Непоказушное

3.2. На кафедре новый начальник и новые порядки. Диссертация – это серьезно (как по содержанию, так и по последствиям). Непоказушное ускорение работы, быстро пишем, но еще быстрее думаем. 25 бессонных ночей работы на ЭВМ и не без помощи В.И.Ленина. Настораживающий курьез на предзащите. Аудиенция маршала Одинцова-зеленый свет на пути в науку. Собственные шаги для становления средним винтиком.

Если раньше дисциплина на кафедре была добровольно-сознательная (каждый преподаватель приходил за 15-20 минут до  звонка, занятия проводились, как правило, с использованием записанных в рабочей тетради тезисов, учитывая отличную подготовку руководителя, что позволяло импровизировать по вызвавшему у слушателей вопросу), то с приходом нового начальника она стала казенно-обязательно-формальной.
Каждый преподаватель должен был появляться на кафедре в 8.45. Развода, как в войсковой части, не было, но бдительный начальник обходил все помещения и сухо здоровался. Библиотечные дни были фактически отменены, посещение предприятий промышленности строго по графику.
Всем преподавателям был дан срок написать по каждому занятию полный текст лекции с планом по любому самому маленькому курсу, который он прочитывал (или проглядывал) и утверждал.
Впрочем, что можно было ожидать от полковника, который при назначении начальником факультета с нашей кафедры на вопрос начальника Академии «Справиться ли он?», ответил (так гласит академическое предание) как на строевом смотре: «Я товарищ генерал-полковник, в 19 лет командовал штрафной ротой». Известно, что российские законы отличаются своей строгостью при необязательности их исполнения. То есть порядки новые были введены, что вызвало определенное ворчание, особенно среди путчистов, но свободолюбивый коллектив ученых так быстро в обратную сторону не развернешь, а адъюнктов он старался вообще не трогать.
Меня эти строгости практически не коснулись. Дело в том, что в конце 1968 года, анализируя сделанное по диссертации, я пришел к выводу, что материала собранного и лично разработанного более чем достаточно, но все находится в изрядном сумбуре при отсутствии стройной концепции приведения к единой цели. Было принято решение посадить себя на строгий рабочий режим (с 9.00 до 21.оо, когда закрывалась секретная библиотека). Получать папку, открывать рабочую тетрадь и думать с ручкой в руке. На кафедре часто наблюдались прогуливающиеся преподаватели или научные сотрудники из НИЛа, которые на вопрос что за променад, отвечали, что не пишется. Я себе такого послабления дать не мог (время к 10 октября - конец адъюнктуры-неслось  с скоростью современного автолихача). А если более точно, диссертацию в рукописном виде, готовом к печати, нужно было представить на суд кафедры не позднее 5-10 июля (с 15 июля коллектив кафедры расходился в отпуск. А посему есть или нет вдохновение, садись с ручкой перед тетрадью на 50 минут, а далее 10 минут променад, если нет вдохновения, а если оно посетило, то пишешь до его окончания.
Кроме самой писанины, у меня было много неясности в области учета воздействия противника, и, в частности, поражающих факторов ОМП. В связи с чем, пришлось посетить несколько раз и консультироваться на кафедре ОМП. На вопрос начальника кафедры о причинах моих походов, я ответствовал, что пишу диссертацию с привлечением их тематики, что его изрядно заинтересовало, так как это был первый случай комплексного исследования двух весьма далеких друг от друга дисциплин. Он попросил меня рассказать поподробнее, и когда узнал, что мной ставиться задача получить на ЭВМ числовые оперативно-технические характеристики СПД РВСН, в зависимости от различных уровней воздействия противника (числа головных частей, их тротилового эквивалента, вероятностных характеристик рассеивания головных частей, назначаемых на каждый узел связи, имеющий также различные степени защиты) был весьма удивлен, что подобных диссертаций не пишется на его кафедре. Попросил меня информировать о ходе работы и порадовал предложением продолжать службу в случае благоприятного исхода на его кафедре. Это заявление погрело душу
Не могу сказать, что с февраля 1967 по декабрь 1968 я бездельничал, но соблазнов было немало, да и режим работы был довольно свободный. Однако, научная работа тем и хороша, что при постановке для себя масштабной задачи, она целиком или частями сидит в голове все время. В отличии от обязательной работы здесь не возникает желание кому-нибудь сказать, чтобы он отстал, так как на работе эта тема надоела. Наоборот, если появляется желающий поговорить на тему диссертации, то цены ему нет.
За указанный выше период, я осознал, что возможности самой большой академической ЭВМ БЭСМ-6(или2) не позволят поместить в оперативную память (использование внешней памяти настолько снижало эквивалентное быстродействие, что ни о каком масштабном эксперименте можно было не помышлять) обе модели: функционирования фрагмента СПД РВСН и процесса воздействия противника или точнее разрушения им изначального фрагмента сети. Дополнительной сложностью была необходимость хранить обе модели, а также большое количество промежуточных результатов (в частности «изуродованные» противником фрагменты сетей) на перфокартах. Кто с ними работал, тот понимает, что малейший изгиб или деформация при вводе может замять несколько перфокарт, а это целая эпопея по восстановлению.
Кроме этих осознаний, мне удалось разработать почти все алгоритмы, моделирующие процесс функционирования СПД: формирования сообщений для каждого типа узла связи, передачи их от узла к узлу, прерывания обычных сообщений сообщениями более высокой категории срочности, формирование очередей сообщений на узлах различного типа, поиск сообщением кратчайшего пути в сети, учет потерянных сообщений и не уложившихся в контрольные сроки доведения до адресата. Беда в том, что эти алгоритмы были лишь частично увязаны в единую модель. Это я надеялся сделать в процессе создания общей программы функционирования СПД. Кроме того была разработана форма представления сети любой конфигурации на основе теории матриц (но не любой размерности, а сообразуясь с размером ресурса памяти ЭВМ).
Моей «виртуозности» и опыта программиста не хватило бы реализовать программу такой размерности и сложности. И тут на помощь, вы удивитесь, пришел любимый Ильич, вернее его 100-летний юбилей. Дело в том, за время моих походов в Дом Журналистов (об этом в следующем разделе) , у меня завязались хорошие отношения с многими из  них. Из разговоров я понял, что возник значительный дефицит, особенно в региональной прессе на различные публикации о В.И.Ленине. Разговор был весной 1968 года, мне предстоял отпуск в Питер, мой родной Выборг, где ленинских мест  более чем достаточно. Удалось конкретно договориться на написание серии статей для Владивостокского телевидения, где размещались мои тексты с фотографиями под общей тематикой  «Последнее подполье В.И.Ленина».
 В процессе работы над темой неожиданно для меня (да и не только) был установлен ряд фактов, которые властью не скрывались, но и не афишировались. Так например, квартира рабочего Аллилуева (отца жены Сталина) состояла из семи комнат (был такой музей-квартира между Московским и Финляндским вокзалами). Это сильно не совпадало с внушаемой нам информацией о казарменном быте петербургских рабочих. На мой недоуменный вопрос экскурсовод ответила, что он же был квалифицированный рабочий, однако большие сомнения остались. Или при посещении Горок-Ленинских экскурсовод мимоходом махнула рукой на широкую дверь отдельного здания со словами, что это автохозяйство. Любопытствующий автор Мемуара не преминул заглянуть в указанную дверь и увидел там шесть новеньких Ролс Ройсов, три из которых были на   гусеничном ходу. Вопрос не в том, что это много или мало. Глава такого государства как Россия мог иметь и побольше, а в том, что это сильно противоречило устоявшемуся мнению в народе о ленинской скромности. Я это уяснил, когда мой дядя Китаев Д.А. (в моем понимании интеллигент высокой пробы) на мое сообщение о Ролс Ройсах, переменился в лице и буквально зашипел (а ведь я считал, что он меня любил с детства): «Не  трогай нашего Ильича, сволочь». Подобного я совершенно не ожидал. Разумеется, эти факты я не включил в основные тексты, хорошо укладывающиеся в общий поток юбилейных славословий.
   Тексты даже не просто размещались, а их читал актер местного театра, изображая меня, как исследователя вопроса. Гонорар был не слишком великий, но достаточный, чтобы оплатить весьма квалифицированного программиста, который успешно запрограммировал обе модели (функционирования СПД и воздействия противника), увязав друг с другом некоторые отдельные, но важные алгоритмы. Поскольку программы в те времена не были предметом защиты (и даже не помещались в текст диссертации), то перед разработчиком программ в авторском плане я был чист, а гонорар его вполне устроил.
Мой строгий режим работы начал давать результаты: все меньше я сидел, тупо уставившись на кончик ручки, все больше я ей двигал, едва успевая записывать приходящие мысли. Качество их было подчас достойно изрядной критики, но это уже был текст, который было можно редактировать.
Хочется отметить, что требования к качеству (литературному и научному) диссертаций (по крайней мере по техническим наукам) вообще в академии и на кафедре в частности были изрядно высокими. Здесь не проходили ни дружеские, ни административные связи. При подготовке к кафедральной защите назначались два рецензента, которые своим долгом считали весьма скрупулезно изучить представленную писанину, особенно адъюнктскую. Большое количество замечаний, которые носили устранимый характер считалось качественной работой рецензентов и не бросали тень на автора (как оказалось при новом начальнике это было уже не совсем так). Замечания неустранимого характера могли поставить вопрос о перенесении сроков кафедральной защиты или вообще о разворачивании работы к начальному моменту.
Так, что после написания текста пришлось ни единожды пройтись по его содержанию, особенно в части терминов по математической статистике и теории вероятности, убедиться в строгости формулирования и доказательства отдельных теоретических положений.
Что касается сроков подготовки и защиты, то выше были отмечены основные из них, но главное состояло в том, что к 10 октября 1969 года мной должны быть представлены на факультет четыре экземпляра отпечатанной и сброшюрованной диссертации, отзывы официальных оппонентов и ведущего предприятия, а также отзывы на все разосланные авторефераты. Тогда считалось, что адъюнктура завершена в срок (разумеется, при успешной защите на Совете). Получение отзывов зависело не только от меня, а от многих случайных факторов, поэтому надо было спешить, чтобы иметь резерв времени. В случае невыполнения указанных условий в худшем случае ожидалось назначение в Плесецк (Северный полигон), для меня как связиста был возможный вариант  преподавателем в Ставропольское ракетное училище связи. Оба варианта меня конечно не устраивали.
Для того, чтобы избежать неподходящего финала, необходимо было с помощью разработанного инструмента (моделирующей программы) провести обширный машинный эксперимент. Обширность его состояла в том, что необходимо была провести имитацию функционирования сети хотя бы при трех вариантах защищенности узлов связи, трех вариантах назначения противником числа головных частей на каждый узел связи, трех значениях точности этих головных частей и их тротилового эквивалента. Учитывая, что одна реализация функционирования сети требовала 15-20 минут машинного времени, а для набора статистики требовалось хотя бы 10-15 реализаций, то для осуществления всего машинного эксперимента требовалось  примерно 200-250 часов машинного времени. По меркам учебного года это было фантастически нереально, но уже приближалось лето, курсовые и дипломы были позади, по ночам желающих работать не стало, и на мои слезные просьбы НВО выделил 25 ночей. Это был большой подарок для адъюнкта с дифицитом времени.
Как я выдержал эти 25 ночей, одному Богу известно. Возвращаясь утром из Академии, ловил себя на мысли, что сплю стоя. Эта работа была тяжела, но крайне интересна. Интересна была уж тем, что я первый из исследователей «прощупал» на цифрах как ведет себя сеть в составе ЦКП ГШ РВСН-КП Ракетной армии-КП трех дивизий-КП 12 Ракетных полков при организации связи между ними близкой к реальной.
 Автора могут спросить: кому нужны эти подробности? Могу ответить, что далекий от этой проблематики читатель может пропустить детали, его может убедить одна цифра 25 ночей непрерывной работы весьма солидной по тем временам ЭВМ. Специалист, особенно тех времен, убедится на цифрах, что это не просто большой эксперимент, а изрядно большой. Да и автору приятно вспомнить эти сумашедшие денечки (точнее ночи).
Весьма любопытно, что уже первый прогон при начальных исходных данных показал, что модель не только работоспособна, но СПД выдает результаты близкие к ожидаемым (так при характеристиках первого удара противника: одна головная часть на один узел с тротиловым эквивалентом одна мегатонна и точностью один км (СКВО) СПД еще довольно прилично функционирует: около 50% сообщений доводится до адресата своевременно и чуть меньше утрачивается).
В течении 25 ночей было исследовано поведение СПД  во всем диапазоне исходных данных воздействия противника: от практически допустимого качества функционирования, обеспечивающего передачу информации, необходимой для управления РВСН при нанесении ответного удара до полного прекращения функционирования СПД (уничтожены практически все узлы связи и связывающие их каналы). Кроме исследования основной задачи, были получены некоторые побочные результаты, представившие значительный интерес для конструкторов АСУ РВСН, в работах которых принимали сотрудники нашей кафедры.
Так например, при поездке в Ленинград на ведущее предприятие по моей диссертации (НПО «Импульс», разработчик АСУ «Сигнал») один конструктор обратил внимание на следующую полученную зависимость: среднее время доведения сообщения до адресата и среднее число потерянных сообщений как функция числа допустимых переприемов сообщений при прохождении их через другие узлы-ретрансляторы при отсутствии прямого канала между узлом передачи и узлом приема (реальная СПД работала, используя принцип коммутации сообщений). Эта константа была введена специально, так как ее отсутствие могло привести к тому, что алгоритм поиска кратчайшего пути в сети мог организовать излишнее многократное прохождение одного и того же сообщения да и других тоже одного и того же пути в сети (то есть организовать зацикливание сообщений). Это явление могло резко изменить картину функционирования СПД. Исследование показало, что увеличение константы на величину более трех не приводит к улучшению оперативных характеристик СПД. Такой побочный результат очень обрадовал конструктора (он оказался довольно высокого положения), так как позволил обосновать сокращение объема заголовка сообщений всех категорий срочности. Но еще более важным оказалась возможность обосновать сокращение объема оперативной памяти на узлах связи всех категорий, а это уже сокращение стоимости аппаратуры и повышения ее надежности. Факт был отмечен в отзыве, что прибавило весомости моей диссертации в глазах Ученого Совета. Однако, это все было позже, а сейчас предстояла кафедральная защита, к которой я был технически и морально готов, но судьба готовила мне очередной сюрприз в виде позиции бывшего командира «штрафной роты».
   В конце июня я доложил руководству кафедры, что готов к защите.   Рецензенты за 3-4 дня изучили мои  три толстые тетради и сообщили руководству и затем мне, что материал добротен, диссертабелен и может быть представлен на защиту.
По традиционно принятому на кафедре протоколу: доклад соискателя, выступления рецензентов и других членов кафедры, ответы на вопросы и замечания, в принимаемом решении должны быть слова, что результат защиты положительный, кафедра рекомендует текст к печати и дальнейшей рассылке оппонентам и во внешние организации. Текст решения обычно готовил и зачитывал ученый секретарь кафедры.
Все шло традиционно, но когда встал секретарь, его остановил властным движением руки А.И. Шведун и сказал, что он сам подготовил решение. В решении было много обычных констатаций, правда с изрядным акцентом на замечания, но с полным отсутствием самого важного как то: положительном результате защиты, рекомендациями к печати и рассылке. Кафедра насторожилась, но проголосовала за предложенное решение, видимо многие подумали, что начальник не совсем знаком с традициями. Я лично был слегка ошарашен таким исходом, так как увидел за ним нечто большее, чем незнание традиций.
После заседания я зашел к начальнику с вопросом о том, можно ли считать защиту состоявшейся и услышал, что можно. «А почему это не нашло отражение в протоколе?», «Да это простая формальность», «А кто даст разрешение на печать?», «Устраните замечания, покажете рецензентам, они и разрешат». В общем я понял, что все маневры А.И. Шведуна не случайны и его отстраненность вполне объяснима. Ему нужны были аргументы, чтобы избавиться от меня (а они были налицо, достаточно посмотреть протокол решения кафедры) и можно набирать своих людей, а первый выпускник кафедры по специальности был явной помехой в этом деле.
Пришла пора  думать о своем трудоустройстве не менее активно, чем о защите на Ученом Совете (краем уха стало известно, что меня запланировали на должность СНС в головной институт РВСН в Болшево). Защита и подготовка к ней-это набор формальных действий (попроще и посложней), не требующих особых размышлений, чего не скажешь о поиске будущего места работы. Во- первых, это должна быть Москва, во- вторых, научно- исследовательский характер ее обязателен и желательно в новой сфере.
И тут, как было уже не раз, Всевышний  повернул ко мне свой светлый лик. У нас кафедре объявился с оформлением адъюнктских документов Саша Жованик, начальник отдела Щелковского НИПа. Услышав о моих затруднениях, он все понял и дал мне телефон Альберта Ловена, сообщив о том, что он весьма влиятельный человек во втором управлении (спутники связи) и большой друг Бориса Николаевича Крылова, сына Главкома РВСН маршала Н.И. Крылова.
Альберт Ловен произвел впечатление проницательного, хотя и достаточно закрытого человека. Много спрашивал, уточнял, но ничего не комментировал. Во время беседы мы прогуливались по Шаболовке рядом с входом в Телецентр (тогда Шаболовка 53, затем после упорядочения нумерации домов-35). Интересно, что уже тогда номер 53 использовался в качестве позывного оперативных служб громкоговорящей связи второго управления (номер дома сменился, а позывной остался и, кажется, до сих пор). В результате беседы Ловен сказал, что я подхожу по всем статьям, вакантная должность есть, но она испытательная (то есть не научная, иными словами прибавку 15% к окладу я получать не буду), и к тому же только майорская. Я безусловно согласился по причинам, изложенным в разделе 4 и не прогадал. Через год прошло расширение штатов и все стало на свои места.
Срок адъюнктуры заканчивался 10 октября, защита на Совете назначена на 19 декабря 1969 года. Кажется в этом интервале меня пригласили в Отдел  кадров Академии и сообщили, что состоялся Приказ Главкома РВСН о моем назначении инженером-испытателем 24 отдела 2 управления в/ч 32103. Сообщивший это майор Фонарев, понимал, что изменение проекта приказа (который планировал для меня по предложению Академии подполковничью должность в Болшево) не могло произойти без моего участия, а тем более согласия и я выглядел в глазах майора полным идиотом. Он не знал всех моих резонов и то, что это был не первый случай, когда меркантильные расчеты были мной отнесены на второй план по сравнению научными перспективами.
Перед защитой произошел интересный случай. Оказывается существовала традиция, которая предполагала за день до защиты 5-10 минутный прием соискателя Начальником Академии и ознакомление с ее содержанием. Такой прием состоялся. Нет нужды описывать маршала артиллерии Георгия Федотовича Одинцова, он достаточно известен. Однако, личное, хотя и краткое общение, открыло очень много нового. Это был человек острого ума и мгновенного понимания новых для него, достаточно сложных проблем (он ведь был артиллерист, а диссертация по моделированию СПД пусть в условиях «обстрела»). Пролистав в течении 3-5 минут 120 страниц работы, при этом непрерывно дымя короткими сигаретами «Новые», он задал 10-12 вопросов, которые все были по делу и требовали четкого и ясного ответа. Ответы были даны и, видимо, были оценены положительно. Резюме аудиенции: «Работа нормальная. Защищайтесь».
Защита состоялась в срок, без каких-либо эксцессов, за исключением одного испорченного бюллетеня, где забывчивый профессор забыл выразить свое мнение. Из учебного отдела была дана команда оформлять документы в ВАК. Академический этап движения в науку был завершен.