Бракосочетание. Глава 21

Иллюстрация: Жан-Леон Жером "Пигмалион и Галатея" 1892 г.



Как ни странно, Ян Грегер тоже был далёк от фактов описанной истории. Вот он, как они с Кристианом де Снором позавчера договорились, пришёл в его скромное жилище, дабы художник написал его с натуры.

Ян позвонил в дверь, и перед тем, как ему отворили, он вынужденно выжидал небольшое время. Кристиан, получив сигнал, что заказчик явился, тут же с ювелирной аккуратностью снял с мольберта холст, над которым работал неустанно почти двое суток. Де Снор приставил его к спинке у изголовья кровати в спальне. Картинная рама, доселе пустующая, заняла почётную должность : она приняла заветный холст. Испытующим и ненасытным взором Кристиан впился в своё новорожденное творение. Так взирают на объект вожделения и острого страдания безнадёжно влюблённые. Так Кристиан взирал на ту, что пришла к нему в грёзах. Как он великолепно запоминал сны!.. На полотне сиял образ той ангелоподобной и ледяной королевы, абсолютного «цветка зла». Кристиан запечатлел её в тот момент, когда крупные кровяные слёзы оставили на белизне её щёк две тончайшие полосы, а несчастный и безумный смех её вот-вот должен был сорваться с мертвенных губ. Это еле уловимое мгновение, исполненное высокого надлома и великолепного, приводящего в восторг трагизма – того, чем Кристиан священно восхищался. Она – это страшная красота, недопустимая, прокалывающая насквозь, как вспышка фантастической звезды. Кристиан был ослеплён ей, своей королевой иного мира. Он отдавал каждому движению кисти чуть души. И вот Королева возвеличилась на полотне, а он – стоял напротив выпотрошенный. Де Снор мог бы вечно на неё любоваться, безмолвно и сладко.
 
Но Ян Грегер позвонил уже и второй раз.

Кристиан прикрыл в спальню дверь и отворил заказчику, после того, как проделал эти несложные и одновременно сложные вещи.  «Здравствуйте. Войдите», - раздался тихий гортанный голос из темноты узкой прихожей. Оттуда резко повеял густой табачный дух, заставивший Яна поморщиться. Грегер снял шляпу и пальто и проследовал за хозяином квартиры в мастерскую, что оказалась хорошо освещённой пустым и заплесневелым дневным светом. Кристиан  предстал босяком, был облачён лишь в издревле запачканные краской штаны и великоватую белую рубашку с небрежно закатанными рукавами, имеющую такой же самопроизвольный узор.  Он держал в нервных и изящных пальцах свой вечный мундштук с новой зажженной сигаретой. На его прекрасные руки можно было засмотреться. Де Снор сделал глубокую затяжку. В мёрзлом абсенте его меланхоличных глаз, долго лишенных сна и от того окольцованных тёмными кругами, на секунду отразились ярко-вишнёвые вспышки тлеющего табака. Он негромко промолвил:

- Питаю надежды, что Вы определились с тем, как Вас, уважаемый Ян Грегер, запечатлеть…

Его голос был сам по себе низок и глубок, наделён чуть хрипловатой бархатистостью. Даже странно, что он, исходящий из недр, умещался в его излишне худом теле. Сейчас де Снор, как таковой, всецело доведён до крайнего своеобразия и странности. Словно он вне квартиры и всех обстоятельств. Он воспринимал настоящее, как трафарет. Он задавал Грегору те же вопросы, что и остальным клиентам в бесчисленные разы подобных заказов, чтобы понять, как нужно изобразить. Получал такие же трафаретные ответы. Ян Грегер, как и все другие, пожелал ярких красок, придуманного цветущего фона и ещё чтобы его нос не казался таким большим. Среди напутствий были и те, что отражали его желание выглядеть моложе, румяней и не таким седоволосым и обрюзгшим. «Порнография», - очередной раз подумал Кристиан, выслушивая пожелания. «Порнография», - подумал Ян, когда, куксясь, смотрел на картины в мастерской, написанные де Снором для себя. Женские образы на его полотнах – это поломанные бесстыдные марионетки, утянутые латексом, измождённые феи со швами внизу живота. Поскольку данной тематикой художник не ограничивался, то Грегеру пришлось наречь остальные полотна термином «ужас».
Но негативного впечатления он показывать и не думал: всё же не стоит приходить в чужой монастырь со своим уставом, даже если под монастырём подразумевается сумрачная храмина преисподней. «Оставь надежду , всяк сюда входящий,» - взывала надпись на воротах ада Алигьери Данте. «Оставь надежду , всяк сюда входящий, позируй смирно, оставь чаевых, ибо как накоплю денег , так покину эту дыру и отправлюсь в город Мечты», - такая надпись должна была радушно встречать клиентов Кристиана на двери в мастерскую – протяжённая, но крайне правдивая. Хотя была одна небольшая картина, к которой Ян Грегер отнёсся без притязаний, учитывая её нейтральный характер. Это пейзаж некого пасмурного и призрачно-голубого города под аметистовым небом, казавшегося сотканным из дождя и туманов. Там – вид безлиственной аллеи и старинного квартала, в отдалённой перспективе уходящих в заманчивую дымку.

Грегер, будучи человеком болтливым, ради приличия поинтересовался у художника, пока тот готовил рабочее место:

- А Вы не подскажете, что за город там написан?

- Мидиан, - ответил Кристиан с особенным чувством. Про свой «город Мечты» он не мог говорить иначе, без затаённого дыхания. Ему было даже неприятно делиться какой-либо информацией с посторонними на эту тему. Они бы не поняли, что для него Мидиан созвучен с Мечтой не только по начальным буквам. Он рисовал пейзаж с фото, выуженного у одной из любовниц несколько лет назад. Именно тогда он заинтересовался Мидианом.

- Знакомое очень название… Мои родственники давным-давно, вроде как, там жили. Уж не знаю, как – но жили. Никто мне не рассказывал про них – так случилось. А самому что-то про родословную узнавать просто лень. Как будто у меня своих забот не хватает! А хотя у меня детей нет, семьи нет, значит и забот нет, – тут Грегер засмеялся своей сомнительной шутке. – Я больше предпочитаю бизнес… А скажите, вот Вы меня нарисуете, да, а мне результат понравится?

- Вы приобретёте у меня такой портрет, что с ума сойдёте от восторга, - скрывая раздражение за приподнятыми уголками губ промолвил Кристиан и уже предположил, что ближайшие часы он будет разгребать массы вопросов от этого глупца Яна Грегера.

- Тут так накурено! Вы могли бы окно открыть? – спросил натурщик.

- Вполне, - и де Снор отправился растворить окно, так как счёл, что за его согласность и вежливость Грегер, «больше предпочитающий бизнес», доплатит ещё и сверху. В комнату залетел порыв ветра. Кристиан, смежив веки, глубоко вдохнул неизъяснимо новый воздух. «Может этот вихрь пришёл из Мидиана?» - прокралась успокоительная мысль, заставляющая его немного скинуть напряжённую думу, что впереди – очередной скучный сеанс выполнения заказа. Он чуть наклонил задурманенную голову набок и оперся расправленными бледными руками о рамы, образуя силуэт распятия. Его выделяющиеся ключицы, вздымающиеся сливочно-русые волосы и стрелы ресниц целовали заплаканные музы тоски.
Пока он стоял спиной к Яну Грегору, то не заметил, как дверь в его спальню беззвучно приоткрылась. Можно пенять на сквозняк или на что-то другое, но она самопроизвольно медленно растворилась. Напротив сидящий Ян кинул туда, в другую комнату, между делом незначительный взгляд. Но Грегер так и не смог его в последствии отвести: он увидел портрет той королевы, ослепительной как полярная звезда. Когда Кристиан повернулся, то кресло, где должен быть натурщик, пустовало.

Грегер стоял у спинки кровати, приковав всё внимание к доселе спрятанному полотну. Художника рьяно хлыстнула необъяснимая ревность, но он лишь промолвил застывшему на месте клиенту:

- Пожалуй, нам не следует отлучаться от дела.

Кристиан заметил непоправимую перемену в Грегере: с онемевшего лица исчезли все эмоции, безмолвный широкий взгляд застыл на незнакомке. Ян вымолвил слабым голосом, точно не замечая Кристиана:

- Какое божество!.. Ангел! – и здесь он хотел подойти к изображению ближе, как де Снор потянул его за рукав:

- Я настаиваю, чтобы Вы заняли место натурщика.

Грегер взглянул на него быстро и с чувством щекочущего страха, что его хотят разлучить с образом этой прекрасной женщины. Он шевелил холодеющими губами, силясь хоть что-то сказать. Кристиан с тайным испугом спросил:

- Господи! Что же с Вами случилось ?

- Продайте мне её, - умоляюще складывая руки, произнёс Ян.

- Я не могу, - твёрдо ответил Кристиан.

- Не можете?!.. – затрясся в панике Грегер.

- Эта картина бесценна, - изящно и лукаво чуть улыбнулся де Снор, доходчиво поясняя отказ от предложения. Оно показалось ему приятным , но всё равно недопустимым. Пигмалион не посмел бы своему сердцу променять Галатею на все сокровища мира, но тот был королём и в себе тысячу дней не хранил хрупкую Мечту о Мидиане. В Кристиане разразилось противоречие. И тем больше оно росло, сколько Ян Грегер приходил в иступлённое отчаяние:

- Я заплачу Вам! Я всё, всё, отдам, что у меня есть ! До нитки меня оберите!..
- «До нитки», значит , - задумчиво и лестно промолвил художник, горизонтально проводя заострённым ногтем мизинца по открытому высокому лбу медлительным движением.

- Она должна быть моей! МОЕЙ! – завопил в слёзной лихорадке Грегер. На этом моменте Кристиан в захлёстывающем порыве обозначил тонкий порез над одной из надбровных дуг. И после он силой вывел Яна из брачного логова, где спрятал СВОЮ возлюбленную и желанную.

- Как Вы жестоки! Будьте милосердны, сжальтесь, сжальтесь ! – кричал Грегер, готовый упасть ниц. Он окончательно потерял самообладание.

- Сядьте или уйдите совсем, – мрачно сказал де Снор и направился к открытому окну. Ян предпочёл сесть. Он закрыл лицо, уронил торс на дрожащие колени и замер.
Кристиан сделал руки замком и приложил к ним сжатые губы. Он понял , что именно сейчас нужно выбирать между двумя полюсами, на которых различные блага. С одной стороны его манила невероятно идея крупного заработка , посредством коего он в сей же день покинет этот тусклый городок и обоснуется в Мидиане. С другой же – блистало его творение, которого он не хотел лишаться. И это не просто труд, взявший у него немного жизни, не просто результат работы, отнявшей у него массу времени и сил. Он дорожил самим образом незнакомки – натуральным проявлением её в этом постылом для него мире. Она для него - единственная ледяная вспышкой света на чёрном небосклоне. «Она во мне будет вечно. Вот здесь, под кожей. Да, вечно! Мидиан столько не простоит…» - заключил он внутренне и перевёл огненно-зелёные глаза на оконную створку, где в тёмном, пыльном стекле возникло его отражение. Из пореза на лбу стекала капелька крови. «Как от тернового венца», - беззвучно он усмехнулся одной стороной губ своему сравнению.

- Я не буду жесток, дабы не терзать несчастного Вас. «С милостливыми Господь поступает милостливо,» - повествует священное писание, с которым я знаком, как ни парадоксально! – Кристиан с лёгкой непринуждённостью и радостью обратился к Яну после раздумья, присев на подоконник. Грегер поднял на него мокрые красные глаза, не веря его благосклонности.

- Что же, друг мой, Вы медлите? Пора расплачиваться, - заключил художник.

- Вы… Мой благодетель! Спаситель! Благороднейший из людей… - надрывно и взахлёб в болезненном счастье говорил Ян.

- Сколько Вы мне дадите? Я могу и передумать, если моё бесценное полотно Вы осмелитесь недооценить… - тонко подметил де Снор с деликатной издёвкой.
Грегер огласил сумму.

У Кристиана , когда он услышал, чему она равна, перехватило дыхание . Но он не упустил возможности потомить несчастного, принимая судьбоносное решение. Он то бросал подачки в виде того, что он более склоняется продать портрет «божества». В эти мгновения Грегер воодушевлённо сиял и готов уже был сорваться в банк, чтобы снять наличные. Или же Кристиан изображал сомнение: «Но подумайте сами, уважаемый! Как мне быть , если я лишусь присутствия моего ангела?...Какие здесь могут быть деньги!...Повремените, не сбивайте меня». И тогда Ян превращался в открытую воспалённую рану. «Я как Бог,»- подобострастно думалось Кристиану, когда он видел перемену в трепещущем от балансирующего вердикта человеке.
Конечно же, стоило лишь ему узнать, чему равна предлагаемая сумма, как он твердокаменно принял решение, что продаст полотно.

Конечно же, вдоволь насмотревшись на пытки Грегора, он сказал : «Жду вас с наличными сегодня же и незамедлительно. И ещё, Ян, захватите мне по дороге сигарет, если Вас не затруднит».

Конечно же, Кристиан, сам того не подозревая, сделал одну вещь, которая в скором будущем изменит многое. Изменит - на корню и явственно.

Он просто продаёт полотно с пригрезившейся незнакомкой Грегеру и более ничего. Бартер воплощения одной мечты на другую Мечту. Первая ей и останется, а Мидиан получил возможность сбыться.

За то время, пока Ян , ни теряя и секунды, ходил снимать сбережения, Кристиан положил полотно на кровать и осторожно лёг рядом. Он, замирая и боясь дышать, смотрел на прекрасную и на недостижимую с нежной и обречённой тоской. Он словно лежал возле мёртвой невесты, тщетно ожидая в полоумной надежде, что изысканный труп начнёт дышать. Их венчало безмолвие, возможное лишь под заколоченной гробовой доской. Как он хотел поцеловать хотя бы край подола, прильнуть к её следам, если бы недостижимая была реальной, как любая другая женщина. Время, что он лежал возле неё казалось бесконечностью – провалом в чувственное и трагическое небытие.

Скоро он получил нужную сумму, которую удосужился даже пересчитать. И тогда труп унёс Ян Грегер.
 
Под вечер того же дня Кристиан уже собрал вещи, купил билет на поезд без пересадок до Мидиана и сделал ещё некоторые приготовления. Он позвонил по номеру, выуженному несколько лет назад, опять же, у одной из любовниц. Так можно было договориться с хозяйкой некой квартиры по поводу съёма жилья. К счастью, Мари Флоренц, как она представилась, не сменила телефон за долгое время. Они договорились.

Синие сумерки застали квартиру Кристиана пустой. Всё осталось по-прежнему, кроме наличия полотен, художественных принадлежностей и часов с застывшими стрелками. Свой никогда не показывающий телевизор он брать не стал – мало ли их, с рябью?
 
Вот так потребность писать на входе в мастерскую вариацию на тему «Оставь надежду, всяк сюда входящий» отпала сама собой. Персональная уютная геенна Кристиана де Снора переехала прямиком в Мидиан.