Как дедуля лекарем стал

       В детстве меня всегда удивляло, что к дедушке по вечерам приходило много незнакомых людей.Я не понимала, для чего они приходят и что им надо.
       Годам к пяти я поняла, что из всех окрестных деревень к нему приезжали и приходили больные рожей, которую он умел выговаривать. Видимо, славился он этим не зря, потому что, выздоровев, «пациенты» в благодарность  приносили ему гостинцы: кто меда, кто яиц, кто сала или масла, а то и мешок муки или телегу сена, хотя дедушка ничего никогда не требовал  за лечение и даже посмеивался над собой и всегда пытался отговорить: «Да я не знаю, поможет или нет, лучше иди в больницу или в Бетово, там бабка лечит».  Но  некоторые говорили,  что там уже были и на него одна надежда.
       И он приступал к «лечению». Брал лист бумаги, складывал его аккуратно вчетверо, делил по сгибам на 4 части. Одну часть сразу же сжигал на загнетке (выступающая часть печи перед заслонкой). Остальные нумеровал и мелко «исписывал», читая при этом «Отче наш». (Сколько раз он произносил молитву, я не  помню). Читать и писать я еще не умела и как-то спросила Валю, что он пишет на листочках. Она сказала, что это не буквы, а такие загогулины, как я пишу, когда мы играем в школу. Эти листочки он нумеровал и отдавал тому, кто пришел (больному или посыльному от него) и наказывал  три дня подряд выйти на утренней заре, трижды прочитать «Отче наш», повернувшись лицом к солнцу, прикладывать бумажку к больному месту и замотать красной тканью, а  перед этим старую бумажку сжигать  именно на загнетке, трижды  перекрестившись и проговорив: «Во имя  Отца и Сына, и Святого Духа! Аминь!»
 А однажды я подслушала разговор о  том, как он стал знахарем. Он рассказывал это своему выздоровевшему «пациенту», который удивлялся: «Семеныч, ты же раньше не умел лечить, как научился? Может, и меня научишь?»   И дедушка рассказал, а я почему-то запомнила его рассказ даже с его деревенским выговором и  интонациями, хотя было мне не более пяти лет.
       Он рассказал: « Было это в ампиристическую войну. Наша часть была из ополченцев. И был среди нас молоденький паренек Ванятка, он сбежал на войну и прибавил себе годков. Совсем желторотый был, а мы мужики в возрасте, ну и пооберегали его: харчи с кухни принести, котелки помыть , прибраться…   А там в караул или в атаку - ни-ни!  Война уже и не войной была. Мы уже долго сидели в окопах против немцев и почти не стреляли. Даже перекрикивались с ними и знали некоторых по именам. И вот однажды Ванятка  стал  с утра приставать ко мне: «Дядь  Миша, давай я тебя научу рожу выговаривать, а то меня сегодня убьют, а я должен это передать». Ну, я отнекивался, что ничего со мной не получится, я и в церкву только раз в год хожу – на Пасху. Какой из меня лекарь и знахарь?Лучше вон Анисиму передай, он день и ночь поклоны бьет.
        А он не отстает, хвостиком за мной ходит, а дело уже к вечеру. Тут уж мужики стали на меня ругаться: «Тебе что, трудно мальца выслушать, успокой его душу, пусть расскажет!» Ну, я и выслушал в пол-уха, не особенно-то и старался запомнить. За ужином все над Ваняткой посмеивались.  Дескать,  рано по себе панихиду пел, день закончился, а ты жив, значит, долго жить будешь. А ён головой качает, говорит, что день еще не кончился. Помыл Ванюшка котелки, а как стал помои через бруствер выплескивать, тут  и упал навзничь.  Глянули, а у него дырка прямо посередке лба. И откуда пуля прилетела? За весь день ни одного выстрела не было. Меня ажник оторопь взяла!
        А вскорости немцы пошли в наступление. Во время артобстрела попал я под осколки и меня засыпало землей. Откопала похоронная команда. Думали, что мертвого, да услышали, что еще дышу и отправили в лазарет. А оттеда уже переправили в Питербурх. Лежал я там бревно бревном на животе, спина и ноги осколками иссечены, рука в бинтах, ноги в лубках, глухой, как пень. Спасибо, осколки повытаскивали. Выходили. Раны зажили, повязки и лубки сняли, а контузия еще не проходит – ходить не могу, шатает и об стенку бросает, тошно и голова гудит, как котел. Понемногу стал кое-что слышать. Но не показываю виду – антиресно мне услыхать, что обо мне говорят. Даже когда осударь  ампиратор  пришел в лазарет и ручкался с нами и медальки нам вешал, не признался я, что слышу. А ён, когда уходил, приказал  сводить тех, кто ходит, в зверинец. Во где чудеса! И слона  там   видал, и верблюда, и тигру, и каркодила, и павлина и дикобраза!  Каких только зверей там нетути!    А потом меня списали из армии подчистую.
      Приехал я домой. Народу полная хата набежала. Собрали стол, стали угощаться. Смотрю, кум со мной рядом сидит смурной. Спрашиваю, чего кума не пришла, он отвечает, что кума от рожи умирает, сказали как до сердца дойдет, так и конец. Ничего не помогает, со дня на день конца ждем. Тут мне сразу вспомнился  Ванятка. Будто он рядом стоит и напоминает мне, что и как делать. Сделал, как он учил. Даю куму бумажки, говорю, что надо  сделать, а сам  сумлеваюсь, поможет ли. Через неделю кум принес  бидон меду и вся деревня узнала, что я лечу рожу. А там и из других сел прознали. Вот так-то. И тебе расскажу, как мне Ванятка рассказывал. А получится научить, нет ли  - не знаю».

       Видимо, дедушкина наука не пошла мужику впрок, потому что  по-прежнему хворые шли и ехали только к нему. Мама говорила, что дядя Ваня тоже научился лечить рожу. Но он погиб, а мама  учиться этому не захотела. Так со смертью дедушки и ушло это полезное людям знание.