обнажились; сквозь поредевший пламень листвы всё отчётливее проступали неровные чёрные штрихи ветвей.
Солнце, уже по-осеннему низкое, ласково гладило землю своими лучами. От опавшей листвы поднимался лёгкий дрожащий парок, в кронах деревьев играли медные блики. Вся долина была заполнена тёплым золотым светом, и даже небо по краям казалось золотистым. В отдалении, укрывшись полуденным маревом, сонным калачиком свернулся Адиньон, казавшийся отсюда таким милым и приветливым.
Симон и Драконесса какое-то время молча любовались открывшимся перед ними видом. Драконесса краем глаза следила за своим пленником, за его зачарованно-отрешённым выражением лица. Она очень хотела взять его за руку, прикоснуться плечом к его плечу и так стоять, чувствуя его рядом с собой. Но она не могла, до дрожи боялась это сделать. Ей всё мнилось, что он или отшатнётся в испуге, или сам оттолкнёт её презрительно. Всё, что она осмелилась позволить себе, это начать говорить.
– Я очень люблю это место. Случайно нашла его когда-то давно. Летела, куда глаза глядят... Тогда тоже была осень, и было также красиво, как сейчас. Я стала прилетать сюда снова и снова. Здесь всегда так спокойно. Особенно на закате. И такая тишина вокруг... – Она произносила какие-то общие фразы, лишь бы не молчать, а сама чувствовала, как всё сильнее перехватывает горло, и голос отказывается повиноваться. – Знаешь, наверно, когда-нибудь именно отсюда я уйду в небо.
Симон, скользивший задумчивым взглядом по окрестным холмам, при этих словах Драконессы повернулся к ней и спросил удивлённо:
– Как это – уйдёте в небо?
Драконесса мысленно обругала себя за то, что непонятно зачем коснулась такой неуместной сейчас темы.
– Ну... У нас же нет кладбищ. Когда дракон чувствует, что пора, он уходит в горы и совершает свой последний полет. И в полете навсегда уходит в небо. Я не знаю, как именно это происходит. Когда-нибудь узнаю. Просто однажды подумала, что хотела бы взлететь отсюда. Но что-то я совсем не о том говорю, в мрачность какую-то ударилась. Прости, не слушай меня. До этого ещё так далеко. Можно сказать, вся жизнь впереди, столько ещё всего будет. И... Симон, ангел мой! Знаешь, я хочу сказать тебе...
Она смотрела ему прямо в глаза со всей нежностью, которую так долго приглушала в себе, чтобы не смущать его. "...Что всё, о чём я мечтаю в своей жизни, – хотела она сказать ему, – это быть рядом с тобой, вместе с тобой. Что ты мне дорог так, как я даже не могу выразить. И что я очень, очень сильно и глубоко, с первого взгляда...". Её рука потянулась к его щеке, чтобы погладить.
..."Пойдём ко мне!" – прошептала Жюстин, проводя пальцами по его подбородку...
Симон вздрогнул и отшатнулся. В следующее мгновение он опомнился, но было поздно. Драконесса, уловив его движение, поджала пальцы у самой его щеки. Её лицо болезненно дёрнулось и застыло, глаза погасли. Она медленно опустила задрожавшую руку и отвернулась. Неоконченное признание осталось висеть в воздухе, уже никому не нужное. "Вот и всё. С формальностями только разделаться, а там...". Драконесса повела челюстью и закончила начатую фразу совсем не так, как собиралась.
– ...нам пора домой, – резко бросила она и, круто развернувшись, быстрым шагом пошла обратно к карете, нимало не интересуясь, поспевает ли Симон за ней.
Он успел заскочить в карету в тот момент, когда Драконесса резко рванула её с места, и пристёгивался уже на ходу.
"Что я наделал! Обидел её, не выслушал. И ещё это... То, что отстранился. Растерялся, как дурак. Неужели она из-за этого так переменилась? Но я же не нарочно! И она здесь ни при чём! Ни при чём!!! Только как ей это объяснить? И что всё-таки она хотела сказать мне? То, что я сам боялся сказать? Или я опять возомнил о себе, а она собиралась говорить о чём-то совсем другом? О жизни и смерти драконов что-то добавить, например. Или еще раз полетать предложить. Как мне оправдаться перед ней? Как с ней вообще заговорить? Она же даже смотреть на меня не хочет. И правильно делает – что на такого дурака смотреть? Проклятая сучка Жюстин! Ведь не хотел поначалу с ней связываться, как чувствовал!.. Проклятая моя тупая башка, если не могу справиться с собственными комплексами! Но как же теперь быть?".
Её милость лупила педаль газа, не жалея подвеску. Бедный "Лотор" скакал по ухабам грунтовки, его мотало из стороны в сторону, и Симон был почти уверен, что не сейчас, так на следующей колдобине они вылетят с дороги и врежутся в ближайшее дерево.
Обмерев от страха, он распластался по сиденью и не чаял дождаться того момента, когда карета выберется на шоссе.
Но на шоссе легче не стало. Та самая Драконесса, которая филигранно вписывалась во все повороты, теперь пролетала их на грани фола, совершенно не заботясь о безопасности.
Страх по-прежнему не давал Симону дышать. Тот пытался что-то придумать, что-то сказать такое, что разрядило бы обстановку, позволило бы ему поговорить с Драконессой, и, может быть, ему удалось бы объяснить, почему он отпрянул от её руки. Но все его попытки обратить на себя её внимание пропали втуне. Драконесса с каменным лицом упорно смотрела только вперёд, на дорогу, и всё вдавливала и вдавливала в пол педаль газа.
Симон мог бы что-то сказать, как бы ни к кому не обращаясь, но язык перестал его слушаться, равно как и мысли. И все слова, которые он придумывал, казались ему пустыми, никчёмными.
Душу полосовало острое чувство безысходности. Он вспомнил, как совсем недавно, месяц назад, сидел вот так же, боясь шелохнуться, на переднем пассажирском, а Её милость держала руль и смотрела вперёд. Только карета тогда была другая; страх тоже был, но не было никаких фатальных предчувствий, и мир не трещал по швам.
Симон почему-то думал, что обратно они поедут, как утром – тоже просёлками. Когда Драконесса промчалась мимо нужного поворота и погнала карету дальше в сторону столицы, он лишь слегка удивился и решил, что, наверно, нет смысла делать крюк, утренние пробки давно рассосались.
Или дело не в пробках, пришла ему в голову мысль, когда карета подъехала к развязке с окружной дорогой. Сейчас Её милость довезёт его до ближайшей остановки городских общественных карет и высадит с напутственными проклятиями. Или отвезёт к дому родителей и выкинет из кареты там. Но нет, Драконесса свернула с трассы на окружную. Молча.
С тех пор, как она рыкнула "нам пора домой", она так и не произнесла ни слова. И ни разу не взглянула на своего пленника. Только руки вцепились в руль до побелевших костяшек да изредка на скулах напряжённо перекатывались желваки. Что творилось всё это время в её душе, Симону оставалось только гадать.
На съезде с окружной на дорогу, ведущую в сторону замка, "Лотор" ощутимо занесло, боковое ограждение мелькнуло в опасной близости. Симон успел заметить, как глаза Драконессы на мгновение испуганно расширились, затем она несколько раз сморгнула, выругалась сквозь зубы и остервенело крутнула руль. Симон обрадовался, что она наконец-то вышла из своего оцепенения. В его душе вспыхнула отчаянная надежда, что сейчас Её милость улыбнётся ему, как прежде, скажет: "Не бойся, ангел мой! Всё хорошо!". Но она снова как окаменела.
Симон уже не знал, что и думать. И боялся лишний раз взглянуть на Драконессу, чтобы, не дай Бог, не отвлечь её от дороги, потому что ещё на повороте с окружной заметил: она устала и начала терять концентрацию. Одно неверное движение – и карета вылетит с трассы, и хорошо, если просто в кювет. Но эти его опасения были напрасны. Карета благополучно добралась до замка, влетела в едва успевшие открыться ворота, пронеслась по двору и с жутким скрипом затормозила у парадного входа.
Всё так же молча Её милость вышла из кареты и, не глядя на Симона, взошла на крыльцо.
Их встречал управляющий. Он удивленно глянул на Драконессу, на её застывшее лицо, потом на Симона, потом опять на Драконессу, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но осёкся под тяжелым взглядом хозяйки.
– Обед на две персоны в большую столовую через пятнадцать минут, – отрывисто, как пролаяла, приказала Драконесса.
Господин Рейно молча поклонился, стараясь убрать с лица изумление.
Драконесса, впервые за два часа, повернулась к Симону, полоснула по нему взглядом:
– Не опаздывай.
И снова отвернулась. На мгновение Симону показалось, что на него посмотрел василиск.
По лестнице они поднимались в полном молчании, Драконесса впереди, Симон сзади. Драконесса шла стремительно, будто таранила собой воздух.
У двери своих покоев она остановилась и снова посмотрела на него. Симон замер.
"Что же ты стоишь?! Скажи! Скажи! Хоть что-нибудь скажи, сейчас скажи, не молчи, иначе поздно будет!!!" – кричал, ей казалось, её взгляд. Он не услышал. Или не понял. Или не захотел. Только стоял и смотрел на неё, напряженно и немного испуганно.
Симон в страхе смотрел на неё, по-прежнему не в силах произнести ни слова и кожей чувствуя, как назревает между ними что-то нехорошее.
Драконесса повернулась к двери, взялась за ручку и ещё раз через плечо быстро глянула на своего пленника. Всё тщетно. Она открыла дверь, задержалась на секунду на пороге. Ничего. Шагнула в гостиную и закрыла дверь за собой.
Симон на деревянных ногах добрел до своей комнаты и рухнул в кресло. "Что-то случится, что-то случится" – билась кровь в ушах. Он по инерции потянул с шеи платок и кинул на столик. Надо было переодеваться в домашнее, но он не мог встать, тело не слушалось. "Что-то случится, что-то случится".
Пора было идти. Он не мог. Слабость накатила, хотелось куда-нибудь спрятаться, забиться в угол, и чтобы всего этого не было.

Обед проходил всё в том же убийственном молчании. Симон не смел глаз поднять от тарелки, с трудом проглатывая еду и не чувствуя её вкуса. Он невольно вспоминал свой первый обед в замке, но тогда ему не было так плохо, и не было этого липкого ощущения надвигающейся беды.
Драконесса почти ничего не ела. Она сидела, уставившись в одну точку на столе, и ни разу на протяжении всего обеда не взглянула на Симона. Лишь лицо её иногда чуть заметно дергалось, пытаясь принять страдальческое выражение, и снова застывало каменной маской.
Подали напитки. Драконесса машинально отпила из своего бокала и сделала знак слугам покинуть столовую.
Хлопнула закрывающаяся дверь. Драконесса в упор посмотрела на Симона. Он робко поднял голову, встретился с ней взглядом и инстинктивно вздрогнул.
– Я отпускаю тебя, – с видимым трудом выдавливая слова, произнесла Драконесса.
– Что? – Он не мог поверить ушам.
 – Ты каждый день спрашивал меня, сколько ты здесь пробудешь, и когда я тебя отпущу. Так вот, сегодня – твой последний день в замке. Я отпускаю тебя. Ты свободен.
Симон только сейчас осознал, что не задавал ей этот вопрос с тех пор, как она подарила ему блокнот. Он смотрел на неё и не знал, что сказать; её слова казались ему дурной шуткой.
– Ты не понял? – спросила Драконесса. Его молчание начало выводить её из себя. – Ты всё время хотел уйти, дождаться не мог, когда я тебя отпущу! Так что же ты сейчас сидишь и смотришь на меня, будто не понимаешь, о чём я тебе говорю? Ну? Уходи, тебя никто не держит! – Она сорвалась на крик.
Симон встал, всё ещё не веря услышанному. В голове царил полнейший сумбур. Ноги отказывались повиноваться.
У Драконессы лопнуло терпение. Она резко вскочила со стула, уронив его при этом, и характерным жестом взмахнула рукой.
Женщина исчезла. Над Симоном нависла огромная разъярённая дракониха. Только вот её глаза...
– Чего уставился? – грубо рявкнула она, нервно передёргивая крыльями. – Пошёл вон!!!
От её рёва задрожали стёкла, зазвенела посуда на столе. Симон испуганно отпрянул, попятился, с трудом удержал равновесие и чуть ли не бегом покинул столовую.


Продолжение следует.