Пульс

  Везде, насколько хватало глаз, простирался лёд - синий холодный мир, но Иванов не чувствовал никакого холода - он как бы парил над поверхностью льда, в котором отражались звёзды, но не видел себя - так что казалось, будто бы чёрное небо над головами отражается в нас самих. И, хотя температура, судя по всему, была близка к абсолютному нулю, Иванову не было холодно за отсутствием тела - больше того, им владело ощущение полной свободы, потому что то, что было вместо тела, позволяло перемещаться небольшим усилием мысли, даже желанием - миг, и он вдруг оказался на вершине ледяной горы, видимой секундой ранее на горизонте, а ещё через мгновение летел над поверхностью ледяного озера, в котором отражалось холодное двойное солнце. Но скоро надоело это Иванову, и захотелось спать - настолько мирным и убаюкивающим был вечный холод вокруг, никогда в своей жизни он не чувствовал такого уюта. "Свернусь калачиком", - подумал он, а в голову уже проникали приятные ледяные сны, - здесь можно было спать тысячу лет, отоспаться за всю жизнь, в которой звонили телефоны, хлопали двери, кричали люди, совершенно не давая спать. Уснуть навечно, но не навсегда - а чтобы потом проснуться, и продолжить путь в полной свободе и бесконечности, и вдруг невидимая боль пронзила Иванова до самых кончиков пальцев, и мир рухнул, - "Пульс!", - заорал кто-то, - "Он возвращается, у него появился пульс!". Иванов, только что собиравшийся погрузиться в уютный долгий сон под склонами серебряных гор, увидел над собой ненавистную лампу, светившую ярким надоедливым светом ему прямо в лицо, пластмассу, металл, и другие приметы мира, так непохожие на синий вековой лёд под двойной луной, и потому отвратительные. По венам, которые он вдруг ощутил, как мешающие двигаться ветви деревьев, заструилась стрёмная жидкость - но миг, и он провалился куда-то опять - вокруг была бесконечная вселенная, укутанная вековой ночью. "Свобода!", - закричало всё внутри Иванова, и вновь вернулась способность перемещаться силой мысли, чем он тут же воспользовался, перелетев за миг к казавшемуся маленьким издалека красному шарику, выросшему перед ним тут же огромной планетой - и он погрузился в её атмосферу, как когда-то ребёнком прыгал с высокого дерева в волны реки. Вокруг метались удивительной скорости ветры, и Иванов, доверясь воздушному потоку, закричал от радости и свободы, вдруг осознав бесконечность, сквозь которую он сможет лететь всю свою будущую жизнь. Он увидел как бы воочию зелёную траву райских планет, по которой ходили, рыча, оранжевые тигры, и прозрачную воду в ручьях, и вспомнил с отвращением собственную квартиру в четырёхугольнике беленых стен, и каждая, даже самая мельчайшая деталь, вызывала у него ужас в сравнении с раскинувшимся вокруг космосом. "Господи, что я там делал?", - спросил он себя, но нельзя вспоминать то, что вспоминать нельзя, и снова боль пронзила всё тело, и вместе с идиотским миром пришли все приметы и воспоминания этого мира - то, как он писал "утром, как проснёшься, вызови, пожалуйста, по адресу улица Лулумбы, дом десять, квартира один, скорую и полицию - дверь будет просто прикрыта", - о, если бы он знал всё о ледяных горах, бешеном вихре, и зелёной траве райских планет - он бы не оставлял никаких записок. "Отпустите меня", - собрав все силы, пробормотал он, - и вдруг понял, насколько тяжело и неудобно находиться в собственном теле. "Он дышит!", - суетились вокруг люди, - "Он что-то сказал!", - и опять потекло что-то по венам медленной и мерзкой кислотой. "Уйдите!", - взмолился он, и попытался свернуться клубком, защищаясь от ярой лампы - но ни одна часть тела его не слушалась, и вдруг он провалился снова, и обнаружил себя в приветливой пустоте космоса. "Быстрее!", - подумал он, паникуя, и переместился мигом на первую, попавшую в поле зрения глаз, блестящую точку, оказавшуюся зелёной планетой - со скоростью, не представляемой людьми, вошёл Иванов в атмосферу, и обернувшись камнем, упал на дно океана, где лежал долго - наверное, миллионы лет, чтобы все, кто мог его найти и достать - потеряли его навсегда и окончательно. И после тихо, как только мог, поднялся Иванов на поверхность, и, паря, взлетел в небо, где дул спокойный ветер, минуя его, и, оказавшись снова в нежной чёрной пустоте, устремился навстречу космосу. "Всё в порядке, всё нормально", - говорил он себе, и вдруг произнёс торжественно, - "Свобода - это когда ты никому не нужен", - и полетел в мерцающей темноте, а впереди у него была целая вечность..